Народная мудрость на страницах «Поднятой целины»

2.3. Народная мудрость на страницах «Поднятой целины»

Начиная разговор об отражении народной мудрости в романе, отметим ряд пословиц, воссоздающих картину коллективизации в Гремячем:

«Тит да Афанас, разымите нас». (58)

«У нас именья — одни каменья». (69)

«Пройдет сев, и толкач муку покажет». (134)

«Хучь сову об пенек, хучь пеньком сову, а все одно сове не воскресать». (149)

«Без ветру и ветряк не будет крыльями махать». (177)

«Сила солому ломит». (282) [10, c.8]

Пословицы, включенные в контекст повествования, и высказывания обобщающего характера выводят на новый виток размышлений о человеке и власти.

«Хорошо, что брухливой корове Бог рог не дает, а то если б Макару дать власть, что бы он мог наделать! — не без страха подумал» Андрей Разметнов. Страх этот отчасти объясняет еще одна его мысль: «Макару попадет шлея под хвост — тогда и повозки не собрать». Опасения Разметнова не лишены оснований: к осуществлению социального эксперимента на местах власть привлекла немало горячих голов. [5, c.516]

«Стало быть, брехал Серко — нужен был... Старый стал — с базу долой...». В пословице, которую с таким трудом произносит на заседании бюро райкома исключенный из партии Нагульнов, звучит не только глубокая обида, но и обвинение в бездушии, адресованное партийному руководству. Автор концентрирует внимание на чувствах героя, скрывающих то, в чем ему трудно признаться даже самому себе: «Лицо Макара было неподвижно, как гипсовая маска, одни лишь губы вздрагивали и шевелились, но при последних словах впервые за всю взрослую жизнь ручьями хлынули слезы». [5, c.179]

«Хоть и говорит советская власть, что лодырей из бедноты нету, что это кулаки выдумали, но это неправда», — заявляет на общем собрании середняк Ахваткин, и никто из присутствующих не решается возразить ему.

«Зараз проявились у советской власти два крыла: правая и левая. Когда же она сымется и улетит от нас к ядрене фене?» – слышит из темноты чей-то незнакомый голос возвращающийся с работы Давыдов.

«Семь бед — один ответ! Что нам, не сеямши, к осени с голоду пухнуть, что зараз отвечать, — все едино!» — открыто выражают недоверие к новой власти гремяченские «тетушки», убедившиеся в вероломстве ее по отношению к выходцам, из колхоза. [5, c.187-298]

Значит, недобрые предчувствия, касающиеся будущего, не являются исключением, но говорить о них вслух опасно. «Смотри поджимай язык, а то его и прищемить недолго!»— предостережение Якова Лукича касается не только его сына. «Прибереги язык, Устин!» — советует старик Осетров своему племяннику, отцу шестерых детей.

Новое время несет свою мудрость. Иногда она перекликается со старой: «В деревне выпьешь на копейку, а разговоров будет на сто политических рублей», иногда противоречит ей: «За око — два ока!». Все популярнее становятся высказывания-лозунги, формирующие не только особый стиль поведения, но и особый склад мышления: «То и мужчинское дело, куда пошлет партия», — назидательно втолковывает Нагульнов Разметнову. [5, c.430, 578]

Однако казенную мудрость заглушают пословицы, оправдывающие бесхозяйственность, обман, воровство. «Старая девка и от кривого жениха не отказывается... Я так разумею: работа наша в колхозе артельная, идет она на общую пользу принять помощь от другой бригады не считаю зазорным делом», — определяет свою позицию Агафон Дубцов, угнавший во время сенокоса лошадей из другой бригады. [5, c.332]

Обман, мошенничество, воровство ради «общей пользы» уже не считаются преступлением. «Было ваше — стало наше», — цинично бросает один из тубянских колхозников, вывозящих по приказу своего председателя сено, скошенное гремячемцами. И особым смыслом наполняется поговорка деда Щукаря: «Нужда, брат, заставит всякой пакости выучиться…».

«Слушай старого человека пристально...» Эти слова Ипполита Шалого может считать своеобразным эпиграфом к артистически звучащим высказываниям пожилых героев. [10, c. 8]

«Голодный человек — волк в лесу, куда хошь пойдет; сытый человек — свинья у кормушки, его и с места не стронешь», размышляет Яков Лукич, впервые в жизни не радуясь хорошему урожаю, поскольку он укрепляет позиции ненавистной ему власти, становится ее союзником.

Но разве не несет это высказывание ценнейшую информацию для тех, кто одержим мечтой о мировой революции? Однако Яков Лукич не относится к тому, кого надлежит слушать, да и сам он, живущий в постоянном страхе, следит за тем, чтобы не сказать лишнее, поэтому скрытые ото всех его размышления адресованы прежде всего читателю, способному сравнивать, сопоставлять, делать выводы. [10, c. 8]

«Иной раз и поганая овца за собой гурт ведет», — высказывание третьестепенного персонажа, обретающее характер запоздалой реплики (вспомним слова Половцева): «Народ — как табун овец. Его вести надо»), завершает разговор о стаде и стадном чувстве, тот самый разговор, начало которому положили сравнения. Пословица, несущая заряд огромной обличительной силы, кажется: совершенно безобидной в контексте романа, к ней прибегает Тихон Осетров, разъясняя Давыдову ситуацию, сложившуюся на покосе. А все начиналось с того, что женщины, бросив работу в воскресный день, ушли в церковь: «Они, эти бы чисто овцы: куда одна направилась, туда и другие всем гуртом. Иной раз и поганая овца за собой гурт ведет... Поддались же мы Устину, затеялись в покос праздновать лихоманка его забери!». [5, c.436]

Так, может быть, затесавшаяся среди оправданий пословица случайность, значение которой не следует преувеличивать? Однако неслучайность появления Осетрова на страницах романа подтверждают события, связанные с Устином Рыкалиным. Незаметный Осетров не только спасает своего племянника от ареста, но и бесстрашно напоминает Давыдову о забытых властью детях, которых «воспитать трудно, а посиротить по нынешним временам можно в два счета…». Осетров говорит от имени тех, кто не поддался страху, кто не пошел против совести и не дал заморочить себя словами, поэтому остается в памяти, несмотря на кратковременность своего появления в романе. [10, c. 8]

Невозможно забыть и неслыханную дерзость деда Щукаря, заявившего на открытом партийном собрании: «Дураки при советской власти перевелись! Старые перевелись, а сколько новых народилось — не счесть!». Разумеется, Щукарь адресует свое возмущенне прежде всего Нагульнову, но к концу романа накапливается столько аргументов, подтверждающих справедливость этого высказывания, что оно вырывается за пределы конкретного эпизода, обретая пронзительную силу афоризма. [10, c.8]

Завершая работу над особенностями диалектной речи в романе «Поднятая целина», приходим к выводу, что содержание его отнюдь не исчерпывается победным шествием коллективизации, что в романе есть второй план, вносящий существенные коррективы в расхожие представления о нем, — значит, единственного прочтения для понимания его недостаточно.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Использование диалектной лексики в романе М.А. Шолохова "Поднятая целина" определяется выразительными средствами художественного текста: пословицами, поговорками, фразеологическими оборотами с их экспрессивно-эмоциональной окраской.

В основу исследования было положено 165 диалектических единиц, вычлененных из текста романа М.А. Шолохова "Поднятая целина".

Цель, поставленная в начале исследования - анализ диалектических единиц, их классификация и определение стилистических функций - была достигнута. В практической части работы вошли 68 глагольных выражений, 80 новых слов и 17 народных мудростей. Также были отобраны 20 реплик героев произведения «Поднятая целина».

При распределении диалектизмов на группы было выявлено, что наиболее употребительными являются новые слова. Установлено, что глагольные диалектизмы являются также наиболее употребительными, а это говорит о динамичности развития сюжетной линии.

Для языка произведения романа характерно употребление таких речевых единиц, как фразеологические обороты, пословицы, поговорки, которые выступают в качестве речевой характеристики героев романа.

Так как героями романа являются деревенские жители, донские казаки, речь которых насыщенна просторечными, грубо-просторечными оборотами, диалектизмами: омочить кулаком, бузу трешь, вязы скрутят и др.

Язык Шолохова одно - из удивительных явлений русской и мировой литературы 20 века. Редкостного искусства достиг Шолохов в использовании удивительного по своей красоте художественного приема: рисуя совершенную по точности реалистическую картину, он умеет сделать её в то же время символом, наполнить огромной силой образности, эмоциональности.

Язык автора и героев изобилует подлинными сокровищами, добытыми писателем в живой, образной, яркой народной речи.

Текст, которого мы коснулись, служит образцом того, как можно, “выражаясь сжато, высказывать много, быть кратким в многословии и плодовитым в краткости, тесно сливать идею с формою и на все налагать оригинальную, самобытную печать своей личности, своего духа”. Эти слова, сказанные Белинским о Лермонтове, применимы и к Шолохову.

Источником наших знаний о народе, времени, мышлении становится и в этом романе язык героев. Мы слышим живые голоса.

Речь народа, украшенная поговорками, свидетельствует о житейском опыте, хитринке, склонности к улыбке. Вспомним, как цыган расхваливал на базаре кобылу:

Скачет так, что — закрой глаза, и земли не видно будет. Мысля! Птица!.. Кобылка сива, не очень красива, да ведь тебе же с ней не спать, а на ней пахать, верно говорю! Ты приглядись, отчего она пузатая — от силы! Бежит — земля дрожит, упадет — три дня лежит... [11, c. 69]

Обычны такие шутливые сцены. Демка Ушаков встретил у правления колхоза Любишкина, подъехавшего верхом на маленькой, не по росту всадника лошаденке. Развеселился:

— Ты вроде как Исус Христос, въезжающий в Ерусалим на осляти... До смерти похоже!

— Сам ты ослятя! — огрызнулся Любишкин, подъезжая к крыльцу.

У каждого героя своя манера выражать мысли, свой словарь, своя тональность. [11, c.70]

Многие хуторяне вводят в свою речь книжные слова и обороты, нередко в искаженном виде, они стоят рядом с просторечием и диалектизмами: зараз, промеж, толечко, окромя, чудок, отсель, трошки, гутарить, хошь, остатние, ажник, энти, ноне, огромадный, вострая, хучь, ишо, вовзят, кубыть, допреж и приводят к стилистическому смещению, чересполосице. Но самый этот факт интересен. Он показывает, как на массы, хотя и удаленные от городов, воздействует публицистика, сказывается тяготение к политике, культуре. [11, c.71]

Такова речь Макара Нагульнова: «Мне с ним зараз зазорно на одной уровне стоять». Говорит он обычно с энергией, повелительно, напрямик. Возражает Баннику: «Бршешь! Разорвет тебя — столько хлеба слопать!»

То же — у Андрея Разметнова. Как председатель собрания, на котором премируют кузнеца Шалого, он останавливает хуторян от шума: «Цыцте, пожалуйста, и дайте человеку соответствовать словами!»

Щукарь запомнил слово натурально и украшает им свои живописные рассказы.

Половцев разговаривает с людьми как повелитель. Он кричит на Островнова, когда узнал, что Хопров отказался участвовать в их организации:

—Па-а-длец! Что же ты, образина седая, погубить меня хочешь? Дело хочешь погубить?

Он намерен решать судьбы людей ударами сабли, подкрепляет свои планы обращением к Богу: — Рубить! Рубить!.. — И мягче, с глухим клекотом в гортани:

— Боже милостивый, всевидящий, справедливый!.. Поддержи!.. Да когда же этот час?.. Господи, приблизь твою кару! [11, c.71]

Прав был А. Луначарский, когда сказал о “Поднятой целине” (первой книге): «Произведение Шолохова является мастерским. Очень большое, сложное, полное противоречий содержание одето в прекрасную словесную форму, которая нигде не отстает от содержания, нигде не урезывает, не обедняет его и которой вовсе не приходится заслонять собою какие-нибудь дыры или пробелы в этом содержании». [11, c.71]

Многообразен и бесценен вклад Шолохова в мировую культуру и цивилизацию. Воздействие его произведений, как это подтверждает время, прошедшее после их публикаций, приобретает новую притягательную силу с каждым поколением, которое начинает свою сознательную жизнь. Несомненно, у романа "Поднятая целина " всегда найдутся свои читатели. И в этом неумирающая сила и счастье художника.

Нельзя считать, что тема «Диалектическая лексика в романе М.А.Шолохова "Поднятая целина"» исчерпана. Могут быть проведены дальнейшее исследования. Данная курсовая работа есть вклад в исследование, посвященное языку художественных произведений М.А. Шолохова.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Ожегов С.И. "Лексикология. Лексикография. Культура речи". Учебное пособие для вузов. М.: "Высшая школа", 1974.

2.  Рященцев К. Народно-диалектная основа в авторской речи Шолохова. – М.: Просвещение, 1987 –245с.

3.  Фомина М.И. Современная лексикология. Учебник для студентов – 2-е изд. испр. и доп. – М.: Высшая школа, 1983 – 335с.

4.  Шанский Н.М., Иванов В.В. Современный русский язык. Учебник для студентов пед. Институтов. Лексика. Фразеология. Фонетика. Графика и орфография.- 2-е изд. испр. и доп. – М.: Просвещение, 1987 – 192с.

5.  Шолохов М.А. Поднятая целина. – М.: Просвещение, 1989 – 452с.

6.  Даль Н.В. Толковый словарь живого великорусского языка. Том I-IV. М.: "Русский язык", 1978.

7.  Кузнецов С.А. Большой толковый словарь по русскому языку. – Санкт-Петербург: «НОРИНТ», 2003.

8.  Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. "Толковый словарь русского языка". РАМ. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. Издание 4-е. М.: Азбуковник, 1997 – 944с.

9.  Ярцева В.Н. Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: «Современная энциклопедия», 1990 – 567с.

10.  Рослякова Л. О некоторых особенностях диалектной речи в романе М.А.Шолохова «Поднятая целина» //Русский язык (прил. К «Первое сентября»). – 2001. - №20, май. – С.8-13

11.  Степанов А.В. Стиль Михаила Шолохова: Анализ творчества //Русский язык в школе. – 2000. - №2. – С.68-73