Традиции Тютчева в лирике Зинаиды Гиппиус

Министерство образования Российской Федерации

Костромской государственный университет им. Н. А. Некрасова

Реферат

Традиции Тютчева в лирике Зинаиды Гиппиус

Кострома 2002

Без имени З. Н. Гиппиус не обходится ни одна биография сколько-нибудь значительного лица в русской литературе рубежа XIX – XX веков, без её произведений картина русской литературной и общественной жизни была бы не полной.

Уже в ранних стихах Гиппиус чувствуются отголоски поэзии значительных писателей Запада:

Из всех чудес земли тебя, о снег прекрасный,

Тебя люблю. За что люблю – не ведаю… -

конечно, отголосок «стихотворения в прозе» Шарля Бодлера об облаках.

Но люблю я себя как Бога, -

Любовь мою душу спасёт… -

явно создавалась под влиянием проповеди Ницше.

Эти стихи Гиппиус, уже тогда написанные с большим мастерством, были своеобразны по своему ритму, языку; сразу останавливали внимание читателей глубиной идейного содержания.

Но наряду с зарубежными истоками в поэзии Гиппиус, как и в русском символизме в целом, гораздо большее место занимали национальные литературные традиции. Ещё Мережковский в своей статье»О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893) замечал, что зёрна символизма находятся в русской «предсимволистской» литературе. При этом он называл имена Гончарова, Толстого, Достоевского, Тургенева и других. Среди поэтов предшественниками русского символизма он видел представителей «народничества» - таких, например, как Кольцов, Некрасов. Но прежде всего для становления символизма как литературного направления большое значение имел Тютчев.

Мережковский, называя Тютчева «певцом певцов», считает при этом, что именно в его поэзии отразился возвышенный идеализм XIXвека. Поэзия Тютчева для Мережковского «по - олимпийски – лучезарна, блаженная и могучая».

Гиппиус поддерживала точку зрения Мережковского и называла Тютчева самым близким поэтом для себя и своих современников: «Из старых поэтов, истинных, нашим современником мог быть Тютчев. Когда, кто любил, понимал и знал его странные лунные гимны, которых он сам стыдился перед другими, записывал на клочках, о которых избегал говорить? Если, наконец, немногие из теперешних, почуя его близость, и сливают сердце с его славословиями, - то как их мало! Да и для каждого Бог Тютчев всё-таки не всей полностью его Бог».²

В «Литературном дневнике» Гиппиус можно найти также запись о том, что для неё Тютчев был даже выше Пушкина.

От Тютчева Гиппиус унаследовала не только мотивы неясной устремлённости к Неведомому и мотивы человеческого бессилия, обречённости, но и тему трудной судьбы человека и страны в переломные моменты истории, которая отражается очень ярко в её гражданской лирике.

Как и Тютчев, Гиппиус со страданием и глубокой болью откликается на ужасы войны, на безудержно льющуюся кровь, обесценивание человеческой жизни. Тютчев не принимает революцию, что находит отражение в его стихах:

Ужасный сон отяготел над нами,

Ужасный безобразный сон:

В крови до пят, мы бьёмся с мертвецами,

Воскресшими для новых похорон.

(Ст. «Ужасный сон…», 1863)

Гиппиус уже в своё время тоже была противником революционных преобразований в России:

Нет, никогда не примирюсь.

 Верны мои проклятья.

Я не прощу, я не сорвусь

 В железные объятья.

(Ст. «Без оправданья», 1915)

Тютчев провидел в своих стихах и революцию 30-го, и революцию 48-го, и всеобщее разрушение мировых войн, предсказал роль революции в истории.

Стихотворение «Памяти М. К. Политковской» типичный пример вестничества, глубины интуиции, явный прогноз грядущего и судеб века:

В наш век отчаянных сомнений,

В наш век неверием больной,

Когда всё гуще сходят тени

На одичалый мир земной…

(Ст. «Памяти М. К. Политковской», 1876)

В августе 1863-го Тютчев пишет, как бы провидя им же отрицаемое – грядущую русскую революцию:

И целый мир, как опьянённый ложью,

Все виды зла, все ухищренья зла!..

Нет, никогда так дерзко правду Божью

Людская правда к бою не звала!..

И этот клич сочувствия слепого,

 Всемирный клич к неистовой борьбе,

Разврат умов и искаженье слова –

Всё поднялось и всё грозит тебе,

О край родной! – такого ополченья

Мир не видал с первоначальных дней…

Гиппиус тоже по-своему пророчила революцию 17-го. По мере того, как Россию всё более начали сотрясать революционные бури, поэтическая мысль Гиппиус становилась всё более острой и пронзительной, стих приобретал резкость, даже жёсткость.

О совершенно новом качестве слова З. Гиппиус, поднявшегося до пророческой мощи, даёт весьма точное представление стихотворение 1905 года со странным названием «Оно»:

Ярко цокают копыта…

Что там видно у моста?

Всё затёрто, всё забыто,

В тайне мыслей пустота…

Только слушаю копыта,

Шум и крики у моста.

Всё разбито, всё забыто,

Пейте новой вино!

Жадны звонкие копыта,

Будь что будет – всё равно!

Ст. «Оно», 1905)

Гиппиус здесь предчувствует революцию. Её страшит ужас власти, толпы, насилия. Прослеживаются в этом стихотворении и апокалиптические мотивы, которые Гиппиус будет развивать и в более поздней лирике.

Гиппиус прислушивалась к пророчеству Тютчева. Заглядывая в конец XX века, он пишет, что человек, лишённый верований, преданный на растерзание реальностям жизни, не может испытывать иного состояния, кроме непрекращающейся судороги бешенства. Его строки -

О Господи!.. и это пережить…

И сердце на клочки не разорвалось…

в отрыве от конкретных обстоятельств их написания является эпиграфом ко всему, что произошло в его стране после октября 1917-го. Тютчев предвидел характер русской революции. Революция для него «ужасный вихрь, в котором погибает мир», и всё рушиться, всё гибнет в этом общем воспламенении. Тютчев видел в революции «чистейший плод» западной мысли, реформации, утопии.

Нет веры к вымыслам чудесным,

Рассудок всё опустошил.

И покорив законам тесным

И воздух, и моря, и сушу,

Как пленников их обнажил;

Ту жизнь до дна он иссушил;

Что в дерево вливала душу

Давало тело бестелесным.

И Гиппиус, уже после первой мировой войны, категорически отказывается от битвы народов и государств:

В последний час, во тьме, в огне,

Пусть сердце не забудет:

Нет оправдания войне!

И никогда не будет.

И если это Божья длань –

Кровавая дорога, -

Мой дух пойдёт и с ним на брань,

Восстанет и не Бога.

(Ст. «Без оправданья», 1915)