Удары по аналитическому видению

3. Удары по аналитическому видению

Основные кирпичи в фундаменте программы аналитического «движения» были положены философами первой трети столетия (Рассел, Мур, Витгенштейн, Рамсей). Задача их последователей во второй трети столетия выражалась в развитии взглядов своих «учителей» и создании целостной программы этого направления. Назвать некоторых ученых среди многих, сделавших вклад в это движение, просто (Райл, Остин, Урмсон, Стросон, Куайн, К. И. Льюис, Франке-на, Чизолм). Но это только вершина видимой части айсберга. Движение стало слишком популярным, чтобы составить какой-нибудь компактный перечень его участников, которых на самом деле легион, и оно также стало перемешиваться с логическим позитивизмом и эпистемологией науки [5].

Но по мере того, как программа развивалась, с внесением ясности обозначилась суть некоторых моментов, а это нанесло резкие удары по основным точкам зрения доктрины, которые-то и обеспечивали аналитическую философию оригинальной движущей силой.

Неопределенность основных идей в контексте самой аналитической философии.

В работах Поппера, Гемпеля, Куайна и Дэвидсона широко объясняется невозможность достижения ясных отличий в таких аналитических фундаментальных противоположностях как наука-ненаука; аналитическое-синтетическое; формальное-фактуальное; осмысленное-бессмысленное. В самом деле, даже такие фундаментальные понятия, как «философия», «язык», «значение» и родственные им, препятствуют всем попыткам объяснения того, что же это есть на самом деле, и растворяются в «свободные группы», «группы семейного сходства», «по существу свободные понятия» и тому подобное. Тем самым рефе-ренциальные термины, на которые философские аналитики предлагали ссылаться в своей работе, оказались ускользнувшими из их крепкой хватки, растворившись в прозрачном воздухе. Так, например,

ЗАПУТАННОСТЬ ЗНАНИЯ. Даже если мы не можем дать четкую спецификацию природы знания, мы, конечно, будем надеяться и ждать достижения некоторого аналитического разъяснения условий употребления суждения типа «X знает, что р». Однако это многообещающее предложение также старо, как и утверждение в диалоге Платона «Теэтет» формулы «х знает, что р, если и только если х верит, что р истинно и х верит, что имеет большие основания верить в истинность р».

Но, как показало широкое обсуждение контрпримеров Рассела-Гетье данной формулировке, все возможные попытки дать спецификацию таких условий быстро терпят неудачу. Все больше и больше эпициклов запутанности должно быть вовлечено в анализ, который именно в силу этого никогда не принесет результатов.

ДРОБЛЕНИЕ ЛОГИКИ. Быстрое увеличение количества логических систем было другим камнем преткновения. Разнообразие логических инструментов и различие способов их функционирования порождает соответствующее различие лингвистических систем. Диапазон выбора соответственно не позволяет больше говорить о единственном варианте анализа, подходящего для какого-нибудь понятия или утверждения. Запутанность, которую Витгенштейн связывал с философскими понятиями, имеет место также и в философском анализе. Разнообразие инструментов дает разнообразие результатов. Анализ не производит указателей какой-то одной фиксированной понятийной дороги. В сущности, оказывается столько же вариантов анализа, сколько существует аналитиков. Как в таком случае, мы можем надеяться достигнуть единственного в своем роде «правильного» логико-лингвистического анализа, когда существует много различных логико-лингвистических систем?

НЕПОКОРНОСТЬ ЗНАНИЯ. Скоро стало ясно, что никакая степень прояснения (анализа) значения языка не может свести проблемы правильное-неправильное; обоснованное-необоснованное; важное-неважное к тому, что просто является фактически-научными проблемами. Попытки проанализировать ценность понятий — будь даже одни из них успешнее других — просто не связаны с существенными проблемами, которые принадлежат к этой области [6]. Особенно мы противостоим —

НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ МЕТА-ЭТИКИ. Философский анализ сам по себе подчеркивает и расширяет пропасть между тем, что существует и что должно быть (между фактами и ценностями). Но любой мета-этический анализ нашего рассуждения о морали (например, правильно-неправильно; хорошо-плохо; честно-бесчестно) описывает примеры использования этики. И это не ведет нас ни к какому решению существенных этических вопросов. Но, в конце концов, что действительно интересует нас здесь, это то, что является правильным само по себе, а не то, что люди называют правильным. Аналитическая мета-этика исключительно сосредоточена на объяснении употребления и оставляет нас перед жестоким выбором между нашими этическими предпочтениями лишь как перед второстепенным вопросом.

Исторический курс развития аналитической философии в рамках того, как она сама себя оценивает, соответственно преподносит целую серию горьких уроков для сторонников этой программы:

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЯСНОСТЬ ПОРОЖДАЕТ ЗАПУТАННОСТЬ Когда мы анализируем проблемы, ситуация не упрощается (не разрешается). Проблемы, рассматриваемые очень подробно, оказываются более сложными и разнообразными, чем мы подозревали. Анализ не аннулирует и не разрешает проблемы, а делает их более сложными и утонченными. Это не приводит к необходимости дробления и размножения. Мы, таким образом, встречаем —

СОХРАНЕНИЕ ПРОБЛЕМ. Старые проблемы не решаются аналитиками и не сводятся к улаживаемым научным вопросам. Они переживают аналитический процесс, изменяясь, приобретая более тонкую, изощренную форму. Они просто принимают пересмотренный — как бы запутанный до некоторой степени — облик. Эти примеры приспособления, подобно хамелеону, к условиям нового понятийного окружения.

ГИБКОСТЬ И ПОДАТЛИВОСТЬ ЯЗЫКА. Изменчивость наших лингвистических источников устраняет перспективу любого единственного, уникального, универсального «анализа». Аналитический процесс не может дать однообразия в решении проблем. Многообразие аналитических альтернатив является как бы частью проблемы, решением которой и занята философия. Анализ — это не королевская дорога для решения философских проблем.

ГЛУБОКОЕ НЕСХОДСТВО С НАУКОЙ. В естественной науке влияние эксперимента на теории препятствует росту распространения альтернатив путем их элиминации. Наблюдения, которые мы делаем в экспериментах, разрешают конфликты в пользу некоторых альтернатив. В случае философских проблем, по контрасту, анализ просто выдвигает на первый план и поддерживает разногласия и не решает (снимает или видоизменяет) проблем.

Конечный результат подобных соображений таков, что логико-лингвистический анализ, далекий от способа разрешения проблем, как бы сооружает телескоп, который показывает неизбежные сложности в увеличенном виде. Чем дальше программа развивается и распространяется, тем меньше доказательства она предоставляет доктринам, которые, как предполагалось, она должна обосновывать. Искомые вопросы не снимаются или решаются, а, напротив, вновь появляются в более утонченных, запутанных и едва уловимых формах. Анализ просто показывает свою неспособность в снятии проблем и решении вопросов в философии.

Таким образом, то, что аналитическая философия ни на что не способна, доказывается не внешней критикой, источник этого находится в ней самой. Аналитическая программа, как настаивают ее сторонники, идет впереди других, со все возрастающей самоотверженностью и энергией она погружена в море находок, а это, в свою очередь, делает первоначально взятые программные обязательства смешными.