Навигация
Критика материализма как основы научного познания
73079
знаков
0
таблиц
0
изображений
2. Критика материализма как основы научного познания.
В книге “Философские проблемы атомной физики” Гейзенберг неоднократно возвращается к вопросу - что дало развитие современной физики для понимания коренных принципов научного знания? Как подчеркивает Гейзенберг, классическая физика строилась на следующем основном положении: существуют объективные события, происходящие во времени и пространстве и не зависящие от наблюдателя и его измерений. Познание этих объективных событий, совершающихся в реальных пространстве и времени, и составляет сущность науки. В целом эта характеристика классической физики правильна. Действительно, материалистическая теория познания стихийно принимается всем естествознанием, в том числе и классической физикой.
Однако Гейзенберг утверждает, что положение изменилось с возникновением атомной физики и в особенности квантовой механики. Эти новые физические теории привели якобы к созданию совершенно “нового способа мышления”, неизбежным следствием которого является отказ от признания объективности пространства и времени, отказ от принципа причинности. Гейзенберг ставит вопрос – должен ли ученый раз и навсегда отказаться от мысли об объективности событий во времени и пространстве или же этот отказ можно рассматривать как некий “переходящий кризис”, от которого наука в дальнейшем избавится? На этот вопрос он отвечает с полной решительностью: такой отказ должен быть окончательным; никогда и никакие эксперименты уже не вернут науку на путь признания объективности явлений, пространства и времени. Стремление понимать явления природы как объективные, он сравнивает с донаучными попытками людей, считавших Землю плоским диском ограниченного размера, найти “край мира”. Как нет “края мира”, так будто бы и нет объективных явлений, независящих от наблюдателя! “…надежда, что новые эксперименты наведут нас на след объективных событий во времени и пространстве, была бы не более основательной, - пишет Гейзенберг, - чем надежда обнаружить “край мира” где-нибудь в районах Антарктики” (1, с10). Так, например, по Гейзенбергу, атомы, изучаемые современной физикой, нельзя рассматривать как реальные объекты, находящиеся в пространстве и времени. Гейзенберг утверждает, что, по существу, они являются не материальными частицами, а только символами, введение которых придает законам природы особенно простую форму. “Атомное учение современной физики, таким образом, существенно отличается от античной атомистики тем, что оно не допускает больше какой-либо интерпретации в духе наивного материалистического мировоззрения” (1, с. 49-50).
Дело здесь, конечно, не в том, что Гейзенберга не удовлетворяет какая-либо наивная форма материализма. Он отвергает материализм вообще как научное мировоззрение, как основу научного познания. Чем же Гейзенберг пытается обосновать свой категорический отказ от материализма и свою защиту идеализма? На какие конкретные данные физики он стремится опереться в своем столь далеко идущем пересмотре основ научного познания?
Нельзя не увидеть, что аргументация Гейзенберга основана на смешении различных вопросов. Гейзенберг строит свое отрицание материализма вообще на критике ограниченных представлений метафизического материализма. В самом деле, характеризуя точку зрения классической физики, стоящей на позиции признания объективности, данной нам в ощущении, Гейзенберг связывает это признание объективной реальности с обязательным утверждением, что время и пространство друг от друга не зависимы, неизменны, с физическими объектами не связаны (1, с. 3-4). Материализм, говорит он, обязательно должен признавать неизменность пространства и времени, их независимость друг от друга и от материальных объектов. Но современная физика показала взаимосвязь пространства и времени, раскрыла связь свойств пространства с распределением материи, зависимость пространственных и временных свойств тел от их движения. Следовательно, заключает Гейзенберг, материализм опровергнут.
Однако из того, что пространство и время оказались тесно взаимосвязаны, что они зависят от свойств движущейся материи, вовсе не следует, что физические явления стали зависимыми производными от субъекта. Оказалась не состоятельной метафизическая точка зрения, согласно которой, пространство и время – это некие неизменные и независящие друг от друга пустые “вместилища” для физических процессов. Но от этого ни пространство, ни время, ни сами физические процессы не перестали быть объективно реальными. Свое отрицание объективности физических явлений, пространства и времени Гейзенберг не может вывести из данных современной физики; он насильственно навязывает его физической науке.
Другой аргумент, используемый Гейзенбергом для отрицания объективной реальности, состоит в следующем. Материализм, по его мнению, обязательно связан с признанием того, что мельчайшие частицы материи являются уменьшенными копиями обычных макроскопических тел и непременно должны двигаться по законам механики Ньютона. Между тем современная физика доказала, что микрообъекты обладают сложной корпускулярно-волновой природой и подчиняются особым, неизвестным ранее, квантовым законам. Значит, заключает Гейзенберг, материализм потерпел крах, микрообъекты не являются объективной реальностью!
Совершенно ясно, однако, что развитие физики показало несостоятельность метафизической точки зрения, согласно которой все виды и формы движения материи везде и всюду одинаковы и подчиняются законам механики. Из того, что качественно своеобразны формам материи, какими являются микрообъекты, присущи особые формы движения, нетождественные механическому перемещению, вовсе не следует, что они не являются объективной реальностью.
И в этом случае Гейзенберг, противореча фактам, насильственно навязывает современной физике отрицание объективной реальности. Аналогичным образом “обосновывает” он и свое отрицание принципа причинности в микропроцессах. Связывая признание объективности причинности с утверждением о том, что все формы причинности сводятся к механической, он объявляет причинность ликвидированной, поскольку в микропроцессах обнаружены иные формы причинных связей, отличные от механических. Отрицание объективного характера причинности Гейзенберг выразил в альтернативе: либо описание микропроцессов в рамках пространства и времени ценой отказа от причинности; либо причинное описание микропроцессов ценой отказа от пространства и времени. Под описанием вне пространства и времени Гейзенберг понимает описание состояния микрочастицы при помощи волновой функции y (x, y, z, t) . Из невозможности измерить на опыте волновую функцию отдельной микрочастицы, Гейзенбрг делает субъективистский вывод о том, что волновая функция есть символическая математическая схема состояния квантовой частицы вне пространства и времени. Зато в этом случае, как утверждает Гейзенберг, сохраняется причинность, выражаемая уравнением Шредингера. Зная начальные значения этой функции, можно найти ее значения в любой будущий момент времени. Гейзенберг, однако, лишает эту причинность объективных качеств. Она у него выступает не как форма объективной связи микропроцессов, а как символическая, не связанная с реальностью маиематическая формула, связывающая изменение вероятностных состояний. Далее, по Гейзенбергу, получается, что для описания движения частицы в пространстве и времени необходимо вмешательство прибора для определения начальных значений положения и скорости, что ведет к соотношению неопределенностей, подробнее о котором будет сказано далее, и отказу от причинного описания (4, с. 82).
Проблема реальности в квантовой физике решается в книге Гейзенберга “Физика и философия”. В ней утверждается, что человек в своем научном отношении к природе имеет дело будто бы не с самой природой, отражая ее в своих понятиях и теориях, а занимается скорее “фактическим”, то есть природой, подвергнутой уже человеческой постановке вопросов (3, с. 36). В классической физике это не приводит ни к каким парадоксам, в квантовой же теории, говорит Гейзенберг, от этих парадок совизбавиться невозможно, так как соотношение неопределенностей ограничивает применяемость классических понятий.
В книге положительно оцениваются слова современного немецкого философа К. Вейцзеккера: “Природа была до человека, но человек был до естествознания”. Первая половина этого высказывания, говорит Гейзенберг, “оправдывает классическую физику с ее идеалом полной объективности. Вторая половина объясняет, почему мы не можем освободиться от парадоксов квантовой теории и от необходимости применения классических понятий” (3, с. 35).
Отрицая объективную реальность, Гейзенберг пытается успокоить читателя ссылкой на то, что это отрицание не является потерей для науки, а представляет собой открытие новых “мыслительных возможностей”. Однако он вынужден признать, что в отрицании объективности физических явлений ученые вовсе не единодушны, что это отрицание встретило сопротивление и решительные возражения многих физиков, не принадлежащих к “копенгагенской школе”, возглавляемой Бором и Гейзенбергом.
Своим попыткам обосновать отрицание объективности физических процессов в атомной физике В. Гейзенберг хочет придать убедительность также путем проведения исторических параллелей и сопоставлений. Он стремится убедить читателя в том, что весь ход развития естествознания и, в частности, вся история атомистики с самых древнейших времен неизбежно ведет к идеализму. По его мнению, в современной атомной физике, под которой он подразумевает “копенгагенскую” трактовку квантовой механики, “исполнилось многое из того, что предугадывали Левкипп и Демокрит”, что идеи “копенгагенской школы” являются “последовательным продолжением прежних длившихся тысячелетиями усилий человека понять природу” (1, с. 20).
Гейзенберг пытается создать впечатление оригинальности своего идеализма. Так, он высказывает критические замечания по адресу философии Канта, обвиняя ее в том, что в свое время она способствовала “Окостенению научного мировоззрения” (1, с. 15), поскольку объявляла ряд положений классической физики универсальными “априорными условиями физических исследований”. Однако сам Гейзенберг не только не отказывается от априоризма, но все свое внимание сосредоточивает на попытках приспособить априоризм к данным современной физики. Он, как и Кант, считает пространство и время субъективными априорными “формами упорядочения опыта”, “формами созерцания”. По его мнению, современная физика не опровергает априоризм Канта, а уточняет его: “…современная физика более точно определила границы идеи “a priori” в точном естествознании, чем это было возможно во времена Канта” (1, с. 13). Это “уточнение” Гейзенбергом априоризма состоит в утверждении, что должна существовать не одна какая-либо система априорных форм созерцания, справедливая всегда и везде, а ряд таких систем априорных форм, применимых в различных условиях опыта”.
В этом и состоит освобождение науки от “Окостенения научного мировоззрения”! Но наличие ряда таких систем явно противоречит внутреннему единству науки. И не случайно Гейзенберг в результате этого приходит к выводу: “На здание точных естественных наук едва ли можно смотреть как на связное единое целое, на что раньше наивно надеялись… Это объясняется тем, что здание состоит из отдельных специфических частей; и хотя каждая из последних связана с другими посредством многих переходов и может окружать другие части или быть окруженной ими, тем не менее она представляет замкнутое в себе, обособленное единство” (1, с. 18).
Метафизическое расчленение единого здания физической науки на ряд частей Гейзенберг стремится использовать для того, чтобы сделать свои воззрения приемлемыми для физиков, не желающих отказываться от признания объективности явлений и причинности. С этой целью он заявляет: “В настоящее время изменения в основных естественнонаучных положениях, произведенные таким удивительным образом под влиянием изучения атомных явлений, оставили классическую науку нетронутой” (1, с. 16). Более того, Гейзенберг вместе с Бором готов признать даже, что она по сути дела остается “предпосылкой всякого объективного научного опыта также в современной физике”. Может показаться, что здесь Гейзенберг противоречит сам себе и опрокидывает все свои предыдущие построения.
В самом деле, почему Гейзенберг считает, что классическая физика с ее положением об объективности физических процессов и признанием причинности сохраняет значение “предпосылки научного знания” и в современной атомной физике, в которой, по его мнению, уже нет больше объективных явлений и отвергнут детерминизм? Потому, подчеркивает он, что результаты и процессы измерения можно выразить только посредством описания приемов измерения, рассматриваемых именно как объективные процессы, протекающие в пространстве и времени и подчиняющиеся принципу причинности; в противном случае, указывает сам же Гейзенберг, нельзя было бы связать разные измерения друг с другом.
Таким образом, Гейзенбергу приходится впустить обратно изгнанный принцип причинности, ибо, оказывается, “мы не можем также на основании результатов измерений делать заключения о свойствах наблюдаемых объектов, если принцип причинности не гарантирует однозначной взаимосвязи между ними”. Иными словами, без принципа причинности невозможна никакая наука ! “Подобным же образом, - пишет Гейзенберг, - во всех дискуссиях, касающихся экспериментов в атомной физике, без колебаний можно было бы говорить об объективности процессов в пространстве и времени” (1, с. 38).
Но идеалист остается идеалистом. И Гейзенберг тут же снова отказывается от принципа причинности и от объективности вообще. Он “уточняет” дело небольшой оговоркой, согласно которой объективные процессы оказываются совершающимися в пространстве и времени нашего восприятия. Круг замкнулся: физические процессы снова оказались запертыми в рамки человеческих восприятий, то есть перестали быть объективными.
Однако это чудо совершается, конечно, только в воображении “физических” идеалистов, считающих, что сознание творит материальный мир. На самом же деле мир остался таким, каким он был, то есть материальным, существующим вне и независимо от сознания, от наблюдателя и его измерительных процедур, и в нем господствует объективная детерминированность явлений, познаваемая нами все лучше и лучше. И квантовая механика дает блестящие свидетельства этого: познание современной атомной физикой причинных связей и сущности явлений достигло более высокой ступени, стало доступно сознательное управление атомными процессами, о возможности которого прежняя физика не имела даже представления. Соответственно своему ошибочному взгляду на соотношение материалистической философии и новой физики Гейзенберг считает, что “на основе открытий современной фзики наша позиция относительно понятий “бог”, “человеческая душа”, “жизнь” должна отличаться от позиций естествознания 19 века”. Если в старой системе понятий особенно трудно было найти место религии, то ныне дело обстоит , якобы, по-другому, утверждает Гейзенберг.
Критик И. В. Кузнецов замечает (5, с. 41), что подход к обоснованию этого тезиса у Гейзенберга носит своеобразный характер. Всякое понимание, по мнению Гейзенберга, покоится в конце концов на обыденном языке, несмотря на неточность его понятий, ибо только в этом случае “мы уверены в том, что оторвались от реальности”. Эти объясняется, почему, по Гейзенбергу, квантовая физика не может обойтись без классических понятий; последние представляют уточненные понятия повседненвного опыта, а соотношение неопределенностей только устанавливает границы для непротиворечивого их применения.
С другой стороны, общая тенденция человеческого мышления вела, отмечает Гейзенберг, к возрастающей вере в точные рациональные понятия, и эта тенденция связывалась со скепсисом относительно неточных понятий обыденного языка. Современная физика, продолжает он, усилила этот скепсис и вместе с тем выступила против переоценки научных понятий и наконец против самого скепсиса, В качестве подтверждения того, что самая точная наука не может не пользоваться неточными понятиями (то есть такими, которые не определяются при помощи системы аксиом и дефиниций, образующей логическое основание науки), Гейзенберг указывает на понятие бесконечности в математике, которое ведет к противоречиям и без которого, однако, практически невозможно построить важнейшие разделы этой науки.
Эти соображения Гейзенберга заслуживают серьезного внимания. Диалектическое противоречие между так называемыми точными понятиями и понятиями неточными (которые непосредственно связаны с данными опыта) представляет собой один из источников развития науки. Гейзенберг ставит вопрос по сути дела именно таким образом, но он не разбирает и не в состоянии разобрать его, что возможно лишь на основе материалистической диалектики.
Приведенные высказывания Гейзенберга тесно переплетены, однако, с его же рассуждениями совсем другого рода, отрицающими научное познание. Как утверждает Гейзенберг, понятия религии, например “бог” или “душа”, относятся к “естественному языку” (то есть они “не очень точно определены”) и, следовательно, никогда “не порывают с реальностью”. Значит, подчеркивает он, наша позиция “на основе открытий современной физики. . . должна отличаться от позиции естествознания Х1Х века” в -отношении понятий “бог”, “душа” и т. п. (3, с. 170–171).
В данном случае Гейзенберг поставил вопрос на голову. Допустим, понятия “бог” или “душа” относятся к понятиям естественного, или обыденного, языка; но отсюда совсем не вытекает, что их можно рассматривать в той же гносеологической плоскости, как и понятие, скажем, “траектории брошенного камня” или “траектории движущегося тела”. Последние понятия отвечают объективной реальности, они уточняются и разви ваются на основе открытия новых фактов и их теоре тического обобщения. Этого нельзя сказать о понятиях “бог” или, скажем, “одушевленность планет”, которые относятся к фантастическим, не отражающим объективной реальности понятиям.
Похожие работы
... места и для существования реальности иного плана - вне пространственной и вневременной, являющейся онтологическим основанием нашего "видимого" мира. Того мира, корни которого, в соответствии с христианским мировоззрением, уходят в сферу Божественных энергий. Святоотеческая традиция свидетельствует: "энергии - это Сам Бог в Его обращении к твари. Его творческая мощь, промыслительное попечение о ...
... некоего "сродства" между Творцом природы и творцом художественного произведения, "сродства", свидетельствующего о том, что человек является образом и подобием Божиим. Такой подход к человеку помогает решить и другую загадку музыкального творчества - загадку воздействия музыки на растения. Творческие энергии, которые человек "вкладывает" в структуру музыкального произведения имеют соотносимость с ...
... путешествие по открытым и освещенным традиционным дорогам» (цит. по: Тейлор, 1994, с. 121). Именно на этих традиционных дорогах возможно преодоление ряда принципиальных трудностей современной биологии и выход ее на уровень, сопоставимый с современной теоретической физикой. Одним из инструментов этой работы могли бы быть примененные нами формальные схемы —«матрицы жизни», позволяющие адекватно ...
... — это ученый, который исследует на самом себе Высший мир. Он может быть парикмахером, ученым, артистом и одновременно ощущать Высший мир. Выводы 1. Корни наркомании нужно искать в природе человеческих желаний – их особенность состоит в том, что наши желания никогда не получается наполнить: как только наполнение, ...
0 комментариев