Общие изменения в гражданском праве с конца 19 в.

Общие тенденции изменений в гражданском праве с конца XIX в.

В конце эпохи Нового времени правовое развитие большинства самостоятельных государств Старого и Нового света стало характеризоваться общими тенденциями. Это единство не было итогом влияния какой-то одной политической или правовой док­трины, плодом рецепции одного, пусть и "чем-то замечательного свода законов. В этих общих тенденциях развития правовых си­стем проявились единство социальных связей эпохи, сложившегося право-государственного уклада (хотя бы в рамках Европы и большой части Америки) и, не в последнюю очередь, возра­стание степени международных связей экономического и правового содержания. Ранее прочих такие всемирно-общие тенденции были запечатлены изменениями частного права. «История гражданского права по преимуществу свидетельствует о единстве всемирно-исторического развития и о неустранимой тенденции народов к взаимному общению на почве одинаковых правовых норм»¹. Возрастание такого универсализма права стало очевидным со второй половины XIX в., но в наибольшей мере он характеризовал уже Новейшее время.

Эволюция брачного-семейного права. На протяжении XIX в. общая секуляризация правового регу­лирования брачно-семейных отношений (начавшаяся с эпохой Просвещения и крушения «старого режи­ма») в итоге привела почти к повсеместному утверждению гражданского брака — даже в тех страх, где то или другое вероисповедание сохраняло официальное значение. Введение института гражданского брака нередко было реализацией ранее провозглашенных конституционных принципов (Германия, 1874 г.). Гражданский брак призна­вался имеющим силу или при невозможности церковного (Австро-Венгрия), или наряду с ним (Англия).

Утверждение гражданского брака непосредственно сказалось на самой острой проблеме брачно-семейных отношений — возможности развода. Однако свобода развода (причем для обоих супру­гов) получила признание в праве с большим трудом, даже если законодательство признавало расторжимость брака.

Во Франции с реставрацией Бурбонов права развода было отменено (1816 г.); это было одно из принципиальных новшеств, внесенных политикой монархии в наполеоновский Гражданский кодекс. В 1884 г. развод был восстановлен, однако прежнее право на развод «по взаимному согласию» заново не признано. В Англии, Германии законным был только развод через суд, который оценивал уважи­тельность причин к расторжению брака и их связь с «виновным поведением» одного из супругов. Достаточно простым в конце XIX — начале XX в. развод был только в США (впрочем, в годы Граждан­ской войны там и заключение брака было сделано предельно неформальным и могло производиться через представителя, а для военнослужащих — по личному письменному заявлению).

Постепенно законодательство расширило перечень легальных причин для требования развода, причем в ряде случаев такие причи­ны характеризовались достаточно абстрактно. Так, весьма либеральный Закон о браке 1919 г. Чехословацкой республики (первый в истории права) специальный акт кодификации брачно-семейиого пра­ва допустил для некатоликов развод по причинам прелюбодеяния, преступления в отношении другого супруга, намеренного оставления, тяжкой болезни, а также дурного обхождения и взаимного отвращения (!). Причем права обоих супругов на развод стали равными. В 1923 г. были уравнены права супругов на подачу исков о разводе по причине прелюбодеяния в Великобритании. Специальным парламен­тским биллем о разводе (1937) в английском праве был расширен перечень причин для расторжения брака (нарушение верности, отсутствие более трех лет, длительная душевная болезнь, жестокое обращение, противоестественные пороки). Однако до 1969 г. в праве Великобритании возможность развода была обусловлена признанием винов­ности одного из супругов в фактическом распаде брака.

В последние десятилетия XX в. во многих странах было принято новое законодательство о разводах, упорядочившее прежние правила и облегчившее процедуру: ФРГ (1970), Италия (1970), Швеция (1973), Норвегия (1969), Австрия (1975), США (1970). В некоторых (например, в Италии) право на развод вообще было впервые установлено в это время. Однако по-прежнему возможность развода связывалась с признанием одной из сторон виновной в распаде брака. Одним из первых в западном праве допустил свободу развода французский закон 1975 г.: вместо развода по причине виновности вводился заново развод

по взаимному согласию. Практически полная свобода развода, при соблюдении интересов несовершеннолетних детей, была установлена брачно-семейным законодательством социалистических стран и стран народной демократии, начиная с 1960-х гг. Иногда в западных странах проблема дозволенности разводов становилась остро политической: например, в Италии в связи с оппозицией католической церкви закон 1970 г. даже выносился на национальный референдум.

Общая либерализация права, а во многом и нацеленная обществен­ная борьба, в том числе заметное во многих западных странах с конца XIX в. женское движение за равноправие, привели брачно-семейные законы, в общем, к признанию равенства супругов и их равной право­способности. Ранее других на путь признания законного увеличения дееспособности замужних женщин стало английское право (1870— 1893 гг.). Во Франции, начиная с 1881 г. закон предоставил женщине возможность самой распоряжаться своими сбережениями, делать вклады в банки и сберегательные кассы. Законом 1907 г. ей была предоставлена свобода распоряжения своим трудовым заработком, право без разрешения мужа выступать в суде; позднее (1917) — право быть опекуном, право приобретать и отчуждать имущество (1923). Французское право было наиболее консервативным в отношении равноправия женщин, как и другие католические страны. Только в феврале 1938 г. здесь были полностью отменены более чем столетние правила ФГК о нера­венстве семейных прав мужа и жены. Но лишь в 1970 г. закон упразд­нил институт главы семейства (в Италии — 1975 г.), а вместе с тем преимущественное право мужа на выбор местожительства, общей фамилии и т. п. В других странах, помимо общих конституционных норм, равноправию мужчин и женщин, в том числе в семейных отношениях, были посвящены и специальные законы (ФРГ — 1957 г.).

Изменение взаимных полномочий в семье в пользу женщины по-новому поставило вопрос об имущественных отношениях в браке. Под влиянием англосаксонского права широкое распространение приобрел институт брачного договора, которым супруги до брака вправе были определить принадлежность своих имуществ, судьбу доходов от них, возможные выплаты друг другу в случае развода (особенно, при виновности одного из них в таковом). При отсутствии договора ряд законодательств на конец XX в. признал легальным режим общности имущества (Франция, Испания, 8 штатов США, страны Латинской Америки). По английскому закону 1882 г. имущественные отношения супругов исходят из принципа раздельности имуществ. Однако, несмотря на такую традицию, стремясь оградить интересы женщин (для которых раздельность имущества часто имеет несравнимо более отрицательные последствия), и в странах общей англосаксонской

традиции были приняты законы о праве жен при разводах предъявить иск о выделении своей доли (австралийский штат Виктория, 1962; Новая Зе­ландия, 1963). Наконец, в скандинавских странах утвердился ре­жим отложенной общности (когда имущество подлежало определенным законом принципам раздела только при расторжении брака). Интересы женщин здесь были гарантированы, например, при­знанием за ними исключительного права на жилой дом и т. п. Стремление к уравнению в правах супругов сказалось на изме­нении прав родителей в отношении детей. Более всего это косну­лось, так называемых, внебрачных детей. Даже наиболее консервативное в этом отношении французское право признало допустимым (1912) поиск отцовства по законоустановленным поводам. Было облегчено уза­конение внебрачных детей последующим браком их родителей (1915, 1924), что ранее считалось морально недопустимым. Отказ от института главы семьи утвердил равные права в воспитании за отцом и матерью, включая решение вопросов обучения, содержа­ния, выбора места проживания. Значительно снизился возраст, по достижении которого дети приобретали право самостоятельно решать вопросы своей жизни, в том числе, заключение брака. Брачному за­конодательству социалистических стран в принципе была неизвестна частичная дееспособность детей после наступления их граждан­ского совершеннолетия.

В конце XX в. неожиданно острой проблемой регулирования от­ношений супругов стала борьба с сексуальными насилиями в семье. В целом законодательство большинства стран признало не­возможным квалифицировать сексуальное принуждение между суп­ругами как изнасилование (в Англии — с XVIII в., в США — с 1857 г., Франция — с 1932 г.). Но судебная практика нередко ста­новилась на иной путь. Были примеры и законодательства, возлага­ющего на мужа возможную ответственность за «супружеское наси­лие» (в двух штатах США, в Южной Австралии, 1977 г.). Введение юридической защиты сексуальной неприкосновенности супругов практически упраздняло традиционное, тысячелетнее понятие семьи и супружеских обязанностей в угоду неверно трактованной общегражданской «свободе личности». Сходным по социальному смыслу стало и все более укрепившееся в конце XX в. движение за призна­ние юридически корректными однополые браки, в т. ч. с правами усыновления и воспитания общих детей. В 1990-е гг. такие браки были допущены законодательством Дании и Голландии.

Право собственности. Возрастание, особенно в Новейшее

время, регулирующей роли государства в экономике и социально-хозяйственных связях существенно видоизменило право собственности — и в общей его законодательной трактовке, и в конкретных правомочиях, которыми обла­дало то или иное лицо. Представление об абсолютных правах частного владельца все более уступало место принципам законо­мерной ограниченности собственности в интересах обще­ства, государства либо целесообразности военной, экономической и т. п. политики.

Наиболее ранней переменой стало ограничение режима земель­ной собственности. Предпосылки ограниченного подхода к правам собственников земли на недра, воздушное пространство и другие бла­га содержались уже в Германском гражданском уложении 1896 г. и вШвейцарском гражданском уложении 1907 г., своим юридическим совершенством оказавшим большое влияние на формирование граж­данского права многих стран. Во Франции, где права собственников земли были ранее наиболее неограниченными, тенденция их регла­ментации была наиболее резкой. Концессии на использование недр (установленные законом 1810 г.) стали предоставляться только на определенный срок (1919, 1922, 1929 гг.). Учитывая потребности развития авиации, закон специально предоставил право пролета над любой территорией (1924). Позднее были введены неоспоримые сервитуты (1935 г.), возложенные на собственников земли в пользу воздухоплавания: запреты возводить высокие постройки вблизи аэродромов, а также хозяйственно использовать там земли

с возможной помехой самолетам. От права земельной собственности и

даже от права на водную поверхность (которое было продолжением прав на окружавшее поверхность побережье) законом было отделено право на использование движущей силы воды (1919, 1938); такое использование требовало государственной концессии и предоставлялось на ограниченный срок (30—75 лет).

Сходное по социальному смыслу стремление к ограничению собственнических прав отразило расширение условий экспроп­риации собственности. Чрезвычайными законами, принимаемыми в связи с военными условиями и т. п., правительству нередко предоставлялось право (например, в Великобритании 1939 г.) изымать из частного владения необходимое по тем или иным соображениям имущество. В интересах военного строительства, энергетики, природоохранных, санитарных или карантинных мероприятий, развития транспорта не только общенациональная, но и местные власти во многих странах были наделены правами принудительного выкупа недвижимости у частных лиц и орга­низаций. В особенности деформировалось право неприкосновен­ности поземельной собственности в ходе проведения крупных аграрных реформ (в 1920-е и затем в 1940-е ПР.): в Греции, Бол­гарии, Югославии, Чехословакии, Румынии, Венгрии, Польше, Латвии, Литве, Эстонии земля принудительно отчуждалась в пользу крестьян. В ряде стран (например, в Болгарии) вообще ликвидировалось нетрудовое землевладение (свыше 4 га площади на человека). В странах с особой социальной ситуацией отказ от принципа неприкосновенности частной собственности стал за­конным принципом гражданского права (Гражданский кодекс Мексики 1928 г.).

Параллельно расширению условий экспроприации собственности в законодательстве получило признание принудительное регламентирование использования собственности. Так, в Норвегии (1918), Дании (1919) запрещалось прекращать ведение сельского хозяйства на земле; плохо обработанные аграрные земли могли быть произвольно изъяты из частного владения. Во Франции 1922—1923 гг., в Норвегии вводились ограничения на производство некоторых сортов продовольствия, на использование лошадей и др. (Хотя нередко эти ограничения были связаны с временными послевоенными трудностями восстановления хозяйства, правовая направленность их была вполне определенной.)

В наибольшей степени принудительное регламентирование стало показательным для промышленной собственности. Предприятия ка­кой-либо отрасли, по тем или иным причинам попавшей в сферу исключительного интереса государства, военной промышленности и т. п. принудительно картелировались (объединялись), отдельные сферы производства (как правило, спиртовое) объявлялись государственной монополией. Государство присвоило себе право вообще не разрешать основания новых предприятий в отрасли для предотвра­щения избыточной конкуренции (например, в Германии с 1929 г. запрещалось основывать новые предприятия табачной промышлен­ности).

От совокупности прав земельного собственника отделилось в ка­честве самостоятельного право застройки. В 1910-е гг. многие стра­ны приняли специальные законы, посвященные регламентации этого права. Во многих (например, австрийском законе 1912 г.) при­знавалось право собственности застройщика на использованную им поверхность чужого участка с возможностью последующего прину­дительного отчуждения в свою пользу.

Одной из важных сфер законодательного вмешательства в част­нособственнические отношения стало регулирование ипотечной задолженности. Ввиду значительности такой задолженности (нака­нуне первой мировой войны в Германии сумма ипотечных долгов превысила 1/6 национального богатства, во Франции — 1/30) вы­плата ипотеки этих долгов стала регулироваться законом. Закон установил строгое соответствие номиналов долга и причитающихся выплат, несмотря на значительную инфляцию в годы войн или других социальных катаклизмов. В Польше, например, закон уста­новил возможные предельные повышения таких сумм (от 15% до 50%), которые, разумеется, никак не перекрывали реальных убытков. Предотвращение массового обезземеливания было более важ­ным, чем жесткое соблюдение невмешательства в собственнические права.

Обязательственное право. Эволюция обязательственного права характеризовалась двумя основными тенденциями.

Во-первых, наиболее социально значимые сделки в договоры получали детализированную регламентацию закона в отношении их условий, порядка выполнения и др.

Во-вторых, подобно праву собственности обязательственное право становилось во многих случаях менее абсолютизированным в требованиях, более гибким и способным к учету реальной ситуации выполнения тех или других обязательств. Ограничение свободы договоров в наибольшей степени косну­лось обязательств, связанных с наймом жилья, арендой зданий и т. д. французское законодательство признало право жильца на при­нудительное продление срока найма (1914, 1926). После первой ми­ровой войны, в условиях инфляции и повышенных социальных трудностей, законом была ограничена предельная плата за наем жилья (1920—1929): не свыше 150% в отношении 1914 г. Арендаторы зданий, помещений, площадей в целях промышленно-коммерческого использования получили право требовать принудительного продления аренды на срок до 9 лет (и на тех же условиях), если разрыв договора аренды мог поставить под угрозу коммерческий ин­терес предприятия. В законодательстве большинства стран домовла­дельцы вообще были отнесены к лицам с фиксированными предель­ными доходами. В Великобритании специальный закон о жилищном найме (1957) установил государственный контроль за квартирной платой при посредстве административно-общественных комитетов по оценке. В условиях нехватки жилья домовладелец обязывался сообщать муниципальным властям о пустующих квартирах, не имел права объединять пустующие помещения (Германский квартирный закон 1923 г.).

По договорам займа, как правило, был установлен предельный допустимый процент прибыли. Накануне первой мировой войны он составлял 5% годовых (согласно ГГУ); при превышении должник был вправе в одностороннем порядке расторгнуть договор. После войны вследствие повышения спроса на квартиры закон повысил ставки, однако, твердо устанавливал их возможные пределы (во Франции — 6% для торговцев, в Австрии — 10% и др.).

Более жесткой законной регламентации подвергся договор купли-продажи, особенно розничной, имеющей в виду интересы широких слоев покупателей. Еще в 1893 г. единый закон о купле-продаже в Великобритании установил общие условия сде­лок в отношении движимых вещей. Впервые в право вошло требование о наличии описания и оговоренной цели предназна­чения товара, которым он должен соответствовать. Единообраз­ный закон о продаже США (1926) разделил условия общей дей­ствительности сделки и гарантии, несоблюдение которых дает право на одностороннее расторжение. Для гарантий прав покупателя и потребителя повсеместными стали принудительно вводимые типовые договоры, которые должны были оградить менее искушенную сторону от неизвестных условий; иногда за­конодательство прямо запрещало установление в договорах неизвестных условий (шведский Закон о торговой деятельности 1971 г). Специальные законы о продаже товаров потребителям или о гарантиях потребителей (Швеция 1973, США 1970, Япония 1968 и др.) значительно увеличили защищенность покупа­теля товаров и услуг, повысили ответственность продавца. В связи с защитой потребительских прав невыполнение договорных обязательств, по требованию закона, стало вести к обязанности возместить не только материальный, но и моральный ущерб. При­чем в ряде случаев (по законодательству и судебной практике США) моральный ущерб мог быть несравненно выше материального. Однако требование о возмещении и морального вреда в связи с невыполнением любого договора или обязательства, вошедшее было в законодательство и судебную практику в 1910-е гг., в общей перспективе не прижилось.

Судебная практика большинства западных стран пересмотрела отношение к безусловному ранее требованию о неукоснительной действительности законно заключенных соглашений. В практику прочно вошло правило о возможном одностороннем отказе от соглашения ввиду резко изменившихся условий рынка и испол­нения обязательства. Для этого принципа была использована воз­рожденная формула рецепированного римского права о действи­тельности сделок только под оговоркой о «неизменном положении вещей» (clausula rebus sic standibus); она широко использовалась в обязательственных спорах в XVI—XVII вв., однако с XIX в. вышла из употребления. Впервые практика стала на путь при­знания обязательства тщетным из-за невозможности исполнения в 1918 (решение Палаты лордов Великобритании по одному из коммерческих споров). Затем она широко пошла в ход в Вели­кобритании, Германии, Франции для предотвращения чрезмерно невыгодных последствий выполнения заказов, исполнения обяза­тельств по строительству и т. п. в послевоенных условиях. Вместе с тем введение в практику этой оговорки не давало безусловного права на невыполнение обязательства из одних только изменив­шихся экономических условий, и одной только ссылки на ком­мерческую невыгодность или даже разорительность исполнения судам было недостаточно: расторжению подлежала лишь сделка полностью невозможная в новых условиях или полностью разорительная для одной из сторон. Иные требования стали квалифицироваться как открытое злоупотребление правом (т. н. шикана, уже осужденная большинством крупнейших кодификаций гражданского права).

Одним из важнейших новшеств обязательственного права новой эпохи стало появление обязательств по принципу объективно­го вменения вреда, как правило, связанного с источником повышенной опасности (транспорт, автомобили, опасные сооружения). Одни из первых законов об этом были приняты в Германии, возложившие ответственность за любой вред, причиненный личности или имуществу, на собственников железных дорог (1871), вла­дельцев автомобилей (1909), предприятия воздушного транспорта (1922). В Великобритании аналогичные критерии были установлены Актами о воздухоплавании 1920—1936 гг. Доктрина "солидаризма" в праве. Значительные объективные изменения гражданском праве, связанные с государственным регулированием, более множественным учетом социальных интересов, в итоге — с ограничением индивидуальных частных прав привели юридическую мысль начала XX в. к обоснованию идеи о полном перерождении смысла частного права. Так появилась весьма влиятельная доктрина «солидаризма», виднейшим представителем которой стал французский правовед Л. Дюги (1859—1928).

История правовых систем большинства развитых народов, по Дюги, характеризуется единством перемены в направлении «непрерывной и поступательной замены метафизической и индивидуалистической юридической системы иной — системой характера реали­стического и социалистического»². Основой прежнего права, заложенного знаменитыми революциями XVIII—XIX вв., была абсолютизация частной власти — над вещами, сделками, личной волей. Такой индивидуализм не выдерживает, считал Дюги, соревнования со временем. По его мнению (и многочисленных последователей) рост государственной собственности, разрастание деятельности ак­ционерных многотысячных общества и т. п. — все это неумолимо свидетельствует о социализации права. В основе социали­зации представление о том, что всякий существует не сам по себе, а должен «выполнять в обществе какую-либо функцию, должен удов­летворять какую-либо нужду».

С этой точки зрения должно быть переосмыслено и содержание идеи о собственности: собственность есть не право, а социальная функция. Поэтому общество вправе и должно вмешиваться в собственнические отношения, поэтому в интересах индивида его якобы неограниченная свобода должна ограничиться. Современное развитие права, показывал Дюги, как раз и свидетельствует о нарастании этих ограничений, вплоть до запретов индивиду произвольно распоряжаться своей жизнью, заниматься опасными играми, предосудительными занятиями. «Собственность есть юриди­ческий институт, созданный, как впрочем и все юридические инсти­туты, для удовлетворения известной экономической потребности и по необходимости эволюционирует...» — эволюционирует он в на­правлении безусловного преобладания общественной собственности и такового же интереса.

Это же — содержание общественной целесообразности — главное и в вопросе о правах юридических лиц. Формализм римского права, замечал Дюги, заслуживает всемерного осуждения. Всякое действие правоспособного лица есть юридический и социальный акт, поэтому для общества принципиально: в каком направлении следует волеизъявление. С точки зрения солидаризма поддержки заслуживала судеб-

• ная практика начала XX в., не принимавшая исков из безнравствен­ных, хотя юридически безупречных договоров, из сделок с асоци­альной целью (например, по поводу завещаний под условием о невступлении в брак) и т. п. И если корпорация, общество, юридическое лицо действует преимущественно в асоциальных целях (которые при этом могут быть поняты очень широко — вплоть до провокации социальных конфликтов), то государство обязано ограничить права любых субъектов права.

Далеко не случайно перспективные выводы солидаризма были поддержаны сторонниками социализма: и то, и другое направление видели в государственном вмешательстве и возобладании государственного регулирования основной, стратегический путь развития права в XX в.

Всестороннее нарастание степени государственной регламента­ции, а с этим и значительное ограничение независимости правового поведения субъектов права в важнейших институтах (собственности, договоре, исполнении обязательства и т. д.) были не единствен­ными тенденциями эволюции гражданского права в Новейшее время. Они были преобладающими до середины века, особенно в условиях сначала назревания, затем преодоления последствий круп­ных мировых войн, мировых социально-политических конфликтов. Однако во второй половине XX в. частное право во многом восста­новило свои права, процессы глобального огосударствления если не прекратились, то приостановились, показав и свои отрицательные стороны. Это было особенно важно для того, чтобы публичное право и административное регулирование, с которыми преимущественно связана деятельность государства не подавили гарантированной ин­ститутами частного права свободы, в том числе, и экономического поведения людей.