3. В окружении Хрущева.

Чрезвычайно энергичный, чуждый догматизму, склонный к переменам и реформам, Хрущев был по своему харак­теру прямой противоположностью осторожному и скрыт­ному Суслову. В своей «команде» Хрущев сам был и главным идеологом, и министром иностранных дел, он непосредственно сносился с руководителями других ком­мунистических партий. Однако Хрущеву требовался член Политбюро, который руководил бы повседневной дея­тельностью многочисленных идеологических учреждений. Выбор его пал на Суслова, и тот в 1955 году вновь ста­новится членом Президиума ЦК

Еще в начале 50-х годов у Суслова сложи­лись весьма неприязненные отношения с Маленковым. Поэтому возможное возвышение Маленкова не сулило ничего хорошего ему и тем, кому он покровительствовал. Таким образом, в острой борьбе, которая вскоре раз­вернулась в партийных верхах между группой Хрущева и так называемой «антипартийной группой», Суслов прочно стоял на стороне Хрущева. Он поддерживал Хрущева на XX съезде КПСС и на бурном заседании Президиума ЦК в июне 1957 года.

Решающий для Хрущева ­июньский Пленум 1957 года начался с доклада Суслова, который изложил суть возникших разногласий, не скры­вая, что сам он на стороне Хрущева. После Суслова вы­ступили Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, кото­рые повторили свои обвинения против проводимой Хру­щевым политики. Они не сразу сдали свои позиции, по­этому Пленум продолжался несколько дней. Но Суслов на всех заседаниях активно поддерживал линию Хру­щева.

В конце 50-х и начале 60-х годов сам Суслов начина­ет осторожно выступать против многих аспектов внеш­ней и внутренней политики Хрущева. Он не хотел дальнейших разоблачений Сталина и настаивал на том, чтобы вопрос об антипартийной группе не поднимал­ся ни на XXI, ни на XXII съездах. Хрущев в данном слу­чае действовал по собственной инициативе. К тому же многие вопросы идеологического порядка он решал с по­мощью Ильичева или Микояна. У Хрущева не было «главного идеолога».

В начальной фазе разногласий с Китаем, когда поле­мика носила еще в основном идеологический характер, именно Суслов стал главным оппонентом Лю Шаоци, Дэн Сяопина и самого Мао Цзэдуна. Суслов редактиро­вал все письма ЦК КПСС Китайской компартии. Он де­лал также в феврале 1964 года доклад на Пленуме ЦК о советско-китайских разногласиях.

В 1956 году Суслова вместе с Микояном и Жуковым направили в Венгрию — руково­дить подавлением восстания в Будапеште. Суслов актив­но участвовал в составлении проекта новой Программы КПСС.

Выступая с разъяснениями итогов июньского Плену­ма ПК или XXII съезда КПСС, Суслов не раз восклицал: «Мы не дадим в обиду нашего дорогого Никиту Серге­евича!» Однако весной 1964 года (а может быть, и ра­нее) именно Суслов стал вести конфиденциальные бесе­ды с некоторыми членами Президиума и влиятельными членами ЦК об отстранении Хрущева от руководства партией и страной. Главными союзниками Суслова были А. В. Шелепин, не так давно назначенный председателем Комитета партийно-государственного контроля, и П. Г. Игнатов, не избранный на XXII съезде в Президи­ум ЦК, но возглавивший Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Активную роль в подготовке октябрьского (1964 года) Пленума ЦК играл и председатель КГБ В. Е. Семичастный. Эти люди и оказались главными организаторами Пленума, принявшего решение об освобождении Хруще­ва. Именно Суслов сделал на Пленуме доклад с перечислением всех прегрешений и ошибок Хрущева. И с поли­тической, и с теоретической точек зрения этот доклад — крайне убогий документ, начисто лишенный даже попыт­ки как-то проанализировать сложившуюся ситуацию.

4. М.А. Суслов в эпоху Брежнева – второй человек в партии.

После вынужденной отставки Хрущева руководство пар­тии уже не в первый раз провозгласило необходимость «коллективного руководства» и недопустимость какого-либо нового «культа личности». Хотя Брежнев и стал Первым (а с 1966 года—Генеральным) секретарем ЦК КПСС, он еще не пользовался такой властью, как в 70-е годы. Немалым влиянием пользовались в партийно-государственном аппарате Суслов и Шелепин, между ко­торыми происходила закулисная борьба. К концу 1965 го­да казалось, что в этой борьбе одерживает верх Шеле­пин, прозванный «железным Шуриком».

Многие из его личных друзей похвалялись, что скоро именно он станет Первым секретарем ЦК. Однако более опытный Суслов сумел потеснить Шелепина, который стал не первым, а третьим секретарем ЦК. Суслов добился удаления из Секретариата ЦК и Ильичева, функции которого были переданы Демичеву. Специалист по химическому маши­ностроению, Демичев, может быть, удовлетворительно справлялся: с обязанностям-и первого секретаря Московского горкома Партин, но как секретарь ЦК по идеологии он находился под влиянием Суслова. На XXIII съезде КПСС, весной 1966 года, многие наблюдательные делега­ты могли видеть, что именно Суслов и есть главный ре­жиссер съезда.

Одним из противников Суслова в ЦК оказался проте­же Брежнева С. П. Трапезников, назначенный заведую­щим Отделом науки и учебных заведений. Трапезников возглавил не только этот ведущий отдел ЦК, но и кампанию по реабилитации Сталина, которая все интенсив­нее проводилась в 1965—1966 годах. Суслов не считал тогда подобную реабилитацию целесообразной или, во всяком случае, своевременной. Поэтому он не стал под­держивать сторонников Трапезникова, напротив, сдер­живал их порыв. В 1966 году пять докторов историче­ских наук, среди которых был и А. М. Некрич, направи­ли Суслову письмо с подробным и обоснованным проте­стом против попыток реабилитации Сталина. Помощник Суслова Воронцов сообщил авторам письма, что Суслов с его содержанием согласен и что ответ на него будет дан на XXIII съезде КПСС. Однако на съезде Суслов не выступал, также как и многие другие члены Политбюро. Когда в следующем, 1967 году в Комитете партийного контроля решался вопрос об исключении Некрича из пар­тии, Суслов отказал ему в личном приеме и не стал вме­шиваться в дела КПК.

Как победа сталинистов над бо­лее умеренными кругами партийного руководства была воспринята и замена главного редактора «Правды» А, М. Румянцева, покруг которого еще раньше образо­валась группа талантливых публицистов и журналистов. В 1967 году Суслов настоял на смещении председателя КГБ Семичастного, близкого друга Шелепина. Поводом для этого послужил побег в США дочери Сталина С. Ал­лилуевой и неудачные попытки КГБ вернуть ее в СССР.

Председателем КГБ был назначен Ю. В. Андропов, ко­торый до этого работал под руководством. Суслова, возглавляя - один из международных отделов ЦК КПСС. К Андропову Суслов относился неприязненно и настороженно. Ф. Бур­лацкий, много лет проработавший с Андроповым, свиде­тельствует: «Юрия Владимировича Суслов не любил и опасался, подозревая, что тот метит на его место» . Суслова очень пугали события в Чехословакии 1967—1968 годов. Ему казалось, что в этой стране происходит то же самое, что в Венгрии в 1956 году. Когда в Полит­бюро возникли разногласия, как поступить в этом слу­чае, Суслов твердо стоял за введение в ЧССР войск стран Варшавского Договора.

В конце 1969 года Суслов не поддержал уже почти полностью подготовленный проект реабилитации Стали­на в связи с его 90-летием.

Однако именно он фактиче­ски руководил разгоном редакции «Нового мира»—жур­нала, который выражал тогда настроения наиболее про­грессивной части советской творческой интеллигенции. Когда главный редактор журнала А. Т. Твардовский су­мел связаться с Сусловым по телефону и выразил ему свой протест, Суслов сказал: «Не нервничайте, товарищ Твардовский. Делайте так, как советует вам Централь­ный Комитет».

В эти годы нередко запрещалась продажа книг, весь тираж которых был уже отпечатан. Обращаясь к Сусло­ву, издательские работники ссылались на большую про­деланную работу и немалые затраты. «На идеологии не экономят»,— отвечал в таких случаях Суслов.

И вместе с тем в идеологических вопросах он был не только догматичен, но часто крайне мелочен, упрям. Именно Суслов через своего помощника Воронцова ре­шал вопрос о том, где именно нужно создать музей Мая­ковского (?) и «кого больше любил» поэт в конце 20-х го­дов: Лилю Брик, которая была, еврейкой, или русскую Татьяну Яковлеву, жившую в Париже.

Суслов был ярым противником публикации мемуаров Г. К. Жукова, и из-за этого работа над ними продвигалась крайне медлен­но, а Жукову это стоило по крайней мере одного инфарк­та. В рукопись книги вносились произвольные изменения, порой вставлялись не только фразы, но и целые страни­цы, написанные отнюдь не рукой прославленного марша­ла. С другой стороны, многие куски из рукописи изыма­лись. Известно также, что еще на октябрьском (1964 года) Пленуме ЦК КПСС в вину Хрущеву, в частности, вменялась поддержка Лысенко, без которой тот был бы бессилен. В датьнейшем, однако, Политиздат выпустил (и переиздал) книгу Н. П. Дубинина «Вечное движение», в которой трагические события и факты, происходившие в генетике в 40—50-е годы, объяснялись «искренними за­блуждениями» «народного академика»; такой нейтраль­ный, сглаживающий острые проблемы подход к недав­нему прошлому был поддержан Сусловым, для которого это было и его собственным прошлым.

В этом плане весь­ма характерный эпизод приводит в своих воспоминаниях И. Шатуновский. После октябрьского Пленума Суслов распек и снял главного редактора «Правды» П. А. Сатюкова за то, что тот поместил в газете за последний год 283 снимка Хрущева, а в последний год жизни Сталина было напечатано лишь девять его изображений

Усиление личной власти Брежнева и расширение его аппарата, независи­мость многих его действий и выступлений вызвали раз­дражение Суслова. В конце 1969 года на Пленуме ЦК Брежнев произнес речь, в которой подверг резкой кри­тике многие недостатки в хозяйственном руководстве и в экономической политике. Эта речь была подготовлена его помощниками и референтами и предварительно не обсуждалась на Политбюро. Здесь не было никакого нарушения норм «коллективного руководства», поскольку основным докладчиком на Пленуме был не Брежнев, он выступал лишь в прениях по докладу. Тем не менее после Пленума Суслов, Шелепин и Мазуров направили в ЦК КПСС письмо, в котором критиковали некоторые по­ложения речи Брежнева.

Предполагалось, что возникший спор будет продолжен на весеннем Пленуме ЦК. Но этот

Пленум так и не состоялся. Брежнев заранее заручился поддержкой наиболее влиятельных членов ЦК, и Суслов, Шелспин и Мазуров сняли свои возражения. Шелепин еще продолжал по ряду вопросов выступать против Брежнева, пытаясь усилить собственное влияние в ру­ководстве. В результате он был вначале перемещен на руководство профсоюзами, а затем и вовсе удален из Политбюро. Суслов, сохранив определенную самостоя­тельность, перестал критиковать Брежнева. Он удовлет­ворился вторым местом в партийной иерархии и ролью «главного идеолога».

Вся идеологическая жизнь в нашей стране в 70-е годы контролировалась Сусловым и его аппаратом. Конечно, при желании можно отметить некоторые успехи в разных областях науки и культуры в 70-е год. Но в целом здесь наблюдался не столько прогресс, сколько регресс, и этим мы во многом обязаны руководству Суслова. 60-е годы были временем многих перспективных начинаний в куль­туре, искусстве, общественных науках. Однако большин­ство из них не получило развития, они стали затухать уже к концу десятилетия и почти заглохли, в 70-е годы. Для интеллигенции, для всех тех, кто создает культуру страны, это было плохое Десятилетие. Никакого собствен­ного вклада ни в теорию, ни в идеологию партии не внес и сам Суслов, его творческий потенциал оказался пора­зительно ничтожным.

Можно вспомнить, пожалуй, лишь тот факт, что имен­но Суслов в одной из своих речей первым употребил по­нятие «реальный социализм», которое может быть об­разцом уклончивости и неопределенности в теории. В от­личие от термина «развитой социализм» понятие «реальный социализм» иногда употребляется и в настоящее вре­мя, но каждый вкладывает в него то содержание, какое считает нужным.

Суслову не нравилось все, что как-то поднималось над общим средним уровнем. Известно, например, что ему пришелся очень не по душе роман Вс. Кочетова «Че­го же ты хочешь?». Слишком откровенный сталинизм Кочетова шокировал Суслова. Но его крайне раздража­ли и песни В. Высоцкого, пьесы Театра на Таганке. Суслов долго не разрешал к прокату фильмы «Гараж» Э. Ряза­нова н «Калина красная» В. Шукшина. . Неизвестно, по каким соображениям Суслов долго препятствовал выхо­ду на экран и фильма Рязанова «Человек ниоткуда». Говорили, что ему просто не понравилось название кар­тины, а чиновники из кинопроката не хотели раздражать «главного идеолога». Суслов мешал публикации воспо­минании не только Жукова, но и Микояна. Но он же явно не одобрял и набирающее силу в конце 60-х годов рус­ское «почвенничество», выразителем илей которого стали некоторые публикации, в частности в журнале «Молодая гвардия». Однако и большая статья одного из ответствен­ных работников аппарата ЦК КПСС А. Н. Яковлева «Против антиисторизма.», опубликованная 15 ноября 1972 года в «Литературной газете» и критиковавшая раз­личного рода проявления «социальной патрнархальщины» и национализма, также не понравилась Суслову оп­ределенностью и самостоятельностью суждений. Хорошо зная практику, при которой для ответственных работни­ков статьи и речи составляются сотрудниками «менее от­ветственными», Суслов попросил своего помощника уз­нать, кто написал для Яковлева нашумевшую статью. Помощник вскоре доложил, что статью написал сам Яковлев. «Что он, Ленин, что ли»,— с раздражением за­метил Суслов.

Все основные решения о «диссидентах» — от выдво­рения А. И. Солженицына, ссылки А. Д. Сахарова до ареста активистов «хельсинкских групп» —принимались при учахтии Суслова.

У него в эти годы сложились хорошие отношения с художником Глазуновым. Глазунов, долгое время счи­тавшийся чуть ли не опальным художником, получил разрешение устроить огромную персональную выставку в Манеже, что очень высокая честь. Глазунов написал портрет Суслова, который тому весьма понравился. По это вовсе не означало поддержку Сусловым русофилов. Именно он еще в 1970 году организовал специальное за­седание Политбюро, которое осудило линию публика-

ций журнала «Молодая гвардия» и приняло решение о замене его редакционной коллегии.

Бесспорно, Суслов был очень опытным аппаратчиком, он умело ориентировался в коридорах власти, у него были крайне важные связи в военных кругах и в КГБ. Он постоянно поддерживал дружеские отношения с не­которыми известными, но далеко не лучшими представи­телями творческой интеллигенции.

Бурные события в Польше потребовали с августа 1980 года пристального внимания Суслова и вызвали у него большую тревогу. Весной 1981 года он предпринял поездку в Польшу, чтобы отговорить польский ЦК от проведения чрезвычайного съезда партии путем прямых выборов делегатов съезда. Но Суслов смог добиться лишь некоторой отсрочки в проведении съезда. По его инициативе было составлено письмо ЦК КПСС руково­дителям Польской объединенной рабочей партии. Под его руководством проводилась осторожная, но настойчи­вая борьба с так называемым «еврокоммунизмом».

В начале января 1982 года у Суслова было особенно много неотложных и важных дел. Военное положение в Польше, острая дискуссия по этому поводу с Итальян­ской коммунистической партией. Продолжавшийся спор МХАТа с Институтом марксизма-ленинизма по поводу постановки в театре пьесы М. Шатрова «Так победим!»— о последних годах жизни Ленина. В этой полемике за решением Секретариата ЦК о запрещении спектакля стояло «авторитетное мнение» Суслова. В духе времени М. Шатров опасался последующих оргвыводов — лише­ния партбилета. Чтобы спасти спектакль, Шатров и главный режиссер МХАТа О. Ефремов решили обратиться в Политбюро к Черненко, так как Брежнев болел и уже плохо ориентировался в реальной жизни. Для Чер­ненко неожиданно оказалось выгодным защитить пьесу и театр. Авторам была предоставлена возможность «улучшить свое произведение».

Кроме того, Суслову пришлось заниматься и несколь­кими делами о хищениях и коррупции, в которых оказались замешаны некоторые ответственные работники и люди с достаточно громкими фамилиями.

Суслов держался всегда дру­желюбно со всеми, даже с незначительными работника­ми своего аппарата и посетителями он неизменно здоро­вался за руку. В личной жизни был аскетичен, не стре­мился к постройке роскошных дач, не устраивал богатых приемов, не злоупотреблял спиртными напитками. Сус­лов не особенно заботился и о карьере своих детей. Его дочь Майя и сын Револий не занимали видных постов. Суслов не имел научных степеней и званий и не стре­мился к ним, как это делали Ильичев, получивший зва­ние академика, или Трапезников, который после несколь­ких провалов стал все же членом-корреспондентом Ака­демии наук СССР. Напротив, именно Суслов провел че­рез ЦК решение, которое запрещало работникам, зани­мающим видные посты в аппарате партии, домогаться каких-либо академических званий. Все это, несомненно, похвальные качества для идеологического руководителя. Можно предположить, что Суслов хорошо знал теорию марксизма-ленинизма, то есть классические тексты. Ве­роятно, этого хватило бы для хорошего преподавания общественных дисциплин, но было совершенно недоста­точно для главного идеолога партии.

Хотя Суслова именовали в некрологе «крупным теоретиком партии», на самом деле он не внес в партийную теорию ничего нового, не сказал здесь ни одного ориги­нального слова. За свою 35-летнюю деятельность на от­ветственных постах в ЦК Суслов не написал ни одной книги, и все его «сочинения» уместились в трех не слиш­ком больших томах. Но что это за сочинения? Читать их подряд невыносимо скучно, в его речах и статьях по­стоянно повторяются одни и те же выражения и идеоло­гические штампы. Суслов как будто сознательно избегает ярких мыслей и сравнений, он не употребляет шу­ток, и его речи почти никогда не сопровождаются ремар­ками («смех», «громкий смех», «движение в зале» и т. п.). Да и что мы найдем в собрании его сочинений из трех томов, изданных в 1982 году?

Его речи как секретаря Ростовского обкома и Став­ропольского крайкома — это обычные выступления рядо­вого партработника: о воспитании молодежи комсомо­лом, о долге народного учителя нести в народ свет зна­ний, о важности своевременной и хорошей обработки земли, о необходимости добровольно работать для фрон­та и храбро сражаться против фашистов.

Сделавшись ответственным работником ЦК КПСС, Суслов не сказал ничего глубокого и значительного. Добрых два десятка речей были произнесены им при вручении орденов Сара­товской, Черновицкой, Павлодарской, Ульяновской, Ле­нинградской, Тамбовской областям, городам Одессе, Брянску, Ставрополю и другим. Подобные речи обычно готовятся для оратора сотрудниками аппарата ЦК и со­ответствующего обкома. Множество таких же заранее подготовленных аппаратчиками речей Суслов произнес на съездах зарубежных компартий: французской, италь­янской, вьетнамской, индийской, монгольской, болгар­ской и других. Не отличались оригинальностью и его традиционные речи перед избирателями различных ок­ругов, от которых он баллотировался в Верховный Совет СССР и РСФСР.

Большое место в «творческом наследии» Суслова занимают юбилейные доклады и речи— в годовщины смерти или рождения Ленина, в годовщи­ны Октябрьской революции, к 70-летию II съезда РСДРП и 40-летию VII конгресса Коминтерна, к 150-летию со дня рождения Карла Маркса. Если основную речь к то­му или иному юбилею произносил Брежнев, то Суслов публиковал по этому поводу статью в журнале «Комму­нист». Не слишком интересны и доклады, которые он делал регулярно на Всесоюзных совещания идеологиче­ских работников или преподавателей общественных дис­циплин. Как правило, он всегда обходил наиболее ост­рые и злободневные вопросы. К тому же, готовя свои вы­ступления для публикации в сборниках, Суслов их тща­тельно редактировал. Он полностью убирал как восхва­ления, так и порицания Сталина или Хрущева, исключал примеры преступной деятельности Молотова и т. п.

Неудивительно, что сборники речей и статей Суслова не пользовались почти никаким спросом в книжных ма­газинах. Их первый завод в 100 тысяч экземпляров не расходился более двух лет, хотя его книги продавались в любом книжном киоске. Для СССР это очень не­большой тираж, так как в Советском Союзе было не менее миллион работников, профессионально занимающихся проблемами идеологии и общественными науками. Что касается сборника выступлений Суслова за 1977—1980 годы, то первый завод этой книги, стоившей всего 30 ко­пеек, был отпечатан в количестве 50 тысяч экземпляров. Для политической брошюры это ничтожно мало. Да и ра­зошлась она главным образом по библиотекам и.партка­бинетам. Вероятно, не более 20—30 тысяч преподавате­лей и пропагандистов истратили 2 рубля для приобрете­ния в свои личные библиотеки сборников речей и статей Суслова. Не слишком впечатляющий результат много­летней деятельности «главного идеолога» партии!

25 января 1982 года Суслов скончался. Его смерть вызвала много толков и прогнозов, но немногие испытывали чувство искреннего горя и со­жаления, проходя мимо его гроба в Колонном зале До­ма Союзов или наблюдая за торжественной процедурой похорон по телевизору. На небольшом кладбище у Крем­левской стены уже не так много свободных участков. Но для Суслова нашли место рядом с могилой Сталина.

Заключение.

Суслов поднимался вверх по ступеням партийной иерархии медленнее других. 33-летний Молотов был уже одним из секретарей ЦК РКП (б), так же как и 33-летний Каганович. Микоян в 33 года был наркомом и кандидатом в члены Полит­бюро, Маленков в свои 33 заведовал одним из самых важных отделов ЦК ВКП(б). Между тем 33-летний Суслов был рядовым инспектором Центральной Конт­рольной Комиссии. Но закончил он свою почти 80-лет­нюю жизнь не скромным пенсионером и не почетным членом ЦК, а человеком, облеченным огромной властью и занимающим второе место в партийной иерархии. По­этому смерть Суслова вызвала так много откликов, тол­кований и прогнозов В последние семнадцать лет жизни Суслов считался главным идеологом партии. Как член Политбюро, отве­чающий за вопросы идеологии, Суслов стоял на вершине пирамиды, выстроенной из множества идеологических учреждений. В ЦК КПСС он контролировал деятель­ность отделов культуры, пропаганды, науки и учебных заведений, а также два международных отдела. Суслов курировал Политуправление Советской Армии, отдел информации ЦК, отдел молодежных и общественных организаций. Под его руководством и контролем рабо­тало Министерство культуры СССР, Государственный комитет по делам издательств, Государственный коми­тет по кинематографии, Гостелерадио. Печать, цензура, ТАСС, связи КПСС с другими коммунистическими и ра­бочими, партиями, внешняя политика СССР —все это входило.в сферу деятельности Суслова. Ему приходилось, разумеется, работать в тесном контакте с КГБ и Проку­ратурой СССР, особенно в связи с теми проблемами, которые объединяются не слишком ясным понятием «идеологическая диверсия». Немало забот доставляло Суслову и развившееся как раз в 60—70-е годы движе­ние «диссидентов». Много внимания уделял Суслов фак­тическому (или, как говорят обычно, партийному) руко­водству деятельностью Союза писателей СССР. Он при­нимал при­нимал участие во всех основных его совещаниях. Под контролем Суслона находились и другие творческие союзы: художником, архитекторов, журналистов, работников кинематографии, а также Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, театры, эстрада и другие подобные организации. Систе­ма партийного просвещения, общество «Знание», подго­товка школьных учебников, научные институты по об­щественным дисциплинам, отношения Советского госу­дарства с различными религиями и церковными органи­зациями — и это далеко не все, чем ведал Суслов.

Особой его заботой было проведение многочисленных юбилеев: 50- и 60-летия Советской власти, 50-летия об­разования СССР, 100- и 110-летия со дня рождения В. И. Ленина — всего не перечислишь. В 1949 году Сус­лов— один из главных организаторов пышных торжеств по случаю 70-летия Сталина, в 1964 году — 70-летия Н. С. Хрущева, а в 1976 и 1981 годах —70- и 75-летия

Брежнева. Брежнева.

Сам он отличался скромностью и в личной, и в об­щественной жизни. Но умел при необходимости потакать тщеславию других. Кое-кто из «верхних этажей» советского обще­ства даже посмеивался порой над его аскетизмом. Но собственный аскетизм отнюдь не сочетался у Суслова с непримиримостью к чрезмерным запросам его партий­ных соратников, если дело не касалось проблем идеоло­гии. Было немало случаев, когда Суслов оказывался крайне снисходителен к видным партийным и государственным работникам, замешанным в коррупции и мате­риальных злоупотреблениях. Немало бумаг и докладных записок, которые должны были бы послужить поводом для немедленного судебного разбирательства и сурового наказания некоторых министров, секретарей обкомов, руководителей целых республик, прекращали свое дви­жение в многочисленных сейфах кремлевского кабинета Суслова. Может быть, и в этом была одна из причин его влияния и власти?

Литература:

1. Медведев Рой. Они окружали Сталина. М., 1990.


Информация о работе «М.А. Суслов - политический портрет»
Раздел: Исторические личности
Количество знаков с пробелами: 34058
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
131306
0
0

... деятельности Д.А. Кунаева по развитию промышленности, строительства, сельского хозяйства и науки, образования и культуры Казахстана. В Заключении подводятся общие итоги дипломной работы. Глава I. Политический портрет Д. А. Кунаева. 1.1. Страницы биографии.  12 января 1912 года в городе Верном (ныне Алматы) на свет появился мальчик Димаш. Его родители, наверное, и не думали, что их сын ...

Скачать
254240
0
0

... «культа личности» Сталина, а также борьба за власть, которая ознаменовалась распадом образовавшегося триумвирата и потерей возможного, но не состоявшегося коллективного руководства, победой в борьбе за власть Н.С. Хрущева. После смерти Сталина вскоре положение в стране усложнилось в связи с обострением борьбы за власть, развалом триумвирата, неосуществленном коллективном руководстве; наметилось ...

Скачать
31592
0
0

... фильма Ю. Подниекса "Легко ли быть молодым?" - закономерное следствие деформации идеала, изменения представлений о смысле жизни. Несмотря на победоносные рапорты с трибун партсъездов об успехах страны "развитого социализма", в общество внедрялась психология застоя. Понятия долг, совесть, честь были девальвированы. Упал спрос на людей инициативных и творчески мыслящих. Тенденции к уравниловке ...

Скачать
75621
0
0

... пока надежды возлагаются на нового правителя великой державы - Леонида Ильича Брежнева. Глава 2 Эпоха «Застоя» Длительная эпоха правления Леонида Ильича Брежнева стала временем подлинного расцвета советского социально-политического анекдота. Период, получивший название «застой», представлял собой во многом консервацию, сохранение однажды сложившегося положения в течение многих лет без учёта ...

0 комментариев


Наверх