Мазарини и Фронда

1.3. Мазарини и Фронда.

Фронда проходила под гул антиналоговых волнений, начавшихся задолго до неё и не прекращавшихся вместе с ней.[8]

Надо было оплачивать войну, помогать союзникам, расходы превышали 120 миллионов ливров. В 1647 году расходы достигли 143 миллионов. В 1645 году правительство нашло достаточно банкиров и подписало 7 откупных договоров (на 17 миллионов), 82 соглашения (на 47 миллионов) и выпустило не менее 238 займов, гарантировавших не менее 102 миллионов. И все же в 1647 году банкиры не побоялись оплатить 84% расходов государства.

Мазарини сократил проценты (с 15% до 5%), выплачивавшиеся сторонникам реформы, арендаторам и финансистам, но этого оказалось недостаточно. Главное событие произошло 18 июля 1648 года. В тот день совет в составе шести министров и королевы решил аннулировать все займы, договоры, вторичные и дополнительные договоры с передачей обязательств, авансы, предоставленные частным лицам на этот год и на следующие годы. Иначе говоря, свершилось открытое банкротство, что на время, решало все финансовые проблемы, а этого и добивался Мазарини. Было объявлено, что проценты по аннулированным займам будут выплачены позже. Надо сказать, что приблизительно две трети парламентариев и членов других судов были еще и финансистами, поручителями финансистов и кредиторами финансистов. И королевское банкротство серьезно затрагивало всех этих людей, что они немедленно ощутили.

Тогда же испанская армия, освободившаяся от врагов на севере, вновь попыталась открыть дорогу на Париж, заняв Ланс. Как раз в тот момент, когда Конде разбил испанцев, Бруссель и его клика, затеяли тяжбу с откупщиками, с которыми не состояли в родстве (20—22 июля), что переполнило чашу терпения финансистов, Мазарини и королевы. Уже 25 июля они кинулись в атаку, воспользовавшись возвращением в Париж героя и его солдат и великолепным благодарственным молебном в соборе Парижской Богоматери, который должны были служить в среду, 26 августа.

Анна Австрийская уехала из Парижа 13 сентября с частью двора и совета, чтобы побыть на свежем воздухе и обдумать месть парламенту. 20-го к ним присоединился Конде со своими солдатами. 24 сентября пришлось переехать в Сен-Жермен. 22 сентября официальная делегация представителей парламента во главе с Виолем и двумя Потье (Бланменилем и Новионом) прибыла в Рюэль и потребовала освобождения бывшего министра Шавиньи (сидевшего в тюрьме в Венсенне), возвращения из ссылки де Шатонёфа, другого бывшего министра, а также де Гула, близких друзей Мсье. Королева отказала по всем пунктам, тем более что послы дурно высказывались о Мазарини.

Два месяца высшие суды опасались неизбежных финансовых мер, которые могли принять министры и даже военные, потом попробовали атаковать некоторых крупных финансистов, но, не договорившись между собой, не сумели помешать королю взять деньги в долг под 10%.

Тогда же появились немногочисленные памфлеты, открыто нападавшие на Мазарини. Нельзя сказать, что Мазарини был совершенно равнодушен к тому, что писали парижские памфлетисты[9]. Мазарини нисколько не беспокоился, хотя отчетливо понимал: враги смелеют, а трудности не убывают. Но главными своими врагами первый министр считал отнюдь не простонародье или буржуа, поэтому всё же его не очень заботило, что думали и говорили эти люди. Что бы ни происходило, он всегда выискивал тайные козни вельмож и государственных сановников.[10]

Королева и кардинал были потрясены новостями, пришедшими из Англии, о суде над королем Карлом I Стюартом, о «чистке» парламента и о реальной возможности создания «народного» государства. Опасаясь за участь зятя Анны Австрийской (королева Англии нашла приют в Лувре), обеспокоенные дурным примером, поданным английским парламентом, Ночью, в праздник Королей, королевская семья, министр, несколько верных друзей, слуг и солдат тайно уезжают в Сен-Жермен, где их никто не ждал.

Это означало разрыв с Парижем, с тем, что называли Фрондой.

Уехать из Парижа под защитой Конде означало для Мазарини и королевской семьи разорвать отношения с парламентом и Парижем и продемонстрировать желание отомстить обоим. Замысел был следующим: заставить подчиняться обоих, используя тактику блокады, мешая снабжению парижан по суше и воде. В целом, задуманное почти удалось.

В течение почти трех месяцев Париж жил интригами, волнениями, ссорами и насилием.

В парламенте впервые раздались открытые выступления против Мазарини. Вспомнили о постановлении 1617г., запрещавшем иностранцам занимать во Франции пост министра.[11] В парламенте, выкрики подстрекателей поначалу заглушали голоса благоразумных депутатов. Кардинала объявили возмутителем общественного спокойствия, врагом короля и его государства, ему давали неделю на то, чтобы он покинул королевство, в противном случае «всем подданным короля приказывалось преследовать его», то есть арестовать либо убить. Это постановление стало известно в Сен-Жермене, и королева приняла решение: перевести все четыре Высших суда в Мант, Монтаржи и в другие места.

Все это никак не затрагивало временных хозяев Парижа: Гонди, бунтующих парламентариев и дворян-фрондеров. Существовала «третья» партия — партия «примирения», имевшая отношения с Сен-Жерменом, то есть с Мазарини.

Ни юридические аргументы, ни какие бы то ни было претензии противников, ни оскорбления в печати не могли всерьез встревожить кардинала, уверенного, что первопричина заключается в неэффективности одних и страхе и продажности других. Мазарини занимался в основном внешней политикой. Его внимание было приковано к Европе.

Беспокойство на северо-востоке королевства причиняли двое братьев Латур д'Овернь Буйон и Тюренн. Первый не смог смириться с недавней передачей Франции Седана, его города и княжества, причем без компенсации — титула князя. Он с первых дней присоединился к эскадрону генералов Фронды под теоретическим командованием Конти. Тюренн, командовавший очень сильной германской армией, колебался, принимая решение о присоединении к брату, хотя к этому его подталкивали честолюбие, (он желал командовать в Эльзасе). Тюренн собирался присоединиться со своей армией к фрондерам. Предупрежденный об этом, Мазарини отреагировал очень быстро: он знал цену Тюренну и сумел уже 16 января подкупить Эрлаха, командовавшего вспомогательными немецкими частями. После двадцати встреч с гугенотом Рювиньи, сторонником Мазарини, и банкиром-снабженцем немецкого происхождения Гервартом, Тюренн решает предать в начале марта, хотя большая часть войск покидает его. И все-таки Мазарини отвел опасность: его ловкость и деньги соблазнили армию Германии.

Существовала одна сильная армия — испанская, расквартированная в Нидерландах. Руководители Фронды не видели ничего плохого в том, чтобы попытаться завоевать ее расположение. 19 февраля, в день, когда казнили Карла I: парламент, посмевший 12 февраля, под надуманным предлогом, запретить войти в зал герольду королевы, решил принять специального посланника эрцгерцога Леопольда-Вильгельма (побежденного в Лансе и правившего в Нидерландах), несмотря на резкий протест президента Моле и некоторых парламентариев. Подобный тайный сговор многим показался неприемлемым. Мазарини никак не мог согласиться с подобными маневрами, организованными Гонди, Брусселем, их ближайшим окружением и аристократами-фрондерами. Благоразумные парламентарии, заседавшие в «центре» парламента, думали практически так же, что ускоряло ведение переговоров, которые все это время не прекращались.

Другое событие, в конце концов, заставило «благоразумных» принять решение: казнь, по приказу фанатиков-протестантов, короля Англии Карла I, дяди Людовика.

Казнь Карла I ошеломила Париж и даже фрондеров. Казнь ужаснула большинство французских парламентариев и Сен-Жермен, что дало противникам Фронды серьезные аргументы. Мазарини еще нагляднее объяснил регентше, на что может осмелиться парламент против своего монарха.

Кардинал, хорошо знал Европу, повсюду имел информаторов и шпионов, и давно понял, что представляет собой гражданская война в Англии, поражение короля при Нейсби, «продажа» его парламенту шотландцами и окончательная победа армии Кромвеля над тем, что осталось от парламента в декабре 1648 года. Казнь 9 февраля, предоставила Мазарини некоторую свободу действий и веские аргументы против тех, кто замыслил бы нанести урон монархии.

Самые благоразумные из парламентариев, и те, кто родственными отношениями или деньгами был связан с финансистами, которых фрондеры преследовали, грабили и сажали в тюрьму, в открытую начали переговоры с Сен-Жерменом.
Если не состоявшаяся измена Тюренна давала преимущество Мазарини, (получил обратно основную часть его войска, немецкую), то прибытие под Суассон в середине марта эрцгерцога в сопровождении фрондера Нуармутье подарило надежду парижским переговорщикам. Кроме того, Гонди и Конти, начали распускать слухи, о прибытии войск из Нормандии и даже с запада, на помощь Фронде. Но 22 марта стало известно, что войска Дюплесси-Пралена, поддерживаемые наемниками Эрлаха, быстро теснят испанцев к Нидерландам. Несмотря на крайние меры коадъютора и Конти, все время надеявшихся на помощь испанцев, следовало как-то завершать историю. Мир, намеченный в Рюэле, был заключен 1 апреля в Сен-Жермене и мало-помалу становился свершившимся фактом.

 Высокородных бунтовщиков вознаградили за то, что они соизволили покориться. Они стали губернаторами провинций или получили огромное количество золота и серебра. Конти, помимо денежного вознаграждения, получил право заседать в Высшем совете, что было большой честью, но продлилось недолго. По возвращении Мазарини пообещал никогда больше не беспокоить парламент, привлек нескольких новых лиц к участию в финансовых делах, поклялся, что король не возьмет в долг больше 12 миллионов до конца 1650 года, — это обещание, кардинал не собирался, да и не мог сдержать. В марте 1649 года в результате предательства верхушки Фронды парижское восстание было подавлено.[12] 18 августа 1649 года король и двор вернулись в Париж. Наступало спокойствие. Оно продлилось несколько месяцев.

Начался второй период Фронды, называемый «Фрондой принцев» (16550-1653).[13] «Фронда принцев» началась после того, как 18 января 1650 г. по распоряжению королевы были заключены в тюрьму принц Конде, его брат принц Конти и зять герцог Лонгвиль.[14] Жену, мать и сестру Конде попросили покинуть Париж. Друзья Конде — Буйон и его брат Тюренн — прочно укрепились. Брэзе, тесть принца, укрепился в своей мощной крепости в Сомюре. А испанцы по-прежнему находились на северной границе и в Каталонии, другая ее часть была занята французами, руководимыми Маршеном из Льежа, Ситуация в королевстве была неопределенной, шаткой, Мазарини приходилось опасаться и интриг объединившихся эксфрондеров, и гнева народа.

Кардинал решил действовать через провинции. Поездки заняли большую часть 1650 года. Кардинал появлялся в Нормандии, Бургундии, Гиени, на полях сражений. Четыре месяца из двенадцати двор провёл в Париже.

Поездки по Нормандии длились три недели. Экспедиция оказалась легкой. Атмосферой мира и изобилия воспользовались, чтобы обложить налогом в 300 000 ливров три округа (Руан, Кайен, Алансон), и парламент одобрил этот акт.

На востоке находились последние части Тюренна и испанцы. Королевским войскам удалось отвоевать у них несколько небольших, но хорошо укрепленных городов, хранивших верность Конде. Риск нашествия с севера и северо-востока был на время устранен.

Не считая Бордо и его окрестностей, общая ситуация прояснилась. Бургундия легко присоединилась к «сторонникам короля». Возвратившиеся из Нормандии Мазарини и двор, оставались в Париже всего две недели, после чего министр уехал. В самом начале марта экипажи спокойно двигались в направлении Бургундии. Всем очень нравилось в Бургундии, и отъезд назначили только на 2 мая: пребывание здесь длилось два месяца, месяц был проведен в Париже, затем последовала длительная поездка по Аквитании.

 В марте королева осуществила перестановки, которые еще больше отстраняли от дела сторонников Конде, уже потерявших управление провинциями.

За всеми этими действиями стоял Мазарини. Он пообещал Гонди богатое нормандское аббатство Бек, потом изменил решение, предложив Гонди Урскан, не такое богатое аббатство; Гонди отказался (в марте). Кардинал пообещал герцогу Нуармутье, другому фрондеру, управление Аррасом с соответствующими доходами, но передумал и попросил подождать до конца войны.

Герцог Вандомский и его сын Бофор потребовали себе прибыльное Адмиралтейство с правом передавать должность по наследству. Требование удовлетворили, и отец и сын принесли клятву верности 1 июня. День спустя двор покинул Париж, пока Мазарини наблюдал за северным фронтом, который держался очень стойко. После недолгого, на пять дней, возвращения в Париж все отправились в длительную поездку на северо-запад и в Гиень, откуда приходили дурные новости. В Париже тем временем политико-фрондерский котел кипел все опаснее. Создается впечатление, что все эти месяцы 1650 года Мазарини главным образом старался выиграть время.[15]

Парламент Бордо и губернатор Эпернон занимали непримиримую позицию, атмосфера в городе накалялась. Новым фактором стала настоящая фрондерская армия — дворяне и несколько тысяч крестьян, собранная вокруг замка Тюренна с помощью принцессы Конде, Буйона, Латремуйя, Ларошфуко и Ленэ. Войска же губернатора (которые Мазарини собирался осторожно отозвать) находились близ Кадияка и вскоре получили поддержку маршала де Ламейерэ, командовавшего несколькими верными полками. Важные персоны, в том числе многие парламентарии, заняли выжидательную позицию, а народ поддержал принцев и фрондеров: общество разделилось.

Эпернон отреагировал мгновенно, приведя свои войска к Медоку. По дороге королева приказала разрушить замок Ларошфуко близ Вертея, добилась подчинения областей в Пуату и Ангумуа, где наблюдались небольшие волнения, взяла Либурн и остановилась в Бурке на Жиронде. После жестокого натиска Ламейерэ на войска Буйона начались переговоры, Гастон выступил в роли посредника между двором и восставшими. Переговоры завершились к 1 октября: мятежников амнистировали, Эпернону приказали отвести войска, а принцессу, ее друзей, сторонников Конде и испанцев попросили покинуть Бордо, после чего 5 октября король въехал в спокойный Бордо.

На какое-то время дела в Гиени пришли в норму. Мазарини мог заняться другими, очень сложными делами. Отбывший 15 октября кортеж королевы вернулся в Пале-Рояль месяц спустя. Мазарини, выезжавший на поля сражений, приехал в Париж лишь 31 декабря.

Во время долгих поездок по провинциям власть в Париже представляли герцог Орлеанский министр Летелье, но они не пользовались достаточным авторитетом, чтобы сдерживать чужие амбиции и держать под контролем сделки с далеко идущими последствиями. Парламент снова бунтовал, многие парламентарии поддерживали посаженных в тюрьму принцев, требуя, чтобы те предстали перед судом парламента, если действительно виновны. Число сторонников арестантов, выросло, как только к ним снова присоединился сильный союзник. Гонди, сначала позволивший арестовать принцев, разозлился, не получив кардинальскую шапочку. Он принялся обрабатывать своих обычных союзников — кюре, простолюдинов, дам и Гастона, занимавшего неопределенную позицию. Так складывался парижский антимазариниевский союз, получивший двух новых союзников.

Фрондеров поддержало мелкое и среднее провинциальное дворянство, питавшее смутную надежду на Генеральные штаты. Раз в пять лет, собралась ассамблея духовенства, чтобы поговорить о вере и главное, о деньгах. Прелаты не любили Мазарини, хотя именно он распоряжался «списком бенефиций» (назначений). Ассамблея протестовала против грубого и порой жестокого обращения Эпернона с епископами Гиени, и трижды отказала министру в субсидиях на войну с католическим королем Испании. Она потребовала освобождения Конти, заявив, что тот является носителем духовного звания. В середине августа королева приказала ассамблее переехать в Сент, где находился двор, но она не подчинилась. Церковь была на стороне принцев.

Прекрасно информированный, Мазарини долго колебался, прежде чем принять решение о возвращении в Париж. Возвратившись в Париж, кардинал Мазарини помышлял об одном - как поссорить между собой фрондёров[16]. Он намеревался поехать в Лангедок, потом в Прованс, где отстраненный от должности Алэ держался, сражаясь с парламентом, Эксом и Марселем. Мсье отговорил Мазарини от бесполезной поездки. Кардинал чувствовал реальную угрозу для себя, однако в декабре ему удалось одержать победу в Ретеле: это был большой военный успех, одержанный над Тюренном и его временными союзниками-испанцами, и достигли его благодаря соединению королевских войск с частями Дюплесси-Пралена, вернувшимися из Гиени. Этот успех контрастировал с летними неудачами Мсье: в августе армия испанцев и части сторонников Конде подошли к Парижу. Гастон Орлеанский перевел принцев из Версаля в Маркусси (прежде чем отправить их в Гавр) и попытался найти людей и деньги в Париже. После нескольких раундов переговоров, враг, оставшийся без снабжения, далеко от своих баз, ушел на север.

Победа Мазарини в Ретеле напугала его противников, в том числе Гонди, королева немедленно заказала благодарственный молебен. Тюренн, оставленный войсками, серьезно задумался о своей судьбе и решил исполнить свой долг. Тайно вернувшись в Париж в начале мая, он вскоре отдал себя на милость королевы, что было большой удачей и для нее, и для юного короля.

 Парламент, потребовал от королевы провести расследование против принцев, но натолкнулся на отказ. 1 февраля Гонди и Гастон заверили парламент в своей поддержке. Выходя из Высшего совета, Гастон, поссорился с Мазарини, и дал понять королеве, что не вернется, пока там будет заседать кардинал.

В Париже усилились антимазаринистские настроения; в кардинале стали видеть главного виновника гражданской войны, популярность заключённых принцев возросла. Мазарини оказался в политической изоляции.[17] 4 февраля парламент потребовал, чтобы королева подписала указы об освобождении принцев и удалении кардинала. При поддержке Гастона, парламент распорядился помешать королевской семье покинуть Париж, приказав блокировать Пале-Рояль, а маршалам Франции повиноваться только герцогу Орлеанскому.

Всеми покинутый, Мазарини быстро подготовился к отъезду. В ночь с 6-го на 7-е кардинал, отправился в Сен-Жермен. Коадъютор и Гастон приказали закрыть все городские ворота, мобилизовали ратушу и буржуазную милицию и принудили парламент вновь издать указ, предписывающий Мазарини покинуть Францию в двухнедельный срок, а если он этого не сделает, объявить о «преследовании».

 По просьбе объединившихся фрондеров 11 февраля королева согласилась, чтобы несколько дворян, в том числе Ларошфуко и президент Виоль (ярый противник Мазарини), поскакали в Гавр для освобождения принцев. Но кардинал, хорошо осведомленный, ждал своего часа. Он узнал новость в Лильбонне и первым прибыл в Гавр освободить заключённых.

Трое освобожденных встретили по дороге в Париж, небольшой отряд фрондеров, прибывший с опозданием. В ночь на 7 февраля 1651 г. Мазарини бежал из Парижа.[18] Когда Мазарини уехал, королева с детьми осталась пленницей в Пале-Рояле. Казалось, что благородные сеньоры, достойные парламентарии, добропорядочные буржуа и мудрые священники, поддержанные «простым народом», сумеют вместе претворить в жизнь дело, восстановят королевство в его былом великолепии, благословляемые королем. Мазарини был в ссылке, которой нельзя было избежать, но точно знал, что ничего подобного не случится, союзники вскоре перессорятся, а потом передерутся, а он приложит к этому руку.

По пути к Рейну, как и во время пребывания в Брюле, Мазарини осуществлял все сношения через верных посланников. Парижские корреспонденты, кроме королевы и надежных министров Летелье, Лионна, Сервьена, были давними деловыми партнерами Мазарини или его новыми сторонниками. К последним принадлежал один из близких Летелье людей, занимавшийся домашними и крупными финансовыми делами одновременно: Жан-Батист Кольбер. В письмах делам уделялось столько же внимания, сколько политике, однако преобладали детали, а генеральная линия оставалась неясной. Ничто не решалось легко, сношения осуществлялись слишком медленно.

Королева находилась в центре всех интриг, ей неизбежно приходилось принимать решения, причем зачастую незамедлительно, но она точно знала — необходимо хитрить и поощрять противоречия между группировками фрондеров.

Запоздавшие новости, которые Мазарини получал из Парижа, были недостаточно достоверными, отражая смутную и неустойчивую ситуацию, которая, развивалась в нужном кардиналу направлении распада фрондерских группировок.

7 сентября было провозглашено и отпраздновано совершеннолетие четырнадцатого по счету короля Людовика, на девятый год его правления и в последний год регентства. Совершеннолетие было провозглашено в парламенте, король произнес речь, присутствующие, в том числе королева, преклонили колени и поклялись в верности своему королю, потом был отслужен торжественный молебен. Глубинный смысл заключался в окончании срока регентства и наместничества герцога Орлеанского на посту главнокомандующего королевской армией, распускался и Регентский совет. Настоящий Королевский совет обрел былое могущество, с настоящими государственными советниками короля в его «личном совете», со своим отделением докладчиков в Государственном совете. Теперь король должен был подписывать главные документы и назначать новых министров.

Начало церемонии было отмечено скандалом: королю передали письмо Конде, пытающегося оправдать свое отсутствие. Людовик навсегда запомнил этот проступок, граничащий с «оскорблением Его Величества. После назначения министрами троих людей, которых он ненавидел, Конде отправился с соратниками на юг, чтобы совершить открытое предательство, вступить в переговоры с Испанией.

Эти события, обозначали поворот и усиливали позиции Мазарини.

В начале октября королева потребовала, чтобы Мазарини вернулся. Мазарини ждал этого, но понимал, что его возвращение способно объединить разрозненные группы фрондеров: прежних, новых, парламентских, буржуазных, народных, орлеанских, коадъюторских. Кардинал решил подождать три месяца, но готовиться к отъезду начал уже в конце октября. Для возвращения Мазарини нужны были войска, политическая безопасность, крепости, где он мог бы останавливаться в пути, и много денег.

Мазарини хотел вернуться только по королевскому приказу, должным образом подписанному государственным секретарем. При дворе в Пуатье нескольких прежних противников кардинала не желали его быстрого возвращения. В конце декабря парламент понял, что возвращение кардинала неизбежно.

Мазарини был уже во Франции: он пересек границу накануне Рождества, в Седане его приветствовали артиллерийскими залпами. Несколько дней спустя он въехал в Шампань во главе семи-восьми тысяч солдат, повязанных зелеными шарфами.

Путешествие до Луары длилось долго: приходилось помнить об опасностях, после Вьерзона (в этой провинции находились только королевские войска, повязанные развевающимися белыми шарфами). Мазарини ехал в сопровождении 300 кавалеристов. 28 января, в двух лье от Пуатье, он встретился с королем, его братом и дворянами, выехавшими ему навстречу.

В феврале 1652 года законная власть, как и право, управлять королевством, находились у короля, то есть в Пуатье, несмотря на два сильных гнезда оппозиции в Париже, и в Бордо. Помимо неспокойных Анжу и Прованса, была еще испанская армия — на границах и в самом сердце королевства, благодаря Конде, его сторонникам и жителям Бордо.

Конде и его союзники из Бордо и других городов не смогли добиться успеха. В спокойном Сентонже принц и его люди легко взяли (в конце 1651 года) Сент, Тайбур, Тонне-Шарант и осадили Коньяк и Ангулем. Но королевские войска, вернувшиеся от границ, забрали города назад, а Ла-Рошель перешла от Конде к королю за некоторую сумму денег. В начале 1652 года войска Конде, таявшие на глазах, были разбиты при Тонне-Шаранте. Оставался только Бордо, где царили беспорядок и гражданская война. Конде беспокоился о Бордо не больше, чем Мазарини. Он очень быстро понял, что решение выносится в Париже, и с несколькими верными друзьями совершил невероятно стремительный бросок через внутреннюю Францию. 1 апреля Конде встретился с дружественными войсками Мсье, потом с частями Тюренна, настроенными совсем иначе.

Мазарини и двору в Пуатье быстро стало известно, что, поскольку большая часть Гиени покорилась, отпала необходимость идти на Бордо, хотя в городе фрондировали. Анжер, прогнал чиновников мэрии, считавшейся верным королю, и назначил новых людей — торговцев и лавочников: так как они не были назначены королем. Герцог де Роган, губернатор Анжу, в январе объявил себя сторонником Конде и стал преследовать чиновников вместе с так называемой народной партией. Герцог де Бофор покинул Париж с маленькой армией, собираясь поддержать Рогана.

Роган, не получил помощи извне, капитулировал 29 января. Интендант де Геере, прибыл в обозе армии, очистил муниципалитет от фрондеров и внедрил туда больше чем на век преданных королю чиновников.
Город взбунтовался в 1656 году — хорошее доказательство того, что официальное «закрытие» Фронды отнюдь не означало немедленного наступления полного спокойствия и абсолютного порядка. Победив маленькую фронду в Анжере и оттеснив войска Конде от Бордо, Мазарини и двор поднялись по Луаре, проехав через Тур и Блуа, но обошли осажденный Орлеан — город Мсье. Двор добрался до долины реки Луен, где оказался и Конде. Две армии одновременно опустошали все на своем пути и в конце встретились близ Блено (7 апреля). Сначала Конде заставил отступить Тюренна, (он укрыл двор в Жьене), потом Тюренн оттеснил его, и Конде направился к столице с остатками своих частей, грабивших все и вся на своем пути. Принц вошел в Париж 11 апреля; парижане радостно его приветствовали, возможно, не так, как прежде, несколько устав от волнений. Столица переживала серьезные экономические трудности. Двор из осторожности остановился в Сен-Жермене, готовясь к решительному удару.

В целом, ситуация была такой же, как три года назад, но только не Конде, а Тюренн охранял короля и двор, а принц стал противником.

Конде, прибывший 11 апреля, 13 октября снова уехал за границу, выиграв, кровавую битву у Сент-Антуанских ворот (2 июля). Людовик XIV с триумфом возвратился в свою столицу, где его радостно приветствовали неделю спустя после бегства принца-изменника.

Поль де Гонди — 19 февраля получил от Папы титул кардинала. Десять дней спустя он взял имя кардинала де Реца и принялся ждать от короля кардинальскую шапочку, чтобы отправиться в Рим на церемонию. Тем не менее, Гонди остался коадъютором, поскольку его дядя архиепископ был все еще жив. Мсье, Бофор, Бруссель и другие жили в атмосфере неуверенности и нервозности. Конде выделяется среди них своим невероятным честолюбием, гордыней, почти безрассудной храбростью, выносливостью и быстрым умом. Но принц сталкивается с честолюбивыми соперниками, людьми очень осторожными, с толпой черни и со сторонниками короля.

Весной 1652 года, когда свирепствовали чума, нищета, голод, кражи, насилие и поджоги, через предместья Парижа прошло множество армий. Две противоборствующие армии брали, отдавали и вновь брали то город (Этамп), то деревню (Сен-Клу). Позже появилась третья армия, армия Карла IV, герцога Лотарингского, герцога без герцогства (его страна была оккупирована французами). Принцы купили Карла, чтобы освободить свой гарнизон в Этампе. Но Мазарини решил заплатить дороже, чтобы герцог ушел.

Сражение было неизбежно: Конде и Тюренн двигались друг за другом в ожидании случая. Конде гнал свои войска вперед днем и ночью; он остановился у Сены близ Шарантона и не смог войти в Париж; тогда он обогнул столицу. Тюренн, защищавший двор, устроившийся в Сен-Дени, был предупрежден о маневре и зажал противника между Шароннскими высотами и воротами Сент-Антуан. 2 июля завязалась ужасная кровавая битва. Конде должен был вот-вот потерпеть поражение, и вдруг произошло чудо. Его кузина Мадемуазель заставила повернуть пушки Бастилии против королевских войск и открыть ворота, куда ринулись солдаты. Во время битвы был смертельно ранен Паоло Манчини, любимый племянник Мазарини, которого он выбрал в компаньоны королю и хотел сделать своим наследником. Уход из жизни юноши (четырнадцати лет от роду) поверг Мазарини в отчаяние: он переживал самое большое горе в своей жизни.12 августа король дал почётную отставку Мазарини, и кардинал вторично покинул Францию.[19]

Король и двор ждали своего часа. 12 октября 1652г. Кардинал-министр вернулся в Париж, укрепив своё положение и могущество.[20] Мазарини в Париже заставил работать сторонников мира. В Париже парламентарии и буржуа настолько не доверяли Конде и его солдатам, что заставили закрыть все ворота города. 1 июля парламент по собственной инициативе решил созвать в ратуше на 4 июля 300 нотаблей, чиновников из всех кварталов и корпораций, священников, торговцев и буржуа: создать своего рода временное правительство Парижа. Набег Конде 2 июля не дал осуществиться разумным планам. Разлад рос, ссоры усиливались, а возмутители спокойствия и подкупленные подстрекатели подливали масла в огонь. Мазарини через своих агентов внушал мысль о мире, парламент раскололся. В августе король созвал парламент в Понтуазе, после чего приказал Мазарини покинуть королевство, ради его собственной безопасности и для того, чтобы облегчить примирение.

В Париже прежние главари Фронды ссорились, расходились или готовили свое возвращение. В сентябре парижане осмеливаются, собрались перед Пале-Роялем, но Конде никак не отреагировал. Он уехал 13 октября и поступил на службу к испанцам. Неделю спустя вернулся король.

Фронда довольно быстро перешла к смирению. Все жили в атмосфере материального и морального разгрома. Фронда потерпела неудачу и закончилась.

Королю оставалось простить одних, наказать других, выслать наименее виноватых и позволить своему парламенту возвратиться в Париж при условии, что «никогда в будущем он не станет принимать участия ни в делах государства, ни в финансовых делах». Естественно, все недавние решения парламента отменили. 3 февраля 1653 г. в Париж как неоспоримый хозяин положения вернулся Мазарини.[21]

Глава 2. Мазарини в период царствования Людовика XIV.

 

2.1. Последствия Фронды.

 

Совет короля, растворившийся в Регентском совете, в марте обрел прежние сущность и структуру. В нем председательствовал король. Юридически единый, совет обычно действовал на трех уровнях: узкий совет (несколько министров), «Королевский частный и финансовый совет» с государственными советниками и докладчиками в Государственном совете, а также Совет депеш, новый орган (в котором работали четыре государственных секретаря, отвечая за четвертую часть королевства).

В узкий совет (будущий Верхний совет), кроме королевы-матери и короля, Мазарини ввел надежных и компетентных людей. Первый из них, канцлер Сегье, занимал этот пост со времен Людовика XIII. В 1643 году пост Государственного военного министра, получил Мишель Летелье, очень верный, методичный и несгибаемый человек. Государственным секретарем по иностранным делам стал Анри де Ломени де Бриенн. Позднее в узкий совет вошел Гюг де Лионн, племянник и ученик дипломата Сервьена. Двоих Мазарини приблизил к себе после размышления: Сервьена, поручив ему расходы, и богатого Никола Фуке, поручив ему найти деньги.

Приходилось составлять законы, проводить эдикты, декларации и постановления совета, в том числе финансовые, в жизнь. Проблемой были не только губернаторы, но и парламенты и чиновники, а также казначеи финансового ведомства, объединенные в профессиональные союзы, потерявшие власть и не желающие с этим смириться.

Парижский парламент, пытался вмешиваться в содержание королевских эдиктов и деклараций; в финансовом плане он по закону сохранял за собой право контролировать налоговые эдикты.

В марте 1655 года надо было готовиться к испанской кампании — Мазарини убедил Людовика XIV лично явиться на торжественное заседание и заставить парламент зарегистрировать налоговые эдикты. В присутствии короля канцлер изложил перед парламентариями соображения о необходимости дать правительству средства, чтобы закончить войну и победить. Парламент зарегистрировал указ, так как по-другому поступить не мог. Но когда Людовик XIV покинул парламент, судьи заговорили о том, что необходимо еще раз обсудить уже зарегистрированные тексты. Король в резкой форме отчитал парламент за дерзость, осудил их поведение и приказал прекратить всякие споры. Король арестовал де Реца, но не добился немедленного результата. На следующий день первый президент Бельер и президенты явились к Мазарини сетовать на огорчение ассамблеи. Мазарини выслушал их и послал в парламент Тюренна, чтобы тот убедил его подчиниться. Для того чтобы добиться покорности, пришлось купить нескольких видных парламентариев. Мазарини правил, используя способность гибко решать проблемы и умение покупать людей.

Подчинившиеся провинции, не желали платить налоги. Чтобы подчинить или подавить отдельные сопротивления группы использовались интенданты, в основном государственные докладчики, вышедшие из совета, их при необходимости сопровождал эскорт из нескольких полков. В 1648 году свои посты сохранили интенданты пограничных провинций, и те, кто действовал при армиях. Позднее с поручениями посылали комиссаров, фактически они являлись интендантами, хотя их поручения были ограничены во времени и в пространстве. Чтобы восстановить институт интендантства, Мазарини и совет действовали медленно и благоразумно, никого не посылая в некоторые провинции. Институт постепенно укреплялся, в том числе в Париже и в Эксе.

4 июня 1654 года состоялась Коронация Людовика XIV. Мазарини и королева с высокого постамента наблюдали за церемонией: на церемонию были приглашены все принцы и послы христианского мира.

Чтобы завершить это посвящение военным, кардинал повез Людовика в Седан, чтобы открыть летнюю кампанию, после они отправились в Стеней, последний оплот сторонников Конде на Мёзе. Его взяли в начале августа, таким образом, закрыв вражеским армиям дорогу на Барруа и Шампань. Активное участие короля в этой кампании доставляло ему лавры славы, что закладывало фундамент будущего могущества.

Эти празднования не мешали трудностям. С 1653 по 1658 год и в 1660 году сложностей хватало. Главной заботой оставались бесконечная война, еще пять кампаний и связанные с ней финансовые трудности, однако возникали и внутренние проблемы. Дело было не в отъявленных фрондерах, а в тех, кого Мазарини, его служащий Кольбер и совет называли «неблагонамеренными», эти люди являлись отовсюду — скрытно, незаметно. Помимо нескольких выступлений против налогов (особенно в 1658 году), серьезные неприятности провоцировали некоторые дворяне и церковники, действовавшие очень осторожно.[22]

Провинциальное дворянство, считавшее себя, «дворянством шпаги», давно высказывали недовольство, что монархия медленно эволюционирует по пути централизации власти к правлению чиновников, комиссаров и интендантов. Эти дворяне были верны королю, но не реальному монарху, а тому традиционному правителю, который правит с помощью Генеральных штатов. Генеральные штаты не собирались с 1614 года, за исключением больших (Бретань, Бургундия, Лангедок) и некоторых крохотных (Пиренейские долины), провинциальные штаты были упразднены, превращены в свое жалкое подобие или вовсе никогда больше не созывались. Провинциальные дворяне не могли принять подобного неуважения к себе, они не желали, чтобы их судили простолюдины, не допускали и мысли о том, чтобы должности чиновников передавались по наследству (благодаря полетте), не хотели платить налог за призыв вассалов в армию, требовали, чтобы им снизили налоги на продовольствие, пошлину, габель, но главное — они не собирались выполнять требования правительства. Проверки дворянства Кольбером, оскорбляли и тревожили дворянство, особенно тех, у кого были проблемы с родословной и кому пришлось бы платить, за подтверждение титула. Эти люди защищали своих вассалов (крестьян), которых облагали непомерными налогами. Они поступали так из реального страха перед новыми налогами короля и местными сборами. Все свои требования они выражали с полной серьезностью и наивным желанием возродить монархию былых времен.

Несколько сот провинциальных дворян собрались, чтобы добиться созыва Генеральных штатов: впервые такое требование прозвучало во времена Фронды, в Париже в 1649 году, потом в 1651 и 1652 годах. В 1651 году в Париже собралось около 460 дворян; как минимум две трети прибыли из северных областей долины Луары. В столице все хотели быть голосом провинции, голосом истинного дворянства, вскоре подписавшего «акт о союзе».

Из-за совершеннолетия короля созыв Генеральных штатов «отложили». С февраля по июль 1652 года в провинциях, близких к столице (Маньи-ан-Венсен, Ментенон, Ла Рош-Гийон, Дрё), состоялись очень важные ассамблеи дворян, требовавших созыва Генеральных штатов. О ситуации доложили королю, и Людовик XIV отослал запечатанное его собственной печатью письмо дворянам Ла Рош-Гийона, герцогу де Лианкуру, приказывая забыть о любых союзах и бесполезных ассамблеях, и подумать, как помочь ему победить врага.

Не сдавшиеся дворяне, подстрекаемые агентами Конде, начали тайно проводить провинциальные собрания. Это были конспиративные собрания в лесах.

В 1656 году в Анжу и в 1657 году в Нормандии дворяне создали серьезную организацию: каждая провинция была разделена на «кантоны», в каждом из которых два депутата собирали жалобы. Ассамблеи состоялись в Энгранде (в Анжу), в апреле 1656 года, и в Трене, близ Аржантана, в марте 1658 года. Вовремя проинформированный, Кольбером, Мазарини предупредил короля и в июне 1658 года тот запретил любые собрания.

Сохранившие иллюзии и желание участвовать в заговоре, дворяне решили встречаться тайно, в лесах, ночью. Мазарини относился к таким вещам с особым вниманием, хотя король ни в грош не ставил все, что напоминало оппозицию.

Центрами сбора заговорщиков стали леса близ Конша, Руаомона и Орлеана, фермы и постоялые дворы в Мене, ярмарка в Гибре и гостиница в Пате. Мсье отказал заговорщикам в своем покровительстве. Но некоторые важные вельможи — граф д'Аркур, граф де Матиньон, граф де Сент-Эньян и маршал д'Оккенкур (а также Конде — издалека) одобряли и поддерживали опасные собрания. Солоньо пытался вооружить и использовать в своих целях серьезные крестьянские волнения, спровоцированные заниженным курсом лиарда, самой мелкой монеты, обесцененной и изъятой из употребления. Этот бунт, получивший название «восстания башмачников» был очень жестоким. Его успешно подавил одумавшийся Гастон. Некоторые заговорщики из Конша, Боннессон и его друзья Лобардери, Лезанвиль, Аннери, Креки и Мулен-Шапель, в начале 1659 года решились взять в руки оружие. На территории от Нормандии до Боса и Орлеанэ им удалось призвать под свои знамена совсем мало народа, за ними следили и быстро предали. 2 сентября 1659 года Боннессон и двое его друзей были арестованы. В декабре Боннессона казнили. Других его сторонников приговорили к смерти заочно, их имущество конфисковали, замки разрушили, а леса вырубили. Мазарини единственный раз вынужден был смириться с пролитой кровью. Так было покончено с тем, что дворяне называли «долгом восстать». На смену ему пришел «долг подчинения».

Существовало две основных проблемы: это «партия благочестивых», существовавшая с тридцатых годов XVII столетия, и проблема Янсенизма. Объединяло эти проблемы одно: они не были разрешены со смертью кардинала Мазарини.

Де Рец, тесно связанный с «партией благочестивых» и с папством (то есть с Испанией), часто блистал острым умом, но портил впечатление преувеличением и непоправимыми ошибками. Мазарини, очень хорошо понимал де Реца, остерегался его. Он создал в Париже целую сеть верных ему людей и заговорщиков. Арестованный и отправленный в Нант, сбежав из-под ареста, Рец продолжал поддерживать своего рода партию, ожившую после того, как кардинал добрался до Рима (конец ноября 1654 года). Сидя в Риме, Рец осмелился заставить голосовать против кандидата Франции на конклаве в 1655 году, где выбрали Чиджи, ставшего Папой Александром VII, настроенным против Франции. Время от времени Рец писал королю и Мазарини, но они возвращали письма нераспечатанными; в конце 1657 года он написал язвительный памфлет, направленный против английского альянса. После Пиренейского мира Рец, наконец, понял, что ему заказан любой пост в королевстве.

Янсенистская проблема, гораздо более серьезная. Многие янсенисты — серьезные противники Мазарини и Людовика XIV — бывали порой их талантливыми соратниками. Какая-то часть этих людей вступила в ряды фрондеров. Известно, что Арно д'Андий опубликовал в 1649 и 1652 годах две мазаринады. О других людях мало что известно, их работы в июле 1649 года были преданы остракизму в Сорбонне. Мазарини спланировал атаку против двух монастырей Пор-Рояля, которую осуществил Людовик XIV. Янсенизм зародился во времена Мазарини и продолжал жить своей трудной жизнью еще долгое время после его смерти. Янсенизм, который власть (в том числе Мазарини) рассматривала исключительно как политическую позицию, являлся теологическим учением, моральной, культурной доктриной, суровым планом общественного устройства. На практике эта доктрина выражалась в учении аббата де Сен-Сирана: он проповедовал перед небольшой группой учеников. Сен-Сиран, которого Ришелье отправил в Бастилию, вышел оттуда в 1643 году и вскоре умер. Тогда же увидел свет труд одного из братьев Арно «Частое причастие». Его считают критикой современной жизни и приглашением к требовательной вере и строгой морали. Трактат Арно откровенно нападал на «легкомысленную» веру и «свободную» мораль иезуитов. Недалеко от сельского отделения Пор-Рояля, несколько набожных ученых господ открыли для избранных учеников маленькие школы, которые вскоре стали известны по всей стране. Они прямо противостояли системе иезуитских коллежей, по мнению янсенистов, слишком светских. Вокруг семей Арно и некоторых других семей тайно объединялись дворяне, парламентарии и крупные буржуа. Все это беспокоило Мазарини и его окружение; кардинал, как и Ришелье, не доверял «сектам» и видел заговоры повсюду. В течение долгого времени иезуиты и их сторонники пытались добиться осуждения трудов янсенистов, особенно «Частого причастия» — эта книга, благодаря таланту автора, пользовалась успехом. «Частое причастие» было передано в суд папской курии, однако пятнадцать епископов и множество докторов теологии защитили его. Инквизиция, которой был сделан запрос, тоже отказалась осудить труд. Королева Анна и могущественные Конде, казалось, благоволили семейству Арно и строгим августинцам. Но иезуиты, быстро призвали под свои знамена верных бывших учеников и затеяли долгую устную и письменную «перепалку» с учениками янсенистов.

Синдик факультета теологии, Никола Корне, 1 июля 1649 года (в момент полного затишья Фронды) изложил семь, а потом еще пять положений о благодати, взятых, из «Августина» и составляющих главное содержание доктрины. Осуждение этих положений означало бы осуждение янсенизма в целом. Факультет решил рассмотреть их, но парламент, где заседало множество янсенистов, наложил свой запрет. После долгих раздумий более 80 епископов решили обратиться к Папе. После долгого и серьезного обсуждения Римская конгрегация полностью одобрила текст Корне, и 31 мая 1653 года (прошло четыре года с тех пор, как синдикат Сорбонны проявил инициативу) Иннокентий X подписал буллу, заклеймив все пять положений и, следовательно, янсенистов (в скрытой форме). Два месяца спустя король согласился с буллой, и она была опубликована.

Янсенисты оказались в сложном положении: они не хотели рвать ни с Церковью, ни с двором и тоже одобрили буллу, утверждая, что пять заклейменных положений, были взяты не из текста «Августина». Противники возражали, что если их и не было там «в прямом смысле слова», они, тем не менее, выражали дух этого произведения. Столкновение оказалось очень серьезным, и длилось бесконечно. Мазарини принял решение покончить с этим, тем более что его выводили из себя кардинал де Рец и его сподвижники, поддерживавшие янсенистов, и госпожа де Лонгвилль с «остатками Фронды», сблизившиеся с Пор-Роялем, и Паскаль, выпустивший свои «Письма к Провинциалу.

Мазарини собрал в Лувре ассамблею епископов, приказал им выработать текст, одобряющий буллу. Сначала, в сентябре 1660 года, комиссия изучила «Письма к Провинциалу», заклеймила их, после чего их сожгли. На Ассамблее духовенства Франции король заявил, что необходимо завершить это дело. Два месяца спустя Ассамблея составила текст «Формуляра», под которым должны были подписаться представители духовенства. «Формуляр» клеймил все пять положений якобы из «Августина», заявляя, что автор не понял истинного учения святого Августина.

Начались так называемые «великие гонения». Настоятельницы обоих монастырей Пор-Рояля получили приказ отослать пансионерок, послушниц и просительниц и больше никого не принимать; в конце концов «наставники» и «отшельники» удалились. Для Мазарини и короля янсенизм сводился к политической проблеме, следовательно, речь шла об уничтожении секты, партии или скрытого заговора. Но дело было далеко не кончено.

Близкие к янсенистам старинные враги Ришелье и Мазарини — «партия благочестивых» — по-прежнему сохраняли влияние в разных местах, оставаясь почти неуловимыми.