Романтик революции - Лев Давидович Троцкий

РОМАНТИК РЕВОЛЮЦИИ

(Л. Д. Троцкий)

За семьдесят с лишним лет его европейской и мировой известности (с конца 1917 г.) о Льве Троц­ком написаны десятки книг и сотни статей. Не многие из его современников удостаивались тако­го внимания. Сама его фамилия определила назва­ние политического и философского течения. И в этом есть загадка, ибо, в отличие от Ганди, Лени­на, Маркса, он никогда не был главой какой-либо массовой партии, государства или национального движения, как, впрочем, и автором научных мо­нографий. Его литературное наследие в значитель­ной степени состоит из политических брошюр, хлестких публицистических выпадов против оппо­нентов, речей на собраниях и митингах, кратких газетных заметок. Факты его биографии от рожде­ния до смерти достаточно хорошо известны. И тем не менее все новые исследователи будут предла­гать свое видение сущности этого человека — от средоточия мирового.зла до великого мыслителя и революционера. Одну из версий предлагает дан­ный очерк.

Родился Лев Давидович Бронштейн 26 октября 1879 г. в деревне Яновка Елизаветградского уезда Херсонской губернии, в семье зажиточного еврей­ского землевладельца.

Прежде чем продолжить рассказ об одном из будущих вождей российской революции, следует хотя бы вкратце напомнить о положении евреев в Российской империи, ибо еврейское происхождение Троцкого до сих пор является предметом различных легенд и домыслов. Проблема еврейского националь­ного меньшинства встала перед правительством стра­ны в конце XVIII в., после разделов Польши и при­соединения части ее земель к России. В 1791 г. была введена черта еврейской оседлости, охватившая 15 западных губерний. Правом проживать за ее пре­делами имели к концу XIX в. только отдельные пред­ставители еврейской национальности: купцы первой гильдии, лица с высшим образованием, аптекари, дантисты, акушерки, ремесленники, отслужившие воинскую службу по рекрутской повинности (с 1827 г. евреи подлежали призыву). Кроме общих законов, существовала масса оговорок, исключений, допол­нительных ограничений.

Особенно усилились запреты с начала 80-х го­дов в русле общей русификаторской политики Алек­сандра III. Евреи не допускались к участию в зем­ских избирательных собраниях и съездах, не могли занимать должности в городском управлении, не принимались в юнкерские училища, не могли слу­жить в пограничной страже, по морскому ведом­ству, в жандармских командах, не подлежали производству в офицеры из рядовых. Число воен­ных врачей и фельдшеров из евреев было ограниче­но 5 процентами. Такая же «процентная норма» в 1886— 1887 гг. была введена в области образования. Учащиеся-евреи в каждом среднем учебном заведе­нии не должны были составлять более 10 процентов в «черте оседлости», более 5 процентов — в других местах и более 3 процентов — в Петербурге и Моск­ве. Евреи вообще не подлежали приему в Военно-медицинскую академию, московские театральные училища и ряд других учебных заведений (по особо­му списку).

Изменилось и отношение к еврейскому земле­делию и землевладению. Если при Александре I и Николае I проводилась в целом политика поощре­ния еврейского земледелия, то в 1882 г. евреям было запрещено приобретать землю и арендовать имения в 9 западных губерниях. Поэтому только в Екатеринославской и Херсонской губерниях имелось до 40 еврейских земледельческих колоний, где прожива­ли около 25 тысяч человек.

Давид Бронштейн «неутомимым, жестоким, бес­пощадным к себе и к другим трудом первоначально­го накопления»¹, по словам его сына, поднимался вверх. Приобретя в собственность у отставного пол­ковника Яновского около 100 десятин земли, еще несколько сот десятин арендовал у разных земле­владельцев. На полевые работы нанимались десятки временных людей. И хотя сам хозяин и его жена были людьми малограмотными, едва умевшими чи­тать, детям своим они хотели и имели возможность дать достойное образование. Детей, как обычно, было много. Правда, из восьми выжили четверо — два сына и две дочери. Моложе Левы была лишь Ольга, став­шая впоследствии женой Л. Б. Каменева. Мать умерла в 1910 г., а отец, разоренный Октябрьской револю­цией, перебрался в Москву. Около года Бронштейн-старший управлял государственной мельницей под Москвой и умер от тифа весной 1922 г., когда его сын уже был одним из высших руководителей ново­го государства.

Выросший в семье зажиточного землевладельца мальчик в повседневной жизни (как явствует из вос­поминаний самого Троцкого) почти не ощущал «на­циональный момент». Мотив национального не­равноправия не играл самостоятельной роли в вызревании его будущей общественной позиции. Радикализм вырос скорее из отталкивания жизнен­ного уклада, основанного на приобретательстве, ли­шенного какой-либо высокой идеи и интеллектуаль­ных устремлений. Бурное развитие экономики при стремлении руководителей государства «держать и не пущать» порождало ощущение необходимости перемен. «Пороть» — вот лозунг того времени», — вспоминал уже в эмиграции один из лидеров кадет­ской партии Ф. И. Родичев. И вместе с тем министр юстиции Н. В. Муравьев отмечал в 1901 г., что «об­щее недовольство настоящим режимом охватило все слои общества»². В такой атмосфере и формировал­ся будущий революционер.

В 9 лет Л. Бронштейна отдали в Одесское реаль­ное училище. В 7 классе он переводится в Николаев, где получает среднее образование. Уже в школьные годы проявляется его склонность к бунтарству, ли­тературному творчеству, «неформальному лидер­ству». В младших классах он вместе с товарищами издавал рукописный журнал, писал стихи, перево­дил на украинский язык басни Крылова. Дважды, во втором и пятом классах, у него происходят острые стычки с учителями, заканчивающиеся соответствен­но временным исключением и карцером плюс трой­кой по поведению. Учась в Николаеве, юноша увле­кается радикальными идеями того времени. В круг его интересов входят политическая и философская литература, газетная публицистика. Идеи народни­ков и марксистов дали единую гремучую смесь. Ха­рактер и молодость требовали прямого действия. К этому толкал и пример университетских городов — Петербурга, Москвы, Киева, где в 1896— 1897 гг. про­ходили студенческие волнения. В 1897 г. 18-летний Лев Бронштейн и его друзья создали в Николаеве «Южнорусский рабочий союз». В течение ряда месяцев идут беседы в кружках, сходки, распростра­нение нелегальной литературы, написание первых прокламаций и их изготовление на гектографе. По­том первая публичная речь Троцкого на первомай­ской сходке. Сам он вспоминал впоследствии: «Зна­ния были недостаточны, и не хватало умения надлежащим образом преподнести их»³.

Серьезным испытанием стал первый арест. Не имевшие солидного опыта «нелегалы», как правило, проваливались весьма быстро, тем более что всегда находились добровольные доносчики. В январе 1898 г. по делу николаевской организации было аресто­вано более 200 человек. Пребывание в николаевской, херсонской, одесской тюрьмах, в одиночных каме­рах, с арестантской похлебкой и вшами, ставило проблему выбора.

Через аресты и недолгое тюремное испытание проходили в молодости многие общественные и го­сударственные деятели тогдашней Российской им­перии. Юный Лев Бронштейн не терял времени даром — и в тюрьме занимался самообразовани­ем. Используя школьное знание немецкого и фран­цузского, учил еще английский и итальянский, много читал, пытался писать серьезную работу о сущности масонства и материалистическом пони­мании истории. По пути в Восточную Сибирь, куда он был сослан на четыре года, Л. Бронштейн впер­вые услышал о Владимире Ульянове и проштуди­ровал его книгу «Развитие капитализма в России». Тюремные камеры, можно сказать, окончательно превратили молодого революционера в социал-де­мократа,

На два года местом жительства Льва стала Ир­кутская губерния. Еще в московской пересыльной тюрьме он обвенчался с Александрой Львовной Со­коловской, арестованной по тому же делу, которая была почти на 7 лет старше его. Здесь, в селе Усть-Кут (а позднее — в Верхоленске), они и поселились. Здесь же произошли первые встречи с Дзержинским, Урицким, другими будущими оппонентами и товари­щами по партии. Напряженная умственная работа сопровождалась сотрудничеством в газете «Восточ­ное обозрение», полемикой с народниками, анархис­тами. Возникли связи с местными социал-демократи­ческими организациями. Летом 1902 г. Лев Бронштейн решил бежать. В ссылке осталась жена с двумя до­черьми, младшей из которых не было еще и четырех месяцев. Впоследствии супруги встречались лишь из­редка, сохраняя идейную близость и дружбу.

В чистый бланк паспорта Лев вписал имя стар­шего надзирателя одесской тюрьмы Троцкого, взяв себе таким образом псевдоним, ставший со време­нем одним из самых известных. Первая останов­ка в Самаре. Там жил один из руководителей российских сторонников «Искры» Г. М. Кржижа­новский. Перед выездом за границу Лев Троцкий посетил Харьков, Полтаву и Киев. Через Вену, Цюрих и Париж осенью 1902 г. он приехал в Лон­дон. Человек достаточно бесцеремонный, ранним утром он уже стучался в квартиру Ленина. Дверь открыла Надежда Константиновна. И, по ее вос­поминаниям, после короткого представления (из писем Кржижановского здесь знали о будущем госте) у них сразу завязался долгий и интересный разговор.

Началась работа Троцкого для «Искры». Он пи­сал заметки, политические статьи, выезжал в Брюс­сель, Париж, другие города с докладами и лекциями для русских колоний. В Париже произошло его зна­комство с Натальей Ивановной Седовой, членом ис-кровской группы. Эта встреча стала началом боль­шой любви и совместной жизни вплоть до самой гибели Троцкого. У них было двое сыновей — Лев (1906) и Сергей (1908).

Ленин был настолько доволен новым сотрудни­ком, что в марте 1903 г. предложил Г. В. Плеханову кооптировать Троцкого в члены редакции «Искры». Признавая недостатки литературной работы Троц­кого («перо... со следами фельетонного стиля, с чрез­мерной вычурностью»), Ленин в целом давал ему весьма лестную характеристику: «Человек, несомнен­но, с недюжинными способностями, убежденный, энергичный, который пойдет еще вперед». Из пись­ма видно, что Ленин рассчитывал на Троцкого прежде всего как на своего сторонника при голосованиях редакторов, так как отношения между двумя «трой­ками» («старики» — Плеханов, Аксельрод, Засулич и «молодые» — Ленин, Мартов, Потресов) нередко приобретали конфликтный характер. Поддержанная Мартовым, эта идея была начисто отвергнута Пле­хановым. «Перо вашего «Пера» (литературный псев­доним Троцкого. — авд!.) мне не нравится», — отве­чал он⁵. Большинство все-таки решило приглашать Троцкого на заседания редакции с совещательным голосом.

Близость Ленина и Троцкого разрушилась, од­нако, через несколько месяцев, на II съезде РСДРП. Начинавшийся с надеждами на дружную работу съезд, как известно, раскололся при обсуждении Устава, особенно его первого пункта. Спор шел о степени централизма в создавшейся партии, о бу­дущем составе редакции «Искры». Вспоминая впо­следствии эти события, Троцкий писал: «Все мое существо протестовало против этого безжалостно­го отсечения стариков (Аксельрод, Засулич. — Авт.)... Из этого моего возмущения и вытек мой разрыв с Лениным на втором съезде. Его поведе­ние казалось мне недопустимым, ужасным, возму­тительным. А между тем оно было политически правильным и, следовательно, организационно не­обходимым» ⁶. Но так он оценивал эти события че­рез много лет, а тогда со всем пылом молодости Троцкий, которого за выступление против Бунда Д. Б. Рязанов назвал «ленинской дубинкой», обру­шился на своего вчерашнего кумира.

Но и в рядах меньшевиков он пробыл недолго. К концу 1904 г. Троцкий — «внефракционный» со­циал-демократ. Это еще одна отличительная его чер­та: особая позиция, не совпадавшая до конца ни с одной из существовавших группировок. Как отме­чал Мартов, это был «человек, который всегда при­ходит со своим собственным стулом» ⁷. Нам пред­ставляется, что в этих словах точно схвачена важная особенность характера Троцкого как политика. Он обладал весьма слабым умением идти на политиче­ские и личные компромиссы, тяготел к определен­ной прямолинейности. Ему, в силу личных качеств, явно не хватало искусства быть дирижером «поли­тического оркестра», которое блистательно прояви­лось у Ленина. Поэтому, в отличие от последнего, Троцкий явился признанным вождем небольшого круга единомышленников, но был неспособен создать достаточно массовую партию, поведшую бы за со­бой широкие народные массы. Вместе с тем с Лени­ным и другими российскими радикалами его сбли­жала манера нетерпимого к оппонентам тона дискуссии.

Известие о расстреле 9 января 1905 г. застало Троцкого в Женеве. В феврале он на нелегальном положении в Киеве. Через некоторое время пере­брался в Петербург, писал прокламации, поддержи­вал связи с членом ЦК большевиков Л. Б. Красиным и группой меньшевиков. В это время Троцкий раз­рабатывает и пропагандирует теорию «перманент­ной революции». Его соавтором был известный деятель германской социал-демократии Парвус (Гельфанд А. Л.). Сам термин «перманентная», т. е. «не­прерывная», по отношению к революции был впер­вые употреблен Марксом в конце 40-х годов XIX в. Теперь Троцкий считал, что «русская революция со­здает... такие условия, при которых власть может (а при победе революции — должна) перейти в руки пролетариата». Отношения пролетариата и кресть­янства здесь рассматривались через призму положе­ния, что «крестьянство совершенно не способно к самостоятельной политической роли» и при перехо­де власти к пролетариату «крестьянству останется лишь присоединиться к режиму рабочей демокра­тии». Отвергая эсеровскую программу «социализа­ции земли», Троцкий видел выход в том, что проле­тариат будет «вносить классовую борьбу в деревню» и ему придется «искать опоры в противопоставле­нии деревенской бедноты деревенским богачам». Поэтому «рабочий класс России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией в тот момент, когда крестьянство отвернется от него». Отсюда «ему ни­чего другого не остается, как связать судьбу... всей российской революции с судьбой социалистической революции в Европе». Из этого видно, что Ленин и Троцкий были единодушны в стремлении не допус­тить к власти буржуазию после свержения царизма, но Троцкий оказался «левее» Ленина, перепрыгнув через неизбежный, по мнению вождя, этап демо­кратической диктатуры пролетариата и крестьян­ства.

Осенью 1905 г. Троцкий вместе с Парвусом из­дает «Русскую газету», затем с меньшевиками — га­зету «Начало», публикует еще статьи в «Известиях», органе Петербургского Совета рабочих депутатов. Одновременно он становится (под фамилией Янов­ский) заместителем председателя Совета С. Г. Хрус-талева-Носаря. Здесь проявились способности Троц­кого к работе без отдыха, качества оратора и публициста. В эти дни теоретические разногласия большевиков и Троцкого во многом отошли на зад­ний план перед задачей непосредственной борьбы с царизмом. Пятьдесят два дня продолжалась деятель­ность Петербургского Совета. 3 декабря войска окружили здание Технологического института, где заседал Совет, и арестовали его депутатов.

Пятнадцать месяцев провел Троцкий в тюрь­мах столицы. Осенью 1906 г. начался судебный про­цесс, длившийся около месяца. На скамье подсуди­мых было около 50 человек. Приговор был довольно мягким: бессрочная ссылка в село Обдорское, что за Полярным кругом. Не доехав 500 верст до места назначения, Троцкий совершил побег. На оленьей упряжке с возницей, проехав около 700 километ­ров, он достиг Урала. Выдавая себя то за инженера из полярной экспедиции барона Толля, то за чи­новника, Троцкий добрался до железной дороги. На одной из станций неподалеку от Петербурга его встретила вызванная телеграммой Наталья Иванов­на. Навестив на Карельском перешейке Мартова и Ленина, он около трех месяцев с женой и сыном прожил недалеко от Гельсингфорса (Хельсинки). Здесь была написана книга о побеге — «Туда и Обратно». В мае 1907 г. Троцкий был участником V (Лондонского) съезда РСДРП с совещательным голосом.

Первая российская революция стала важным этапом в политической биографии Троцкого. Из спо­собного социал-демократического публициста, зна­комого лишь узкому кругу людей, он превратился в одного из известных своими теоретическими труда­ми и практической работой деятелей дореволюци­онной России, которому предстояла новая эмигра­ция с неопределенными надеждами на будущее.

На семь лет его местом жительства стала Вена. Расширяется круг знакомств Троцкого с деятелями европейской социал-демократии. Он постоянный уча­стник конгрессов II Интернационала. Главным же занятием стала литературная работа. С осени 1908 г. по апрель 1912-го Троцкий издавал на русском язы­ке газету «Правда», которая выходила в среднем два раза в месяц и доставлялась в Россию контрабанд­ным путем через Западную Украину или по Черно­му морю. Ближайшими его сотрудниками были врач, будущий советский дипломат и член ЦК в 1917 г. Адольф Абрамович Иоффе, и студент, будущий ми­нистр труда во Временном правительстве, один из лидеров меньшевиков Матвей Иванович Скобелев. В апреле 1910 г. была предпринята попытка нала­дить сотрудничество с большевиками. В Вену для ра­боты в редакции приехал свояк Троцкого Л. Б. Ка­менев, но после выпуска двух номеров газеты он редакцию покинул.

Эти годы стали временем наиболее резких споров и взаимных обвинений Троцкого и Ленина. Объясня­лось это в первую очередь тем обстоятельством, что после отступления революции 1905—1907 гг. в россий­ской социал-демократии выделяются несколько тече­ний, боровшихся за влияние в местных организациях и среди промышленных рабочих: «ликвидаторы» во главе с П. Б. Аксельродом и А. Н. Потресовым, «отзо­висты», руководимые А. А. Богдановым и А. В. Луна­чарским, меньшевики-партийцы, руководимые Г. В. Плехановым, большевики-ленинцы и «внефрак-ционный» социал-демократ Троцкий, национальные со­циал-демократические организации Латвии, Польши, Литвы и Кавказа, Бунд. Они по-разному оценивали первоочередные задачи рабочего движения и такти­ку борьбы. Если «ликвидаторы» подчеркивали, что «борьба за легальность, или, иначе — борьба за пол­ноправие рабочего класса, во всех сферах организа­ции и борьбы... выдвигается... как одна из основных революционных задач», то Ленин настаивал на необ­ходимости «направить все усилия на... использова­ние всех... легальных возможностей, чтобы собрать силы пролетариата... и также неуклонно восстанов-лять... нелегальные чисто партийные и... чисто проле­тарские организации... провести непримиримую борь­бу с ренегатами и независимцами-легалистами, подготовить то время, когда наша партия... укрепив и расширив партийную пролетарскую армию, поведет ее в новый бой»⁹. В свою очередь Троцкий обращал­ся к рабочим с призывами: «Не фракционная борьба с ликвидаторами, а... вовлечение рабочих-ликвидато­ров в общую партийную работу. То же самое — с отзовизмом! От кружков, группировок — к общепар­тийной группировке... От фракций и из фракций — к партии и в партию!».

Ленин прежде всего обвинял Троцкого во фра­зерстве, в беспринципности, постоянных шатаниях, утверждал, что политика того срывает восстановле­ние РСДРП. В ответ Троцкий писал, что ленинизм «несовместим с партийно-политической организа­цией рабочих, но зато великолепно расцветает на навозе фракционных межеваний»". Отсюда и вза­имная крепость выражений. В январе 1911 г. в не­опубликованной заметке Ленин употребляет соче­тание «Иудушка Троцкий». В письме к Н.С. Чхеидзе Троцкий писал о склоке, «которую... разжигает сих дел мастер Ленин, этот профессиональный экс­плуататор всякой отсталости в русском рабочем дви­жении».

К середине 1912 г. выявился успех большевиков в российском рабочем движении: проведение VI (Пражской) партийной конференции, итоги вы­боров в IV Государственную думу. Одновременно по­пытка Троцкого в августе 1912 г. собрать в Вене объ­единительную конференцию организаций РСДРП быстро обнаружила свою несостоятельность. Так на­зываемый «Августовский блок» раздирался внутрен­ними противоречиями. Троцкий как корреспондент газеты «Киевская мысль» едет на Балканы, где в ок­тябре 1912 г. вспыхнула война. Это, по словам само­го Троцкого, была для него «важная подготовка... к 1917 году». Здесь перерастает в дружбу его знаком­ство с врачом, революционером, видным деятелем рабочего движения Болгарии и Румынии, затем — большевистской партии, X. Г. Раковским, впослед­ствии расстрелянным (по сталинскому приказу в сен­тябре 1941 г. в орловской тюрьме).

Здесь, в Вене, у Троцкого в 1908 г. родился вто­рой сын, Сергей. Семья жила не бедно, но скромно. Иногда приходилось закладывать вещи в ломбард, распродавать книги, хотя в основном литературный заработок обеспечивал существование.

1 августа 1914 г. началась первая мировая война. Отношение к ней изменило расстановку сил в меж­дународном рабочем движении. Прежние союзники и друзья расходились, сближались позиции вчераш­них противников. 3 августа Троцкий с семьей вы­ехал в Швейцарию, ибо ему грозило интернирова­ние. На немецком языке вышла его брошюра «Интернационал и война», за распространение ко­торой в Германии немецкий суд заочно приговорил автора к 8 месяцам тюрьмы. В ноябре 1914 г. с удос­товерением корреспондента «Киевской мысли» Троц­кий перебрался во Францию. Через полгода к нему присоединилась семья. В Париже незадолго до этого начала выходить газета «Голос», в которой со­трудничали В. А. Антонов-Овсеенко, А. М. Коллонтай, А. В. Луначарский, Ю. О. Мартов, М. С. Уриц­кий и другие. Троцкий быстро становится одной из центральных фигур в редакции, и хотя груз ста­рых разногласий с Лениным давал о себе знать (Ленин обвинял Троцкого в сотрудничестве с шо­винистическими элементами), в эти годы создава­лась политическая база будущего сближения. Ле­нин уже соглашался войти вместе с Троцким в редакцию издававшегося на немецком языке жур­нала «Предвестник», но в конце 1916 г. француз­ское правительство закрыло газету и выслало Троц­кого из страны. Англия, Италия, Швейцария отказали ему во въезде. Оставалась только Испа­ния. Через две недели в Мадриде его арестовала испанская полиция. Отсюда Троцкого хотели от­править в Гавану, и лишь вмешательство депута­тов-республиканцев и либеральных газет помогло ему получить разрешение выехать с семьей в Нью-Йорк. В январе 1917 г. Троцкий прибыл в США. За два месяца он успел написать немало статей, вы­ступить с докладами на русском и немецком язы­ках в ряде городов, поработать в библиотеке, изу­чая хозяйственную жизнь новой для него страны, стать одним из редакторов газеты «Новый мир» вместе с Бухариным, Володарским и Чудновским. Здесь и застала его весть о Февральской револю­ции.

Годы второй российской революции (1917— 1920) стали наиболее замечательным временем для Троц­кого-политика, государственного деятеля, вождя. Именно они навсегда вписали его имя в анналы исто­рии. В конце марта на норвежском пароходе Троц­кий с семьей отплыл в Европу, но через несколько дней в канадском порту Галифакс вместе с несколькими эмигрантами он был арестован и заключен в лагерь для немецких моряков. Под давлением Пет­роградского Совета Временное правительство вы­нуждено было вмешаться, и через месяц Троцкого и его товарищей освободили. Через Швецию и Фин­ляндию 5 мая 1917 г. он прибыл в Петроград. Как и Плеханова, Ленина, Чернова, его ждала здесь тор­жественная встреча. За заслуги 1905 г. его включи­ли в состав Исполкома Петросовета с правом сове­щательного голоса.

Необходимо было определить свою политиче­скую позицию. Уже вечером в день приезда Троц­кий выступал на общем собрании Петросовета. Об­суждался вопрос о создании коалиционного правительства. Против были большевики. Троцкий сказал: «Русская революция — это пролог к рево­люции мировой... Я считаю, что вхождение в ми­нистерство опасно... Я думаю, что следующий ваш шаг — это будет передача власти всецело в руки Советов рабочих и солдатских депутатов»¹⁵. Из это­го видно, что он сразу поддержал важнейшие ло­зунги большевиков. В организационном отношении он вошел в межрайонную организацию РСДРП, созданную в 1913 г. и объединявшую интернацио­налистов из бывших меньшевиков и большевиков. К межрайонцам принадлежали Луначарский, Уриц­кий, Иоффе и другие. Практически все они, как и Троцкий, уже в это время работают в тесном кон­такте с большевиками.

Троцкий скоро становится одним из любимых ораторов на рабочих и солдатских митингах, в зна­менитом цирке «Модерн», где собирались тысячи людей. В июльские дни он агитирует за взятие влас­ти Советами, стремится удержать массы от анархии, в частности, спасает Чернова у подъезда Тавриче­ского дворца от натиска возбужденной толпы. Яркая картина этого эпизода содержится в воспомина­ниях Ф. Ф. Раскольникова: «Троцкий прыгнул на пе­редний кузов... автомобиля и взмахом руки подал сигнал к молчанию. В одно мгновенье стало тихо, и воцарилась мертвая тишина. Громким, отчетливым голосом, отчеканивая каждое слово и тщательно вы­говаривая каждый слог, тов. Троцкий произнес ко­роткую речь: «...Товарищи-кронштадтцы... краса и гордость русской революции! Я не допускаю мысли, чтобы решение об аресте министра-социалиста Чер­нова было вами сознательно принято... Кто тут за насилие, пусть поднимет руку». Тов. Троцкий оста­новился и обвел взглядом всю толпу... Толпа... за­стыла в немом молчании... «Гражданин Чернов, вы свободны, — торжественно произнес тов. Троцкий, оборачиваясь всем корпусом к министру земледе­лия».

Когда Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина и Зиновьева, Троцкий в газете «Новая жизнь» опубликовал письмо, в котором, в частности, говорилось: «...не может быть никаких логических оснований в пользу изъятия меня из-под действия декрета, силою которого подлежат аресту тт. Ленин, Зиновьев, Каменев... Я являюсь столь же непримиримым противником общей политики Вре­менного правительства, как и названные товарищи». Эту позицию он поддерживал и в устных выступле­ниях. 22 июля Троцкий был арестован и помещен в «Кресты». А через несколько дней, на первом засе­дании VI съезда большевиков, он вместе с Лениным, Зиновьевым и Каменевым был избран почетным председателем. Межрайонцы вошли в состав партии. В последний день работы съезда, 3 августа, было ре­шено объявить фамилии лишь четырех членов ЦК, получивших наибольшее число голосов. Из 134 голо­сов Ленин получил 133, Зиновьев — 132, Каменев и Троцкий — по 131 голосу. Так завершился период «небольшевизма» Троцкого.

Признанием новой роли Троцкого стало отно­шение к нему Ленина. Сам Троцкий писал: «Отно­шение Ленина ко мне в течение 1917 г. проходило через несколько стадий. Ленин встретил меня сдер­жанно и выжидательно. Июльские дни нас сразу сблизили»¹⁸. Действительно, 1 ноября, во время пре­ний в Петроградском комитете партии, Ленин на­звал Троцкого «лучшим большевиком» за его пози­цию по вопросу переговоров с меньшевиками и эсерами.

Тюремное заключение оказалось недолгим. Пос­ле разгрома корниловского мятежа Временное пра­вительство было вынуждено выпустить Троцко­го. 5 сентября он оказался на свободе, став одним из фактических руководителей партии. Он — главный политический оратор большевиков, активнейший участник выработки решений в ЦК и ПК РСДРП(б), в большевистской фракции Петросовета и ЦИКа. 25 сентября Троцкий стал председателем Петросо­вета. В тогдашней политической системе это был один из самых решающих постов. Троцкий выступает за уход большевиков из так называемого Предпарла­мента, созданного по решению Демократического со­вещания. По оценке Суханова, это означало «только одну дорогу: на баррикады».

10 октября на заседании ЦК Троцкий голосовал за решение об организации восстания в ближайшее время. Именно при Петроградском Совете был со­здан Военно-революционный комитет — легальный штаб восстания. Вместе с тем Троцкий связывал проведение восстания с началом работы II Всерос­сийского съезда Советов, что отличалось от пози­ции Ленина, настаивавшего на восстании до съезда. В конечном счете восстание началось 24 октября, а решающие события развернулись 25 октября, в день открытая съезда Советов. Вспоминая об этом дне, Бухарин писал: «25 октября Троцкий, блестящий и мужественный трибун восстания, неутомимый и пла­менный проповедник революции, от имени ВРК объ­явил в Петроградском Совете под гром аплодисмен­тов собравшихся, что «Временное правительство больше не существует». На заседании ЦК в ночь на 25-е при обсуждении нового правительства было принято предложение Троцкого называться не ми­нистрами, а народными комиссарами. 26 октября Троцкий сделал доклад о составе правительства на заседании съезда. Сам он стал наркомом по ино­странным делам.

Надежным союзником Ленина Троцкий про­явил себя при внутреннем кризисе ЦК и Совнар­кома, происшедшем в первые же дни существова­ния новой власти. 29 октября ЦК большевиков пошел на переговоры о создании однородного социалистического правительства. «Правые» боль­шевики (Каменев, Зиновьев, Ногин, Рыков и др.) настаивали на соглашении. Ленину при активной поддержке Троцкого удалось сломить колебания членов ЦК и настоять на выдвижении условий, неприемлемых для правых эсеров и большинства меньшевиков. И хотя 4 ноября пятнадцать членов ЦК, наркомов и их заместителей ушли в отставку, Ленин и Троцкий одержали победу. В эти же дни Троцкий активно участвует в организации отпора войскам Керенского — Краснова, разгроме мяте­жа юнкеров в Петрограде. Он вместе с Лениным выезжает на Путиловский завод, в штаб Петро­градского военного округа.

Относительно его прямых обязанностей — нар­кома иностранных дел — Троцкий признавал впо­следствии, что «дело все же оказалось несколько сложнее, чем я предполагал». Надежда на близ­кую европейскую революцию порождала уверен­ность, что дипломатическая работа для Советской республики — лишь кратковременный эпизод. От­сюда знаменитая фраза Троцкого: «Вот издам не­сколько революционных прокламаций к народам и закрою лавочку». Первой крупной акцией Троц­кого на новом посту была публикация тайных дого­воров, заключенных Россией со странами Антан­ты. Непосредственной организацией расшифровки и издания этих документов занимался помощник Троцкого матрос Николай Маркин. В течение не­скольких недель вышло семь желтых сборников, вызвавших ажиотаж разноязычной прессы. Пред­варительно их содержание опубликовали газеты. Этим большевики доказывали свое обещание по­кончить с тайной дипломатией. Но сам Троцкий с конца декабря находился в Брест-Литовске, возглав­ляя российскую делегацию на переговорах с Гер­манией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией. Там он выступал с пламенными речами, которые были рассчитаны не столько на партнеров по перегово­рам, сколько на широкие массы. Речи Троцкого вынуждены были печатать и немецкие газеты, а советская печать публиковала полные стенограм­мы заседаний.

Между тем в большевистском руководстве вспыхнули острые разногласия по вопросу заклю­чения сепаратного мира на тяжелейших условиях с германской стороны. Если Ленин обосновал необ­ходимость мира на любых условиях, то «левые ком­мунисты» агитировали за революционную войну. С особой позицией выступил Троцкий, выдвинув лозунг «Ни мира, ни войны», который означал пре­кращение войны, отказ от подписания мира и де­мобилизацию армии. Расчет был на скорую революцию в Германии и Австро-Венгрии и неспособ­ность Германии провести крупномасштабное на­ступление. Пользуясь отсутствием решения ЦК по этому вопросу, 10 февраля нарком по иностранным делам отказался принять немецкий ультиматум и сделал заявление, соответствовавшее его взглядам. Надо заметить, что расчеты Троцкого не были бес­почвенными. Министры иностранных дел Германии и Австро-Венгрии Кюльман и Чернин были готовы согласиться с формулой советского наркома. Но на совещании у кайзера 13 февраля победу одержала «военная партия». 18 февраля началось немецкое наступление. Концепция Троцкого оказалась оши­бочной. В этих условиях он при голосовании вече­ром 18 февраля поддержал предложение Ленина о немедленном обращении к немецкому правитель­ству с целью подписания мира. При обсуждении 23 февраля в ЦК новых, еще более тяжелых усло­вий с немецкой стороны Троцкий считал ленинские доводы недостаточно убедительными, но в этой об­становке вместе с Дзержинским, Иоффе и Крестинским воздержался, что означало принятие ле­нинской резолюции о готовности немедленно заключить мир.

Одновременно Троцкий уходит с поста нарко­ма по иностранным делам и тут же получает новое назначение. 13 марта он становится народным ко­миссаром по военным делам, сменив на этом пос­ту И. И. Подвойского. 6 апреля он возглавил и Нар­комат по морским делам, а 6 сентября Троцкий стал председателем Реввоенсовета республики, создан­ного для руководства армией, флотом и всеми уч­реждениями военного и морского ведомств. Эти посты он занимал до 26 января 1925 г. В условиях жесточайшей гражданской войны, охватившей всю огромную территорию бывшей Российской империи, деятельность его безусловно имела решающее значение. Именно эти годы поставили Троцкого рядом с Лениным в сознании многих людей, сдела­ли его имя по-настоящему известным каждому жи­телю страны.

В литературе и публицистике о деятельности Троцкого в годы гражданской войны создано не­мало стереотипов. В основном они сводятся к его жестокости, использованию террора и расстрелов, заградотрядов и концлагерей. Не собираясь оправ­дывать руководителя Красной Армии, потому что все это правда, вместе с тем попытаемся избавить­ся от некоторых упрощенных оценок, ведь задача истории, как сказал один из философов, не осу­дить, а понять.

Как же случилось, что человек, никогда не слу­живший в армии, не имевший военного образования, не только оказался в роли верховного военачальника, но и, при всех своих недостатках, справился с этой задачей. Прежде всего напомним, что Троцкий был политическим руководителем, предоставившим ре­шение военных задач профессионалам — Вацетису, С. С. Каменеву и другим. Главные же проблемы, которые решал он, — создание постоянной армии и ее аппарата, привлечение специалистов, офицеров и генералов царской армии, борьба с «партизанщи­ной» и установление железной дисциплины (безого­ворочное подчинение приказам).

Большевики шли к власти, уверенные в скоро­течности будущей гражданской войны, в поддерж­ке подавляющего большинства широчайших масс, в колоссальных возможностях государства-комму­ны. Им казалось возможным справиться с полити­ческими противниками достаточно ограниченными средствами. 25 октября 1917 г. Троцкий говорил в Петросовете: «Мы все люди партий, и не раз нам придется скрестить оружие. Но мы будем руково­дить работами Петроградского Совета в духе права и полной свободы всех фракций, и рука президиу­ма никогда не будет рукою подавления мень­шинства».

Первые дни Октября, казалось, оправдывали эти ожидания: бескровное взятие Зимнего, осво­бождение плененных здесь юнкеров, а через не­сколько дней — генерала Краснова, первые судеб­ные приговоры новой власти с их пафосом «морального осуждения», освобождение из тюрь­мы деятелей старого режима — С. П.Белецкого, П.Г.Курлова, А. А. Вырубовой и других. В 1918 г. первомайская амнистия принесла освобождение даже В. М. Пуришкевичу. Но одновременно ре­альность все более рушила первоначальные иллю­зии: стачка служащих и интеллигенции, не же­лавших признавать новую власть, взаимные жестокости во время боев в Москве и при подав­лении выступления юнкеров в Петрограде, успех эсеров при выборах в Учредительное собрание, «самостийность» мест, не желавших выполнять рас­поряжения центральной власти, нарастающая вол­на анархии и разложения с их «пьяными бунта­ми» и бессмысленными убийствами, обоюдные расстрелы пленных на Дону и Кубани, жесточай­шее подавление финляндской революции в мае 1918 г. — все это ставило вопрос: как удержать власть, как обуздать стихию? К этому добавлялась общая усталость от войны, справедливое раздра­жение крестьянства продовольственной политикой Советской власти, произволом многих ее предста­вителей на местах. Гражданская война приобрета­ла огромные масштабы, затяжной характер и не­виданную жестокость. Достаточно сказать, что в 1919—1920 гг. в Красной Армии насчитывались сотни тысяч дезертиров. Реальной была и пробле­ма мятежей, измены отдельных лиц и целых воин­ских частей. Например, за девять дней (с 26 июня по 4 июля 1918 г.) на сторону противника перебе­жали один за другим трое командующих 2-й ар­мией на Восточном фронте. Это, безусловно, слу­чай уникальный, но весьма показательный. В феврале 1918 г. отказался выполнять приказы мат­росский отряд, выехавший на фронт под Нарву, а командир его, нарком П. Е. Дыбенко, не смог вос­становить порядок.

В этих условиях большевики берут из истории опыт якобинцев. Репрессии становятся неотъемле­мым элементом политики, в первую очередь воен­ной. Сам Троцкий был убежден в необходимости этого. Через много лет он писал: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ста­вить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади. Но армии все же не создаются страхом». Многие авторы при цитиро­вании этих слов Троцкого опускают последнюю фразу. Она показывает, что он считал репрессии важным, но вовсе не главным моментом.

Наиболее отчаянным был 1918 г. В начале авгус­та белочехи взяли Казань и готовились перейти Вол­гу. 8 августа организованный накануне поезд пред­седателя реввоенсовета прибыл в Свияжск. Здесь Троцкий находился 25 дней, агитируя, организуя, угрожая, наказывая и требуя. 30 августа им был из­дан приказ № 31. Там, в частности, говорилось: «Вчера по приговору военно-полевого суда... расстреляны 20 дезертиров. В первую голову расстреляны те командиры и комиссары, которые покинули вверенные им позиции. Затем расстреляны трусливые лжецы, при­кидывавшиеся больными... Да здравствуют доблест­ные солдаты!.. Гибель шкурникам! Смерть измен­никам-дезертирам!». Тогда же, не упуская случая подчеркнуть героизм и преданность кадровых офи­церов, невозможность обойтись без их знаний, Троц­кий 30 сентября 1918 г. предупреждает: «Пусть же перебежчики знают, что они одновременно предают и свои собственные семьи: отцов, матерей, сестер, братьев, жен и детей», и приказывает «представить... списки всех перебежавших... лиц командного соста­ва со всеми необходимыми сведениями об их семей­ном положении». За неустойчивыми частями вы­ставляются заградотряды, обязанные не допускать отхода без приказа. В своем знаменитом поезде пред­седатель Реввоенсовета носится по всем фронтам, привозя небольшие запасы снаряжения, командиров и агитаторов, поддерживая постоянную связь с Моск­вой. Его сообщения в Центр полны решительности и не ведают сомнений. Он телеграфирует Ленину и Свердлову осенью 1918 г.: «Причина постыдных не­удач на Воронежском фронте — в полной распущен­ности восьмой армии. Главная вина лежит на комис­сарах, не решавшихся принимать крутые меры. ...Полевые трибуналы приступили к работе. Произ­ведены первые расстрелы дезертиров. Объявлен при­каз, возлагающий ответственность за укрывательство дезертиров на совдепы, комбеды и домохозяев... Надеюсь, что перелом будет достигнут в короткий срок».

Вместе с тем Троцкий настаивал на том, что все репрессии должны проводиться в судебном по­рядке, напоминая о недопустимости самосудов в от­ношении пленных. В приказе от 10 декабря 1918 г. указывалось: «Строжайше запрещаю расстреливать пленных рядовых казаков». Это не было лишь фра­зой для внешнего пользования. В мае 1919 г. Троц­кий писал Реввоенсовету 2-й армии: «Разумеется, в боевой обстановке, под огнем, командиры, комис­сары... могут оказаться вынужденными убить на месте изменника, предателя, провокатора... Но за вычетом этого исключительного положения... рас­стрелы без суда... никоим образом не могут быть допущены». Однако мерой борьбы с этим в обста­новке войны были те же расстрелы. В приказе № 92 по войскам Восточного фронта от 1 мая 1919 г. подчеркивалось: «Сдавшихся или захвачен­ных в плен противников ни в коем случае не рас­стреливать... Самовольные расстрелы... будут бес­пощадно караться по законам военного времени». Кстати, здесь стоит напомнить о приказе А. В. Кол­чака от 27 марта 1919 г. за № 273, по которому во­еннопленных красноармейцев двух категорий — «добровольцев из рабочих и бывших моряков и до­бровольцев из крестьян-хлебопашцев» — требова­лось «препроводить... в тюрьмы и лагеря... для по­следующего предания их... военно-полевому суду за государственную измену».

Большое внимание Троцкий уделял моральным стимулам. На многочисленных митингах отличив­шимся бойцам Троцкий раздавал серебряные порт­сигары. Был случай, когда подарков не хватило, нар­ком одному из красноармейцев вручил свои часы, а другому — свой браунинг. В конце августа 1918 г. он предложил учредить индивидуальный знак отличия. Это стало толчком к созданию первого советского ордена — ордена Красного Знамени. Кстати, мораль­ные меры широко применялись и в борьбе с дезер­тирством; в результате почти половина сбежавших добровольно вернулись в Красную Армию. Но в по­исках моральных стимулов мысль Троцкого иногда рождала предложения, унижавшие человеческое до­стоинство. Например, он предлагал введение для про­винившихся черных воротников, которые снимались бы при безупречном поведении или проявлении во­инской доблести.

Крупнейшей заслугой Троцкого стало привле­чение военных специалистов. В годы гражданской воины в Красной Армии служила почти треть офи­церского корпуса, 82 процента командующих арми­ями и фронтами имели военное образование. Он под­черкивал, что «на одного изменника приходится сотня надежных, на одного перебежчика — два-три убитых». Эти годы, безусловно, стали временем наи­более дружной работы Ленина и Троцкого. На VIII съезде партии, в отсутствие Троцкого, который срочно выехал на Восточный фронт, Ленин, отвечая ораторам из «Военной оппозиции», говорил: «Если вы... можете Троцкому ставить обвинения в том, что он не проводит политику ЦК, — это сумасшедшее обвинение. Вы ни тени доводов не приведете». В июле 1919 г., желая поддержать Троцкого в услови­ях споров в партийном руководстве и даже попытки Троцкого подать в отставку, Ленин на чистом блан­ке написал следующий текст: «Товарищи! Зная стро­гий характер распоряжений Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден в правиль­ности, целесообразности и необходимости для поль­зы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов-Ленин». Наконец, 17 октября 1919 г., когда Троц­кий находился в Петрограде, отбивавшем атаки Юде­нича, Ленин в письме к нему, прилагая воззвание, заметил: «Спешил — вышло плохо. Лучше поставьте мою подпись под Вашим». По словам Горького, Ленин однажды сказал: «А вот указали бы другого человека, который способен почти в год организовать почти образцовую армию, да еще завоевать ува­жение военных специалистов».

Это впоследствии признавали и противники. Лидер эсеров В. М. Чернов писал: «Большевики до­казали, что самая суровая, даже самая беспощадная дисциплина в революционной армии возможна, что возможно в ней и безусловное единоначалие... В... армии большевиков было преодолено то, с чем су­ществование армии совершенно несовместимо: разъ­едающий ее дуализм и стихийная реакция на него в виде революционного самоуправства».

Но в эти же годы обостряются отношения Троц­кого и Сталина. Вынужденный в военном отноше­нии подчиняться Троцкому как член Реввоенсовета ряда фронтов, но равный ему в партийных и госу­дарственных должностях (оба с марта 1919 г. были членами Политбюро ЦК, с 26 октября 1917 г. — нар­комами) Сталин с его самолюбием пытался вмеши­ваться в военные решения. Не менее самолюбивый и стремившийся приучить подчиненных к беспре­кословному исполнению приказов, Лев Давидович не склонен был терпеть подобные вещи. В роли ар­битра уже в 1918 г. приходилось выступать Ленину. Он стремился наладить их нормальную совместную работу.

Заканчивая сюжет «Троцкий и гражданская война», нельзя не затронуть проблем: «Троцкий и расстрел царской семьи», «Троцкий и расказачивание». Троцкий не имел непосредственного от­ношения ни к первому (его не было в Москве), ни ко второму (директива Оргбюро ЦК, принятая 24 января и отмененная на Пленуме ЦК 16 мар­та 1919 г., о поголовном истреблении верхов каза­чества) решению. Но, безусловно, Троцкий одоб­рял расстрел царской семьи, видя его смысл прежде всего в том, чтобы в условиях марта 1918 г. показать, что пути назад нет. Отношение к казачеству он выразил в тезисах «Руководящие начала бли­жайшей политики на Дону». Здесь, в частности, говорилось: «Наша политика не есть политика мес­ти за прошлое... Мы строжайше следим за тем, чтобы продвигающаяся вперед Красная Армия не производила грабежей, насилий и проч... В то же время мы требуем от населения всего, что необхо­димо Красной Армии...».

27 ноября 1919 г. Троцкий и Сталин были на­граждены орденом Красного Знамени. Весной 1920 г. Троцкий был назначен наркомом железнодорожно­го транспорта. Он пытался приказом № 1042 ввести жесткий график ремонта паровозов. Жесткие адми­нистративные меры первоначально дали определен­ный эффект. Но вскоре Троцкого освободили от этих обязанностей в связи с советско-польской войной. В 1920 г. он делает все, что было в его силах, для укрепления сложившейся военно-бюрократической системы, хотя и испытывает некоторые сомнения. Между тем «военный коммунизм» шел к своему за­кату.

В конце 1920—начале 1921 г. в партии вспыхну­ла так называемая дискуссия о профсоюзах. В ходе ее образовалось несколько платформ. При этом Троц­кий и Ленин заняли различные позиции. Споры меж­ду ними были довольно шумными. Ленин говорил о «гигантских ошибках» и «вопиющих неправильнос­тях» Троцкого, а тот упрекал Ленина в путанице, но оба подчеркивали свое уважение друг к другу". Все эти разногласия были сняты Кронштадтским мяте­жом и переходом к новой экономической политике. За подавление выступления кронштадтцев Троцкий был награжден вторым орденом Красного Знамени. Он поддержал и идеи НЭПа. Это было для него тем легче, что в феврале 1920 г. он внес в Политбюро предложения в связи с неэффективностью «продо­вольственной политики, построенной на извлечении излишков». Троцкий предлагал, в частности, заме­нить «изъятие излишков известным процентным отчислением... с таким расчетом, чтобы более круп­ная запашка или лучшая обработка представляли выгоду». Тогда против этого возражало большин­ство во главе с Лениным.

В 1921 —1922 гг. Троцкий и Ленин работают в тесном единстве. Идет резкое сокращение ар­мии (к 1924 г. почти в 10 раз), флота. На первое мес­то выдвигается задача учебы, освоения накопленно­го опыта. Центральное место в жизни страны занимают экономические проблемы. И хотя надеж­ды на европейскую революцию, особенно в Герма­нии, сохранялись, как и опасения новой войны, в целом шел процесс постепенной нормализации внут­реннего и международного положения. Троцкий участвовал в теоретической разработке встающих перед страной вопросов. По его воспоминаниям, они с Лениным внимательно обсудили тезисы доклада о НЭПе на IV конгрессе Коминтерна. Речь шла пре­жде всего об использовании капиталистических ме­тодов и форм для социалистического строительства. Осенью 1922 г. в беседе наедине последовало пред­ложение Ленина Троцкому стать его заместителем по Совнаркому.

Идя на уступки в экономике, советское руко­водство между тем никоим образом не собиралось отказаться от монополии коммунистической партии на власть. С этой же целью началось привлечение им на свою сторону интеллигенции, необходимой для развития экономики (амнистия, создание усло­вий для творческой работы, рост зарплаты по срав­нению с зарплатой рабочих и т. п.); одновременно решительно преследовались те, кто мог представлять потенциальную политическую опасность (репрессии по отношению к служителям различных религиоз­ных конфессий, активным деятелям партий меньшевиков и эсеров, высылка в 1922 г. за границу или в провинцию деятелей российской интеллигенции,. особенно гуманитарной, и т. п.). Во всех этих случаях Троцкий и Ленин занимали общую позицию.

В это время Троцкий, безусловно, оценивался как «второй человек» в руководстве после Ленина. Сам он достаточно благосклонно воспринимал стрем­ление части печати и окружающих сформировать культ его личности. В 1922 г. в параграфе 41 Полити­ческого устава Красной Армии была помещена его биография. Параграф заканчивался словами: «Тов. Троцкий — вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республи­ки». Одним из первых переименованных населен­ных пунктов стала Гатчина, получившая название «Троцк».

Впервые за несколько лет появилось и время для отдыха. Троцкий увлекался охотой, рыбной ловлей, но ему все чаще и больше докучали болезни: ради­кулит, простуды, обострение хронического (с дет­ства) катара желудка. Между тем приближался но­вый этап политической биографии Л.Троцкого.

В конце мая 1922 г. Ленин перенес первый ин­сульт. Он вернулся к работе лишь в октябре, но 12 декабря стало последним официальным днем его работы. Затем, с 23 декабря по 6 марта 1923 г., на­половину парализованный, он диктовал свои письма и статьи. После нового приступа, повлекшего поте­рю речи, Ленин до конца жизни стал политическим мертвецом. В этих условиях идет раскол внутри По­литбюро и ЦК. Хотя личный момент играл здесь весь­ма значительную роль, на наш взгляд, неверно было бы сводить все только к нему или даже считать его определяющим. Главную роль играло различие во взглядах на будущие пути развития страны, судьбы европейской революции, стремление партийно-со­ветского аппарата закрепить свое ведущее положе­ние.

Центральными фигурами конфликта оказались Троцкий и Сталин, бывший с апреля 1922 г. гене­ральным секретарем ЦК. Сталина поддерживали Ка­менев и Зиновьев. Столкновения проявились еще при обсуждении последних ленинских работ. Именно Троцкого просил Ленин о защите монополии внеш­ней торговли на пленуме ЦК, о поддержке группы грузинских коммунистов против линии Сталина-Орджоникидзе. Надо сказать, что сам Троцкий реа­гировал на эти просьбы достаточно уклончиво, ссы­лаясь на нездоровье. Эта позиция проявилась и в подписании им вместе с другими членами Полит­бюро, Оргбюро и Секретариата ЦК 25 января 1923 г. (на другой день после публикации ленинской статьи «Как нам реорганизовать Рабкрин», вызвав­шей недовольство аппаратчиков) секретного цирку­ляра губкомам партии, в котором подчеркивались болезнь Ленина и его отход от повседневной пар­тийной жизни.

Открытое столкновение Троцкого с большин­ством ЦК произошло осенью 1923 г. 8 октября он обратился с письмом в ЦК и ЦКК. К этому времени в стране обострился экономический кризис. Нарас­тала бюрократизация партийного аппарата. Сводки ОГПУ говорили о массовом недовольстве трудящих­ся своим положением, забастовках в различных от­раслях. Ряд членов партии в 1923 г. создали «Рабо­чую группу РКП», требовавшую организовать Советы рабочих депутатов на предприятиях, сделать проф­союзы органами контроля, «устранить господствующую в партии группу, которая окончательно ото­рвалась от рабочего класса». Пленум ЦК в сентябре 1923 г. заявил, что эта группа, как и группа «Рабочая правда», ведет «антикоммунистическую и антисовет­скую работу» и признал принадлежность к ним не­совместимой с принадлежностью к РКП(б). Тут же комиссия Дзержинского предложила обязать членов партии, знающих о группировках, сообщить об этом в ОГПУ, ЦК и ЦКК. Наконец, Пленум решил ввести в состав Реввоенсовета шесть членов ЦК, что озна­чало, конечно, ограничение позиции Троцкого в ар­мии.

Главной темой своего письма Троцкий сделал проблему внутрипартийной демократии. Безусловно, обращение к этой теме человека, известного своим «чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела», удивляло многих и было широко использовано его противниками. Но сегодня видно, что Троцкий ухватил центральную проблему одно­партийной монопольной власти. Он настаивал, что «партийная демократия в тех, по крайней мере, пре­делах, без которых партии грозит окостенение и вы­рождение, должна вступить в свои права. Низы пар­тии должны в рамках партийности высказать, чем они недовольны, и получить действительную возмож­ность... создать ее организационный аппарат». Од­новременно Троцкий обвинял верхи партии в не­верной хозяйственной политике, в «ножницах цен» (несоответствие цен на промышленные и сельско­хозяйственные товары).

Здесь же отметим, что далеко не соответствует истине стереотип восприятия Троцкого как деятеля, выступавшего за «ограбление» деревни для разви­тия промышленности, презиравшего рабочих и крестьян. Размышляя о «смычке» города и деревни, он писал: «Культурное шефство над деревней — пренесходная вещь. Но базой смычки все-таки является плуг и гвоздь, дешевый ситец, дешевые спички... Нужно дать деревне доступные по цене сельскохо­зяйственные орудия и машины... Нужно дать деше­вые предметы домашнего крестьянского обихода». Впоследствии, оценивая сталинскую коллективиза­цию, Троцкий отмечал: «Паническая расправа над кулаком, распространившаяся на середняка, обо­шлась хозяйству не дешевле, чем иноземное наше­ствие», а сама коллективизация приняла «характер экономической авантюры». Наконец, говоря о про­блемах промышленности, он замечал, что «русский рабочий восприимчив, находчив, даровит», а «труд­ность — в общей организации труда».

Сразу же бюро Московского комитета РКП (б) и Президиум ЦКК расценили выступление Троцкого как «платформу» и попытку «организации фракции на этой платформе». 15 октября появилось «Заявле­ние 46-ти» в поддержку письма Троцкого. Оно ука­зывало на «фракционный режим» большинства, пред­лагало немедленный созыв совещания членов ЦК «с наиболее видными, активными» партработниками, имеющими разные точки зрения. В свою очередь члены и кандидаты в члены Политбюро в письме от 19 октября обвиняли Троцкого и авторов «Заявле­ния 46-ти» в многочисленных грехах и, главное, во фракционной работе и стремлении нарушить «един­ство партии». С тех пор на десятки лет эта формули­ровка стала самым страшным обвинением. Подго­товленный аппаратом расширенный Пленум ЦК и ЦКК 25—27 октября 1923 г. подавляющим большин­ством (102' голосами против 10 при 2 воздержавших­ся) осудил выступление Троцкого. 31 октября Н. К. Крупская, выступавшая здесь же, направила письмо Зиновьеву, в котором отмечала, что «за все происходящее приходится винить и нашу группу: Вас, Сталина и Каменева... Нельзя создавать атмосферу такой склоки и личных счетов... Хорошо, что меня не было, когда Петровский сказал, что Троцкий ви­новат в болезни Ильича, я бы крикнула: это ложь, больше всего В. И. заботил не Троцкий, а нацио­нальный вопрос и нравы, водворившиеся в наших рядах».

Между тем в партии разворачивалась дискус­сия. Учитывая авторитет Троцкого, Политбюро пред­ложило создать согласительную комиссию для раз­работки резолюции о партийном строительстве. 5 декабря комиссия в составе Зиновьева, Сталина и Троцкого после долгих споров приняла согласован­ный текст. Несмотря на болезнь (простудился на охоте в конце октября и проболел до весны 1924 г.), Троцкий опубликовал в «Правде» четыре статьи под общим названием «Новый курс». Здесь он разви­вал свои мысли о проблеме внутрипартийной де­мократии в условиях советской системы, пытаясь опереться на резолюцию Политбюро. Признавая не­обходимость недопущения других партий в период диктатуры пролетариата, Троцкий вместе с тем до­казывал, что сам запрет фракции не решает суще­ство вопроса. Главную опасность он видел в бюрократизме, в аппаратном режиме, поэтому на­стаивал на том, что «руководящие партийные орга­ны» должны прислушиваться «к голосу широких партийных масс, не считать всякую критику про­явлением фракционности», что не партия для аппа­рата, а аппарат «ею избирается и от нее не должен отрываться»⁴⁵.

Оппоненты Троцкого главное внимание сосре­доточили на словах о партийной молодежи как барометре партии, о возможности перерождения пар­тийных кадров, обвиняя его в клевете на «старых партийцев» и напоминая о его меньшевистском про­шлом. Сторонники Троцкого сумели собрать значи­тельное число голосов в вузовских, армейских и учрежденческих ячейках. Любопытны практические предложения этих резолюций. Например, 14 декаб­ря 1923 г. собрание штаба политуправления, штаба ЧОН и управления военных сообщений Московско­го военного округа предлагало обеспечить полную и правдивую информацию о важнейших партийных решениях, ввести выборность партийных органов и ответственных работников аппарата, упразднить «ин­ститут всяких почетных членов, почетных председа­телей», прекратить присвоение имен здравствующих партийных работников любым объектам (городам, улицам, казармам), не проводить многочисленные юбилеи и т. д. В письме коммуниста Ф. Климова отмечалось, что «среди членов партии выработалась привычка считать своевременным и разумным лишь предложения «сверху»... Не редкость, когда комму­нист уподобляется тому солдату, который говорил, что за него «взводный знает».

Вместе с тем большинство рабочих ячеек под­держивало ЦК партии. В одном из писем тех дней говорилось: «Товарищи полагают, что быть винти­ком хорошего, не тормозящего рост партии аппара­та — роль не только не зазорная, но тысячу раз по­лезная».

В середине января 1924 г. XIII партконференция почти единогласно (125 против 3) одобрила позицию Политбюро, в специальной резолюции осудила оп­позицию как «явно выраженный мелкобуржуазный уклон». Было продемонстрировано нежелание идти на компромиссы, прислушиваться к мнению мень­шинства. Самого Троцкого на конференции не было, он по совету врачей выехал в Сухуми. В дороге, на вокзале в Тифлисе, его настигла телеграмма о смер­ти Ленина. Дополнительным ударом стала невозмож­ность присутствовать на похоронах: по прямому про­воду ему сообщили, что панихида состоится в субботу. Это было ложью. На самом деле похороны прошли в воскресенье, 27 января.

В Сухуми Троцкий работал над воспоминаниями о Ленине.

Очень важным было для него письмо Надежды Констатиновны от 28 января: «Дорогой Лев Давидо­вич!.. то отношение, которое сложилось у В. И. к Вам тогда, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти».

Новый этап дискуссии вспыхнул осенью 1924 г., после выхода в свет третьего тома сочинений Троц­кого, где были собраны статьи и речи 1917 г., а в качестве предисловия предлагалась статья «Уроки Ок­тября». Автор доказывал свое единство с Лениным в тот период, а главными противниками в партии на­зывал Каменева и Зиновьева.

Безусловно, эта историческая работа имела «про­зрачную» политическую сверхзадачу. Поэтому не­медленно после ее выхода из печати началась широ­комасштабная кампания, в которой подавляющее большинство участников интересовало не выясне­ние исторической истины, а возможность нанести ответный удар. Особенно усердствовали Каменев и Зиновьев. Они организовывали требования исклю­чить Троцкого из руководящих органов и даже из партии. Против этого выступил Сталин, «гений ап­паратных игр», представший перед партией в орео­ле миротворца и получавший политическую выгоду от взаимных обвинений трех других партийных во­ждей. В январе 1925 г. Троцкий согласился подать заявление пленуму ЦК об освобождении его «от обязанностей председателя Революционного военного совета». Одновременно он предложил, чтобы Полит­бюро указало ему темы для литературной работы, подчеркивая свою готовность действовать «под лю­бым контролем партии»⁵¹. Троцкий был снят с поста наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета, Его сторонник К. Б. Радек прокомментировал дискуссии шутливой эпиграммой: «Опасные делишки — писать в России книжки. Ты, Лева, тиснул зря «Уроки Ок­тября». В мае 1925 г. Троцкого сделали председате­лем концессионного комитета, председателем науч­но-технического управления ВСНХ.

Но жизнь готовила еще один поворот. Одержав победу, раскалывается «тройка». Сталин поддержи­вает в это время Бухарина, считавшего возможными новые уступки крестьянству, преимущественное раз­витие в ближайшие годы легкой промышленности. Каменев и Зиновьев обвиняют их, прежде всего Бу­харина, в недооценке «кулацкой опасности», в «пра­вом уклоне». Вместе с тем они ставят под сомнение возможность победы социализма в одной стране, «последовательно социалистический» характер госу­дарственных предприятий, вспоминают о требова­нии Ленина снять Сталина с поста генсека. Откры­тое столкновение происходит в декабре 1925 г. на XIV съезде ВКП(б). Обе стороны используют аппа­ратные методы, Троцкий здесь не выступал. После поражения на съезде «новой оппозиции» в отноше­нии ее следуют оргвыводы: снятие Зиновьева и его сторонников с работы в Ленинграде. Меньшинство ищет союзников. В этой обстановке в первой по­ловине 1926 г.происходит сближение Зиновьева и Каменева с Троцким. Снова подтверждается мысль о приоритете политических интересов над личными и родственными связями.

В апреле — мае 1926 г. Троцкий вместе с женой выезжал на лечение в Германию. Между тем внут­рипартийная борьба нарастала. В ее поле оказыва­ются советско-английские отношения и события в Китае, переворот Пилсудского в Польше и экономи­ческие проблемы СССР. Пленумы ЦК превращают­ся в место взаимных обвинений. Например, в авгус­те 1927 г. К. Е. Ворошилов обвинил Троцкого в чрезмерных расстрелах в годы гражданской войны, в том числе членов партии. Не выдержав, Троцкий крикнул с места: «Вы же лжете совершенно созна­тельно, как бесчестный каналья, когда говорите, что я расстреливал коммунистов». Ворошилов париро­вал: «Сами вы каналья и отъявленный враг нашей партии».

Постепенно организационные меры становились все жестче. 23 октября 1926 г. объединенный Пле­нум ЦК и ЦКК вывел Троцкого из состава Политбю­ро, где тот давно уже не играл активной роли. Ровно через год новый пленум исключил Троцкого и Зи­новьева из членов ЦК.

К борьбе с оппозицией Сталин привлекает ор­ганы ОГПУ. Еще 1924 г. информационные сводки ОГПУ тщательно фиксируют высказывания в под­держку Троцкого, расценивая их, по сути, как анти­советские. Например, в ноябре — декабре 1924 г. отмечалось, что в Ленинграде, на заводе «Красная заря», «некоторые из партийных... Медведиков, Шу­милин... замечены в защите линии Троцкого», на Металлическом заводе «часть рабочих стояла за тов. Троцкого, мотивируя тем, что тов. Троцкий идей­ный», «некоторые рабочие завода «Электрик» рас­сматривают выступление тов. Троцкого как выпад против бюрократизма». Интересно, что «причиной подобной симпатии», по мнению информаторов, «яв­ляются, в частности, свобода группировок внутри партии... что, по мнению рабочих, есть шаг к свободе слова, поступков и т. д.». Из тех же сводок вид­но, что в ряде случаев антитроцкистские настрое­ния объяснялись антисемитскими мотивами. Так, на 2-й электростанции велись «разговоры сплошь на­ционально-патриотические, сводящиеся к тому, что Ленин был русский, а Троцкий еврей и что пойдут за Лениным»⁵³ (имелась в виду дискуссия «Ленинизм или троцкизм». — В. И.). При перлюстрации писем политконтроль ОГПУ также включал в меморандум выдержки, касавшиеся партийных споров⁵⁴. Теперь, в 1927 г., начинаются аресты оппозиционеров, ис­ключение из партии, высылка из Москвы.

14 ноября 1927 г. Троцкий и Зиновьев были ис­ключены из партии. Через пять дней покончил са­моубийством многолетний друг Троцкого А. А. Иоф­фе. На его похоронах на Новодевичьем кладбище Троцкий произнес последнюю публичную речь. Со 2 по 19 декабря проходил XV съезд ВКП(б). Вы­ступления представителей оппозиции — Раковского, Каменева, Муралова — сопровождались неумолч­ным шумом зала, негодующими выкриками. Парадокс состоял в том, что завтрашние антиста­линцы, такие как А. И. Рыков, М. Н. Рютин, предла­гали выбросить оппозицию в «мусорную яму исто­рии», угрожали «в ближайшее время... увеличить... население тюрем». Съезд исключил из партии око­ло ста ведущих оппозиционеров, дав сигнал к рас­праве на местах. В различные города страны были высланы крупнейшие деятели оппозиции. Оправда­лось предсказание одного из сторонников Троцкого (расстрелянного в августе 1936 г.) С. В. Мрачковского: «Сталин обманет, а Зиновьев убежит». Уже че­рез несколько месяцев Каменев и Зиновьев пол­ностью признали свою вину перед партией и были возвращены в Москву. Их примеру последовали и многие другие. Это не спасло их всех от новых поношений в ближайшие годы, а затем и уничтоже­ния.

Наряду с некоторыми другими несгибаемыми оставался Троцкий. 17 января 1928 г. его с женой и сыновьями доставили на Ярославский вокзал. По окружной дороге поезд вышел на среднеазиатское направление. Конечной целью была Алма-Ата. Здесь Троцкий провел около года. Это было время споров вокруг судьбы НЭПа. Вчерашние союзники, группы Сталина и Бухарина, теперь вели борьбу в «коридо­рах власти», стараясь пока не выносить ее на всеоб­щее обозрение. Естественно, Троцкий имел доста­точно большую информацию. Ему казалось, что новый курс Сталина «несомненно представляет со­бою попытку подойти к нашей постановке». Он был убежден, что оппозиция, т. е. прежде всего он сам, «держит руку на пульсе мирового исторического про­цесса, ясно видит динамику классовых сил, предви­дит завтрашний день и сознательно подготовляет его». Троцкий продолжает вести активную литера­турную работу, переписку со своими единомышлен­никами.

В декабре 1929 г. к нему приехал специальный уполномоченный ГПУ с требованием прекратить политическую деятельность. Троцкий категорически отказывается. Через месяц его знакомят с поста­новлением коллегии ОГПУ (от 18 января 1929 г.), которое предусматривало высылку Троцкого из СССР за провоцирование антисоветских выступле­ний и подготовку вооруженной борьбы против Со­ветской власти. Две недели семья Троцкого ждала в поезде в районе Ряжска, вблизи Рязани, решения вопроса о стране пребывания. Категорически отка­зывает германское правительство. Согласна Турция, почетным гражданином которой Троцкий был объ­явлен вместе с Лениным и Фрунзе в начале 20-х годов. 10 февраля на пароходе «Ильич» в сопровожде­нии агентов ГПУ из Одессы Троцкий, его жена На­талья Ивановна и старший сын Лев навсегда поки­нули СССР.

12 февраля 1929 г. Троцкий направил прези­денту Турецкой республики Кемалю Ататюрку за­явление: «Милостивый государь. У ворот Констан­тинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по своему выбору и что перейти границу я могу, лишь подчиняясь насилию». Начинается его жизнь в эмиграции. Но если первая и вторая эмиграции(1902-1904 и 1906- 1917 гг.) были наполнены надеждами на будущую революцию, то теперь воз­можность возращения в СССР становилась все более призрачной. Это были годы сужавшегося круга друзей, единомышленников, родных и од­новременно годы неустанного отчаянного проти­востояния Сталину и его режиму. Революционер и марксист Троцкий оставался верен своим идеа­лам.

Местом нового жительства стал остров Принкипо, один из расположенных в Мраморном море Принцевых островов, некогда традиционное место для ссылки византийских вельмож. Здесь Троцкий продолжает и заканчивает начатую в ссылке рабо­ту над книгой «Моя жизнь». Это опять же не толь­ко мемуары, но, что естественно для политика, по­пытка дать свою версию исторических событий. Одновременно он стремится наладить связи со сво­ими сторонниками в СССР, размышляет над про­исходящим там. В 1931 г. он приходит к выводу, что «нынешний советский аппарат представляет собой бюрократическую плебисцитарную форму диктату­ры пролетариата».

Между тем Сталин предпринимает новый этап политических репрессий. Начавшись в 1928 г. пре­жде всего с ударов по старой интеллигенции, теперь репрессии все сильнее обрушиваются на бывшую партийную оппозицию. Троцкий, его деятельность становятся для ОГПУ—НКВД необходимым компо­нентом для предъявляемых обвинений. Всех аресто­ванных обвиняли, как правило, в «троцкизме», в пропаганде его идей, связях с Троцким, выполнении его указаний, замыслах контрреволюционного пе­реворота. В советской печати Троцкий становится зловещим символом самых гнусных замыслов импе­риализма и фашизма в отношении СССР. Полити­ки, журналисты, карикатуристы соревнуются меж­ду собой в поисках самых уничижительных эпитетов, должных показать ничтожество и черноту души Троцкого. Нет преступления, в котором бы его не обвинили. К этой травле привлекаются зарубежные коммунистические партии, используются диплома­тические каналы. В 1932 г. Троцкого лишают совет­ского гражданства.

Международное давление сталинского руковод­ства дает свои плоды. Правительства стран Запад­ной Европы не жаждут видеть у себя человека с ре­путацией «знаменитого революционера», имеющего своих последователей во многих государствах. В се­редине 1933 г. Троцкий перебрался во Францию, но летом 1935 г. ему приходится, по временной визе, переехать в Норвегию. Наконец, 9 января 1937 г. на танкере, предоставленном норвежским правитель­ством, по приглашению одного из великих худож­ников XX в. Диего Риверы Троцкий прибывает в Мек­сику. Какое-то время он живет на вилле художника, но затем их отношения осложняются. Главной при­чиной этого стали непростые характеры людей, лю­бивших больше говорить, чем слушать, быть руко­водителями, а не приживалами. В начале 1939 г.

Троцкий переселяется в купленный в предместье Мехико большой дом, окруженный садом. Здесь ему предстояло провести последний год своей жизни.

Все 30-е годы Троцкий не прекращал политиче­ской деятельности в тех пределах, которые были ему доступны. Прежде всего это была литературная ра­бота. Как журналист и публицист он был необычай­но плодовит. Кроме автобиографической книги «Моя жизнь» он пишет «Что же такое перманентная рево­люция?» (вышла в 1930 г. в Берлине). Тогда же вы­ходит двухтомная «История русской революции». Появляются работы «Сталинская школа фальсифи­каций», «Преданная революция», «Их мораль и наша», биографии Ленина и Сталина. С 1929 г. вы­ходит «Бюллетень оппозиции», с которым он посто­янно сотрудничает.

Одновременно Троцкий стремится создать «ин­тернационалистическую левую оппозицию». Его сто­ронники действуют во Франции, Испании, Греции, Китае, США, Южной Америке. В феврале 1933 г. в Париже прошла первая конференция создавшейся организации. Здесь отмечалось, что ее секции дей­ствуют в девяти странах. Был принят итоговый до­кумент — «Интернационалистическая левая оппо­зиция: задачи и методы». Летом 1938 г. там же, в Париже, был проведен учредительный конгресс IV Интернационала. Казалось, цель достигнута. Но на деле ни одна из секций не стала по-настоящему массовой партией, игравшей бы у себя в стране се­рьезную политическую роль.

Наряду с общеполитическими мировыми проб­лемами Троцкий первостепенное внимание уделял положению в СССР, переходя от надежды к от­чаянию и вновь к надежде. 15 марта 1933 г. он пи­шет письмо в Политбюро ВКП(б) с призывом «воз­родить партию», предлагая собственную помощь.

Вместе с тем именно он приходит к выводу, что за убийством Кирова скорее всего стоит Сталин. В боль­шом количестве публикаций Троцкий разоблачал лживость «московских процессов» 1936—1938 гг., демонстрировал не только логические несообразнос­ти, но и фактические ляпсусы, допущенные их орга­низаторами. Вместе с тем в его теоретическом бага­же появляются новые, более глубокие положения.

Если в 1932 г. он писал, что главное — «убрать Сталина», то в 1936 г. приходит к выводу, что про­блема гораздо серьезнее: «Устранение Сталина лич­но означало бы сегодня не что иное, как замену его одним из кагановичей, которого советская печать в кратчайший срок превратила бы в гениальнейшего из гениальных». И далее: «Дело идет... о том, чтобы изменить самые методы управления хозяйством и руководства культурой», подчеркивая необходимость «второй... революции». Он указывал на то, что «ста­линизм и фашизм, несмотря на глубокое различие социальных основ, представляют собой симметрич­ные явления». В сентябре 1938 г. Троцкий преду­преждал о том, что «советская, дипломатия попыта­ется теперь добиваться сближения с Германией». Конечно, далеко не все прогнозы и предупреждения Троцкого оказывались верными. Можно напомнить его слова, что в итоге предстоящей войны «слабей­шим звеном в цепи великих держав окажется на этот раз Япония» или объявление вступления СССР в Лигу Наций предательством мировой революции, непони­мание определенной социальной гибкости Сталина и т. д. Но гораздо важнее и интереснее те момен­ты, где Троцкому удалось, что бывает весьма нечас­то, заглянуть в будущее. В работе «Что такое СССР и куда он идет?» он, в частности, видит выход в сле­дующих изменениях: «Бюрократическое самовластье должно уступить место советской демократии. Восстановление права критики и действительной сво­боды выборов есть необходимое условие дальней­шего развития страны. Это предполагает восстанов­ление свободы советских партий, начиная с партии большевиков, и возрождение профессиональных со­юзов. Перенесение на хозяйство демократии озна­чает радикальный пересмотр планов в интересах тру­дящихся... Молодежь получит возможность свободно дышать, критиковать, ошибаться и мужать. Наука и искусство освободятся от оков». Троцкий пытался написать политическую биографию Сталина, над ко­торой работал в 1939— 1940 гг. Он успел подготовить к печати первые семь глав.

Между тем вокруг Троцкого кольцо сжималось все плотнее. Думается, что сам он был в определен­ной степени нужен Сталину в период «большого террора». Нужен как символ Дьявола, Сатаны. Зато люди, близкие Троцкому, гибли один за другим. В мае 1937 г. в Испании исчез чешский гражданин Эрвин Вольф, личный секретарь Троцкого; в июле 1935 г. в Париже погиб Рудольф Клемент, один из технических секретарей IV Интернационала. Гибнут близкие и дальние родственники Троцкого. Еще в июне 1928 г. умерла от туберкулеза в Москве млад­шая дочь Нина. Ее муж еще до этого был сослан и затем репрессирован. Судьба внучки Вали осталась неизвестной. Старшей дочери Зине разрешили в начале 1931 г. с пятилетним сыном выехать из СССР для лечения от туберкулеза. В 1933 г. в Берлине в состоянии депрессии она покончила с собой. В СССР погиб ее муж, Платон Волков. В начале 1935 г. был арестован оставшийся на родине младший сын Троц­кого — Сергей. Талантливый инженер, автор ряда трудов по термодинамике и теории дизеля, он неза­долго до этого стал профессором Московского тех­нологического института. По так называемому «кремлевскому делу» его приговорили к пяти годам ссыл­ки, а в октябре 1937 г. расстреляли. В том же году погиб в курской тюрьме старший брат Троцкого Александр, чьего сына расстреляли в октябре 1937 г. Сестру Ольгу, жену Каменева, расстреляли осенью 1941 г. Вскоре после убийства Кирова была репрес­сирована жившая в Ленинграде первая жена Троц­кого — Александра Львовна Соколовская. Ближай­шим помощником отца был старший сын Троцкого, Лев. Он жил в Турции, затем в Париже, где редакти­ровал «Бюллетень оппозиции» (большевиков-ленин­цев), писал книги, брошюры, активно работал над созданием IV Интернационала. Лев умер при зага­дочных обстоятельствах в парижской клинике 16 февраля 1938 г., где ему делали операцию аппенди­цита.

Настает очередь самого Льва Давидовича. Он понимает, что за ним идет охота. 27 февраля 1940 г. он составляет завещание, повторяя: «Они нас не убили этой ночью. Они подарили нам еще один день». Принимаются меры предосторожности. У железных ворот дежурят охранники, в большин­стве американские троцкисты. В ночь на 24 мая 1940 г. в дом ворвались более двадцати вооружен­ных людей. Они похитили охранника Шелдона Харта, который через месяц будет найден мерт­вым, обстреляли из автоматов спальню Троцкого и комнату, где жил Сева Волков, внук, привезен­ный из Франции после смерти усыновившего его Льва-младшего. Бросили зажигательные гранаты и мощную бомбу (она не разорвалась). Нападение продолжалось минут двадцать. Командовал груп­пой выдающийся художник Давид Альфаро Сикейрос, коммунист, перед этим вернувшийся из Ис­пании. Был легко ранен Сева. Троцкий и Наталья Ивановна, укрывшиеся под кроватью, не пострадали, хотя в стене полиция насчитала около 70 пробоин. После этого события снаружи было вы-'строено специальное караульное помещение для отряда мексиканских полицейских, стены дома об­ложили мешками с песком, устроили сигнализа­цию. Однако в доме появился будущий убийца в облике Жака Морнара, близкого друга Сильвии Аджелофф, вхожей в семью Троцкого. На самом деле это был 26-летний Рамон Меркадер дель Рио Эрнандес, лейтенант испанской республиканской армии, выполнявший специальное задание НКВД. Он познакомился с Сильвией в Париже летом 1938 г., так что операция готовилась задолго.

Сам Троцкий продолжал вести обычную жизнь: делал утром гимнастику, с удовольствием ухажи­вал за кроликами, работал над книгой о Сталине. Около 18 часов 20 минут 28 мая Жак Морнар (Ра­мон Меркадер) пришел к Троцкому с исправлен­ным текстом своей статьи, которую показывал ему за несколько дней до этого. Троцкий запретил охране обыскивать приходивших знакомых. Когда Лев Давидович сел за письменный стол, Жак вы­хватил из-под плаща укороченный ледоруб и уда­рил хозяина дома по голове. Несмотря на глубокую рану на черепе, Троцкий сумел швырнуть в напа­давшего книги, чернильницы, диктофон и сам бро­сился на него. На крики прибежала охрана. Троц­кого отвезли в госпиталь, где он умер 21 августа 1940 г. в 19 часов 25 минут. Через шесть дней его кремировали. Останки захоронили в саду возле дома. В 1962 г. рядом погребли урну с прахом На­тальи Ивановны, скончавшейся в Париже.

Убийца Троцкого, Рамон Меркадер, отсидевший 20 лет в мексиканской тюрьме, Герой Советского Союза, живший в Чехословакии и СССР, умер на Кубе в 1973 г. и был похоронен на Кунцевском кладбище в Москве под именем Рамона Ивановича Лопеса.

На 61-м году закончился жизненный путь Троц­кого, но остались его книги, его идеи, его последова­тели. Его имя еще долго будет привлекать внимание историков, философов, экономистов. О нем будут спорить.