Февраля Москва увидела исполнение условий, объяв-

4 февраля Москва увидела исполнение условий, объяв-

ленных царем духовенству и боярам. Начались казни мнимых изменников, которые  будто  бы умышляли  покушаться на  жизнь Иоанна,  покойной  царицы  Анастасии  и  детей его.

Опричник,  или  кромешник, –  так стали называть  их, как бы извергов  тьмы  кромешной, – мог безопасно теснить,  грабить соседа и  в случае жалобы  брал с  него пеню за бесчестье. Сверх многих  иных злодейств, к ужасу мирных граждан,  следующее вошло в обыкновение: слуга опричника, исполняя волю господина,  с некоторыми вещами прятался в доме купца или дворянина:  господин заявлял  его  мнимое  бегство, мнимую кражу требовал в суде пристава, находил  своего беглеца с поличным и взыскивал с невинного хозяина  тысячу или более рублей. Не было снисхождения; надлежало или немедленно заплатить, или идти на правеж:  то есть не удовлетворенному истцу давалось право вывести  должника на площадь и сечь его всенародно до заплаты денег.  Иногда опричник  сам подметывал что-нибудь в богатую лавку, уходил, возвращался с приставом и за сию будто бы украденную  у него вещь  разорял купца; иногда, схватив  человека на улице, вел  его  в  суд, жалуясь на

вымышленную обиду,  на  вымышленную брань:  ибо сказать неучтивое  слово  кромешнику – значило  оскорбить самого царя; в  таком  случае невинный  спасался  от телесной казни тягостною денежною пенею. Одним  словом, люди земские, от дворянина  домещанина, были безгласны, безответны против опричных; первые были ловом, последние ловцами,  и единственно для того, чтобы Иоанн  мог  надеяться  на усердие  своих  разбойников телохранителей  в новых замышляемых им  убийствах.  Чем более  государство ненави- дело  опричных,  тем  более  государь  имел  к  ним доверен- ности: сия  общая ненависть служила ему  залогом  их верности. Затейливый ум  Иоаннов изобрел  достойный символ  для  своих  ревностных  слуг;  они  ездили  всегда  с собачьими  головами и  с метлами,  привязанными  к  седлам,  в ознаменование  того, что грызут лиходеев  царских и метут Россию.

Одним словом, Иоанн достиг наконец  высшей  степени безумного  своего тиранства "мог еще губить" но уже не мог изумлять россиян никакими  новыми изобретениями лютости. Опишем  только  некоторые из  бесчисленных  злодеяний сего времени. Не  было  ни для  кого безопасности, но всего менее для  людей известных  заслугами  и  богатством:  ибо  тиран, ненавидя  добродетель,  любил  корысть. Гнев  тирана,  падая на целые  семейства,  губил  не только  детей  с отцами,  супруг с супругами,  но  часто  и всех  родственников  мнимого  престу- пника. Но  смерть  казалась  тогда  уже  легкою:  жертвы  часто требовали  ее  как  милости.  Невозможно без  трепета читать в записках  современных  о  всех  адских  вымыслах тиранства, о всех  способах  терзать  человечество.  Для мук были сделанны особенные  печи,  железные  клещи,  острые  ногти, длинные иглы; разрезывали  людей  по составам,  перетирали тонкими веревками  надвое, сдирали кожу,  выкраивали ремни из спины...

И  когда,  в  ужасах  душегубства,  Россия цепенела,  во дворце раздавался шум ликующих: Иоанн  тешился  с своими палачами  и  людьми  веселыми,  или  скоморохами,  коих: присылали  к  нему  из Новагорода  и  других областей вместе  с медведями. Последними он травил людей, и в гневе и в забаву.

Таков был царь ! Ему ли, должны мы наиболее удивляться? Если он не всех превзошел в мучительстве, то его поданные превзошли  всех в  терпении,  ибо считали  власть  государеву властию  божественною и  всякое  сопротивление  беззаконием; приписывали  тиранство Иоанново  гневу  небесному  и каялись в  грехах  своих; с верою,  с надеждою  ждали  умилостивления, но не боялись и смерти, утешаясь мыслию, что есть другое бытие для счастия добродетели и что земное служит ей только искушением;  гибли, но спасли для нас могущество России: ибо сила  народного  повиновения  есть сила государственная.

Таким образом время опричнины, было ужаснейшим периодом правления Ивана Грозного. Я думаю, что причины перехода к опричнине и ужасных казней лежат в чертах его личного характера и складывавшихся неблагоприятных обстоятельствах.

 

Заключительный этап царствования.

Беспримерными ужасами тиранства испытав неизменную верность народа; не видя ни тени сопротивления, ни тени опасности для мучительства; истребив гордых,  самовластных друзей Адашева, главных сподвижников своего доброго царствования; передав их знатность и богатство сановникам новым, безмолвным, ему угодным: Иоанн, к внезапной радости подданных, вдруг уничтожил ненавистную опрични- ну, которая, служа рукою для губителя, семь лет терзала внутренность государства. По крайней мере исчезло сие страшное имя с его гнусным символом, сие безумное разделение областей,  городов, двора,  приказов, воинства. Опальная земищина назвалась  опять Россиею.  Кромешники разоблачились, стали  в ряды обыкновенных царедворцев, государственных чиновников, воинов, имея уже не атамана, но царя, единого для всех россиян, которые могли надеяться,  что время  убийств и грабежа  миновало; что мера зол сполнилась  и  горестное отечество успокоится под сению власти законной.

Уже не было имени опричников, но жертвы  еще падали, хотя и реже, менее  числом;  тиранство  казалось утомленным, дремлющим, только от времени до времени пробуждаясь.

В сии годы необузданность Иоаннова явила новый соблазн в преступлении святых уставов церкви с бесстыдством неслыханным. Царица Анна скоро утратила нежность супруга, своим ли бесплодием или единственно потому, что его любострастие, обманывая закон и совесть, искало новых предметов  наслаждения. Так царь, не соблюдая и легкой пристойности, уже не требуя благословения от епископов, без всякого церковного разрешения женился (около 1575 года) в пятый раз, на Анне Васильчиковой. Шестою Иоанновою супругою – или, как пишут, женищем – была прекрасная вдова, Василиса Мелентьева: он, без всяких иных священных обрядов, взял только молитву для сожития с ней! Cим не кончились беззаконные женитьбы царя, ненасытного в убийствах и в любострастии!

Суд небесный должен был свершиться.  Во время переговоров о мире,  из-за нелепости  Иоанн  в  волнении гнева сильно ударил  жезлом своим царевича  в  голову. Сей  несчастный  упал,  обливаясь кровию. Тут  исчезла  ярость Иоаннова.  Побледнев от ужаса,  в  трепете,  в  исступлении  он  воскликнул: « Я убил сына! » – и кинулся  обнимать,  целовать  его,  удерживал кровь, текущую из глубокой язвы;  плакал, рыдал, звал  лекарей; молил бога о  милосердии,  сына – о прощении. Но суд небесный совершился!

Так правосудие всевышнего  мстителя и в сем  мире карает иногда исполинов бесчеловечия, более  для примера, нежели  для их  исправления: ибо есть,  кажется, предел во зле, за  коим  уже нет  истинного раскаяния,  нет  свободного,  решительного  возврата к  добру: есть только  мука,  начало  адской, без надежды и перемены сердца. Иоанн стоял уже далеко за сим  роковым  пределом.

Грозный  час смерти, давно  предсказанный  Иоанну  и совестию и невинными  мучениками,  тихо  близился  к нему. Конец жизни  Иоанна, желанный  для человечества,  но  странный  для воображения: ибо тиран умер, как жил, – губя людей, хотя последние жертвы не были такими многочисленными. Царь надеялся на  долголетие;  но  какая телесная крепость  может  устоять  против  свирепого  волнения  страстей, обуревающих  мрачную жизнь тирана?  Всегдашний  трепет гнева и  боязни,  угрызение  совести  без  раскаяния, гнусные восторги сластолюбия  мерзостного,  мука  стыда,  злоба бессильная  в неудачах  оружия,  наконец, адская  казнь сыноубийства истощили меру  сил Иоанновых:  он  чувствовал  иногда  болезненную  томность, предтечу удара и разрушения. Весною 1584 года царь  занемог  опасно:  вся внутренность его  начала  гнить, а тело – пухнуть, и вскоре умер.

Заключение.

Иван грозный был сложным, неоднозначным, противоречивым,  лишенным нравственного равновесия человеком и царем. Обстановка в которой протекало его детство,  складывавшиеся обстоятельства объясняют сложность  характера Иоанна. Черты его личного характера дали особое направление

его образу мыслей,  а образ мыслей оказал сильное притом, вредное, влияние на его образ действий. Положительное  значение  царя  Ивана  в истории  России далеко  не  так  велико,  как можно было бы думать, судя по его замыслам и  начинаниям.  Царь Иван был замечательный писатель, пожалуй даже бойкий политический мыслитель, но он не был государственный делец. Одностороннее, себялюбивое и мнительное направлеиие его политической мысли при его нервной возбужденности лишило его практического такта, политического глазомера,  чутья  действительности.  Царствование Ивана – одно из прекраснейших  по началу – по  конечным  его результатам наряду  с монгольским  игом. Его можно сравнить  с тем ветхозаветным  слепым  богатырем,  который,  чтобы  погубить  своих  врагов,  на  самого себя повалил  здание,  на  крыше  коего эти  враги сидели.

Литература.

1. Ключевский В.О. Сочинения. В 9 т. Т. 2. Курс русской истории. Ч.2. – М: Мысль, 1987. - С. 176-187.

2. Карамзин Н.М. Предания веков. – М: Правда, 1988. –

С. 547-646.

3. Ключевский В.О. О русской истории. – М: Просвещение,

 1993. - С. 201 - 213.