Петр III: недостойный император или жертва жестокой политики?

74462
знака
0
таблиц
0
изображений

Министерство образования Российской Федерации

Санкт-Петербургская Государственная Академия экономики и сервиса.

Реферат по курсу истории

По теме: " Петр III: недостойный император или жертва жестокой политики?"



 


Выполнила: студентка 1-го курса, 6 гр., ИЭУПС, Лудина Ирина.

Руководитель: Гутина Е.Р.

Санкт - Петербург, 2003 г.

 

Содержание:

 

1.   Введение.

2.   Воспитание и молодые годы императора.

3.   Дела и деяния.

4.   Ропшинская трагедия.

5.   Вывод.

6.   Список использованной литературы.


Введение.

Странная глава в трехсотлетней истории дома Романовых - правление императора

Петра III, которое продолжалось всего шесть месяцев. Каким был этот император, не пожелавший короноваться, убитый в Ропше и погребенный не в Петропавловской крепости, как положено по традиции, а наспех, в Александро-Невской лавре? Его часто представляют как неполноценным, полоумным или просто неуравновешенным, вспыльчивым и слабовольным человеком. Однако, существует и другая версия - не поняла Россия, что послала ей судьба доброго царя, стремившегося облегчить жизнь своим подданным.

Прежде всего, можно определенно сказать, что образ дебила, неполноценного человека, пропащего пьяницы, ненавидящее все русское и русских - это искусная выдумка его жены Екатерины II, великой мастерицы политеса, воздействия на людей и уменья из всего извлечь личную выгоду. День изо дня, год за годом умелыми мазками набрасывала она портрет никчемного человека: и пить-то, дескать, Петр начал с десяти лет, и играть умел только в солдатики, и изменял ей, Екатерине, на каждом шагу, и, разумеется, не способен был заниматься государственными делами и управлять империей. Она карикатурила ненавистного ей человека, превращая его в дурачка, над которым разве что посмеяться можно. При этом она никогда не врала на пустом месте, а использовала то, в чем Петр Федорович действительно был грешен, но доводила эти недостатки до абсурда, до скоморошества, до клейма. Ей вторила и её поклонница Дашкова.

Таким, увы, он и вошел почти во все исторические исследования примел тому - классик исторической мысли, М. Любавский. С.М. Соловьев, поддерживающий общепринятую трактовку личности и деятельности Петра III, не мог обойти вниманием, однако, того, сколько полезных и нужных указов было принято в короткое шестимесячное царствование Петра, хотя и приписал все заслуги ближайшим помощникам императора: Дмитрию Волкову и Александру Глебову, что было не совсем справедливо. Гораздо ближе к истине, что подтверждается и некоторыми современными историческими работами, в оценке Петра III оказался Михаил Иванович Семевский, который еще в 1867 году опубликовал рассказ-исследование о кратковременном и малоизученном царствовании Петра III. В рассказе этом перед читателями предстает не дебил-недоумок, а деятельный, целеустремленный и отнюдь не бесталанный царь, не лишенный, разумеется, как любой человек, некоторых недостатков и изъянов.

Воспитание и молодые годы императора.

Воспитание Петра III.

Пути династические, устанавливающие родственные связи, а порой и налагающие родственные путы, воистину неисповедимы- с этим нельзя не согласиться. В этом отношении Петру III одновременно и повезло, и не повезло, т. к. его можно считать своеобразной "жертвой "династической политики.

Сын старшей дочери Петра I цесаревны Анны Петровны (1708-1728) и Карла Фридриха герцога Гольштейн - Готторпского (1700-1739), он приходился племянником шведскому королю Карлу ХII, чье славное имя полководца и политика предусмотрительно было включено в метрическое свидетельство принца. Таким образом, внук первого российского императора обладал всеми правами на шведский престол и мог со временем занять его, если бы тот оказался вакантным.

Но по праву рождения принц, нареченный Карлом Петером Ульрихом, был наделен еще и другими, вполне реальными правами на престол.

По брачному контракту, заключенному в1724 году, родители наследного принца Гольштейн-Готторпского отказывались от каких бы то ни было прав на российский престол. Однако, согласно одному из секретных пунктов соглашения, Петр I не исключил возможности выбрать своим преемником "одного из урожденных Божеским благословением из сего супружества принцев". Так распорядились судьбой будущего наследника русского престола, в лице которого свершилось загробное примирение двух великих соперников начала ХVIII века…

Разумеется, в любом случае принц не должен был упускать из виду и интересы герцогства, престол которого также ему суждено было унаследовать. Суровая необходимость и соображения государственной пользы властной рукой распоряжались человеческой судьбой. С малых лет отец готовил сына к военному поприщу, имея в виду при благоприятных обстоятельствах - возвращение герцогских земель (Шлезвига), отошедших к Дании по Фредериксборгскому миру (13 июля 1720 года), завершившему датско-шведскую войну.. Увлечение тем, что составляло "внешние формы военщины", принц перенял от отца и офицеров герцогской гвардии, многие из которых служили в некогда в прусской армии.

Таким образом, изначально ни родители, ни те, кто руководил его воспитанием, не знали, как сложатся дальнейшие обстоятельства.

Карл Петер Ульрих, наследный принц Шлезвиг-Гольштейн-Готторпский, родился 10 февраля 1728 года не в России, куда его мать из-за интриг светлейшего князя Александра Даниловича Меньшикова против своей воли должна была удалиться, а в столице тогдашней Германии городе Киле, близ балтийских берегов Дании.

К несчастью, Анна Петровна не успела оказать влияния на воспитание сына, т.к. умерла через три месяца после родов. 7 июня 1739 года одиннадцатилетний принц наследует родительский престол, став третьим по счету герцогом Гольштейн-Готторпским. Некоторое время он находится под опекой своего двоюродного дяди принца Адольфа Фридриха Гольштейн-Готторпского, который в 1751 году стал шведским королем.

Таким образом, Карл Петер Ульрих в равной мере обладал правами на шведский и российский престолы, но в России в то время царствовала Анна Иоанновна и для тех, кто был прикосновенен к судьбе юного правителя, это не оставляло никаких надежд.

Принц стал учиться шведскому языку и воспитываться в уважении к лютеранскому вероисповеданию. Мальчик рос добрым, имел послушный и кроткий нрав, при этом был понятлив и необычайно впечатлителен. Но эти качества его, от рождения не знавшего родительской ласки, могли получить развитие только в том случае, если бы при дворе его воспитанием занимались бы должным образом. Однако, приставленные к нему придворные избрали методу, которая ,как оказалось, в данном случае была неприложима, ибо не учитывала индивидуальных особенностей характера принца. Воспитывая его в суровом послушании, наставники портили характер мальчика бессмысленными и жестокими наказаниями, так, принц рассказывал впоследствии, как его часто по получасу заставляли стоять на коленях на рассыпанном горохе. От чего "коленки краснели и распухали".

Вступив на престол в декабре 1741 года, императрица Елизавета Петровна тотчас призвала в Россию своего племянника с целью упрочить собственные династические позиции.

Согласно завещанию Екатерины I, "ежели Великий князь (т.е. Петр II) преставится, то имеет по нем Цесаревна Анна с своими Десцендентами (наследниками), по ней Цесаревна Елисавета и Ея Десценденты".

Таким образом, по смерти бездетного императора ПетраII, а затем и цесаревны Анны Петровны, на престол должен был вступить теперь ее сын-Петр Федорович, которому к 1741 году исполнилось 13 лет, но о его правах вспомнила только Елизавета Петровна, которая и призвала племянника в Петербург, чем внесла известное успокоение в умы, ибо давала понять, что замуж не собирается и отныне будущее российского престолонаследия обеспечено.

5 февраля 1742 года четырнадцатилетний принц прибыл в Петербург и Елизавета увидела наконец своего племянника воочию, а до этого она могла "любоваться" только портретом, который привезли вместе с печальным известием о кончине его отца.

Весной 1742 года потенциальный наследник присутствовал на коронации своей тетки в Успенском соборе Московского Кремля, а после был произведен в подполковники лейб-гвардии Преображенского полка и полковники 1-го Лейб-кирасирского.К принцу был приставлен духовный наставник -иеромонах Феодоровский, который четырежды в неделю занимался с ним по утрам русским языком и Законом Божиим (насколько успешными были эти занятия, можно судить по тому, что великий князь не испытывал, по-видимому, трудностей в общении по-русски). К тому времени, как принц освоил катехизис, при дворе стали спешить к приобщению его к православной церкви.

7 ноября 1742 года во время пребывания Елизаветы Петровны и двора в Москве, состоялось миропомазание "Его Королевскому Высочеству" в домашней церкви императрицы. Принц "изволил сподобиться Св.Тайн" и был наречен Петром Федоровичем. В манифесте, который был зачитан после литургии, Елизавета Петровна торжественно провозгласила Петра Федоровича наследником престола.

Насколько сложным и неясным было поначалу положение будущего российского государя, можно судить по тому, что уже в декабре 1742 года в Москву прибыла депутация из Швеции "от тамошних Государственных Чинов" (риксдага) ,представители которой явились предложить наследнику российского императорского престола принять шведскую корону , т.к. бездетный король Фредерик I- первый и последний из Гессенской династии-был в весьма преклонных годах. На данной послам аудиенции великий князь просил предложить риксдагу избрать наследником своего двоюродного дядю, который и вошел впоследствии в историю как король Шведский Адольф Фредерик.

Достигнув совершеннолетия, 7 мая 1745 года великий князь Петр Федорович стал правящим герцогом Шлезвиг-Гольштейнским, а 25 августа вступил в брак с Софией Фредерикой Августой принцессой Ангальт-Цербтской.

Невеста была моложе. Она родилась 21 апреля 1729 года в Штеттине, где ее отец -Христиан Август принц Ангальт-Цербтский, будучи генерал-майором прусской службы, стоял с вверенным ему полком. Матушкой будущей российской императрицы была Иоханна Элизабета , которая происходила из Гольштейн-Готторпского дома, уже связанного брачным союзом с Россией, а значит и с потомством Петра I, по женской линии.

Никакой воспитательной системы к "образованию" характера цербтской принцессы приложено не было. Все происходило естественным путем. В результате миру явилась серьезная и трезво-рассудительная девица с умом крепким и моголиким, но едва ли поражавшим блеском душевного дарования. Обязательные поездки к родственникам в Киль, Брауншвейг и Берлин, а также чтение книг, было едва ли не единственным , что способствовало образованию будущей императрицы.

В 1744 году будущая Екатерина II оказалась в сфере российской династической политики, и это решило ее участь.

Близкое родство, а принцесса приходилась мужу троюродной сестрой, не оказалось препятствием к браку, что стало возможным из-за явной благосклонности Елизаветы Петровны к этому союзу.

Женитьба Петра Федоровича прервала начатые еще в Киле и продолженные в Петербурге занятия наследника.

 Хотя бывшие попечители в Киле и не очень заботились об его воспитании и образовании, но нельзя утверждать, что великий князь был недостаточно подготовлен к будущему своему поприщу. В России наследник, от природы впечатлительный и сообразительный, за короткое время достиг определенных успехов под руководством приставленных к нему учителей, среди которых был академик Штелин.

Обладая великолепной памятью, Петр Федорович без труда запомнил "главные основания Русской истории", но не имел особенной склонности к гуманитарным предметам, к которым Штелин относил "Нравственность и Статистику", но часто просил вместо них дать урок из математики.Его любимыми предметами были военные, особенно "Основания артиллерии и фортификация.

О литературных пристрастиях и духовном мире человека отчасти можно судить по книгам из его библиотеке. Наследник не довольствовался только теми изданиями, которые нашлись для него в Петербурге, но, по его требованию, в 1746 году в Россию была пеевезена отцовская библиотека, размещенная потом в подаренном Петру Федоровичу Ораниенбауме. В библиотеке были представлены французские переводы античных авторов- Овидия, Теренция, Гомера, произведения знаменитых писателей XVII-XVIII века:П.Бейля, Х.Вольфа, К.Томазия, Вольтера и многие другие. Великий князь постоянно следил за дальнейшим пополнением библиотеки, просматривал печатные каталоги, отмечал интересовавшие его издания. А уже став императором, был занят планом размещения ее в мезонине Зимнего дворца. В его распоряжении был нумизматический кабинет, кроме того, Великий князь, а затем император, интересовался искусствами и ценил хорошую живопись, чему, несомненно, способствовало обозрение картинных галерей например, в петергофском дворце Монплезир.

К увлечениям Петра Федоровича можно отнести и музыку. Он добился серьезных успехов в игре на скрипке, нередко устраивал концерты, постоянно солируя в придворном оркестре под управлением своего бывшего учителя Ф.Л.Пьери. Известно, что в его коллекции были скрипки таких известных мастеров, как Страдивари, Руджьери, Амати, а в Ораниенбауме стараниями Петра Федоровича была заведена музыкальная школа для детей придворных служителей.

Кроме того, в дошедших до нас печатных либретто оперных спектаклей, представлявшихся в Ораненбауме, имеется указание, что все они поставлены по повелению великого князя.

Есть указания и на то, что великий князь заботился о качестве постановок, помещении самого театра. Так, постановка оперы "Александр в Индии" на музыку Арайи и текст аббата Пьетро Метастазио, была осуществлена в 1759 году уже в "новом ораненбаумском театре". Там же зрители увидели оперу "Селевк" (1761 год) Авторами стихов и музыки были Бонеччи и бессменный Арайя.

Поскольку спектакли ставились при великокняжеском дворе, вполне возможно, что Петр Федорович сам не только играл свою партию в оркестре, но и режиссировал при постановке спектаклей.

 Великокняжеский брак.

Женитьба Петра III положила конец учению, но не прервала отношений великого князя с учителями и теми, кто к тому времени приобрел его симпатии. Более чем вероятно, что весьма скоро эти полезные отношения получили новое развитие в дружеских беседах бывшего ученика со Штелиным и друзьями. Этому способствовал и возникший вскоре после женитьбы быстро нараставший разлад в отношениях между Петром и Екатериной, который сознательно был был вызван и поддерживался великой княгиней.

Брак долго оставался бесплодным, а это неизбежно привлекало к себе внимание, вызывало улыбки и удивление, которые не всегда считали нужным скрывать, и сочувствие, в котором проглядывали ирония и уверенные предположения.

Согласно одному такому предположению, великий князь действительно поначалу был "неспособен" в силу известной природной аномалии, весьма, кстати распространенной среди мужчин, которая давным-давно описана врачами и легко поддаётся устранению путем не сложной операции.

Резонно также предположить, что супружеские отношения, возможно, не сразу дались Петру из-за известного "конфликта представлений", свойственного юному возрасту и усугубленного первыми неудечными опытами.

Вероятно и другое предположение: Екатерина, исходя из собственных соображений на счет выпавшей на её долю роли, предпочла более опытных в любовных делах лиц из числа придворных. В противном случае, скорее всего, и не появилось бы на свет такое письмо великого князя, адресованное своей супруге в декабре 1746 года, спустя год с небольшим после бракосочетания:

Мадам, прошу вас этой ночью отнюдь не утруждать себя, чтобы спать со мною, поелику поздно уже обманывать меня, постель стала слишком узка, после двухнедельной разлуки с вами. Сего дня по полудни, ваш несчастный муж, коего вы никогда и не удостоили сего имени. Петр, …декабря 1746 года.

Не возникает сомнений, что письмо написано не юношей, а мужчиной вполне отдававшим себе отчет, в чем состоят супружеские отношения. Оно весьма красноречиво, ибо пером писавшего явно водило оскорбленное достоинство и мущское самолюбие.

Клевета, ни в чем не пощадившая великого князя и императора при жизни, но особенно навредившая после свержения с престола и гибели, стремились нанести ему удар и там, где он наиболее чувствителен для мужчины.

Много позднее императрица писала, оправдывая себя: "Если бы он желал быть любимым, то относительно меня, это вовсе было не трудно: я от природы была наклонна и привычна к исполнению моих обязанностей. И далее вспоминает эпизод о том, что однажды в присутствии Льва Нарышкина Петр вздумал сказать: "Бог знает, откуда моя жена беременеет; я не знаю наверное, мой ли это ребёнок, и должен ли я признавать его своим". Нарышкин сразу доложил об услышанном императрице, на что Екатерина посоветовала взять с Петра клятву о том, что он не имеет связей со своей женой. А так же сказать, что как скоро Петр поклянется, Нарышкин пойдет и донесёт о том Александру Шувалову, как начальнику Тайной канцелярии. Исполнив всё по указаниям Екатерины, Нарышкин получил от Петра ответ: "Убирайтесь к чорту и не говорите мне больше об этом".

Излишняя откровенность, как известно, вредит. "Записки" Екатерины только выиграли бы, не будь в них подобных этому пассажей…

Дворцовые интриги.

Подозревал ли Петр о подпольной деятельности своей супруги? Несомненно! Но, как кажется, в первый период их совместной жизни он ещё любил её, (Даже мать Екатерины Иоганна-Елизавета писала, что во время тяжкой болезни Екатерины, тогда ещё невесты, в 1745 году великий князь был в отчаянии…. Вероятно, чувства Петра Федоорвича испарялись достаточно медленно), а впоследствии все же не мог вообразить всей масштабности её притязаний и жестокости замыслов. Рождение Павла окончательно поссорило родителей: во-первых, Екатерина теперь не нуждалась в великом князе и муже, она стала матерью наследника престола; во-вторых, Петр Федорович не без оснований полагал, что Павел родился не от него, а от Сергея Салтыкова.

Разлад в отношениях с гуляющей супругой явился причиною "посторонних" увлечений великого князя, который обратил внимание, а затем и приблизил к себе дочь графа Романа Ларионовича и племянницу канцлера графа Михаила Ларионовича Воронцовых - графиню Елизавету Романовну. Именно на этой своей фаворитке император, по-видимому, всерьёз собирался жениться после устранения Екатерины (заключив последнюю в один из отдаленных монастырей).

Братья Елизаветы Романовны графы Александр и Семен Воронцовы не в пример княгине Е. Р. Дашковой, любили сестру, отдавали должное её доброму сердцу и уму, который, между прочим, обнаруживается в письмах, написанных хорошим французским языком. Императрица Елизавета добродушно язвительно называла её "Помпадур", но графиня Воронцова никогда не пыталась и не играла той роли, какую играли любовники цариц к тому же и денег она таких не стоила, как, например. Возлюбленные Елизаветы, Анны и Екатерины.

Недоброжелатели императора всегда стремились отыскать в Воронцовой разного рода "изъяны" внешности и ума. Это старо, как сам мир, и вполне естественно, ибо отрицательные черты обычно распространяются на все окружение тех, к кому питают неприязнь. Но император по-видимому, искренне любил графиню Елизавету Романову, симпатии которого она привлекала если не внешней красотой, то душевными чертами, и, разумеется, тем, что не собиралась каким-то образом использовать свое положение.

Екатерина не упускала из поля зрения ни одной промашки или неловкого поступка великого князя, то из подтишка, то в открытую продолжая иронизировать над ним и делать из него комическую, почти бутафорскую фигурку полуидиотика.

Дела и деяния.

Обратимся к деяниям императора на государственном поприще. Следует подчеркнуть и иметь в виду, что Петр III царствовал всего лишь 186 дней. Трудно сказать, какое место заняло бы это царствование в истории России, не оборвись оно так внезапно.

Вступление на престол нового императора ознаменовалось коренным поворотом в правительственной политике, который обернулся истинным благодеянием для большинства российских подданных.

В первую же ночь во все корпуса российской армии, противостоящей прусским войскам, были посланы курьеры с повелением незамедлительно прекратить все неприязненные действия и остановить продвижение в глубь прусских владений. Со временем последовал и Синодский указ о прекращении молений в церквах о победе над неприятелем и возношении молитв о даровании мира.

Таким образом, Россия выходила из долгой, Семилетней, войны, в которую оказалась вовлеченной в силу союза, заключенного со Священной Римской империей (Австрией) еще в 1746 году и присоединения к австрийско-французскому союзному трактату в 1756 году. Державы были озабочены возвышением Пруссии и собственным противоборством с Англией, союзницей прусского короля Фридриха II

Одновременно в отдаленные места Империи были отправлены многочисленные курьеры, которые везли прощение и милость многим сосланным в прежнее царствование.

Невозможно с точностью установить общее число освобожденных воцарением Петра III. При Елизавете Петровне осуждению на разные наказания - битие кнутом, клеймение, вырывание ноздрей и ссылку - подверглось свыше 80-ти тысяч человек. Петром было освобождено несколько десятков тысяч оставшихся к тому времени в живых осужденных, многие из которых, за дальностью российских просторов, возвратились в свои семьи уже после воцарения Екатерины II.

В начале 1762 года среди прочих были освобождены такие видные деятели прошлых царствований, как генерал - фельдмаршал Миних, регент и правитель России Бирон и бывший лейб-медик Елизаветы Петровны Германн Лесток, для которых роковым оказался 1740-й год.

В письме к одному из друзей Н.М. Карамзин пишет, что Петр III подписал "два указа, славные и безсмертные". Понятно, что Карамзин имел в виду манифесты о вольности дворянства и об уничтожении Тайной розыскных дел канцелярии.

По словам историка, впервые занявшегося изучением царствования Петра III, "этот государь, имя и дела которого так умышленно были доселе помрачаемы, совершил, так или иначе, дело бессмертное: он сделал громадный шаг к освобождению рабов российских; он освободил передовое сословие русского народа от зависимости, совершенно равной крепостному состоянию"

Для того времени это и в самом деле было так: будучи высшим государственным и ближайшим к престолу сословием, дворянство в течении долгого времени не было сословием привилегированным, а владение крестьянами (исключительно дворянская привилегия только с 1743 года) было позволено дворянам только для того, чтобы сделать возможной их обязательную службу государю.

Манифест о вольности дворянства, объявленный Сенату 17 января, вышел в окончательно отредактированном виде из- под пера генерал-прокурора А.И. Глебова 18 февраля. В соответствии с манифестом дворяне обрели свободу служить или не служить на "государевой службе".

Существует курьезная версия появления этого важнейшего указа Петра III - о ней впервые рассказал князь М.М. Щербатов в своей записке "О повреждении нравов в России" со слов бывшего секретаря императора Дмитрия Васильевича Волкова: "Петр Третий, дабы скрыть от графини Елизаветы Романовны, что он будет веселиться с новопривозною (Еленой Степановной Чоглоковой, впоследствии княгиней Куракиной), сказал при ней Волкову, что имеет с ним сию ночь препроводить в исполнении известнаго им важного дела в рассуждении благоустройства Государства. Ночь пришла, Государь пошел веселиться с княгиней Куракиной, сказав Волкову, чтобы он к завтрему какое знатное узаконение написал, и был заперт в пустую комнату с датской собакой. Волков, не зная ни причины, ни намерения Государского, не знал о чем писать, а писать надобно. Но как он был человек догадливый, то вспомнил нередкие вытвержения Государю от Графа Воронцова о вольности дворянства, седши написал манифест о сем. По утру его из заключения выпустили, и манифест был Государем апробован и обнародован".

Надо иметь в виду, что записка Щербатова писалась в эпоху правления Екатерины II, и в некоторых из своих скандальных разоблачений он явно склонен был распространиться и на предшествующее царствование. Историк воспользовался тем, что абсолютно ложно передавал ему бывший секретарь императора, не участвовавший в составлении манифеста о вольности дворянства, но после низложения Петра III, желая сохранить свое положение, отчетливо понимавший, чего от него ждут (и поэтому заинтересованный в создании неблагоприятного впечатления о поступках свергнутого императора).

Характерно, что "версия" Щербатова сначала была включена в "Курс русской истории" В.О. Ключевского, но при подготовке части IV своего курса историк опустил всякое упоминание о ней.

Другую, не менее анекдотичную, версию приводит в своих мемуарах князь П.В. Долгоруков. Оказывается, права Российского дворянства были выиграны у Петра III его любимцем, бароном Корфом, на бильярде. Автор мемуаров справедливо опровергает достоверность этого анекдота.

В манифесте о вольности дворянства продолжение "службы государевой" предлагалось на следующих условиях: "Все находящиеся в разных Наших службах Дворяне могут оную продолжать, сколь долго пожелают, и их состояние им дозволит, однако ж военные ни во время компании, ни перед начатием оной за три месяца о увольнении из слу,жбы, или отпуска просить да не дерзают, но по окончании как внутрь, так и вне Государства; состоящие в военной службе могут просить у командующих над ними о увольнении из службы или отставки, и ожидать резолюции; состоящие во всяких Наших службах, в первых осьми классах, от Нашей Всевысочайшей конфирмации, а прочие чины получают определение по Департаментам, до которых оные принадлежат.

….Всех служащих Дворян за добропорядочную и беспорочную службу награждать при отставке по одному рангу, если в прежнем чине, с которым к отставке идет, больше года состоял, то таковых, кои от всех дел увольнения просить будут; а кои из военной в статскую службу пожелают вступить и вакансии будут, то и таковым по рассмотрении определяя, награждении чинить, если три года в ранге состоял, тоесть в том, с которым идет к статской или другой какой Нашей службе.

…Кто ж, будучи в отставке некоторое время, или после военной находятся в статской и других Наших службах, пожелает паки вступить в военную службу, таковые приняты будут, есть ли их к тому достоинствы окажутся, теми ж чинами, в каковых они состоят, с переименованием военных чинов, но старшинством младшими пред всеми теми, кои с ними, когда они из военной службы уволены, в одних рангах состояли…

… Кто ж, будучи уволен из нашей службы, пожелает отъехать в другия Европейския Государства, тактм давать Нашей Иностранной коллегии надлежащие паспорты безпрепятственно с таковым обязательством, что куда нужда востребует, то б находящиеся Дворяне вне Государства Нашего явились в своем отечестве, когда только о том учинено будет надлежащее обнародование, то всякой в таком случае повинен со всевозможной скоростью волю Нашу исполнить, под штрафом секвестра его имения".

Пожалуй, это была единственная, до некоторой степени стеснительная для российского дворянства, статья манифеста.

Таким образом. Обретя свободу служить или не служить, дворяне получили такие права, которые не имели другие сословия. Если при вступлении на престол Петра III дворянские обязанности и права, лежавшие на "чашах" государственных весов, были уравновешены , то после манифеста чаша с дворянскими привилегиями перетянула: обязанностей почти не оказалось, остались одни права.

Согласно манифесту, дворяне могли поступать на службу в иностранные государства, были избавлены лично от всяких податей, телесных наказаний, не могли быть лишены гражданства, чести, имущества и жизни иначе, как по суду, где заседали равные им, и с Высочайшего утверждения.

Наконец, дворянство получило возможность, которой раньше было в большинстве своем совершенно лишено: те, кто хотел, могли оставить обязательную службу и переселиться в поместья, где, так сказать, практически заниматься своим хозяйством и крестьянами. Отныне правительство могло рассчитывать, что собственные интересы заставят землевладельцев заботится о своих крестьянах и их хозяйстве, поддерживая в них способность нести налоговое бремя. Нерадение об этом могло иметь печальные последствия для помещика, который был ответственен перед государством за податные платежи своих крестьян. Весьма немаловажно, что обретенное значительное положение и привилегии российского дворянства оказали благотворное влияние на рост самосознания российской аристократии и ее вклад в развитие культуры.

Без всякого преувеличения следует утверждать, что дарование свободы дворянскому сословию открыло новую страницу в истории России.

Иными словами, до освобождения Петром III дворян от обязательной государственной службы, исключительное право на поземельную собственность вне городов и крепостное право не являлись привилегией: право уравновешивалось обязанностью, ибо оно соответствовало служилому тяглу. Теперь же начался процесс обретения свободы, а российское общество сделало первый шаг на долгом и мучительном пути к освобождению от крепостных пут…

"Не могу изобразить, какое неописанное удовольствие произвела сия бумажка в сердцах всех дворян нашего любезного отечества. Все вспрыгались почти от радости и, благодаря государя, благословляли ту минуту, в которую угодно было ему подписать указ сей" (Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков).

В Петербурге Правительствующий сенат в полном составе отправился во дворец и по случаю подписания манифеста просил, по предложению генерал-прокурора Глебова, государева соизволения на сооружение благодарным дворянством золотой статуи императора.

Петр III благодарил сенаторов, но на предложение генерал-прокурора отозвался так: "Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих подданных".

Зимой состоялся и другой важнейший акт царствования Петра III. Решение об упразднении Тайной канцелярии было принято, вполне возможно, не без влияния примера Фридриха II, который тотчас же по своем восшествии на престол в 1740 году, как известно, отменил пытку. Но главную причину следует искать в том, что новый император был прекрасно осведомлен о нравах, царивших в этом учреждении, и о способах извлечения показаний у заключенных в нем "сидельцев".

Указ появился вслед за постановлением о прощении и возвращении из ссылки и мест заключения множества лиц, пострадавших в предшествующее царствование, и не является поэтому случайным и единовременным актом. Имеется свидетельство, что ПетрIII еще в бытность свою великим князем поговаривал о своем желании упразднить это учреждении (Записки Штелина, с.98,116). Рассказы О.В. Румберга, камердинера Петра Федоровича, который в свое время, по милости Тайной канцелярии, долгое время провел в крепости, а потом в оренбургской ссылке, укрепили императора в его намерении.

Об этом указе стало известно еще 7 февраля 1762 года, когда император утром прибыл в сенат, и в его присутствии Д.В. Волков прочел сенаторам манифест об упразднении Тайной канцелярии, но опубликован он был только 21 Февраля:

"…последуя Нашему человеколюбию и милосердию, и прилагая крайнее старание, не токмо неповинных арестов, а иногда и самых истязаний защитить; но паче и самым злонравным пресечь пути к произведению их ненависти, мщения и клеветы, а подавать способы к их исправлению, объявили уже в Нашем Сенате во время присутствия Нашего в 7 день сего месяца, что отныне Тайной розыскных дел Канцелярии быть не имеет, и оная уничтожается, а дела, кои до сей Канцелярии принадлежали б, смотря по важности, разсматриваемы и решены будут в Сенате… Восхотели Мы точнее объявить Наши соизволении; и по тому:

…Вышеупомянутая Тайная розыскных дел Канцелярия уничтожается отныне навсегда, а дела оной имеют быть взяты в Сенат, но за печатью к вечному забвению в Архиву положатся.

…Ненавистное изражение, а именно: слово и дело не долженствуют отныне значить ничего; и Мы запрещаем употреблять онаго никому, а есть ли кто отныне оное употребит, в пьянстве или драке, или избегая побоев и наказания, таковых наказывать так, как как от Полиции наказываются позорники и бесчинники.

…Напротиву того, буде кто имеет действительно и по самой правде донести об умысле по первому и второму пункту, тот должен тотчас в ближайшее судебное место или к ближайшему ж воинскому Командиру немедленно явиться и донос свой на письме подать"

К этому пункту следует добавить, что "слово и дело", выкрикнутые по неведению или без злого умысла, отавлялись без последствий, и только в том случае, если тот, кто произносил эти слова, упорствовал и продолжал стоять на своем, предлагалось ограничиваться двухдневным тюремным заключением. Ложные и в том изобличенные доносители всемерно должны были по всей строгости законов наказаны, дабы их примером другие исправлялись. Особо отмечалось следующее: "…есть ли кто доносителем найдется и в первом судебном месте в том утвердится, такого тотчас под крепким караулом для изследования посылать в Наш Сенат, но до указа из онаго однако ж отнюдь не забирать под караул, и подозрительными не почитать тех, на кого донос будет".

Таким образом, устанавливалась та самая презумпция невиновности, о которой раньше на "Святой Руси" и слыхом не слыхивали и соблюдение которой почиталось отныне одним из основополагающих и непреложных принципов человеколюбивого и гуманного общества.

Все положения манифеста получали силу закона на всем пространстве Империи; исключение делалось только для тех мест, где в данное время находился государь и где он мог вершить свой суд. …"всегда от Нас самих пример подавать, дабы показать, как можно и надлежит кротостью изследования, а не кровопролитием, толико ненавистным Нашему человеколюбию, прямую истину разделять от клеветы и коварства, и смотреть, не найдутся ли способы самим милосердием злонравных привести в раскаяние, и показать им путь к своему исправлению…"

"Уничтожение Тайной канцелярии,- писал к своему двору британский посол Роберт Кейт,-это- одно из счастливейших деяний, какое только возможно было сделать для сей нации: ужасное сие судилище было наиотвратительнейшим во всех отношениях и в некотором роде хуже даже испанской инквизиции" (Депеша ют 29 января 1762 года).

Манифест об уничтожении Тайной канцелярии был принят просвещенной Россией с удовлетворением, но остальная Россия усматривала в этом акте милосердия правительства проявление слабости, и уже к лету 1762 года ПетрIII признавал, что "это злоупотребление милости длилось слишком долго и сделало многих несчастными Дед мой знал лучше, и, чтоб искоренить все зло в России, должно устроить уголовные суды по его образцу". Так посчитал государь, когда ему доложили, что полиция накрыла на Фонтанке шайку разбойников.

Картина откликов на государственные деяния Петра III была бы неполной без мемуарного свидетельства княгини Екатерины Романовны Дашковой. В своих воспоминаниях она уже в начале ХIХ века писала, что "Петр III усиливал отвращение, которое к нему питали, и вызывал глубокое презрение к себе своими законодательными мерами" . Подобное высказывание екатерининской статс-дамы и президента двух российских Академий можно объяснить двумя причинами: укоренившимся предубеждением, выросшим из желания во что бы то ни стало оправдать свои заговорщицкие действия в 1762 году; и личным неприязненным отношением к человеку, который, будучи великим князем и наследником престола, стал ее крестным отцом…

На "славных и бессмертных" указах преобразующая деятельность правительства Петра III не остановилась, но развивалась все далее, отчетливо приобретая новые черты просвещенной государственной политики. Преобразовательная активность императора затрагивала все новые сферы жизни российского общества и среди них одну из важнейших сторон- религиозные отношения.

Оставаясь православным государем, Петр III, с первых дней своего царствования восприняв убеждение, что преследования на религиозной почве приводят к противоположным результатам, твердо вознамерился отказаться от практики преследований за веру, и будучи лично нерасположенным к каким бы то ни было насильственным мерам, стал на путь постепенных, но решительных законодательных мер, преследовавших цели установления веротерпимости в официально православной России.

После многолетних и жестоких преследований старообрядцев, имевших место в течении всей первой половины ХVIII века, лишивших Российское государство многих десятков тысяч полезных для страны работников, крестьян и купцов, толпами бежавших в леса и за пределы России, это был совершенно иной, просвещенный взгляд на вещи. Именной,объявленный Сенату генерал-прокурором Глебовым указ по этому поводу предварялся следующим повелением: "Его императорского Величества соизволение есть беглым российским раскольникам, которые живут в Польше и в других заграничных местах, и многие желания имеют возвратиться в Россию…-Всемилостиво на то им позволить и к поселению их в Сибири, Барабинскую степь и другие подобные места отвесть и никакого в содержании закона, по их обыкновению, возбранения не чинить.

Почувствовав веяние перемен, гонимые за веру старообрядцы стали обращаться с "челобитными" к верховным властям, и правительство ПетраIII большей частью становилось на сторону просителей. Так, 7 февраля вышел сенатский указ о защите старообрядцев от чинимых им обид и притеснений, который был принят на основании рассмотрения челобитных "разных лесов келейных жителей" Балахонского и Юрьевского уездов Нижегородской губернии на местные и духовные власти. Другим манифестом, вышедшим 28 февраля, срок для возвращения бежавших в Польшу, Литву и Курляндию, был продлен до 1 января 1763 года.

Подобные важные правительственные меры не могли не вызвать определенных симпатий к ПетруIII со стороны тех, кто чувствовал себя угнетенным и обездоленным, и кому в бесправии своем еще совсем недавно надеяться было не на что. Именно в этом следует усматривать корень такого примечательного явления российской истории, как самозванство, одним из ярких выражений которого явился в екатерининское царствование Пугачевский бунт. Что же до официального открытия старообрядческих храмов в столицах и за их пределами, то это относится уже к эпохе царствования Александра II.

При Петре III был сделан решительный шаг в деле освобождения от вотчинной власти духовенства- и не просто освобождения, а с указанными льготами и поземельным наделом,-одной из весьма многочисленных категорий российского крестьянства.

Кроме того, Коллегия экономии становилась тем органом, в ведение которого переходили все сборы и доходы с церковных имений, а остатки от этих доходов повелено было обращать на содержание отставных военных и инвалидов.

Размах реформаторской деятельности Петра III был огромен, сопоставим с великими реформами Александра II. Тут были и указы о развитии российской коммерции и торговле, и об уничтожении внутренних таможен, об упразднении монополий на вывоз товаров за границу со знаменательным и знаменитым воззванием к российским гражданам.

Неизвестно какие реформы ждали бы ещё Россию, если бы императору суждено было укрепиться на российском престоле, однако 28 июня суждено было свершиться перевороту.

Позднее Екатерина II уверяла, что перед ней в то время стояла дилемма: "Или погибнуть вместе с полоумным, или спастись с толпою, жаждавшей от него избавиться". Это была ложь, но ложь убедительно звучавшая и принесшая обильные всходы. Ей поверил даже такой авторитетны историк XIX века, как С. М. Соловьев. Он характеризовал заговор Екатерины как следствие всенародного недовольства. На самом деле было наоборот: события 28 июня явились следствием не спонтанного акта народной самозащиты, а длительного готовившегося замысла.

Ропшинская трагедия.

Вечером 29 июня "арестантская карета привезла Петра III в Ропшу, которая подарена была ему в своё время императрицей Елизаветой. Бывший государь был помещён в спальной комнате ропшинского дворца и оставлен там один. Двери спальной охраняли часовые, а снаружи здание было окружено гвардейцами. Караул, состоявший из одних только гренадеров гвардейских полков, находился в ропшинском дворце бессменно и надзор за узником осуществлялся неукоснительно. Выпускать императора из комнаты на террасу или в другие покои дворца, а тем более в сад, было запрещено. Когда он попросил разрешения погулять и подышать свежим воздухом, Алексей Орлов, который осуществлял главный надзор за Петром III, наружно изьявил согласие. Но, - как рассказывает далее датский резидент в Петербурге Андреас Шумахер со слов людей осведомленных, - отворив двери, мигнул часовым. Которые тот час скрестили штыки и преградили дорогу бывшему императору. Окна в спальной комнате, где находился Петр III, были завешаны гардинами.

Первоначально намечалось вывезти из Шлиссельбурга в Кексгольм другого царственного узника - Ивана Антоновича, а на его место поместить Петра. Но вскоре приказ был отменен. По утверждению Бильбасова, вопрос о судьбе монарха обсуждался как до переворота, так и после него. Причем вельможи якобы "решились извести Петра" без ведома и согласия супруги, ибо были заинтересованы в этом, особенно Орловы, более, чем сама императрица. Как можно согласиться с маститым историком? Ведь Екатерина давно нацелилась на престол как на главную цель жизни и потому не могла по логике любых царствований оставить в живых Петра - это создало бы в дальнейшем серьёзные для неё препятствия.

Петру Федоровичу нелегко было освоиться с новым для себя положением арестанта, окруженного стражей, и неизбежное стеснение в соединении с грубостью, а порою и издевательством состороны бывших подданных и подчиненных - офицеров и часовых. Известный исследователь царствования Екатерины II профессор В. А. Бильбасов пишет со ссылкой главным образом на секретаря датской миссии Шумахера: "Петр Федорович от рождения был слабого, болезненного сложения; дряблый телом и духом, он жил впечатлениями минуты, то безгранично самоуверенный, то бессконечно растеряный. Впечатления, пережитые им 28 июня, были ему не по плечу, слабый организм не выдержал бурных толчков, и Петр несколько раз падал в обморок. Удар 29 июня сломил его окончательно. Все тридцать пять лет, прожитых им на свете, он сознавал себя то герцогом, то великим князем, то императором; ему не легко было освоиться с новой ролью не только частного человека, но арестанта, окруженного стражею". Правда Бильбасов резонно добавляет, что события подобных двух дней могли сломить и не столь слабую натуру.

И вот в такое-то время монарх якобы подписал отречение, полностью включенное в манифест Екатерины от 6 июля 1762г. В прямо таки мудрых выражениях он заявил: "В краткое время правительства моего самодержавного Российским государством самым делом узнал я тягость и бремя, силам моим несогласное, чтоб мне не токмо самодержавно, но и каким бы то ни было образом правительства владеть Российским. Почему и восчувствовал я внутреннюю оного перемену, наклоняющуюся к падению его целости и к приобретению себе вечного чрез то бесславия. Того ради помыслив, я сам в себе беспристрастно и непринужденно чрез сие объявляю не токмо всему Российскому государству, но и целому свету торжественно, что я от правительства Российским государством на век мой отрицаюсь". В заключении давалась клятва перед Б-гом и "всецелым светом", что "все сие отрицание написав и подписав моею собственной рукою".

Итак, дважды в коротком документе подчеркивался факт добровольного и осознанного отречения при полном умолчании, в пользу кого именно это делается - сына Павла или Екатерины…

А дело заключается в нерешенности в этот момент отмеченной дилеммы. Сохранилось чудом три собственноручных письма Петра III супруге из Ропши - два на французком языке и одно на русском, без указания даты, но явно составленные после приведённого выше. В первом Екатерина титулуется "вашим величеством" и просьбы к ней сводятся к снятию караула со второй комнаты и удалению офицеров из помещения, где он находится, а в остальном Петр просит поступать с ним "по меньшей мере как с большим злодеем, не думая никогда его этим оскорбить". Одновременно выражается пожелание отпустить его "в скором времени с известными лицамии в Германию" с заверением: "Ваше величество может быть уверенной во мне, что я не подумаю ничего, не сделаю ничего, что могло бы быть против ее особы или её правления". Второе письмо гласило "Ваше величество, если вы совершенно не желаете смерти человеку, который достаточно уже несчастен, имейте жалость ко мне и оставьте мне моё единственное утешение Елизавету Романову (Воронцову). Вы этим сделаете большое милосердие вашего царствования; если же ваше величество пожелало бы меня видеть, то я бы был совершенно счастлив. Ваш нижайший слуга Петр". И наконец, последнее письмо - на русском языке - с сохранением орфографии и пунктуации: "Ваше величество. Я ещё прошу меня, которой ваше воле изполнал во всем отпустить меня в чужие краи стеми, которие я ваше виличество прежде просил и надеюсь на ваше великодушие, что вы меня оставите без пропитания. Ваш слуга Петр".

Как не трудно убедиться, свергнутый император был явно не в ладах с русским языком, который нещадно коверкал, не очень хорошо он обходился и с французким. Мог ли он сочинить и обосновать своё отречение? Скорее всего оно составлено Паниным и лишь дано Петру на подпись. Всё это говорит о том, что императрица хотела радикально избавиться от предшественника по престолу. Она не собиралась ни отвечать на слезные мольбы, ни тем более отпускать его за рубеж.

Голштинец Лидерс, которого просил прислать Петр Федорович, выслушал посланного о болезненном состоянии императора, нашел, что его недомагание не внушает опасений и, выписав лекарство, ехать в Ропшу по началу отказался. Ведь Лидерс прекрасно понимал, что дни его благодетеля сочтены: не одни, так другие отправят его на тот свет, а смерть припишут его лечению. Но отвертется Лидерсу не удалось. На следующий день, 3 июля, он был вывезен к действительному статскому советнику Теплову. Прямо из кабинета секретаря Екатерины медик в плохой повозке отправился с максимальной скоростью в Ропшу. Туда же 4-го числа приехал Христиан Паульсен, штаб-лекарь лейб-гвардии Конного полка. Врачи не констатировали ухудшения состояния здоровья ропшинского пленника ни в четверг, 4-го июля, ни в пятницу, 5-го.

6-го июля из Ропши был удален камердинер Петра III, который вышел в сад подышать воздухом. По приказу офицера он был схвачен, посажен в карету и выслан в Петербург. Этот случай описан уже упоминавшимся Шумахером и в свете последовавших затем событий вполне может быть истолкован как удаление не нужных свидетелей.

Среди тех, кто находился тогда в Ропше вместе с Алексеем Орловым, был и гвардейский офицер князь Федор Сергеевич Барятинский. Примечательно, что он приходился братом князю Ивану Сергеевичу, который ещё в декабре 1761г. был назначен флигель-адъютантом императора, и именно ему, по словам Екатерины, было поручено её арестовать, но он, по её же словам, отчасти способствовал тому, что приказ об аресте был отменен. Князь Иван Барятинский тоже, по-видимому, находился в то время в Ропше.

В родословной князей Барятинских о князе Ф.С. Барятинском можно прочитать, что "будучи офицером, он принимал деятельное участие в июльских событиях 1762 года и. Между прочим, охранял в числе других низложенного Императора Петра III.

Как будущий действительный тайный советник и обер-гофмаршал при Екатерине 2, Барятинский "охранял" свергнутого императора, об этом семейное предание или собственную версию поведал Александре Осиповне Смирновой (Россет) фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский, а блистательная красавица записала в своих воспоминаниях его слова : "Фельдмаршал совсем иначе рассказывал мне историю убийства Петра III . Он говорил, что князь Иван Барятинский играл в карты с самим государем. Они пили и поссорились за карты. Петр рассердился и ударил Барятинского , тот наотмашь ударил его в висок и убил его ". Ошибка существенная: Барятинский - младший приписал эту сомнительную "честь" отцу, а не дяде, но важно здесь другое, а именно, что его собеседнице была известна другая версия или версии убийственных событий.

Кто был "в числе других"? Кто, кроме Орлова и Барятинского, явился свидетелем последних минут жизни Петра III, и какова степень их участия в этой драме?

Мемуарные свидетельства разных лиц из числа тех, кто "слышал", но не "видел", записки современников, находившихся в то время в Петербурге, и сочинения исторических писателей, не потрудившихся или не смевших указывать источник, называли кроме Орлова и Барятинского, еще лейб-медика Карла Федоровича Крузе, Г.Н. Теплова, сержанта гвардии Николая Николаевича Энгельгардта, в будущем генерал-майора и выборгского губернатора, со временем ставшего обер-гофмаршалом Григория Никитича Орлова, дворянина и будущего знаменитого актера Федора Григорьевича Волкова, бывшего лейб-кампанца Александра Швановича и упомянутого Ивана Барятинского. Называли и капрала Конной гвардии Григория Александровича Потемкина. Кажется, находился тогда при императоре и его камердинер, директор шпалерной мануфактуры Александр Иванович Брессан.

Некоторые подробности об убийстве можно найти и в сочинении секретаря саксонского посольства Георга фон Гельбиха, который появился в Петербурге только в 1787 году, но это не помешало ему, добросовестному и критичному собирателю устных преданий и свидетельств о перевороте 1762 года, написать одну из лучших биографий Петра III.

Согласно Гельбиху, во время совместной с узником трапезы, когда тот уже принял предложенное ему питье, Алексей Орлов набросился на императора, но тот стал умолять и сопротивляться, отчего Орлов якобы разжалобился и выбежал на террасу. В это время остальные его сообщники набросились на уже отравленного узника и стали душить его подушками. Завязалась борьба, в ходе которой князь Барятинский сделал из лежавшей на столе салфетки петлю и набросил ее на шею императора. Отчаянные попытки несчастного вырваться, были сломлены после того, как убийцы схватили жертву за руки и за ноги, преодолевая его судорожное сопротивление. Это дало возможность сержанту гвардии Энгельгардту затянуть петлю на шее Петра Федоровича.

Весьма осведомленный французский историк Ж. Кастера, которому довелось использовать в своей биографии Екатерины II многие никому не известные материалы, в том числе записки камергера Салтыкова, написанные под его диктовку, депеши иностранных дипломатов и проч., представлял дело так, что привезенный в Мопсу, в небольшой загородный дом гетмана Разумовского, а вовсе не в Ропшу, Петр Федорович находился там в течение недели, после чего к нему приехали А. Орлов и Теплов. Явившись к императору, они сообщили ему, что приехали известить его о скором освобождении и пригласили отобедать. За обедом Орлов, воспользовавшись рассеянностью узника, влил ему в стакан с водкой отраву, приготовленную врачом. Почувствовав жестокие боли, император стал отказываться от предложенного ему второго стакана, обвинил Орлова в преступлении и вскричал при виде вбежавшего камердинера - француза: "Мало того, что мне помешали вступить на шведский трон и похитили у меня российскую корону! У меня еще хотят отнять самую жизнь!"

Камердинера, а им был Брессан, пытавшегося вступиться за государя, вытолкали за дверь, и в это время в комнате появился Барятинский, что ускорило дело: Орлов сдавил императору грудь коленями и душил его, в то время как Барятинский и Теплов сделали из салфетки петлю и набросили на горло жертвы.

Но и тогда, когда сопротивление, наконец, было сломлено, умирающий отчаянным усилием оцарапал Барятинскому лицо, и эта печать убийцы еще долго украшала лицо Федора Сергеевича.

Вечером Екатерина получила пакт от нарочного из Ропши, в котором было письмо, писанное Алексеем Орловым.

Письмо, о котором идет речь, впервые было опубликовано в 1881 г., и с тех пор его содержание не составляет тайны. Вот его содержание:

"Матушка милосердая Государыня! Как мне изъяснить, описать что случилось: не поверишь верному своему рабу; но как перед Богом скажу истину. Матушка! Готов идти на смерть; но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, как нам задумать поднять руки на государя. Но, Государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Федором; не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали; но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил: прогневили тебя и погубили души на век".

Это красноречивое свидетельство, но о чем оно свидетельствует? О полной невиновности или непредумышленной вины?

Граф Федор Васильевич Растопчин, известный в будущем московский "главнокомандующий", а при Павле I " возвысившийся " до кабинет-министра, присутствующего в Коллегии иностранных дел, и члена Совета, имел возможность ознакомиться с подлинником записки Орлова в кабинете императрицы и переслал копию российскому послу в Лондоне графу С.Р. Воронцову, с которым переписывался и поддерживал дружеские отношения. В сопровождавшем записку Орлова "Замечании" Ростопчин писал следующее:

После смерти императрицы Екатерины, кабинет её был запечатан г. прокурором графом Самойловым и г-м адьютантом Ростопчиным. Через три дня по смерти Императрицы поручено было великому князю Александру Павловичу и графу Безбородке (Александру Андреевичу) рассмотреть все бумаги. В первый самый день найдено было письмо графа Алексея Орлова и принесено к императору Павлу; по прочтении им возвращено Безбородке, и я имел его с 1/4 часа в руках. Почерк известный мне графа Орлова. Бумага-лист серой и нечистой, а слог означает положение души злодея и ясно доказывает, что убийцы опасались гнева Государыни, и сим разобличает клевету, падшую на жизнь и память сей великой Царицы. На другой день граф Безбородко сказал не, что император Павел потрбовал от него вторично письмо графа Орлова. Прочитав в присутствии его, бросил в камин и сам истребил памятник невинности Великой Екатерины, о чем и сам чрезмерно после соболезновал.

Бумаги Дашковой.

То, что Павел I бросил письмо Орлова в камин, этому можно найти объяснение в оправданном желании императора "не выносить сор из избы", в его "рыцарственной брезгливости" к подобным свидетельствам. Но "памятник" ли это "невинности Великой Екатерины"? Разве не возникает невольный вопрос, почему вообще появилось это письмо, и почему оно так или иначе дошло до нас?

Разумеется, вполне правомерно определенное недоверие к любому ключевому документу, сохранившемуся в позднейшей копии. Тем более, когда речь идет о цареубийстве. Но по зрелому размышлению возникает вопрос: так ли уж в данном случае все это существенно? Ведь и в указе генерал-майору Савину не говорится, для кого тот должен был приготовить "покои" в Шлиссельбурге…

Совершив дворцовый переворот, пройти половину пути и после этого останавливаться на достигнутом, когда по праву рождения никаких прав на престол нет, а законный, хотя и некоронованный, император жив? Разве в разговоре с исполнителями, понимающими с полуслова, недостаточно просто посетовать при удобном случае на стеснительные и досадные обстоятельства или полунамеком сослаться на известный в прошлом прецедент, или завести разговор о судьбах Отечества, которые - увы - неисповедимы, пока существует опасность престолу?

По этому поводу в депеше министру иностранных дел от 23 июля французский поверенный в делах в России Лоран Беранже не удержался от восклицания: "Что за картина предстает взорам всей нации! С одной стороны, внук Петра I, свергнутый с престола и преданный смерти; с другой, внук царя Иоанна. Томящийся в оковах, в то время как принцесса Ангальт-Цербсткая присваивает себе корону, начиная царствование с цареубийства"

Смерть Петра3, являясь единственно возможным исходом произошедшего дворцового переворота, рассеивала имеющиеся опасения у одних, развязывала руки другим и успокаивала насчет будущего третьих. Всякая скоропостижная смерть вызывает подозрения, но в данном случае иначе просто и быть не могло. Оставалось только соблюсти внешние приличия.

Однако в действительности, по сообщению Рюльера , соблюсти все необходимые условности удалось не вполне:

"Нельзя достоверно сказать, какое участие принимала императрица в сем приключении; но известно, что в сей самый день, когда сие случилось, государыня садилась за стол с отменной веселостью. Вдруг является тот самый Орлов, растрепанный, в поту и пыли, в разорванном платье, с беспокойным лицом, исполненным ужаса и торопливости. Когда только он входил в комнату, то быстрые и сверкающие глаза его уже искали императрицу. Не говоря ни слова, она встала, направилась в кабинет, куда за нею и последовал Орлов; через несколько минут она позвала к себе графа Панина, который был уже наименован ее министром. Она известила его, что государь умер и советовалась с ним, каким образом сообщить об его смерти народу. Панин советовал пропустить одну ночь и на другое утро объявить сию новость, как будто сие случилось ночью. Приняв сей совет, императрица возвратилась с тем же лицом и продолжала обедать с той же веселостью. На утро, когда узнали, что Петр умер от геморроидальной колики, она показалась с заплаканным лицом и возвестила о постигшей ее печали.

Переворот 1762 года. С.68-69

Так ли все было на самом деле, как живописует Рюльер в своих записках ? Едва ли кто-нибудь возьмется дать на этот вопрос единственно верный ответ.

"Когда я получила известие о смерти Петра III, -писала Дашкова,- я была тем до того поражена и пребывала в таковом негодовании, что, хотя сердце мое и отказывалось верить, что императрица была сообщницей преступления Алексея Орлова, только на следующий день я превозмогла себя и поехала к ней. Я нашла ее грустной и растерянной. Вот собственные ее слова, с которыми она обратилась ко мне: "Как меня взволновала, более того, сразила эта смерть!" - "Она случилась слишком рано для вашей славы и для моей"- ответила я.

Бумаги Дашковой. С 93

Интересно, что среди современных историков есть мнение, что ни Екатерина и даже ни граф Орлов не были повинны в смерти императора. Вот как описывает события, произошедшие в Ропше, Любовь Русева, очерк которой был напечатан в журнале "Смена" за 2002 год:

Перед тем, как доставить Петра в Ропшу, Алексей Орлов получил напутствие Екатерины охранять императора, чтобы с ним что-нибудь не случилось.

Получив приказ сформировать команду для охраны, Орлов вместе с поручиками Баскаковым и Пассеком, а также подпоручиками Чертковым и князем Барятинским, активными участниками переворота, набрали сто человек унтер-офицеров и солдат из разных гвардейских полков. Среди этих четырёх обер-офицеров были преданные люди графа Панина, который жаждал мести и реванша. Никита Иванович не мог простить того, что Екатерину провозгласили самодержавной императрицей. По его плану она должна была стать всего лишь регентшей, а императором - его воспитанник, наследник российского престола князь Павел. Фактическим же правителем стал бы сам граф.

Панин не только сформировал конвой, но и приставил к Петру лакея Маслова. Тот не подвел.… Делая вид, что проверяет еду Петра, которому в это время требовалась особая диета, Маслов подсыпал ему в суп яд.

И вот Лидерс с опозданием мчится в Ропшу. В это время Орлов садится за очередное письмо. " Матушка наша милостевая государыня. Не знаю што теперь начать, боюсь гнева от вашего величества штоб вы чего на нас неистового подумать на изволили и штоб мы не были причиною смерти злодея вашего и всей Роси также и закона нашего. А теперь и тот приставленной к нему для услуги лакей Маслов занемог, а он сам теперь так болен што не думаю штоб он дожил до вечера и почти совсем уже в беспамятстве, о чём уже и вся команда здешняя знаит и молит Бога штоб он скорей с наших рук убрался. А оной же Маслов и посланный офицер может вашему величеству донесть в каком он состоянии теперь ежели обо мне усумнится изволите. Писал сие раб ваш верный…"

Тут ко двору подъехал экипаж с посланцами графа Панина. Орлову объявили, что приехал нарочитый из Перербурга. Пока Алексей Григорьевич спускался на задний двор к гонцам, к окну, выходящему на противоположную сторону дворца, подошёл князь Барятинский и украдкой махнул рукой. Несколько человек юркнули в церковь.

Пока Орлову заговаривали зубы, Маслова, как уже упоминалось, вышедшего в сад, подышать воздухом, несколько солдат молча засунули в повозку, и увезли. Как только к окну, выходящему на задний двор, подошёл один из тех, кто проник в церковь, беседовавшие с Орловым заторопились, и, простившись, вскочили на коней и ускакали в Петербург. Тут как раз и поспел Лидерс. Зайдя в спальню узника, лекарь вместе с начальником караула увидели погром и задушенного Петра III.

Вспомнив о письме к императрице, Орлов побежал в свою комнату. Лихорадочно дописав несколько слов, он сложил бумагу с мокрыми чернилами, но отправить предупреждение Екатерине не успел - от мощного удара по голове сзади он потерял сознание…

Неизвестно, как удалось вырваться Алексею Григорьевичу, но несколько послов свидетельствуют, что поздно вечером их беседу с императрицей прервал окровавленный офицер, о чем свидетельствует выше изложенная записка Рюльера.

Но как быть с письмом графа Орлова, в котором он просит помиловать его "хоть для брата"?

Вступив на престол, Император Николай I поручил историку Блудову разобрать секретные бумаги царских архивов, который, посмотрев ропшинские документы, на папке, где хранились письма Орлова, написал6 "Два письма графа А.Г. Орлова к императрице Екатерине, в последнем он ей объявляет о смерти Петра III" .

Третьего же письма Орлова не существовало в природе в 1762 году, не было его в архиве и 60 лет спустя. Олег Александрович Иванов и специалист Института криминалистики ФСБ РФ Александр Петрович Коршиков, проведя несколько экспертиз, заключили, что авторство третьей записки не принадлежит графу.

Фальсификация принадлежит перу графа Растопчина, комментарии к записке которого были приведены выше.

Подробности, приведенные Ростопчиным в комментариях, вызывают недоумение. Дело в том, что сохранившиеся оригинальные письма Орлова написаны на качественной белой иностранной бумаге. Почему же он сделал исключение для третьего? Кроме того, проведенная экспертиза первых двух писем показала, что Орлов был "в обычном психологическом состоянии", т.е. 2 и 3 июля Орлов был трезв. Таким образом, Ростопчин не только обвинил Орлова в цареубийстве, но и навесил клеймо пропойцы не только на него, но и его братьев. А ведь именно Алексею Орлову принадлежит авторство рескрипта, запрещающего пьянство в переходный период власти. Употребление же спиртного во время караула каралось смертной казнью.

Еще до публикации гнусной клеветы Ростопчин сообщает "по секрету" о существовании письма заклятому врагу Алексея Орлова- княгине Екатерине Романовне Дашковой, которая не преминула вставить это в свои "Записки". Правда, рассказ графа во многом противоречит тому, что он написал. Так, княгине Ростопчин сообщил, что император читал письмо вслух в присутствии Безбородко, великих князей, императрицы Марии Федоровны и своей фаворитки Нелидовой. Но при этом он "забыл" сообщить о сожжении документа, т.к. придумал это позже.

Графу Федору Васильевичу Ростопчину не привыкать было к оговору и фальсификации. Он безжалостно расправлялся с теми, кому завидовал и в которых видел соперников на государственном поприще. Так он расправился с Николаем Петровичем Паниным, женатым на дочери Владимира Григорьевича Орлова - Софье. Правда, на этот раз он поплатился за свое коварство. Когда подлог его письма был обнаружен, Павел был страшно разгневан на него.

Для чего нужно было Ростопчину, удаленному от дел, снова использовать свой литературный талант для очередной фальсификации? Хитрый интриган начал плести паутину и первым шагом стал разговор с Дашковой. Княгиня, являвшаяся первой статс- дамой императорского двора, имевшая к том же многочисленные родственные связи и знакомства при дворе, была ему очень полезна. В благодарность за сообщение о третьем письме Орлова Дашкова познакомила графа с любимой сестрой императора- великой княгиней Екатериной Павловной. Стараниями этих двух дам Александр поручил Ростопчину ревизию московских богоугодных заведений. Граф"оправдал высокое доверие" и стал обер-камергером, правда с правом числиться в отпуске и не приезжать в Петербург. Но такой оборот не устроил Ростопчина. Для дальнейшей карьеры надо было придумать еще что-нибудь - и неугомонный Ростопчин придумал. Он мчится в Тверь к сестре императора Екатерине Павловны и вручает ей записи о последнем дне царствования Екатерины2 и о первом дне императора Павла, очевидцем которого он, якобы являлся.

Поскольку Ростопчин чрезвычайно торопился, то допустил ошибки. "Под запиской стоит дата 15 ноября 1796 года,- пишет Иванов.- Однако сохранившиеся в архивах ее списки свидетельствуют о ее позднем написании. В пользу этого говорит стиль документа, не сочетающийся с чрезвычайно ровным изложением, маловероятным при написании событий по горячим следам. К тому же в тексте нельзя различить, что видел сам автор, а что ему рассказали. Кроме того, автор допустил и непростительные фактические ошибки, например, описание времени и обстоятельств инсульта Екатерины2, сцены опечатывания архива государыни, времени ее смерти (22ч.15мин. вместо 21ч.45 мин.) и др. Возникает вопрос6почему свидетель,записавший ход событий по горячим следам, допустил их? На этот вопрос есть два ответа: во-первых, "Последний день" писали значительно позднее, а обещание прислать его в скорм времени торопили автора, и он не успевал свериться с документами. Во- вторых, факты, изложенные в нем, преднамеренно искажены".

Риск был большой, но ради карьеры Растопчин пошел на это. Благодаря этим двум фальсификациям Федор Васильевич по настоятельной просьбе великой княгини был назначен московским генерал-губернатором. А мы до сих пор цитируем его "творчество", обвиняя Алексея Орлова в цареубийстве.

То, что убийство было подготовлено партией Панина, понять можно, но почему в этом деле возникает имя княгини Дашковой? Ведь она, судя по "Запискам", обожала государыню и могла принести ради нее любую жертву, но никак не навредить. И вдруг нанести в спину такой удар! Здесь надо вспомнить и непомерное честолюбие княгини и ее нетрадиционную ориентацию.

Будучи еще замужем за князем Дашковым, Екатерина Романовна воспылала чувством к великой княгине Екатерине Алексеевне. Ни для кого не было секретом, что, став императором, Петр3 собирался избавиться от законной супруги, объявив Павла незаконнорожденным. Мать и сына в лучшем случае ждала крепость.Участь любимой тревожит Дашкову. И !8-летняя Екатерина Романовна начинает решительно действовать. За 5 дней до смерти императрицы Елизаветы Петровны тяжело больная Дашкова вскакивает с постели и мчится в деревянный дворец, где жила царская семья, пробирается в комнату Екатерины и там высказывает ей свои опасения и признается в любви. Этот эпизод она описывает в своих "Записках княгини Е.Р.Дашковой". Там же можно узнать, что план государственного переворота зародился именно в ее голове и именно она стала и организатором " революции" и ее мозгом и ее движущей силой.

На самом деле Дашковой не доверяли даже ее родственники, а Екатерина называла свою страстную поклонницу "взбалмошной бой-бабой". Поэтому к перевороту 1762 г. Дашкова имела непосредственное отношение только в ее бессмертных записках, которые она писала на склоне лет. Настоящие заговорщики не посвящали ее в свои планы. Уже после свершения переворота и

провозглашения Екатерины императрицей, Дашкова вдруг понимает что ее место рядом с ее "идеалом фантазии" занято Григорием Орловым.

Теперь вся кипучая энергия и буйная фантазия княгини были направлены на месть, на уничтожение тех, кто незаслуженно, по ее мнению , занял ее место. Нити заговора Хитрово, целью которого было убийство пятерых братьев Орловых, ведут к Дашковой. Любопытная деталь: во время следствия ни один офицер-заговорщик не высказал причиной недовольства Орловыми их причастность к смерти Петра Федоровича. Гордость, заносчивость…,- что угодно, но не убийство императора.

Но разъяренной княгине мало подтолкнуть преданных ей офицеров к убийству ненавистных Орловых. Она оказалась причастной еще к нескольким заговорам (в том числе и Мировича), которые были направлены уже против самой императрицы. Любопытно, что когда заговоры раскрывались,Екатерина Романовна вдруг заболевала. Да как! Лежала, можно сказать при смерти.

Пожалуй, что ни одна из существующих версий не может быть гарантированной. И мы никогда не узнаем, что же на самом деле происходило в Ропше. Слишком много свидетельств, но никаким нельзя слепо верить.

 Любопытен и страшен рассказ, который писал 4 мая 1771 года французский поверенный в делах в Вене Фр. М. Дюран де Дистров."… граф Алексей Орлов сам заговорил об ужасной истории, он говорил…что он очень горевал о человеке, у которого было столько человеколюбия, и что он должен был против своего убеждения сделать то, что от него потребовали. Этому генералу, физическая сила которого неимоверна, было поручено удавить своего государя, и кажется, что угрызения совести его преследуют".

Покаяния Орлова могли иметь место во время длительного пребывания графа Алексея Орлова за границей, куда он отправился после выздоровления от опасной болезни, постигшей его в конце 1767 года. Известно, что Орлов, сопровождавшийся братом Федором, поехал инкогнито через Берлин и Вену в Италию. Во время этой поездки или позднее вполне мог

состояться этот разговор с французским поверенным в делах. Если данное суждение звучало из уст Орлова, то это доказывает нам о несостоятельности версии, описанной Любовью Русевой.

ВЕРСИИ ПОСМЕРТНОГО КОРОНОВАНИЯ ПЕТРА III.

Похоронен Петр был наскоро, причем не в Петропавловской крепости, а в Александро - Невском монастыре.

По смерти Екатерины II, 18 декабря 1896 года, император Павел I пожелал воздать останкам своего отца те же почести, что и Екатерине. По одной из версий, Петр III, хорошо сохранившийся по отрытии, был посажен в Петропавловском соборе и коронован.

По другой версии, в гробу были найдены только кости и что была приготовлена особая корона и положена на престоле в Петропавловском соборе и что Павел еще до коронации своей, сняв шпагу, сам взошел в алтарь, вынес корону и надел на череп своего отца.

Существует еще одна версия, изложенная В.И. Жмакиным в 1883г. в статье "Коронация русских императоров и императриц", Павел приказал вырыть тело своего отца, погребенного 35 лет тому назад в Александро-Невской лавре. Прах Петра положили в новый гроб и на некоторое время выставили на парадное ложе в Лаврской церкви, где ему воздавались те же почести, что и Екатерине при ее гробе в Зимнем дворце. На гроб Петра Павел возложил корону. Затем останки Петра торжественно перевезли из Невского монастыря в Зимний дворец и поставили возле гроба Екатерины. За два дня до этой церемонии происходила церемония перевозки в Невский монастырь императорских регалий. Процессия началась в семь часов вечера, в декабре, в двадцатиградусный мороз. В процессии участвовало более тридцати карет, и в каждой карете сидел кавалер в глубоком трауре и держал что-нибудь, относящееся к царским регалиям. Граф Алексей Орлов, один из главных виновников свержения Петра, по повелению Павла дежурил у его гроба и во время погребальной церемонии нес за гробом императора корону. При перенесении гробов императора и императрицы из Зимнего дворца в Петропавловскую крепость гроб Петра III несли первым.

Вывод.

В очерках современных историков последнего десятилетия в основном звучат положительные оценки царствования и деятельности Петра III. Но процесс разоблачения Екатерины II и её "шайки" ещё идет, ученые-архивисты обнаруживают все больше документов, раскрывающих детали царствования императора. Однако общепринятая версия вторит нашим классикам, которые опирались главным образом на мемуары Екатерины, Дашковой и Болотова.

Моя попытка разоблачения ропшинской трагедии, желание разобраться в многочисленных точках зрения, кто и как убивал Петра Третьего, не увенчалась успехом. Думаю, никто не узнает тайну ропшинского убийства, но становится понятным то, что и Панин, и Орлов, и Барятинский, и Дашкова, и, конечно, сама Екатерина были заинтересованы в смещении Великого императора, и на совести любого из них могло остаться это грязное дело. И каждый своими мемуарами наложил тень на личность Петра.

XVIII век насыщен документами, мемуарами и очерками, однако рука Екатерины тщательно прочистила архивы, дабы замести свою вину и вызвать сочувствие историков. Много было подложено и гнусных сплетен. Имя этого императора долго не вызывало разногласий в его исторической характеристике среди историков. Враждебность ко всему русскому, возвышение Фридриха II, приверженство лютеранству… Никто из историков не брался "реабилитировать" Петра III; слишком все очевидно. Удивительно, что у таких классиков, как Соловьев, Ключевский, Любавский, не вызвала подозрения доступность и поверхностность имевшихся у них исторических документов, как могли они так беспрекословно поверить мемуарам отдельных личностей?

Удивительно, что и по телевидению, и из школьной программы нам до сих пор рассказывают о полоумии и дебилизме Петра и о величии Екатерины, о справедливости очередного дворцового переворота.

Современные авторы ясно убеждают в пользе реформ, проведенных Петром, в положительности его натуры, единственный его недостаток - нерешительность в политике (зная о заговоре, Петр мог заранее уехать на Родину, однако он положился на милость жены). Вряд ли бы Петр мог организовать такую решительную и радикально настроенную "шайку" против Екатерины. Он был мягким, доверчиво-наивным политиком, не понимавшим всей хитрости дворцовых интриг, не умевшим и не видевшим надобности в сокрытии своих недостатков. В этом плане он мог противопоставляться воинственной и решительной императрице, но не по разумности своих деяний в короткий период своего правления.

Закончу словами Н. М. Карамзина: "Обманутая Европа все это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников. Строгий суд истории, без сомнения, его упрекнет во многих ошибках, но та, которая его погубила, звалась -слабость…".

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список использованной литературы.

С. Н. Искюль. "Роковые годы России: год 1762", С-Пб, "Лик", 2001. "Русская старина. Путеводитель по XVIII веку", сост. А. В. Кургатников, Москва, С-Пб, "Культура", "Лик", 1996. "Русские мемуары: путь к трону", Москва "Слово", 1997 . М. К. Любавский. "История царствования Екатерины II", С-Пб, "Лань", 2001. А. С. Мыльников. "Искушение чудом: "Русский принц" и самозванцы", Ленинград, "Наука", 1991. О. Соловьев. "Кинжал под кринолином", Москва, "Наука и Религия", №1, 1995. Л. Русева. "Тайна Ропшинской трагедии", Москва, "Смена", №6, июнь 2002.

 


Информация о работе «Петр III: недостойный император или жертва жестокой политики?»
Раздел: История
Количество знаков с пробелами: 74462
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
254086
0
0

... ибо миллионы вопиют к Богу против Царя, извещая об убийстве Царевича Алексея, — писал из Петровского парадиза Ганноверский резидент Вебер”. Так именно и случилось. XXV. Исторические результаты совершенной Петром антинародной революции I “Умер великий преобразователь, — пишет советский историк В. Мавродин в написанной им биографии Петра I, — но Россия стояла в зените своей славы и могущества”. ...

Скачать
649334
10
0

... , передаются ближайшему русскому начальству на рассмотрение и удовлетворение. 16) Ханское правительство ни в каком случае не принимает к себе разных выходцев из России, являющихся без дозволительного на то вида от русской власти, к какой бы национальности они ни принадлежали. Если кто из преступников, русских подданных, будет скрываться от преследования законов в пределах ханства, правительство ...

Скачать
942461
0
0

... и свободе как зависимости только от закона. Критика идеологии реакционных и консервативных мыслителей конца XVIII – начала XIX в. не относится к пройденным этапам истории политических и правовых учений. В последние десятилетия возникли и распространились течения неоконсерватизма и “новых правых”, отрицательно относящиеся к демократическим тенденциям современности. В произведениях теоретиков этих ...

Скачать
702342
0
0

... дифференциации российской культуры изучались с классовых позиций, в соответствии с которыми ее типологизация проводилась на уровне буржуазной (реакционной) и демократической (прогрессивной). Современные история и культурология выдвигают и другие классификации культуры, в том числе разделение российской культуры на столичную и провинциальную. В досоветский период в России существовало множество ...

0 комментариев


Наверх