Подготовка и ход реформы 1861г.

 

С половины или с конца XVIII столетия поставлены были два корен­ных вопроса, от разрешения которых зависело правиль­ное устройство политического и хозяйственного быта Рос­сии: 1) вопрос об освобождении от обязательного кре­постного труда крестьянского населения и 2) вопрос о восстановлении прерванной прежде совместной дея­тельности сословий в делах политических и хозяйствен­ных. Эти два коренных вопроса и были разрешены из­вестным образом в царствование Александра II. Первый был разрешен освобождением крестьян с землею; вто­рой — введением земских учреждений. Посмотрим, как разрешался первый вопрос.

Крепостное население

­

Познакомимся с не­которыми цифрами. В 1857 г. произведена была по всей империи Х ревизия. По данным этой ревизии, населения в империи, не исключая Цар­ства Польского и Великого Княжества Финляндского, оказалось 62,5 млн. душ обоего пола. Громадное боль­шинство этого населения составляли сельские классы, а именно: удельных крестьян, по закону императора Павла 1797 г. приписанных на содержание членов император­ской фамилии, было 3,5 млн. душ обоего пола; крестьян государственных со включением немногочисленных сво­бодных хлебопашцев - 23,1 млн. душ обоего пола. Ре­визских подданных душ в том числе значилось 10,5 млн.; действительных душ обоего пола - 23080 тыс. Любо­пытно, что крепостное право в последнее время своего существования стало, видимо, падать в количественном отношении. В начале 30-х годов произведена была VIII ревизия; по этой ревизии, в Европейской России и Сибири, без Закавказья, Царства Польского и Финлян­дии, значилось несколько больше крепостных, чем по X, следовательно, в продолжение промежутка с начала 30-х годов до конца 50-х годов (почти 30 лет) крепост­ное население не только не имело естественного прироста, но и уменьшилось. Главным образом это уменьшение происходило за счет перехода крепостных крестьян в по­ложение государственных. Но наблюдатели замечали и необыкновенно тугой естественный прирост – знак того, что они находились в худшем положении сравни­тельно с другими классами. Уменьшение это выража­лось в таких цифрах: по VIII ревизии, в Европейской России крепостное население составляло почти 45% всего населения империи; по Х ревизии - 34,39% (процент крепостного населения в течение 22 лет уменьшился на 10,5%).

Помещичье хозяйство

Можно заметить и другой процесс, рассмат­ривая распределение крепостных меж­ду владельцами. Условия, начавшие действовать чрезвычайно давно, еще когда устанавли­валась древнерусская поместная система, содействовали у нас развитию мелкого дворянского землевладения; вот почему не удивительно количество дворян-землевладель­цев. По VIII ревизии, в Европейской России (без земли Донского войска) было всего 127 тыс. дворян, владев­ших крепостными душами (в том числе дворян, не имев­ших земли, а владевших только крепостными, т. е. дво­ровыми, было без малого 18 тыс., в руках которых сосредоточивалось 52 тыс. крепостных душ), значит, дворян землевладельцев было 109 тыс. По Х ревизии, оказалось, что количество душевладельцев уменьшилось: их насчитано без малого 107 тыс. (в том числе дворян беспоместных, владевших только дворовыми, без зем­ли, - меньше 4 тыс.; так сильно растаял класс без­земельных душевладельцев: в их руках оставалось всего 12 тыс. обоего пола). Значит, дворян-землевла­дельцев было около 103 тыс. Любопытно видеть, как рас­пределены были между ними души: дворян мелкопо­местных, имевших не более 21 души, значилось 43 тыс.; дворян, имевших не менее 21 души, но и не больше 100 душ - 36 тыс.; землевладельцев крупных, имевших более тысячи душ, числилось около 14 тыс.; итак, более трех четвертей землевладельцев состояло из дворян мелкопоместных. Несмотря на такой громадный перевес землевладельцев мелких, огромное большинство душ принадлежало крупным землевладельцам; из землевла­дельцев большинство принадлежало к мелкопоместным, но по количеству душ большинство крепостного населе­ния принадлежало к крупным, именно в руках 43 тыс. мелких землевладельцев было всего 340 тыс. душ муж­ского пола; в руках крупных землевладельцев, которых было около 14 тыс., сосредоточивалось 8 млн. душ муж­ского пола. Следовательно, уменьшилось число дворян-землевладельцев; быстро исчезал класс дворян — без­земельных душевладельцев. Кроме того, в промежуток между VIII и Х реви­зиями рос заметно класс средних владельцев и умень­шался класс мелкопоместных и крупных, значит, одно­временно с ростом середины сокращались оконечности. В социальной, как и в физической жизни, такое замира­ние оконечностей с сосредоточением кровообращения к сердцу, к центру всегда служит признаком того, что орга­низм скоро станет мертвым.

Далее, крепостное помещичье хозяйство, основан­ное на невольном труде, очевидно, расстраивалось, не­смотря на все искусственные меры, которыми старались его поддержать. Одной из этих мер было развитие бар­щинного хозяйства вместо оброчного. В XVIII в. оброчное хозяйство преобладало над барщинным; в XIX в. помещики усиленно переводят кре­стьян с оброка на барщину; барщина доставляла землевладельцу вообще более широкий доход, чем оброк; помещики старались взять с крепостного труда все, что только можно было. Это значительно ухудшило положение крепостных в последнее десяти­летие перед освобождением. Особенным бедствием для крепостных была отдача их на фабрики в работники; в этом отношении успехи фабричной деятельности в Рос­сии в XIX в. значительно совершались за счет крепост­ных крестьян. Помещичьи хозяйства, несмотря на замену оброка барщиной, падали одно за другим; имения закла­дывались в государственные кредитные учреждения; но взятые оттуда капиталы в большинстве случаев не полу­чали производительного занятия; так дворянские имения, обремененные казенными долгами, не увеличивали производительного оборота в помещичьем хозяйстве. Сами собой дворянские имения, обременяясь неоплатными долгами, переходили в руки государства. Если бы крепостное право задержалось бы еще на два-три поколения, то и без всякого законного акта, от­менившего крепостную зависимость, дворянские имения стали бы государственной собственностью. Так эко­номическое положение дворянского хозяйства подгото­вило уничтожение крепостного права, еще в большей степени подготовленное необходимостью нравственною.

Настроение крестьян

 Настроение крестьян к концу царство­вания Николая было уже очень опасным. Один случай ярко вскрывает это настроение. В 1853 г. началась Восточная война; в начале 1854 г. был обнародован манифест об образовании государственного ополчения, о призыве ратников на помощь регулярным войскам; это обычный манифест во время тяжелых войн, и прежде такие манифесты не приводили ни к каким особенным последст­виям. Но теперь время было не то; между крепостными распространился тотчас слух, что, кто из них добро­вольно запишется в ополчение, тот получает волю со всею землею. Крестьяне (сначала в Рязанской губернии) стали обращаться к начальству с желанием записаться в ратники. Напрасно местные власти уверяли, что никакого такого закона нет; крестьяне решили, что закон есть, но помещики положили его под сукно. Вол­нение, обнаружившееся в Рязанской губернии, отозва­лось на соседних: Тамбовской, Воронежской, Пензен­ской, распространилось и далее, до Казанской губернии. Всюду крестьяне приходили в губернские города и тре­бовали у начальства государева закона о воле тех, кто запишется в ополчение; пришлось прибегать к во­оруженной силе, чтобы усмирить это волнение.

Вступление на престол Александра II

Таково было положение дел, когда 19 февраля 1855 г. вступил на престол новый император. Он был известен за представителя дворянских привилегий, и первые акты его царствования поддерживали в дворянском обществе это убеждение. Актами этими было выражено и подчеркнуто намерение нового правитель­ства нерушимо охранять дворянские права. Вот по­чему желавшие развязки тяжелого вопроса мало ждали от нового царствования. Пока правительство было от­влечено внешней борьбой, доставшейся по наследству от прежнего царствования. Наконец, 18 марта 1856 г. был заключен Парижский мир. В этот промежуток не­которые сравнительные перемены еще более убедили дворянство, что его права останутся неприкосновенными. При воцарении нового императора министром внутрен­них дел был Бибиков, некогда на должности генерал-губернатора Западной Руси, т. е. в Киевской и прилежа­щих губерниях, показавший себя приверженцем кресть­янских интересов; тогда он выработал в Западной и Юго-Западной Руси известные свои инвентаре т. е. акты, которыми определялось по каждому Имению, сколько крестьяне должны платить или работать на помещика; инвентари, таким образом, стесняли произвол землевладельцев по отношению к крестьянам. Инвентари произвели сильный ропот в западнорусском дворянстве. Вскоре по вступлении нового императора на престол, в августе 1855 г., Бибиков, всегда неприятный Алек­сандру, был удален и на место его был назначен ми­нистром внутренних дел человек, равнодушный к вопросу •и считавшийся другом дворян,—Ланской. Бибиков, стесняя произвол дворян, на министерском посту на­стоял, чтобы исправники, которые прежде выбирались дворянством, назначались от короны. В начале нового царствования этот закон был отменен, и уездная полиция опять была возвращена дворянству в лице выборного исправника. Итак, дворянское общество остановилось на мысли, что новое царствование будет царствованием дворянским, и довольно спокойно встретило манифест о мире, который призывал общество «к устранению вкравшихся в нем недостатков». Это принято было за фразы, которые писались из приличия, а не за программу нового царствования.

Подготовка крестьянской реформы

Вдруг случилось нечто необычное. В марте 1856 г., т. е. вскоре по заклю­чении мира, император отправился в Москву. Здешний генерал-губерна­тор, известный крепостник граф Закревский, ходатайство­вал перед императором о желании местного дворянства представиться государю по поводу распространившегося среди него слуха, что правительство замышляет отмену крепостного права. Император принял московского гу­бернского предводителя дворянства князя Щербатова с уездными представителями, и вот что приблизительно сказал им: «Между вами распространился слух, что я хочу отменить крепостное право; я не имею намерения сделать это теперь, но вы сами понимаете, что сущест­вующий порядок владения душами не может остаться неизменным. Скажите это своим дворянам, чтобы они подумали, как это сделать». Эти слова, как громом, пора­зили слушателей, а потом и все дворянство, а дворяне только что надеялись укрепить свои права и с такой надеждой готовились встретить коронацию, назначенную на август того года. Новый министр — Ланской обра­тился к императору за справкой, что значат его москов­ские слова. Император отвечал, что он не желает, чтобы эти слова остались без последствий.

 На коронации в августе 1856 г. собрались в Москву по обычаю губернские и уездные предводители дворян­ства. Товарищу (заместителю) министра внутренних дел Левшину по­ручено было узнать, как они отнеслись к вопросу «об улучшении участи крепостных крестьян» (тогда еще из­бегали слова «освобождение»). Левшин позондировал и с печалью донес, что дворянство ни с той, ни с другой стороны не поддается; некоторый луч надежды подавало лишь одно западнорусское дворянство, преимущественно литовское. Недовольные бибиковскими инвентарями, предводители этих дворян как будто выразили готов­ность содействовать правительству, поэтому виленскому генерал-губернатору Назимову поручено было так на­строить дворян, чтобы они сами обратились к правитель­ству с заявлением желания улучшить положение своих крестьян; тем дело и кончилось.

Секретный комитет по крестьянским делам

Между тем по старому обычаю состав­лен был секретный комитет по кресть­янским делам подобно тем, которые составлялись в царствование Николая. Этот комитет был открыт 3 января 1857 г. под личным председательством императора из особо доверен­ных лиц. Комитету поручено было выработать общий план устройства и улучшения положения крепостных крестьян. Работы этого комитета показывают нам, что в 1857 г. не существовало еще никакого плана, не собрано было еще сведений о положении дела, не выработаны были даже основные начала освобождения; так, например, еще не решили, освобождать ли крестьян с землею или без земли. Комитет принялся за дело. Между тем в ноябре прибыл в Петербург давно ожидаемый виленский генерал-губернатор Назимов с результатами своих совещаний с местным дворянством. Назимов явился, по­весив голову; предводители дворянства, может быть, под влиянием праздничных впечатлений в Москве, нагово­рили лишнего, за что получили должное наставление от своих избирателей, дворян литовских губерний. Мест­ные губернские комитеты, составленные для рассмотре­ния инвентарей Бибикова, решительно объявили, что не желают ни освобождения крестьян, ни перемены в их положении. Когда Назимов об этом доложил, составлен был следующий рескрипт на его имя, помеченный 20 ноября 1857 г., в котором значилось, что государь с удоволь­ствием принял выраженное Назимовым желание литов­ских дворян улучшить положение крепостных, поэтому позволяет местному дворянству образовать комитет из своей среды для выработки положения, которым осуще­ствилось бы это доброе намерение. Комитеты эти должны быть составлены из депутатов от уездных дво­рян губерний, по два от каждого уезда, и из опытных по­мещиков, назначенных генерал-губернатором. Эти гу­бернские дворянские комитеты, выработав свои проекты нового устройства крестьян, должны были внести их в комиссию при генерал-губернаторе; она, рассмотрев проект губернских комитетов, должна выработать общий проект для всех трех литовских губерний. Рескрипт ука­зывал и начала, на которых должны быть основаны эти проекты. Вот эти три начала: крестьяне выкупают у по­мещиков свою усадебную оседлость; полевой землей они пользуются по соглашению с землевладельцем. Дальней­шее устройство крестьян должно быть таково, чтобы оно обеспечивало дальнейшую уплату крестьянами государ­ственных и земских податей. Крестьяне, получив усадьбу и землю от землевладельцев, устраиваются в сельские общества, но остаются под властью помещика как вот­чинного полицейского наблюдателя. С большим удивле­нием встретили местные дворяне рескрипт, данный На­зимову, с трудом понимая, чем они подали повод.

Но тут блеснула еще другая искра в Петербурге. Ре­шено было обращенное к литовскому дворянству пригла­шение заняться устройством положения крестьян сооб­щить к сведению дворянства остальных губерний на слу­чай, не пожелают ли они того же, чего пожелало дворянство литовское. Говорят, мысль обобщения дела впервые подана была великим князем Константином, который перед тем был введен в состав секретного коми­тета; скоро эта мысль получила гласное выражение. Около того времени представлялся государю воронеж­ский губернатор Смирин; государь неожиданно сказал ему, что дело крепостных крестьян решил довершить до конца и надеется, что он уговорит своих дворян помочь ему в этом. Смирин обращается к Ланскому за разъяснением этих слов и с вопросом, не получит ли на этот счет воронежское дворянство какое-нибудь предписание. «Получит», — отвечал Ланской, засмеявшись. Около того времени кто-то вспомнил, что некоторые петербургские дворяне выразили желание определить точнее положе­ние крестьянских повинностей в пользу землевладельцев; акт был заброшен; теперь его откопали и 5 декабря последовал новый рескрипт: «Так как петербургское дворянство выразило желание заняться улучшением по­ложения крестьян, то ему разрешается устройство коми­тета и т. д.» Дворянство с широко открытыми от удивления глазами встре­тило этот рескрипт, данный на имя петербургского генерал-губернатора графа Игнатьева. Наконец, все эти рескрипты Назимову и циркуляры министра внутренних дел разосланы были губернаторам всех губерний, с тем чтобы эти акты приняты были к сведению. С большим нетерпением ожидали в Петербурге, как отнесутся дво­ряне к этому сообщению.

Губернские комитеты

Первым выступило рязанское дворян­ство, оно выразило желание устроить из своей среды комитет для выработки проекта нового устройства крепостных крестьян. Волей-неволей одна за другой следовали этому примеру и прочие губернии, причем наша Московская была в числе последних. К половине июля 1858 г. во всех губерниях открыты были губернские комитеты, составленные по­добно тому, как ведено было составить губернские коми­теты литовским генерал-губернаторствам, именно они со­ставились под председательством губернского предводи­теля из депутатов — по одному из уездного дворянства — и из назначенных особо местным губернатором помещи­ков. Эти губернские комитеты и работали около года, выработав местные положения об устройстве быта по­мещичьих крестьян. Так пущено было в ход неясно заду­манное, недостаточно подготовленное дело, которое по­вело к громадному законодательному перевороту.

В феврале 1859 г., когда открывались первые губерн­ские комитеты, тогда и секретный комитет по крестьян­ским делам получил гласное официальное существова­ние, как главный руководитель предпринятого дела. При нем, по мере того как начали поступать выработанные губернскими комитетами проекты, образованы были две редакционные комиссии, которые должны были дать окончательную выработку губернским проектам. Одна из них должна была выработать общие положения об «освобождении» крестьян, как, наконец, решили гово­рить о деле; другая должна была выработать местные положения для разных частей России, которые по своим условиям требовали изменения в общих положениях. Первая комиссия общих положений составилась из чи­новников, прикосновенных к делу освобождения ведомств (это были министерство внутренних дел, финансов, го­сударственных имуществ и второе отделение Собствен­ной е. в. канцелярии, как учреждение кодификацион­ное) ; вторую редакционную комиссию составили из пред­ставителей дворянств, но не выборных, а из экспертов по назначению председателя комиссии из состава гу­бернских комитетов или вообще из среды дворянства. Председателем редакционной комиссии назначен был человек, пользовавшийся особым доверием императора, начальник военно-учебных заведений Ростовцев, кото­рый плохо знал положение дел, никогда не занимаясь изучением экономического положения России, но теперь, обнаружив искреннее желание помочь делу, внушал до­верие. Ростовцев и составил редакционную комиссию местных положений, призвав к ней опытных людей из среды губернских комитетов; работа преимущественно сосредоточивалась в тесном кругу наиболее мыслящих и работавших людей, приглашенных в состав комиссии; то были новый министр внутренних дел, Николай Ми­лютин, и дворяне-эксперты: из самарского комитета - Юрий Самарин и из тульского комитета — князь Черкас­ский. Они вместе с делопроизводителями комиссии Жу­ковским и Соловьевым и составили тот круг, который, собственно, и понес на себе всю тяжесть работы. В глав­ном комитете поддерживал их великий князь Констан­тин; оппозицию дела составили преимущественно два приглашенных в редакционную комиссию члена: петер­бургский губернский предводитель дворянства граф Шувалов и князь Паскевич, к которым также присоеди­нился принадлежавший к составу московского дворян­ства граф Бобринский.

Эти две редакционные комиссии должны были, вы­работав общие и местные положения, внести их на рас­смотрение общей комиссии. Работы эти и шли в продолжение 1859—1860 гг., постоянно развивая и выясняя основания нового закона. Губернские комитеты закончили свои занятия к половине 1859 г.

Проекты реформ

Когда разобрали проекты губернских комитетов, то нашли, что они по харак­теру своему представляли три различных решения дела. Одни проекты были против всякого освобождения, пред­лагая только меры улучшения положения крестьян; во главе их стоял проект московского губернского коми­тета. Другие допускали освобождение крестьян, но без выкупа земли; во главе их стоял проект петербургского комитета. Наконец, третьи настаивали на необходимо­сти освобождения крестьян с землею; первый губерн­ский комитет, высказавший мысль о необходимости выкупа земли, которая должна была отойти во вла­дение крестьян, был тверской, руководимый своим губернским предводителем Унковским. Вот из какой среды вышли главные начала, на которых основано Положение 19 февраля.

Редакционные комиссии

Работы редакционной комиссии, шли среди шумных и ожесточенных толков дво­рянского общества, которое, не знаю как захваченное в дело, теперь старалось остановить его. Тьма адресов, записок, представленных в комиссию, с ожесточением нападала на либералов в редакционных комиссиях. Согласно с обнародованным указом редакционные комис­сии должны были выработанные ими проекты положений представить на обсуждение особо вызванным из губерн­ских комитетов депутатам дворянства.

К осени 1859 г. редакционные комиссии обработали проекты по 21 губернии. Из этих губерний вызваны были депутаты; эти депутаты названы были депутатами пер­вого призыва. Депутаты шли с мыслью, что они примут деятельное участие в окончательной выработке положе­ний, составив, так сказать, сословное представительство; вместо того министр внутренних дел встретил их в своем утреннем наряде в передней, сухо поговорил с ними и предложил им, когда понадобится, дать некоторые све­дения и разъяснения редакционным комиссиям. Депу­таты, которых даже не называли именем депутатов, пришли в негодование и обратились к правительству с просьбой позволить им собираться на совещание; им это позволили, и они стали собираться в кабинете Шувалова. Нет надобности рассказывать, о чем они там говорили; а там говорили о многом, шедшем дальше вопроса о крепостных крестьянах. Характер этих толков был та­ков, что потом посоветовали прекратить эти собрания. Раздраженные депутаты первого призыва разъехались по домам.

К началу 1860 г. обработаны были остальные проек­ты и вызваны были новые депутаты из губернских ко­митетов: депутаты второго призыва. Между тем натя­нутые отношения между правительством и дворянством так сильно подействовали на председателя редакцион­ной комиссии, живого и подвижного Ростовцева, что он заболел и в феврале 1860 г. умер. Все общество, ожидав­шее благополучного разрешения вопроса, было пора­жено, узнав его преемника; то был министр юстиции граф Панин. Он был крепостник в глубине души, и на­значение было истолковано дворянством как признание, что смущенное правительство хочет отложить дело. Но сверху настойчиво вели дело дальше, и редакционные комиссии, руководимые Паниным, должны были выра­ботать и принять окончательное положение. Депутаты второго призыва были приняты радушно; однако никто, даже Шувалов, не позвал их обедать. Этот второй при­зыв, уже заранее настроенный против дела, высказался консервативнее первого. В редакционных комиссиях то­гда окончательно была принята мысль о необходимости обязательного выкупа помещичьей земли во владение крестьян; самые доброжелательные помещики желали только выкупа, чтобы скорее развязаться с крепостным трудом. Депутаты второго призыва решительно восстали против обязательного выкупа и настояли на поземельном устройстве крестьян по добровольному их соглашению с землевладельцами. Этот принцип добровольного со­глашения внесен, следовательно, представителями консер­вативного дворянства вопреки комиссиям. Выслушав за­мечания от депутатов второго призыва, редакционные комиссии продолжали дело. Оно еще не было приведено к концу, когда наступил 1861 год; тогда последовало высочайшее распоряжение кончить дело ко дню вступ­ления на престол. Ускоренным ходом редакционные ко­миссии, давши окончательный вид общим положениям, провели их сначала через общую комиссию, в комитет Государственного совета, так что можно было напеча­тать общие и местные положения к 19 февраля 1861 г. Так шла работа над этим законом, лучше сказать, над этим сложным законодательством, которое разрешило самый трудный вопрос нашей истории.

Основные черты Положения 19 февраля 1861 г.

В продолже­ние столетий, предшествовавших 19 фе­враля 1861 г., у нас не было более важного акта. Вот основные его черты. Общие положения начинаются объявлением крепостных крестьян лично свободными без выкупа; это практическое развитие мысли, скрытой, как мы видели, в законе об обязанных крестьянах 1842 г. Но крестьяне, получая личную свободу, вместе с тем в интересах исправного платежа государственных и дру­гих повинностей наделяются землей в постоянное поль­зование. Эти наделы совершаются по добровольному со­глашению крестьян с землевладельцами. Там, где такого соглашения не последует, поземельное обеспечение кре­стьян совершается на общих основаниях местных поло­жений, которые были изданы для губерний великорус­ских и белорусских. Крестьяне, освободившись от кре­постной зависимости и получив от землевладельца из­вестный земельный надел в постоянное пользование, платят землевладельцу деньгами или трудом, т. е. пла­тят оброк или несут барщину. Пользуясь на таком усло­вии помещичьей землей, крестьяне эти составляют класс временнообязанных. По желанию своему они выкупают у землевладельца свои усадьбы; они могут покупать и полевые угодья, но по взаимному соглашению с помещи­ком. Выкупая усадьбу или землю, они пользуются из­вестной казенной ссудой; как скоро крестьяне выкупят землю, они выходят из положения временнообязанных. До выкупа помещик сохраняет вотчинно-помещичий надзор над крестьянами; с выкупом прекращаются все обязатель­ные отношения крестьян к землевладельцу, и они вступают в положение крестьян собственников. Вот общее основа­ние, на котором совершалось освобождение крестьян.

 Выходя из крепостной зависимости, крестьяне устраи­ваются в сельские общества, получают известное само­управление. Таким образом, весь акт освобождения сла­гался из трех моментов: 1) из устройства сельского об­щества, 2) из наделения крестьян землею в постоянное пользование и 3) из выкупа этой земли, отведенной в по­стоянное пользование. Для нас второстепенное значение имеет устройство земского сельского управления; замечу только, что все крепостные крестьяне устроены были в особые сельские общества. Сельское общество—это поселок, принадлежавший одному владельцу, или часть большого поселка, принадлежавшего нескольким вла­дельцам. Сельские общества, соседние друг к Другу, со­единяются в волости; волость, вообще приход. Иногда, впрочем, могут быть соединены принадлежащие, напри­мер, одному землевладельцу смежные сельские общества разных приходов, но так, чтобы в волости было не мень­ше 300 и не больше 2 тыс. ревизских душ. Сельское об­щество, как волость представляет хозяйственно-админи­стративное учреждение. Сельское общество управляется волостным старостой и сельским сходом; волость управ­ляется выборным волостным старшиной и волостным сходом, составленным из домохозяев волости. Сельский сход, как и сельский староста, имеет чисто хозяйствен­ное административное значение. Волостное управление сосредоточивало в себе еще и сословный суд, органом которого была коллегия выборных судей.

Поземельное устройство крестьян

Разумеется, главные трудности заклю­чались в устройстве поземельного по­ложения крестьян; разрешение этого вопроса затруднялось разнообразным положением главных условий, созданных историей. Вот основания этого устройства. Крестьяне, выходившие из крепостной зависимости, обязательно наделялись зем­лею в количестве, необходимом для обеспечения их быта и исправной уплаты казенных и земских повинностей. Этот надел землею должен был соображаться, разу­меется, с густотой крепостного населения в известной местности, как и с качеством почвы; для этого вся Рос­сия разделена была на три полосы: нечерноземную (се­верная и частью центральная), черноземную и степную; по качеству почвы и густоте населения каждая полоса разделялась на местности, которых во всех трех полосах было 29. Для каждой местности по соображению густоты населения и качеству почвы установлялись две нормы подушного надела, т. е. участка земли на каждую ревизскую душу, независимо от количества действитель­ных рабочих рук; за основание расчисления приняты были цифры последней, Х ревизии. Одна норма пред­ставляла высший размер подушного надела, другая - низший. Низший размер всюду равнялся одной трети высшего. Для примера приведу несколько цифр первой нечерноземной полосы. В некоторых уездах Московской губернии высший надел на душу - 3 десятины (разу­меются казенные десятины в 2400 квадратных саженей), следовательно, низший надел - 1 десятина; в других уездах Московской и смежных губерний этот надел воз­вышается. В нечерноземной полосе высший надел - 7 десятин на душу; таков, например, надел в некоторых уездах Вологодской, Вятской, Новгородской и Олонец­кой губерний. Итак, высший надел - 7 десятин, низ­ший - 3 десятины, высшей нормы, а не низшей. В два первых года со времени обнародования Положения 19 февраля по всем имениям должны были определиться действительные наделы с точным указанием повинно­стей, какие будут нести временнообязанные крестьяне в пользу землевладельца. Количество земли, отведенной в надел, как и размер повинностей в пользу землевла­дельца, определялось в особенном договоре крестьян с помещиками, называющемся уставной грамотой; в про­должение первых двух лет со времени обнародования Положения 19 февраля по всем имениям должны были составить уставные грамоты по добровольному соглаше­нию или по закону, если добровольное соглашение не состоялось. В большей части имений за основание при­нималось то количество земли, которым пользовались крестьяне при крепостном праве, если они сидели на оброке; правительство наблюдало только, чтобы этот надел не превышал высшего размера и не падал ниже низшего, т. е. ниже одной трети; последнее не допуска­лось, первое могло быть только при согласии на то по­мещика. Помещик мог уступить крестьянам, если желал, надел и высшей нормы; где не было этого желания, про­изводились отрезки от крестьян так, чтобы надел рав­нялся высшему размеру подушного участка, назначен­ного для той местности. Эти отрезки во многих местностях испортили крестьянские (наделы) участки. Надел мог быть и ниже высшей нормы, только если он не падал ниже его трети. Теперь известно, что в больших имениях крестьяне получили надел, почти равный низшей норме.

Крестьянские повинности и выкуп земли

За отводимый надел назначался со­ответственный оброк или соответствен­ное количество барщинной работы. Высшему наделу по каждой местности соответствовал и высший размер оброка с подушного надела участка. Вот эти нормы оброка, изменявшиеся по характеру местности, т. е. по качеству и доходности земли: за высший подушный надел для имений, находив­шихся не далее 25 верст от Петербурга,—12 руб. Спра­вимся, как велик подушный надел по Петербургской губернии. Этот надел—3 десятины 600 квадратных са­женей на душу, т. е. 3'/4 десятины. Если подушный об­рок 12 руб., то вы можете расчислить тяжесть оброка на каждую десятину; он менее 4 руб. Далее, для прочих имений (для губерний Московской, Ярославской и не­которых уездов Владимирской) — 3—5 руб.; для пунктов наиболее фабрично-промышленных подушный оброк— 10 руб.; для остальных местностей первой, второй и тре­тьей полосы, т. е. для всей остальной России, за исклю­чением нескольких уездов некоторых губерний — 9 руб. (для этих исключительных губерний—8 руб.). Если сельское общество получало от землевладельца надел низшей нормы, то соответственно этому уменьшался и подушный оброк. Любопытно, как расчислялся этот оброк по количеству десятин в случае уменьшения его сравнительно с высшим наделом. Не думайте, что когда, например, общество положит вместо 4 десятин по 3 на душу, так тогда и высший размер оброка уменьшится на четверть; расчисление производилось иначе, и вот как: в первой нечерноземной полосе на первую десятину от­носилось при 12-рублевом оброке—6 руб., т. е. поло­вина всего оброка; при 10-рублевом—5 руб. На вторую десятину отводимого надела относилась четверть выс­шего оброка, т. е. при 12 руб., например, 3 руб.; осталь­ная четверть высшего подушного оброка расчислялась затем уже на все остальные десятины надела.

Подобным образом поступали и при определении уменьшенного оброка в черноземной полосе. Степная от­личалась тем от черноземной, что там не было низшего размера, а был один указанный; это объясняется обилием незаселенной земли в степных губерниях; именно в не­черноземной и степной полосе на первую десятину от­числялось 4 руб., а оставшиеся затем 5 руб. равномерно раскладывались на остальные части надела. Помещики хотели оценить дороже первую десятину; взявши первую десятину, крестьянину не было расчета отказываться от остальных: тяжела была первая деся­тина. Эту подробность об оценке первой десятины внесли депутаты второго призыва, действовавшие против обя­зательного выкупа. Таким образом, депутатам второго призыва мы обязаны двумя принципами, внесенными в Положение: принципом добровольного соглашения, оказавшимся во многих отношениях невыгодным для крестьян, и законом о первой десятине. Так совершился надел в барщинных имениях, так же было определено высшее количество работы: за высший подушный на­дел — 40 мужских дней и 30 женских. Так крестьяне становились в положение временнообязанных, получая от землевладельца земельный надел в постоянное поль­зование. Легко понять значение этого временнообязанного положения, которым крестьяне становились в та­кое отношение к земле и землевладельцам, в какое приблизительно они поставлены были Уложением царя Алексея; восстановлялось поземельное прикрепле­ние крестьян с освобождением их от крепостной зависи­мости, но с сохранением вотчинного полицейского над­зора помещика над крестьянами.

Последним моментом освобождения был выкуп кре­стьянской земли, отведенной в их постоянное и неотъ­емлемое пользование. Выкуп этот представляет сложный процесс. Выкуп земель, отведенных в постоянное поль­зование крестьян, совершился на основании оброка, определенного уставной грамотой. Земля, которую выку­пали крестьяне, ценилась посредством капитализации назначенного за нее оброка 6°/о; это значит, что сумма оброка, обозначенного в уставной грамоте, помножалась на 16р. 67 к., и, таким образом, получалась сумма, опре­делявшая стоимость выкупаемой земли, каждый рубль оброка соответствовал 16 р. 67 к. капитала. При этом установлен был особый порядок для выкупа усадьбы и полевого участка. Усадьба выкупалась по желанию крестьян, т. е. даже без согласия землевладельца; стои­мость усадьбы, т. е. земли под крестьянским двором и огородом, определялась посредством капитализации ча­сти оброка, отчисленной на усадьбу. Для этого все усадь­бы разделены были на четыре разряда по своей стоимо­сти; на усадьбы низшего размера отчислялось от оброка 1,5 руб., на усадьбу высшего—3,5 или более; эти 1,5 и 3,5 или более помножались на 16 р. 67 к., и по­лучалась стоимость усадьбы. Полевой надел мог быть выкуплен двояким образом: по добровольному соглаше­нию крестьян с землевладельцами и по одностороннему требованию землевладельца. Выкуп не мог совершаться по одностороннему требованию крестьян. Стоимость участка вычислялась точно так же, как и стоимость усадьбы, т. е. сумма оброка, оставшаяся за вычислением доли, падавшей на усадьбу, капитализовалась из 6%.

Ссуда

Кто платил за выкупаемую землю терявшим ее землевладельцам? Сами крестьяне, разумеется, не имели достаточно средств для этого, поэтому государство приняло на себя содейство­вать операции, выдавая крестьянам выкупную сумму в известном размере. Очень незначительная часть кре­стьян могла выкупить свои наделы без помощи этой ссуды. Размер этой ссуды определялся также сложным способом. Если выкуп совершался по добровольному соглашению обеих сторон и притом крестьяне выкупали полный надел, обозначенный в уставной грамоте, то пра­вительство брало на себя заплатить землевладельцу за крестьян 80 коп. с рубля капитальной суммы, предостав­ляя остальные 20 коп. уплатить самим крестьянам по соглашению с землевладельцем. Они могли уплатить и больше 20 коп., только казна брала на себя уплату че­тырех пятых капитальной суммы, которая пришлась за надел. Эти 20 коп. как дополнительный платеж, вноси­мый самими крестьянами, обыкновенно переводились на работу, т. е. крестьяне уплачивали его не деньгами, а трудом; иные помещики отказывались от дополнитель­ного платежа. Если выкуп совершался по требованию помещика без согласия на то крестьян, принудительно, то казна выдавала ему по 75 коп. за рубль, причем до­полнительный платеж пропадал для него, так как его не обязывались вносить крестьяне, не давшие согласия на выкуп. Это, очевидно, служило косвенным побужде­нием совершать выкуп по добровольному соглашению. Если помещик по соглашению с крестьянами, дарил им часть земли, то они могли отказаться от остальной части отведенного им надела, которая поступала в соб­ственность землевладельца. По общему правилу, надел, который выкупали крестьяне, не мог быть меньше одной трети высшего размера, назначенного для той местности; дарственный надел они могли принять в размере не ме­нее одной четверти высшей нормы; это так называемый четвертной, или нищенский, надел, на который кресть­яне бросались в тех местностях, где на землю был на­значен слишком высокий оброк, т. е. где эту землю нужно выкупать по дорогой цене. Землевладелец в чер­ноземных губерниях имел выгоду предлагать крестьянам четвертной надел, а крестьянам казалось, что им вы­годно получать маленький надел без выкупа. До сих пор на таком четвертном наделе сидит свыше 0,5 млн. душ преимущественно, если не исключительно, в чер­ноземных губерниях.

Выкупные платежи

Ссуда, выданная правительством по­мещику за землю, ложилась на кре­стьян как казенный их долг. За этот долг они обязыва­лись выкупным платежом, который определялся как процент со взятой из казны ссуды. Выкупной платеж — 6% ссуды; в эти 6°/о входит и рост с 'капитала и процент

погашения. Выкупной платеж погашает падающий на крестьян казенный долг в продолжение 49 лет со вре­мени выкупа. Выкупные платежи большей части местностей равняются или даже превышают сумму всех остальных платежей, падающих на крестьян.

При выдаче землевладельцу казенной ссуды банко­выми билетами вычитался казенный долг, лежавший на имении. Мы видели, что таких долгов, лежавших на за­ложенных имениях, к 1861 г. накопилось до 450 млн. До сих пор выкупная операция потребовала из казны свыше 700 млн. ссуды, следовательно, выкуп обошелся в миллиард с лишком. До конца царствования Алексан­дра II выкуплено более 80°/о всех временнообязанных крестьян, так что оставалось 1,5 млн. ревизских душ в положении временнообязанных. В начале царствова­ния Александра III, именно декабрьским указом 1881 г., предположено было эти 1,5 млн., или около миллиона душ, выкупить обязательно по требованию правитель­ства, чтобы развязать последний узел, оставшийся от крепостного права. Так как этот выкуп совершался не по требованию помещиков и не по добровольному со­глашению его с крестьянами, то возникал вопрос, кто же заплатит землевладельцу двугривенный; землевладелец имеет право на него, так как он не требовал выкупа, но крестьяне не обязаны платить его, так как они не да­вали согласия на выкуп; казна приняла этот двугривен­ный на свой счет, и теперь совершается этот обязатель­ный выкуп последних крестьян, сохранивших еще обя­зательное отношение к землевладельцам.

Таков был общий ход реформы. Благодаря ей обще­ство уравнялось перед законом.