Книга как социальное явление

Санкт-Петербургский институт

Московского государственного университета Печати

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА № 1

По книговеденью

На тему: «Книга как социальное явление»

Студентки группы К-1

Васильевой Валерии Вадимовны

Преподаватель

Лезунова Наталья Борисовна

Санкт-Петербург 2000

ПЛАН:

1.    Введение

2.    Из истории книги

2.1.   Западно-европейская книга

2.1.1.Перевоплощение книги

2.1.2.От первопечатной книги до «бестселлера»

2.2.   Из истории русской книги

2.2.1.    Русская рукописная книга XI-XV вв

2.2.2.    Книгопечатанье в Русском государстве с XV по XVIII века

2.2.3.    Русская книга с середины XVIII века до конца XIX века

3. Книга в ХХ веке

ВВЕДЕНИЕ

Сначала было Слово. Но свою подлинную мощь обрело оно лишь с появлением Книги. Книга сыграла и продолжает играть основополагающую роль в развитии нашей цивилизации. Гигантская, накопленная за века библиотека – надежная память человечества, где запечатлены его свершения и мечты, прозрения и заблуждения.

Что же такое книга? По словам Р.Эскарпи[1], книга, как и все живое, не укладывается в жесткие рамки определений. Во всяком случае, еще никому не удалось дать ее точное и стабильное определение. Книга – предмет совершенно особый. Когда берешь его в руки – он всего лишь бумага, но книга – нечто иное. Мысль, лишенная опоры печатных знаков, не смогла бы стать книгой. Книга – «инструмент чтения», но невозможно пользоваться ею механически. Книгу продают, покупают, обменивают, но нельзя относиться к ней как к обычному товару, потому что она одновременно многочисленна и единственна, неисчислима и незаменима.

При небольшом объеме книга обладает высокой насыщенностью духовного и фактического содержания, ее легко передавать из рук в руки, легко копировать и размножать в любом количестве; книга – наиболее простой инструмент; с любой отправной точки она способна высвободить и рассеять во времени и пространстве всю заключенную в ней массу звуков, образов, чувств, идей, сведений, а затем, вкупе с другими книгами, снова вобрать в себя то, что в бесконечности самых различных сочетаний было рассеяно ею по столетиям и континентам.

Она – плод определенных технических процессов, подчиненных определенному замыслу и использованию. То же самое можно сказать о большинстве произведений техники, но особенность книги в том, что эти замыслы, цели, техника эволюционируют, подчиняясь воле истории, воздействуют друг на друга и, изменяя свое содержание, меняют не только книгу как таковую, но ее место и роль в личной и общественной жизни человека.

Тема данной работы – книга как социальное явление, и я считаю, что начать ее надо с исторического обзора.

ИЗ ИСТОРИИ КНИГИ[2]

Во все времена книга была в авангарде идеологических движений, их противоборств, мировоззренческой конфронтации, оказывалась то кафедрой, то трибуной, то трибуналом для общественных взглядов и настроений; много раз выходила на костер или эшафот то в качестве жертвы, то в облике судьи и палача. История знает немало примеров, когда книга из орудия прогресса, из «светильника разума», добра и красоты превращалась в источник реакции, застоя, насилия, в проповедника духовной антропофобии и настоящего геноцида[3].

Перевоплощение книги

В древнейшие времена человеческая память была единственным средством сохранения и передачи общественного опыта, информации о событиях и людях. Известны так называемые бесписьменные цивилизации, где огромное количество необходимых сведений просто заучивалось наизусть, а на дальние расстояния посылались «живые письма» – гонцы.

Если перерывать историю мировой литературы, то окажется, что все народы так или иначе прошли период «устной книги». Бессмертные поэмы «Илиада» и «Одиссея», как известно, были записаны в Афинах на свитках около 510 г. до н.э. До этого в течение веков поэмы распространялись устно, аэды и рапсоды – древние певцы, сказители – пели их наизусть на народных празднествах. Но запоминать многотысячные строки было трудно, и первобытные сказители использовали ленточки и узелки, которые помогали им.

По мере того, как расширялся кругозор человека, и усложнялась его деятельность, у памяти появлялись другие помощники – разного рода зарубки, узелки и, наконец, рисунки.

Ученые находят в пещерах и на скалах изображения, сделанные рукой первобытного человека, отразившие его впечатления от окружающего мира, жизни, природы. Это начатки искусства, но одновременно и начатки письменности, ведь именно здесь человек впервые выразил в изображении свою мысль.

Но первый этап собственно книги – это, конечно, volumen, свиток листов папируса, подклеенных один к другому. Такая удобная форма книги вполне соответствовала типу литературной жизни, установившемуся к середине 1 т.до н.э. в Афинах и позднее в Древнем Риме, с мастерскими переписчиков – настоящими издательствами, книготорговлей и поступлением копий в большие библиотеки.

Разумеется, тогда книга имела довольно узкое распространение – среди богатых книголюбов и просвещенного окружения меценатов, а позднее в университетах и среди духовенства. В античном городе самым обычным способом обнародования были публичные чтения. Для кратких документов служили восковые дощечки, а для текущих записей начиная с Ш века до н.э. использовали пергамен – материал более грубый, но зато более прочный и дешевый, нежели папирус.

Следующее перевоплощение книги стало возможно именно благодаря дешевизне и прочности пергамена. Разрезанный на листы, сшитые затем в тетрадь, он дал новую форму – codex; здесь уже было разделение на страницы, характерное для современной книги.

Такая форма, гораздо более удобная, чем volumen, была применена для справок и ученых изысканий, она была идеальна и для юридического документа (слово code, то есть свод законов, происходит от «кодекса»), и для духовных текстов, и для научного произведения. Она полностью отвечала запросам цивилизации, менее занятой изящной словесностью, чем своей политической безопасностью, теологией и сохранением античных знаний. Начиная с IV в н.э. переплетенный пергаменный манускрипт более тысячи лет был в руках духовенства универсальным средством хранения, сообщения и распространения мыслей не только в христианском мире, но и в арабском, и в еврейском.

Восстание рабов, кризис и падение рабовладельческого строя привели к оскудению центров культуры и к уничтожению массы книг. В эпоху раннего Средневековья Европа вернулась к временам первобытной дикости. Сохранились лишь немногочисленные монастырские ценности, где велась переписка книг. Однако изменение значения книги в средние века уже столь велико, что переписывание и иллюстрирование манускриптов становится похвальным, богоугодным занятием. Заботливо организована пересылка книг из монастыря в монастырь, из города в город, порою на очень большие расстояния. Наряду с молитвенниками, библиями, трактатами Блаженного Августина и Фомы Аквинского переписывались книги Цицерона, Вергилия, Тита Ливия. Создавались героические эпосы (наиболее известный – «Песнь о Нибелунгах»).

Огромную роль в развитии книжной культуры Средневековья сыграло литературное наследие античности. Произведения Гомера, Эсхила, Еврипида, Платона, Аристотеля не только переписывали, но и обогащали собственными комментариями. Литературные труды Ефрема Сирина, Иоанна Дамаскина составляли энциклопедию знаний для православных христиан.

Особого расцвета достигла и арабская культура, распространившаяся от Инда до Пиренеев. Арабы дали Европе дешевый писчий материал – бумагу. Это привело к увеличению производства рукописей. Стали появляться дешевые «издания» для повседневного пользования (например, часословы). С их появлением университеты организовали для своих студентов переписывание учебных текстов. На учебники школяр в ХШ веке расходовал примерно ту же часть своего бюджета, что и его собрат ХХ в. Удешевление книг расширило круг потребителей и тем самым содействовало формированию общественных и частных библиотек

Однако как бы ни была искусна и красива копировка книг от руки, она имела свои пределы. С ХIV века доступ к чтению, бывшему ранее привилегией просвещенных, получили новые слои общества. Эти новые читатели – дворяне и буржуа, торговцы и чиновники – в повседневной жизни не имели вкуса к латыни. Они хотели получить не только технические произведения, но также книги для отдыха, увлекательный вымысел – и все это на добром романском языке. Так родился роман, успехи которого ускорили новый и решительный сдвиг в развитии книги – книгопечатанье.

От первопечатной книги до «бестселлера»

Успехи книгопечатанья были быстрыми и разительными. Оно возникло как раз вовремя, подтверждая, что техническое открытие получает признание только тогда, когда оно отвечает насущным социальным потребностям. Условия для книгопечатания в Европе были благоприятными – языки, использующие алфавитную систему из двадцати шести букв, но что еще важнее – европейская цивилизация переживала экономический и духовный подъем, и распространение письменных документов стало для нее камнем преткновения. Обстоятельства требовали, чтобы книгопечатанье было, наконец, изобретено.

Открытие, быть может самое значительное в истории человечества, вошло в жизнь прозаически: первые печатники увидели в нем всего лишь удобный способ для того, чтобы ускорить копирование книг, улучшить их внешний вид, снизить себестоимость. Все – и производство и продажа книг – свидетельствуют о том, что главной заботой печатников было увеличение собственных доходов. Та же забота проявляется и в выборе первых печатных текстов – все это самый ходовой товар: религиозные сочинения, сборники занимательных историй, технические пособия, рецептурные книги – вот главное в каталоге наших практичных издателей. Вот что говорит об изобретение книгопечатанья Герберт Уэллс[4]: «… стали дешевле учебники, огромное число людей научилось читать. И дело не только в том, что книг стало больше. Их стало проще читать и потому проще понимать. Уже не надо было мучаться, разбирая витиеватые буквы и пытаясь понять их смысл. Читателям уже ничто не мешало… С XV века, собственно, и начинается история развития европейских литератур. Мы видим, как на смену местным диалектам приходят единые итальянский, английский, французский, испанский, а позднее – немецкий. Тогда в целом ряде стран национальные языки становятся языками литературными. Их разносторонне используют, всячески обрабатывают, делают их точными и выразительными. Эти языки обретают способность, подобно греческому и латыни, нести все богатство философской мысли».

Успехи книгопечатанья превзошли все ожидания. Первая печатная книга появилась в 1454 г. в Майнце, в Риме – в 1464 г, в Париже – в 1470, в испанском городе Валенсия – в 1474 и в Лондоне – в 1476. Некоторые исследователи оценивают число инкунабул, то есть книг, напечатанных в Европе с 1450 по 1500 г в 20 млн.экземпляров. В Европе тогда насчитывалось менее ста миллионов жителей, к тому же в большинстве своем неграмотных. В 1530 г книгопечатанье ступило на американский континент, вице-король Антонио де Мендоса ввел его в Новой Испании, в Мексике.

Книга приобрела новое измерение. Первые инкунабулы выходили тиражами в несколько сот экземпляров. Средний тираж превысил 1000 экземпляров только в середине ХVI века. В XVII веке он уже колебался между 2000 тысячами и 3000 тысячами и остался на этом уровне до конца XVIII века. За редким исключением, на ручном печатном станке нельзя было достичь большего. К тому же печатники, которые теперь отделились от книготорговцев, занятых сбытом продукции, опасались, что увеличение тиражей обесценит их товар. Цехи печатников ограничивали одновременно и количество типографий и важные издания.

Несмотря на постоянную тенденцию к снижению, цена книги в Западной Европе держалась на уровне, доступном лишь для зажиточных буржуа, но не для представителей средних слоев и тем более рабочих. Последние, если не были совершенно неграмотными, располагали для удовлетворения потребности в чтении лишь расхожими изданиями, которые им предлагали торговцы-разносчики: сказками, балладами или календарями.

Можно сказать, что великая европейская литература XVI, XVII, XVIII веков, опорой и проводником которой стала печатная книга, распространялась лишь в очень узком социальном кругу.

В XVIII веке Англия была самой грамотной страной Европы и страной, где издательское дело достигло наивысшего расцвета. Однако даже продажа «Памелы» и «Джозефа Эндрюса» (самые крупные успехи книготорговли) не превышала нескольких тысяч экземпляров.

Во Франции тиражи были определенно более низкими, и хотя насмешка Вольтера – пятьдесят читателей на каждую серьезную книгу и пятьсот на каждую развлекательную – преувеличение, тем не менее читающая публика во Франции представляла собой лишь малочисленную аристократию письменной культуры, как тогда говорили – «литературы».

Эта аристократия была международной. Никаких соглашений о литературной собственности мир книги еще не знал, и ничто не сдерживало «пиратского» издательства, морально спорного, но выгодного для развития культуры. Так, в Соединенных Штатах Америки после завоевания независимости бурно развилось книгоиздательское дело путем паразитарного использования английского издательства. Благодаря торговым традициям или политической ситуации некоторые города, подобно Амстердаму и Лиону, в течение столетий были международными центрами по распространению книги среди просвещенной части общества. Чтобы обойти Европу, «Божественной комедии» понадобилось более четырех столетий. «Дон Кихоту» оказалось достаточно двадцати лет, а «Вертеру» – пяти лет. Литературный мир был поделен между пятью-шестью самыми распространенными языками. Никогда всемирная общность просвещенных людей не ощущалась так живо, как в XVIII веке.

Однако уже давно книга подготавливала свой четвертый сдвиг – машинное книгопечатанье. Первые предвестники его появились в эпоху Просвещения. Как и в XV веке, к чтению потянулись новые социальные слои – главным образом мелкая буржуазия, и они требовали новых книг от системы, которая не была на них рассчитана и исключала их. Эта новая потребность послужила одной из причин развития прессы, тиражи которой были еще очень скромными.

Но рынок все развивается, и с его развитием книгопечатанье и книготорговля меняют свой облик. Зарождающееся капиталистическое предприятие приспосабливает книгу к своей структуре. Появляется лицо, ответственное за предприятие – издатель. Он оттесняет печатника и книготорговца на второстепенные роли. С другой стороны, литературная деятельность начинает оформляться как профессия. Зависевшая до тех пор от богатых любителей и меценатов, она требует рентабельности своего труда. Писатели – от д-ра Джонсона до Дидро – ставят вопрос об авторском праве и праве собственности на литературное произведение.

Самые противоположные идеологические течения последней трети XVIII века сходились на том, что нужно распространять книгу «в народе». Методизм в Англии, энциклопедизм, а позднее революционное направление во Франции, в меньшей степени просвещение в Германии неожиданно придали потребности в чтении характер необходимости.

Именно тогда, за какие-нибудь несколько лет – с 1800 по 1820 гг – новые изобретатели совершенно преобразили технику книгопечатания: это были металлический печатный станок, скоропечатная машина с цилиндром и ножным приводом, паровая машина. Уже к концу правления Наполеона за одни час можно было напечатать больше листов, чем пятнадцать лет назад за целый день. Близилась эра больших тиражей.

Прежде всего она наступила в Англии, ибо большинство усовершенствований в печатном деле было английского происхождения. Провозвестником новой эры был Вальтер Скотт с его знаменитыми романами, но честь ее открытия принадлежала Байрону: в 1814 г его «Корсар» имел поистине грандиозный успех – в первый же день было продано 10 000 экземпляров. К 1848 году вал докатился до Франции, где одновременно возросли тиражи прессы, а с 1848 г та же волна захлестнула остальную часть Европы и Америку.

Последствия этих перемен были весьма глубоки. Прежде всего, писатель потерял связь с огромным большинством своих читателей. Лишь культурная элита продолжала еще участвовать в создании влиятельного литературного мнения, непосредственно или с помощью критики. Безымянная же масса прочих читателей вошла в мифологию литературы в образе безбрежного моря, в волны которого поэт наудачу бросает свою бутылку с запиской.

Теперь уже было невозможно игнорировать читательские массы – отныне на них держалось книгоиздательское дело, они обеспечивали его доходность. И если буржуа XIV и XV вв противопоставляли латинскому языку церковной книги язык повседневности, то в XIX веке благодаря новому читателю из народа космополитическую книгу элиты вытеснила книга на национальном языке. Пробудившееся национальное сознание поставило книгу наравне с веком.

Не последнюю роль сыграло здесь и пробуждение классового сознания. Читальни, библиотеки, дешевые выпуски романов с продолжением все глубже продвигают книгу в те социальные слои, для которых ее открыли успехи просвещения. Книга становится знаменем революционной мысли 1848 года. Усвоена истина, что дорога к свободе пролегает через культурные завоевания. Во Франции, во времена Второй империи, издатель-республиканец Жюль Хетцель и основатель Лиги просвещения Жан Масе объединяются, чтобы распространить книгу самым широким образом как оружие в руках народа.

Первые признаки нового, пятого сдвига появились в Англии, здесь раньше, чем где-либо, сказались неизбежные последствия капиталистической индустриализации. Книжную новинку продавали тогда по цене, которая не менялась вплоть до второй мировой войны – 10 шиллингов 6 пенсов (единица расчета за предметы роскоши). Однако уже начиная с 1885 года появились общедоступные переиздания хороших массовых книг по цене порядка 6 пенсов, причем тиражи исчислялись десятками тысяч экземпляров. В самом конце века романы или поэмы с сокращениями стоили всего 1 пенни, а с 1896 г издатели за ту же цену предлагали полные тексты произведений Голдсмита, По, Скотта, Диккенса, Дюма, Сю и Мериме.

Но было еще рано для подобных начинаний. В обществе, где различные социальные группы были строго обособлены, «массы», интересующиеся таким чтением, на деле составляли лишь привилегированное меньшинство. И если Англия, благодаря быстрому развитию городских центров, еще имела некоторые сдвиги в этой области, то большая часть населения других цивилизованных стран читала то, что предлагали ей киоски и торговцы-разносчики – порядком искаженные произведения древних классиков, сентиментальные романы, народные предания, фривольные истории, песенники, календари и т.д. В некоторых странах это продолжалось и после первой мировой войны и даже вплоть до середины ХХ века.

Как показывает история, появившись сначала как «помощник» человеческой памяти, книга постепенно становилась «источником знаний», затем – распространителем новых идей, руководством к действию. Прошло еще время – и вот мы уже не мыслим без книги своего существования. Теперь это и учебник, и работа, и развлечение. Следовательно, чем просвещеннее, цивилизованнее становился человек, тем больше книга становилась именно социальным явлением, тем большую роль она играла в обществе. Однако, на мой взгляд, следует различать западное общество и русское, российское. В Западной Европе, на два века раньше вставшей на капиталистические рельсы, книга никогда не являлась трибуной политических дебатов, не превращалась в арену борьбу между различными партиями, потому что существовали нормальные политические институты, и власть практически никак не влияла на репертуар издаваемой литературы. В России же, по словам Бутенко И.А.[5] , за правительством традиционно признавалось право решать, что именно граждане могут публиковать и читать. И поэтому, в условиях самодержавия, именно книга стала выражением мнений о судьбе страны, ее дальнейшем устройстве. Это привело к становлению устойчивой российской писательской традиции – объединятся вокруг того или иного издания в соответствии с разделяемыми или даже пропагандируемыми общественно-политическими взглядами. В Западной Европе книга в большей степени являлась товаром. Издавалось то, что коммерчески наиболее выгодно: литературная деятельность начала оформляться как профессия уже в XVIII веке, писатели уже тогда ставили вопрос об авторском праве. Совсем не так было в России. Поэтому, рассматривая книгу как социальное явление, представляется интересным уделить больше внимания именно российской книге. Изучение социологии книги, естественно, неотделимо от рассмотрения фактов истории ее появления и распространения на Руси.

ИЗ ИСТОРИИ РУССКОЙ КНИГИ[6]

Рукописная книга XI-XV веков

Древнейшие славянские рукописные книги известны еще с Х, Х1 веков. Самой ранней из них, точно датированной, является Остромирово Евангелие (1056-1057 гг).

В XIV веке некоторые южнославянские книги стали писать на бумаге, однако окончательный переход на нее произошел в XV веке. Хотя и в этом столетии еще применялся пергамен, но использовался все реже и реже.

По содержанию рукописные книги периода Древней Руси по преимуществу духовные, связаны с христианским вероучением. Но есть среди них и светские произведения – летописно-исторического, делопроизводственного и научного характера. Существование древнерусских рукописных книг обусловлено, главным образом, потребностью в них, связанной с введением христианства на Руси и необходимостью отправления религиозного культа в церквах и монастырях, а также поддержания православного благочестия в семье и быту. Сферой деятельности, обеспечивающей достаточное количество рукописных книг, была система книгописных мастерских при государственных (княжеских) канцеляриях. Перепиской книг и художественным их оформлением занимались монахи, церковнослужители и светские люди.

Дошедшие до нас сведения о деятельности книгописных мастерских свидетельствуют о достаточно разнообразном характере переписывания книг. В основном это были переводные исторические хроники жития, летописи, поступающие из Византии и Болгарии. Начиная с XI века появилась оригинальная литература: «Повесть временных лет», «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона. Обращались и художественные произведения, в частности, книги Кирилла Туровского.

В X-XI веках книга была главным образом инструментом религиозной пропаганды, образования, а также духовно-нравственного воспитания. Вместе с тем, книга, дошедшая до нас с самых древних времен, есть основной и достоверный источник изучения отечественной культуры.

К XV веку Русь полностью пережила потрясения Батыева погрома и вступила в новую стадию развития книжности, была способна к созданию памятников мирового уровня. Не случайно рубеж XIV-XV веков окрашен сменой художественного стиля оформления русских книг под воздействием греческих и югославянских влияний.

Главными лицами в создании книги XIII-XV вв, конечно же, являлись писцы. Но не только они одни. Если рукопись была выполнена исключительно писцом, без привлечения мастеров для оформления, то она была нужна в основном для домашнего, келейного чтения. Если же книга предназначалась для торжественного чтения при богослужении или создавалась для особого вклада, например, по заказу князя или архиерея, то для ее изготовления привлекались «златописцы». Таково, например, Сейское Евангелие, сделанное по личному заказу Ивана Калиты.

Нередко в книгах приводились имена их заказчиков. Записи о заказчиках позволяют не только представить социальный состав потребителей книги, но и цели, причины создания тех или иных рукописей: обетные, во исполнение каких-то клятв, для спасения от бед, для пополнения «комплектов» книг, необходимых для богослужения или монашеского делания; политические – с целью получения расположения какого-либо лица, распространения влияния с помощью дорогого подарка. Встречаются записи, свидетельствующие о библиофилии и обычном стремлении человека приобрести любимое им произведение.

В целом в оформлении и репертуаре русской книги XIV-XV вв наблюдается, с одной стороны, возрождение традиций Киевской Руси, а с другой – тяготение к греческим и югославянским образцам, что позволило многим ученым характеризовать книги этой эпохи как отражение тенденций русского предвозрождения.

Книгопечатанье в Русском государстве с XVI по XVIII века

Возникновение книгопечатанья в Московском государстве совпало с эпохой Ивана Грозного. Это было время упрочения государственности и окончательного утверждения монархического централизованного государства. Огромные просторы, населенные неправославными народами, оказались под властью Московского царя. Органическое включение их в государство требовало христианского просвещения, и вскоре появилась Казанская епархия, которой требовались богослужебные книги. Проблема не могла быть решена традиционным рукописным способом, к тому же в Европе уже был изобретен печатный станок.

Гордое стремление царя (Иван Грозный первым стал открыто выставлять свою персону вселенским царем, первым и единственным наследником Рима и Византии) требовало от подданных выглядеть не хуже европейцев. И деятельность митрополита Макария, органически продолжавшая просветительскую работу предшествующих новгородских владык и московских митрополитов, стала итогом просветительских стремлений XV-XVI столетий, вылившись в обширную программу – идеологическую основу реформ эпохи Ивана Грозного, превращавших Русь из Великого княжества в Царство (монархию). В русле этих реформ, очевидно, находилось и введение книгопечатанья – решающего средства в исправлении церковной жизни, уничтожении ересей и своеволия в толковании Священных текстов – неизбежного и типичного следствия церковных смут при создании нового государства. Одна из причин ересей, как было отмечено на Стоглавом соборе – неисправность текстов. Причина неисправности состояла в проникновении в разное время разных текстов, различных традиций. Отследить их поручалось церковной власти, но практически, при преобладании «келейного» способа переписки книг, задача оказывалась невыполнимой и могла быть решена только при явном преобладании проверенных книг, их одновременном массовом распространении, делавшем ненужным тиражирование книг на местах.

Первая русская печатная книга появилась в 1564 году, напечатанная Иваном Федоровым в Москве. Любопытен выбор. Казалось бы, «Апостол» – это не первой необходимости книга для вновь освещенного храма. Однако «Апостол» в Древней Руси использовался для обучения духовенства. В нем заключены первые образцы толкования учениками Христа Св.Писания, а несколько ранее Московские соборы выступали с осуждением ересей, причиной которых называлось неправильное толкование Св.Писания. В этом отношении издание «Апостола» еще раз показывает его государственно-национальное значение в борьбе со смутой в обществе путем церковного просвещения – книги.

Введение книгопечатания явилось важным событием в истории культуры в целом. Его значение приравнивается к значению появления письменности. Не случайно в символе книжного знаке Ивана Федорова использовался мотив из жития св.Кирилла. Сам первопечатник оценивал свою деятельность в тех же словах, что и изобретатель славянской азбуки, называя ее «стрелами духовными».

Дело Ивана Федорова принесло великие плоды, ибо, несмотря на то, что печатная книга в XVI веке и в следующем столетии носила преимущественной духовный характер, - она заложила основу новой книжной культуры, на которой развивалась вся последующая культура Нового времени. Введение книгопечатанья на Руси стало началом «новой письменности», «новой азбуки».

В XVII веке религиозное мировоззрение, главенствующее в умах русских людей, обеспечивало доминирующее положение церкви в производстве и распространении книг. Отсюда преобладание литературы церковно-догматического и духовно-нравственного содержания. Знание книг, чтение текстов, прослушивание их на литургиях являлось неотъемлемой частью жизни людей, а недостающие сведения светского содержания восполнялись рукописной книгой. Вместе с тем на протяжении нескольких десятилетий шел медленный процесс проникновения в церковную книгу элементов светскости, что выразилось в появлении первых печатных книг светской тематики. Это были азбуки, учебные псалтири, сборники поучительных чтений на год (прологи). Многие из этих книг переиздавались неоднократно.

Процесс перехода от первоначального церковного репертуара к светскому особенно заметен со второй половины XVII века. В оформлении русских книг наблюдается тяготение к западноевропейской традиции.

Новые книги органично вошли в жизнь общества и, как в прежние времена, высоко ценились и передавались из поколения в поколение.

Немногочисленные печатные светские книги не могли удовлетворить потребность в литературе исторической, естественнонаучной, художественной. Основным источником светских знаний являлась рукописная книга, имевшая широкий спрос. Она вполне удовлетворяла общественную потребность в научной информации и прикладных знаниях. Кроме того, рукописные книги зачастую стоили дешевле печатных.

В целом, в XVII веке расширилось жанровое содержание рукописей, что впоследствии сказалось на репертуаре печатных книг. Среди рукописей было много практических руководств. Разнообразны были книги медицинского содержания – травники, лечебники. Деятельность фармацевтов возглавлял Аптекарский приказ, в котором имелась обширная библиотека медицинской литературы. Прочно вошли в рукописную книжность исторические сочинения. Они распространялись в многочисленных списках среди разных социальных слоев. Это повесть «Об Азовском сидении», «Повесть о начале Москвы». В области художественной литературы появляются повести, сказания, сатиры. Наиболее популярны «Повесть о Ерше Ершовиче», «Повесть о Шемякином суде» и т.д. Существует также и переводная литература: рыцарские романы, плутовские новеллы. В конце века возникает бытовая повествовательная литература. В некоторых произведениях обнаруживается критика церковной идеологии.

Распространением книги занималась Книгоохранительная палата – своего рода книжный склад, где собирались отпечатанные книги. Книги раздавались для продажи торговым людям в ряды – свечной, овощной, суконный, рыбный, шубный. Всего насчитывалось пятьдесят торговых рядов, где можно было купить книги. С середины XVII века появился книжный ряд.

Покупателями книг были представители разных сословий. Во-первых, это духовные лица: священники, дьяконы, монахи, высшее духовенство – архиереи и митрополиты. Вторую группу составляли чиновники – приказные люди. Посадское население – купцы, ремесленники, мастеровые люди, а также военные чины и служилые люди составляли третью группу покупателей. В числе покупателей встречаются имена известных исторических личностей – Романовых, Шереметевых, Пожарских, Пушкиных и многих других. Представители аристократии охотнее приобретали печатные книги, в то время как люди третьего сословия предпочитали рукописные.

Развитие русской печатной, преимущественно церковной, и рукописной книги на протяжении первой половины XVII века происходит в полной гармонии, взаимно дополняя и обогащая друг друга. Русская православная церковь, ориентировавшая все усилия на духовно-нравственную, религиозную сторону жизни человека, допустила появление светских изданий. Добровольное отступление от традиций диктовалось условиями того времени, связанного с развитием европейской цивилизации, когда потребность в светских знаниях стала ощущаться и в русском обществе.

Как новое явление можно отметить возникновение первых цельногравированных книжек-альбомов, в которых основная смысловая нагрузка переносится на картинку, а текст низводится до краткой подписи под ней. Этот новый тип изданий явился наиболее выраженной переходной формой книги между старой, по преимуществу церковной книжностью и зарождающейся книжной культурой Нового времени.

На рубеже XVII-XVIII веков, в период петровских реформ, в России сложилась централизованная система книгоиздания, ведущее место в которой занимал Печатный двор. Впервые возникли специализированные центры книгоиздания, которые обслуживали нужды различных ведомств. Жесткая регламентация и контроль деятельности типографий позволили в кратчайшие сроки наладить выпуск книг, которые отвечали поставленным государственным задачам, содействовали формированию новой идеологии. Петровская книга поразительно быстро вошла в жизнь русских людей, воздействовала на их сознание, изменила восприятие окружающего мира, чему способствовало введение гражданского шрифта. Петровская книга выполнила заложенную в ней царем-реформатором идею, которая, трансформируясь, питала русскую книжную культуру на протяжении всего XVIII века.

В петровское время значительно увеличилось количество издаваемых книг и их репертуар. Было даже открыто две библиотеки.

Петровские реформы и последующая деятельность Академии наук по изданию книг дали богатые плоды. Появились качественно новые по содержанию и графическому воплощению книги. Русская книга прошла за короткий промежуток времени путь от компилятивных трудов до оригинальных произведений отечественных ученых, писателей, поэтов. Значительно возросло жанровое разнообразие книг, увеличился круг их потребителей. Светская книга перестала быть достоянием элиты и узкого круга образованных лиц. Исторические, географические, естественнонаучные труды становятся привычными в ассортименте книжных лавок. В этот период в России зародилось и стало развиваться научное книгоиздание, позволившее русским ученым своевременно знакомиться с передовыми достижениями, обмениваться научными результатами. Расширился книгообмен с зарубежными странами.

Книга в России с середины XVIII века до конца XIX

Вторая половина XVIII века – это подъем русской науки и культуры, успехи в книгопечатании и книжной торговле. Расширяется деятельность казенных типографий, перед которыми была поставлена задача «стараться переводить и печатать книги гражданские различного содержания, в которых бы забава и польза соединены были».[7]

С этого времени социальная роль книги резко увеличивается. С самого появления печатного станка, т.е. с того времени, когда книга стала широко проникать в массы, она всегда была как бы «насаждаема» властью. При Иване Грозном книга должна была играть объединяющую роль, и она ее играла, далее ее назначение было просвещение людей – и опять же с подачи правительства. И типографии то были только казенные. К концу XVIII века русское общество достигло той стадии развития, когда оно уже само могло и желало мыслить, без контроля и давления государственной власти. Теперь не только правительство, но и просвещенное общество осознает социальную роль книги. Большой приток информации из западноевропейских стран, несущей в себе новые идеи устройства общества, позволил мыслящим русским людям взглянуть на Россию как бы со стороны, увидеть пороки общества и пожелать, так сказать, лучшей доли. Начинается процесс нарастания оппозиционных мнений. А инструмент у оппозиции в условиях самодержавия только один – книга. Именно с этого времени у печатного слова в русском обществе появляется особый статус. Именно с этого времени можно начать историю такой науки как социология книги, выделившуюся в специальное направление в 70-е годы ХХ века.

Екатерина II положила начало изданию литературно-публицистических журналов. «Многие книгу взяв в руки уже зевают, а листочку навстречу с улыбкой бегут»[8] - рассуждала она, учреждая свой журнал «Всякая всячина»(1769). Именно эти журналы, по словам Бутенко И.А.[9], уже с 40х годов XIX столетия являли собой не только и не столько издания, посвященные литературной критике, сколько общественные каналы выражения определенных политических взглядов.

В этом же, 1769 году открывает свой журнал «Трутень» «ревнитель русского просвещения» Николай Иванович Новиков. Именно этот журнал стал первым носителем оппозиционной мысли, вступив в полемику со «Всякой всячиной» по острым общественно-литературным вопросам, что вызвало гнев императрицы и последующие цензурные ограничения. Однако политическая и гражданская позиция Новикова завоевала множество приверженцев. И вскоре после закрытия «Трутня» журнал зарегистрировали под новым названием «Пустомеля». На его страницах острая сатира сменилась умеренной критикой, но это не спасло, и журнал закрыли. Та же участь постигла и следующую «модификацию» журнала – «Живописца». Идейные взгляды Новикова расходились со взглядами господствующей власти, и в 1792 году Николай Иванович был заточен в Шлиссельбурскую крепость. Последние годы Новикова прошли в родовом имении, где его, старого и больного навещали только родственники и друзья.

В 1783 году был издан указ «О вольном книгопечатании», дававший право на открытие частных типографий. Для издания бесцензурных книг открыл свою типографию А.Н.Радищев, которого впоследствии за книгу «Путешествие из Петербурга в Москву» Екатерина назвала «бунтовщиком хуже Пугачева». Радищев был заключен в Петропавловскую крепость.

Арест и заключение Новикова и Радищева – первые в истории России аресты за неугодную правительству книгу. При Павле 1 множество иностранных книг было запрещено к ввозу, тысячи книг – сожжены. В 1804 году принят первый цензурный устав. С 1807 года, параллельно с официальной цензурой Министерства народного просвещения стала развиваться особая цензура тайной полиции. Все эти факты лишь подтверждают ту огромную роль, которую с конца XVIII века стала играть книга в России (разумеется, речь идет о просвещенном дворянском обществе, крепостные крестьяне в большинстве своем были неграмотны, а простые люди довольствовались лубочными религиозными изданиями).

Несмотря на все большее свирепствование цензуры (а при Николае 1 Россия вообще превратилась в полицейское государство), XIX век был назван «золотым веком русской литературы». В нем творили Пушкин, Лермонтов, Гоголь и многие другие выдающиеся писатели, поэты и литературные критики. Росла численность пишущей и читающей публики. Период политической реакции стал временем расцвета искусства, и прежде всего искусства слова.

Неудивительно, что уже к середине XIX века в России cложилось особое отношение к печатному слову (в первую очередь, к художественному). Интеллигенция, активно читающая и пишущая, исполняла роль, отводимую в гражданском обществе оппозиции. В связи с длительным существованием цензуры, отсутствием политических партий литературное творчество несло исключительную идеологическую нагрузку. Оно оставалось единственной возможностью выразить взгляды, отличные от официальных. При этом авторы нередко прибегали к эзопову языку, что создало особую практику вдумчивого чтения, чтения между строк. Читатель стремился извлечь из текста нечто, не сказанное писателем прямо в силу цензурных ограничений, а «зашифрованное» им так, чтобы можно было понять намек, то есть значительно больше непосредственно напечатанного. Тем самым подобное чтение становилось в значительно большей мере творческим актом, диалогом, в котором читатель играет весьма активную роль. Статус «серьезной» литературы на протяжении более чем столетия оставался в России таким высоким именно в связи с ее обращением в художественной форме к таким проблемам, которые в литературе ни в одной стране мира не обсуждались. Это же обстоятельство придало особый статус и литературно-художественной критике, статус, сохранившейся до середины 90-х годов ХХ века.

Конечно же, это касалось далеко не всех читателей. Массовое чтение отнюдь не сводилось к потреблению изданий, носивших на себе печать той или иной идеологии, выражавших ту или иную социальную тенденцию. Говоря о русской культуре и о традиции вдумчивого чтения, о традиции отношения к книге, как к большой ценности (только русские люди в течение всей своей жизни собирают «домашнюю библиотеку», на Западе это не принято), очевидно, большинство исследователей имеют в виду наиболее интеллектуально нагруженные слои общества.

Книга в ХХ веке

После Февральской революции социальная роль книги в российском обществе не просто возросла, как в конце XVIII века, а резко изменилась. Практически единственным достижением Временного правительства было введение относительной свободы печати, в связи с чем резко возросло количество изданий. Роль печатного слова как оппозиции существующему режиму и его идеологии потеряла свою актуальность, так как реально появились политические свободы. Каждая партия должна была сконцентрировать внимание на «себе», своей программе. И литература, издаваемая в то время, носила ярко выраженный агитационный характер. Это были не книги, даже не журналы, а газеты, листовки. И спрос на книги тоже изменился. Книготорговец из Горловки сообщал, что среди рабочих «поразительный спрос на книги, причем лубок и духовное не берут, требуют политические».[10]

Когда к власти пришла партия большевиков, одним из первых ее законодательных актов был Декрет о печати (27.10.1917), по которому контрреволюционные органы печати подлежали закрытию. И дальше все 70 лет советской власти шла попытка сформировать нового человека, и главную роль в этом должна была играть книга.

В самые первые годы советской власти особое внимание уделялось изданию книг, адресованных низовому читателю. Для этого создавались специальные издательства: «Безбожник», «Красная новь», «Долой неграмотность». Все решения в этих издательствах о том, что издавать или не издавать принимались по команде АГИТПРОПа.

В 1919 году была в первый раз проведена централизация издательского дела, так как стояла задача создать новую книгу для всего советского общества. Кто же должен был ее создавать? Ведь книга ни в коем случае не должна была противоречить идеологии советской власти. Единомыслие должно было быть полным. Поэтому шла борьба за писателя, художника, деятеля искусства, стоявшего на платформе советской власти, но имевшего свою точку зрения по тому или иному вопросу. Ленинская фраза «Кто не с нами, тот против нас» говорит сама за себя. Подобной идеологизации до революции общество не знало. Была цензура, не допускающая какие-то книги к печати, но такого, чтобы любой писатель, художник, критик должен, именно должен славить существующую власть, такого не было никогда. Не потребитель (читатель), а директивные органы определяли характер книжного выпуска.

Конечно, были и успехи в распространении культуры, в книгопечатанье, в книгоиздательской деятельности. В 1920 году из тысячи человек грамотными были только 320[11], то есть 68% населения России было неграмотным. Это проблема была довольно быстро разрешена, и книги стали издаваться больше чем на 100 языках. Было создано несколько новых алфавитов для народностей, не имевших до революции письменности вообще. Известен успех, достигнутый в издании детской книги в издательстве Клячко Л.М. И в целом, не одно поколение советских людей было воспитано на многих прекрасных книгах советских писателей. Классики издавались и переиздавались миллионными тиражами. Но насколько выпускаемая литература удовлетворяла потребности населения, способствовала ли преодолению свойственной советскому обществу закрытости, стала ли книга, по выражению Д.С.Лихачева «самым ответственным представителем культуры всей страны»[12]? Почему в 1939 году академик В.И.Вернадский сказал, что «свой народ революция не допустила реально пользоваться книгопечатаньем»[13]? На все эти вопросы весьма оригинальным способом попытался ответить А.Кончаловский[14], поставив любопытный социальный эксперимент. Жителям деревни, где снимался фильм, он задавал три вопроса, среди них «Знаете ли вы Пушкина?». Оказалось, что Пушкина знают всего 30% населения. Немногим более ста лет назад, при установлении памятника Пушкину, собравшаяся толпа народа недоумевала, почему такая честь оказывается статскому советнику? Прогресс вроде бы налицо, но темпы его не соответствуют ни требованиям времени, ни затраченным усилиям, так как многие годы Пушкина переиздавали огромными тиражами, его стихами открывались буквари и хрестоматии. А в результате между Пушкиным и народом пролегла межа, так до конца и не преодоленная усилиями советских издательств. Корень зла, говорят исследователи, в государственной монополии на печатное слово, в излишней идеологизации книгоиздания. Вместо того чтобы рассказать и показать людям красоту пушкинской поэзии, говорилось о том, как Пушкин ненавидел самодержавие и всеми силами боролся за освобождение народа. Вот в чем главная ошибка. Книга не может быть только общественным явлением, нельзя насильственно внедрять ее в массы. Только «интимный» характер потребления книги ведет к активному диалогу создателя произведения и читателя в режиме «от сознания к сознанию», а результатом такого прочтения книги является взрыв творческого воображения человека.

Перенасыщенность литературы идеологией привела к тому, что в 60-е годы в Советском Союзе было два вида литературы: официально издаваемая и так называемый самиздат – самостоятельно печатаемая и переплетаемая запрещенная литература. И наиболее образованная часть общества, интеллигенция стремилась «достать» именно самиздатовскую литературу. Судя же по советской статистике, наибольшим спросом пользовались сочинения Маркса и Энгельса.

В 60-х годах ХХ века во всем мире исследования книги и личности читателя становится более многоплановым. Это во многом обусловлено «революцией свободного времени», ростом его продолжительности, развитием индустрии досуга. Кроме того, произошли и другие изменения. На Западе конфликт поколений выдвинул на первый план проблему отцов и детей, вопросы, связанные с преемственностью в освоении культуры и разрывами в культурной традиции.

Проблемы, связанные с качественными и количественными характеристиками чтения, вызывают особый интерес также в связи с расширением сферы применения новых средств коммуникации. Специалисты стали скептически относиться к традиционным печатным формам хранения и распространения информации. Все чаще и громче зазвучали голоса тех, кто утверждал, будто печать исчерпала свои возможности и обречена на забвение.

Да, в мире книг и чтения на исходе ХХ века наметились серьезные изменения. Все меньше становится социальная роль книги. Если прежде можно было безоговорочно согласиться со словами известного отечественного исследователя Н.Рубакина о том, что «ничто не характеризует степень общественного развития, как уровень читающей публики»[15], то теперь это утверждение приобрело иное значение. Из напряженного труда души чтение для многих превратилось в сопутствующее занятие (на Западе это произошло раньше). Интерес к «серьезной» литературе проявляет незначительная часть населения, и она все уменьшается. Предметом чтения становятся все чаще краткие жанры – инструкции, в том числе экранные, объявления, правила и т.п. Ни времени, ни душевных сил на вдумчивое чтение, на сопереживающее восприятие у читателя не хватает, поскольку в качестве источника переживаний теперь потребляются всевозможные специализированные издания, в том числе философские трактаты, Библия, Коран, сборники анекдотов, комиксы, хроники происшествий, наконец, телесериалы. Чтение стало в значительно большей степени ориентировано на удовлетворение не столько эстетических, сколько информационно-прагматичеких потребностей. Распространение новых технологий неизбежно приводит к снижению тиражей книгоиздания и читательской активности. Это однако не дает оснований говорить о кризисе чтения. Оно просто приобретает иные формы и несет в себе иное содержание и иные смысловые нагрузки.

Можно сказать, что основной тенденцией последних лет стала утрата печатным словом и чтением их исключительной роли, особенно в российском обществе. Художественная литература, печать в целом перестали быть по крайней мере главным источником для обсуждения глобальных и общечеловеческих проблем, в значительной мере потесненные аудиовизуальными, а позже и интерактивными средствами коммуникации. И тем не менее в круге массового чтения благополучно сосуществуют не только образцы «бульварного чтива», но и то, что всегда было принято называть «серьезной» литературой.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Чтение стало настоятельной потребностью, необходимым условием роста Человека разумного, и потому принятое определение «венца творения» как биологического вида – Homo Sapiens – правомерно, пожалуй, дополнить еще одним: Homo Legens – Человек читающий.

Род людской бесконечно много обязан тому университету, имя которому Книга. В этом университете приобретаем мы необходимые знания и получаем уроки нравственности, духовности, без которых оскудели бы разумом и очерствели бы сердцем.

Вот уже более пятисот лет сопутствует человеку печатная книга, сохраняя в принципе свой внешний вид. Бурное развитие науки и техники в современную эпоху породило ряд пессимистических теорий относительно будущего книги. Проблемой этой занимаются не только фантасты – от Жюля Верна и Герберта Уэллса до Айзека Азимова и Рэя Брэдбери, - но также и ученые, в том числе социологи.

На одной из конференций специалистов по ЭВМ Айзек Азимов сказал[16]: «Я хочу попытаться описать идеальную информационно-поисковую систему. Пользование ею должно быть доступно каждому, в том числе тем, кто не имеет для этого специальной подготовки; она должна быть портативной, для нее не должен требоваться никакой внешний источник питания; информация должна храниться в ней постоянно и не исчезать из-за всяческих поломок и накладок…». К этому моменту аудитория уже была озадачена. И тут писатель, выдержав эффектную паузу, произнес: «Надеюсь, вы понимаете, что речь идет просто о книге».

Да, книга не уйдет из нашей жизни. Ведь только книга включает зрительное воображение, позволяет его развивать. Смотря же на экран телевизора, мозг отключается, т.к. ему не нужно работать, все итак дано: и образы зрительные, и звук. Компьютер не может вытеснить книгу, а может стать лишь средством для ее более удобного распространения.

Несмотря не все технически новшества, книга сохранит свое социальное значение и своих поклонников. Звезды «галактики Гутенеберга» будут по-прежнему манить с неба грядущего, будоража людскую мысль и мечту.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бутенко И.А. Читатели и чтение на исходе ХХ века: социологические аспекты. – М.: Наука, 1997

Динерштейн Е.А. Книга в советском обществе. Книга. Исследования и материалы. Сборник 74. – М.: TERRA, 1997

История книги. Под.ред. А.А.Говорова, Т.Г.Куприяновой. – М.: изд.-во МГУП «Мир книги», 1998.

Ленский Б.В. Книжный маркетинг. Рынок продавца или рынок покупателя. Книга. Исследования и материалы. Сборник 75. – М.: TERRA, 1997.

Соловьев А.И. Плюрализм современной книжной культуры: пути удовлетворения потребностей в книге. Книга. Исследования и материалы. Сборник 60. – М.: изд.-во «Книжная палата», 1990.

Человек читающий. Homo Legens. Писатели ХХ века о роли книги в жизни человека и общества. Составитель С.И.Бэлза. – М.: Прогресс, 1989.

[1] Р.Эскарпи. Революция в мире книг. М.: Книга, 1972, стр.20

[2] Там же, стр. 22-30

[3] Словьев А.И. Плюрализм современной книжной культуры: пути удовлетворения потребностей в книге. Книга. Исследования и материалы. Сборник 60. – М.: изд.-во «Книжная палата, 1990.

[4] Человек читающий. HOMO LEGENS. Писат. ХХ в. о роли кн. в жизн.челов. и общ., М.: Прогресс, 1989, стр.351

[5] Бутенко И.А. Читатели и чтение на исходе ХХ века: соц.аспекты. М.: Наука, 1997, стр.10

[6] История книги под ред. А.А.Говорова, Т.Г.Куприянова. М.: изд.-во МГУП «Мир книги», 1998, стр.86-204

[7] Сидоров А.А. История оформления русской книги, стр.166

[8] Цитирую по Истории книги под ред. А.А.Говорова и Т.Г.Куприяновой. М.: изд.-во МГУП «Мир книги», 1998

[9] Бутенко И.А. Читатели и чтение на исходе ХХ века: социологические аспекты. М.: Наука, 1997, стр. 15

[10] Книжное дело, 1909. № 46. Стр.53

[11] Динерштейн Е.А. Книга в советском обществе. Книга. Исследов.и мат., сб.74, стр.166

[12] Лихачев Д.С. Заметки и наблюдения. Из зап.книжек разных лет. Л.: 1989, стр.258

[13] Вернадский В.И. Дневник 1939. Дружба народов № 11, стр.29

[14] Андрей Кончаловский играет в русскую рулетку. Известия. 19.11.1994

[15] Рубакин Н.А. Этюды о читающей публике. СПб, 1987, стр.7

[16] Цитирую по книге Homo Legens. Человек читающий. Писатели ХХ века о роли книги в жизни человека и общества. М.: Прогресс, 1989. Стр.15