Чудаки из «Чевегура»

2.3.     Чудаки из «Чевегура»

Путешествие в уездный городок Чевенгур – в «страну Утопию» Платонова начинается – полнее по законам социальной фантастики – с серии весьма сложных вычислений, с цепочки рассуждений писателя о человеке – пришельце из доисторических времен, о поисках им смысла жизни.[5]

Удивительно, неповторимо все это «сокровенное пространство», как бы сочетающее в себе и 1921 год, время Кронштадского мятежа и восстания эсера Антонова на Тамбовшине, и одновременно 1929 год, крутой натиск сплошной коллективизации.

Вся первая часть романа «Происхождение мастера» самая мифологическая, это повествование о таком пришельце – мастере, полукрестьянине, без семьи, без рода.

Герой романа А. Платонова «Чевенгур» - Захар Павлович, чудак, бобыль, живущий в землянке, любопытен мастеру своей нежностью к природе. «У бобыля только переводилось удивление с одной вещи на другую, но в сознание не превращалось».

Этот пришлец, Захар Павлович, остается в своем условном – судя по избам, по пашням, мужицким семьям – полудеревенском мире. Но чистой деревней это пространство также не назовешь: это царство чудаков, юродивых, бессмыслицы, сиротства. Бобыль – это наивность природного человека.

Он умер, безмолвный, не разгадавший ни единой тайны, «ни в чем не повредив природы».

Другой чудак, почти призрак, явившийся ниоткуда, - это рыбак с озера Мутево, который захотел разгадать тайну смерти, «встретиться с ней». Он утопил себя в порыве фантастического любопытства. Этот рыбак был отцом главного героя романа Саши Дванова, своего рода Гамлета, одержимого сомнениями. Захар Павлович сделает его своим приемным сыном.

Во второй части, которую можно назвать «Путешествие с открытым сердцем», изображены странствия Саши Дванова и Степана Копенкана в 1919- 1921 гг. среди всякого рода «микрокоммун».

В третьей части все герои (Копенкин, Пашинцев, Чепурный, Гопнер, Сербинов) собраны в чевенгурском «коммунизме» и гибнут в бою за него с неведомо откуда взявшимися казаками, «кадетами на лошадях».

Итак два героя, Степан Копенкин, своего рода Дон Кихот от революции на лошади «Пролетарская сила», и ее же Гамлет, Саша Дванов, непрерывно едут в степном пространстве, где «незасеянное поле», народное правдоискательство, уже гонит в рост различнейшие всходы…

Герои Платонова всегда в известном смысле «путешественники без багажа» - без узких черт сословия, без родословной. Единственный вид истории способен был интересовать писателя до конца дней – это история самых глубоких психологических состояний, смена одних состояний другими, переход опыта одного человека другому. В трудовых низах хранились для Платонова, часто в низвергнутом, искаженном виде, зародыши и ростки новых человеческих душ, начала красоты и добра, солидарности и сострадания.

В этом романе Платонов предстал как достойный наследник великих этических учений, мечтаний о «восстановлении погибшего человека» (Ф. М. Достоевский), провозвестник идей этической равноценности всех людей. Герои «Чевенгура» - странные, нелепые, часто ужасающие искренностью совей жестокости и привязанности к миражным целям – обозначили своей судьбой-предостережением ту опасную пропасть, которая нередко определяет (и отдаляет) человечество от обетованной земли.

2.4. Вощев – скиталец из «Котлована»

Повесть «Котлован» по праву считают самым совершенным, «мыслеемким» произведением Платонова. «Котлован начинается стремительно, но с рассуждения, а не с события: у очередного платоновского скитальца Вощева (рабочего, инженера?) возник некий «кочевой зуд» в ногах, тоска от бессмысленности жизни, сорвавшая его с насиженного места. Взял да и шагнул с некоего благополучного завода, работающего по плану, в магнитное стихийное поле идей, споров утопического котлована[6].

Исследователи обратили внимание на особенность фамилии Вощева. В данной фамилии героя мерцает множество разных смыслов: «воск», «вощеный», т.е. человек, абсолютно чуткий к воздействиям жизни, все вбирающий, подчиняющийся течениям. Но «Вощев» - это и «вотще», т. е. напрасно, тщетно (намек на его тоску, волю к поискам сложной истины).

В «Котловане» Платонов вновь собрал все крайнее, предельное, что вымечтали темные, анархические низы России в своих снах о будущем. Он собрал все светлое и мрачное, болезненное, даже страшное, что породили в нем же века рабства, разобщения, гнета, невежества. Все делается этими людьми, верными своей идее жизни, неискушенными, наивными, а порой жестокими, как дети, с редкой категоричностью, максимализмом решений, с четко заявленной потребностью резкого, волевого изменения всего мироздания. Восхищаться силой наивного сознания, историческим подвигом «сырых» правдоискателей Платонов уже не может.

Строители котлована все делают не для себя, а «впрок». Весь смысл строительства дома общепролетарского счастья для героев «Котлована» - в преодолении собственного эгоизма, обольщений личной выгоды.

Когда умирает девочка Настя, этот хрупкий носитель еще не пришедшего будущего, благая весть из него, как Вощев, даже видя могучие колонны тружеников, содрогнулся: «… стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, - он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении? Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького верного человека, в котором бы истина стала бы радостью и движением?» [23, 354].

2.5.Новые люди у Платонова

Образы новых людей в «Ювенильном море» - последней повести, явно соотносящейся с «Чевенгуром» и «Котлованом», - Платонов также создавал в мучительном противопоставлении распространенным схемам, нормативам, всей поэтике иллюстративности, создавал по законам своего художественного мира.

Кто же такие новые люди? Николай Вермо «мчится в действительность, заряженный природным талантом и политехническим образованием». Он не просто инженер – он мыслит космическими категориями, и он не случайно музыкант – музыка у Платонова постоянно стала входить как один из компонентов в «вещество существования». В деяние героя вновь включено нечто «абсолютное». Он знает: есть планы одного года, есть даже великие планы пятилетки, есть тонны угля, нефти, мяса, есть тысячи орошенных гектаров земли, все это уважительные и единственные цели для героев «производственных» очерков. Но есть планы и более вечные – открытие «моря юности», лежащего под песками сухой степи… Конечно, это символ, высшая ставка в игре страстей и борьбе идей: «море юности», бесполезное в стареющем человечестве, впервые открывается, вводится в дело социализмом, но как велика в таком случае ответственность человека за чистоту этого моря! Платонов не побоялся столкнуть в «Ювенильном море» героев, которые не усваивали его до конца, в которых живут его тревога и сомнения.

Николай Вермо – молодой герой со светлыми глазами, одновременно «темневшими от счастья и бледневшими от печали», с предчувствием «всеобщего будущего».

Такими представляются «новые люди» Платонову, люди не утратившие веру, мечту, наделенные самым сокровенным, дорогим, что может быть у человека.

Заключение

 20 век в России принес окончательное формирование тоталитаризма. В период наиболее жестоких репрессий, в то время, когда человек был окончательно обезличен и превращен в винтик огромной государственной машины, писатели яростно откликнулись, встав на защиту личности. Ослепленные величием целей, оглушенные громкими лозунгами, мы напрочь забыли об отдельном человеке.

Идеи Платонова о неповторимой ценности каждой человеческой личности отвечают устоям гуманистической философии. И человек и народ будут «полны», когда окончательно победят разобщение, утрату свободы и выветривание «я» в некоем зарегулированном муравейном сообществе».

В повестях «Ямская слобода», «Сокровенный человек», в романах «Чевенгур» и «Котлован» явились коренные платоновские типы – чудаки, скитальцы, «маргиналы»: Филат, Фома Пухов, Степан Копенкин, Саша Дванов, Вощев и Прушевский. Их не назовешь праведниками, это скорее «еритики» от революции, хотя они как будто первыми создают «оазисы коммунизма» в уезде Чевенгур или сооружают общепролетарский дом счастья.

В повестях и рассказах писателя мы находим целую галерею «сокровенных людей», которые с великим трудом освобождаются из состояния сцепления со всякими «тормозами» зла, мешающими человеку обрести моральное совершенство и могущество.

Как бы ни отдалялась иногда перед духовным взором писателя картина светлого будущего, свет в жизни, вера в человека неизменно оживали в его художественном мире.

Тот кого в свое время Белинский назвал “маленьким человеком”, о ком сокрушался Достоевский, кого пытался поднять с колен Чехов и Горький, о ком как о «сокровенном человеке» писал А. Платонов, затерялся в просторе огромного государства, превратился в малую песчинку для истории, сгинув в лагерях. Огромных усилий стоило писателям его воскрешения для читателей в своих книгах. Традиции классиков, титанов русской литературы продолжили писатели городского направления прозы, те кто писал о судьбе деревни в годы гнета тоталитаризма и те, кто повествовал нам о мире лагерей. Их были десятки. Достаточно назвать имена нескольких из них: Солженицын, Трифонов, Твардовский, Высоцкий, чтобы понять какого огромного размаха достигла литература о судьбах “маленького человека” двадцатого столетия.

 

Список используемой литературы

Акаткин В.М. Покушение на вселенную: [О стихах писателя]//Акаткин В.М. Живые письмена. (О поэтах и поэзии).- Воронеж, 1996.- С.82-101. Андрей Платонов: Мир творчества: [Сб./ Сост.: Н.В.Корниенко, Е.Д.Шубина; Предисл. Е.Шубиной].- М.,1994.- 430с.: ил.- Библиогр.: С.410-430. Андрей Платонов. Исследования и материалы: Межвуз.сб. науч.тр./ Воронеж. гос. ун-т; [Редкол.: Т.А.Никонова (отв.ред.) и др.].- Воронеж, 1993.- 193с. Будаков В. Снова посеять Россию...: О воен. прозе Андрея Платонова// Берег.- 1998.- 21 авг.(N 34).- С.13. Буйлов В. Андрей Платонов и язык его эпохи// Рус. словесность.- 1997.- N 3.- С.30-34. Варламов А. Платонов и Шукшин: Геополит. оси рус. лит.// Москва.- 1998.- N 2.- С.167-174. Галасьева Г.В. Замятин и А.Платонов: К проблеме типологического исследования// Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: В VI-ти кн. Кн.IV/ Под ред. проф. Л.В.Поляковой.- Тамбов, 1997.- С.180-188. Золотоносов М. Ложное солнце: "Чевенгур" и "Котлован" в контексте сов. культуры 1920-х годов// Вопр. лит.- 1994.- Вып.5.- С.3-43. Евдокимов А. "Чевенгур" и русское сектанство// Новая деловая книга.- 1998.- N 2.- С.28-32. Елисеев Н. Загадка "Фро": К истории загл. рассказа// Новый мир.- 1997.- N 3.- С.213-216. Калашников В. Жалобное сердце: [О прозе А.Платонова]// Дон.- 1996. - N 4.- С.199-211. Карасев Л.В. Движение по склону: Пустота и вещество в мире А.Платонова// Вопр. философии.- 1995.- N 8.- С.123-143. Ковров М. "Погибший от смерти": [К творч. биогр. А.Платонова]// Наш современник.- 1997.- N 11.- С.242-249. Корниенко Н. Зощенко и Платонов: Встречи в лит.// Лит. обозрение.- 1995.- N 1.- С.47-54.- Библиогр. в примеч. Корниенко Н.В. История текста и биография А.П.Платонова (1926- 1946): Монография// Здесь и теперь.- 1993.- N 1.- 320с. Лангерак Т. Андрей Платонов: Материалы для биографии. 1899-1929гг. - Амстердам, 1995.- 274с.- рус. Ласунский О.Г. Из ранней биографии А.Платонова// Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания.- Воронеж, 1998.- Вып.10.- С.79-81. Матвеева И.И. Сатирические и комические элементы в раннем творчестве А.Платонова// Русская литература XX века: образ, язык, мысль.- М.,1995.- С.3-14.- Библиогр. в примеч. Мущенко Е.Г. В художественном мире А.Платонова и Е.Замятина: Лекции для учителя-словесника.- Воронеж, 1994.- 84с. Найман Э. "Из истины не существует выхода": А.Платонов между двух утопий// Новое лит. обозрение.- 1994.- N 9.- С.233-250. Никонова Т. Необходимость Платонова: [Заметки о творчестве писателя]// Воронеж. вести.- 1998.- 4 сент.(N 36).- С.5. Орлов Ю.В. "Усомнившийся" Платонов: [Исслед. яз. и стиля произведений А.Платонова]// Рус. яз. в школе.- 1996.- N6.- С.62-65. Платонов А. Повести и рассказы. – Л.: Лениздат, 1985. – 703 с. Семенова С. Воскрешенный роман Андрея Платонова: Опыт прочтения "Счастливой Москвы"// Новый мир.- 1995.- N 9.- С.209-226. Сизых О.В. Традиции А.Пушкина в изображении "маленького человека" в творчестве А.Платонова// Русская литература XX века: образ, язык, мысль.- М.,1995.- С.14-19. Скобелев В.П. Перспективы разорения и созидания: О повести А.Платонова "Котлован"// Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания.- Воронеж, 1998.- Вып.10.- С.82-92. Спиридонова И.А. Портрет в художественном мире Андрея Платонова // Рус. лит.- 1997.- N4.- С.170-183. "Страна философов" Андрея Платонова: проблемы творчества: По материалам первой междунар. конф., посвящ. 90-летию со дня рождения А.П.Платонова, Москва, 20-21 сент.1989г./ Рос. АН, Ин-т мировой лит. им.А.М.Горького; [Ред.-сост. Н.В.Корниенко].- М., 1994.- 265с. Терентьева Н.П. Формула жизни Андрея Платонова: Уроки по рассказам А.Платонова в V классе// Лит. в шк.- 1995.- N 2.- С.72-75. Тринко А. Тени великого инквизитора: Трилогия А.Платонова в зеркале метаистории// Лит. учеба.- 1996.- Кн.2.- С.71-90. Чалмаев В. Андрей Платонов: К сокровенному человеку.- М., 1989.- 448с. Червякова Л. Техника и человек в романе Е.Замятина "Мы" и фантастических рассказах А.Платонова// Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: В VI-ти кн. Кн.IV/ Под. ред. проф. Л.В.Поляковой.- Тамбов, 1997.- С.189-192.

 

[1] Сизых О.В. Традиции А.Пушкина в изображении "маленького человека" в творчестве А.Платонова// Русская литература XX века: образ, язык, мысль.- М.,1995.- С.14

[2] Чалмаев В. Андрей Платонов: К сокровенному человеку.- М., 1989.- 448с.

[3] Калашников В. Жалобное сердце: [О прозе А.Платонова]// Дон.- 1996. - N 4.- С.199

[4] Спиридонова И.А. Портрет в художественном мире Андрея Платонова // Рус. лит.- 1997.- N4.- С.170

[5] Золотоносов М. Ложное солнце: "Чевенгур" и "Котлован" в контексте сов. культуры 1920-х годов// Вопр. лит.- 1994.- Вып.5.- С.5

[6] Скобелев В.П. Перспективы разорения и созидания: О повести А.Платонова "Котлован"// Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания.- Воронеж, 1998.- Вып.10.- С.82