Некоторые аспекты методологии квантификационного исследования ментальности

Р. В. Манекин

«Я не отрицаю достижений науки о человеке. Надо только признать, что если мы знаем все больше о человеке, то, возможно, нам все менее ясна его сущность. Прогресс специальных наук... вместе тем исключает возможность простого и единого ответа. Рост этих знаний ставит под вопрос правомерность самой надежды иметь единый ответ»

Marcel G. L'homme problematique. Paris, 1955. P.74.

В самое последнее время в отечественной историографии, возникает все больше работ, авторы которых, в той или иной мере, затрагивают проблему ментальности. Между тем, четкое определение этого понятия нам неизвестно.

В попытках отыскать истину или хотя бы обозначить проблему, учеными, философами, мыслителями было создано множество направлений в психологии, истории, антропологии, этнографии, философии, философии истории и других гуманитарных науках.

Что касается нас, то, говоря о ментальности, мы бы, прежде всего, разделили понятия ментальности коллективной (национальной, социальной и т. д.) и индивидуальной. (При этом вопрос о терминах, безусловно, остается дискуссионным). В настоящее время большинство специалистов-историков занимаются изучением коллективной ментальности (1), и только намечается подход к проблеме ментальности индивидуальной.(2)

Отсюда возникает проблема выработки единого понятийного и категориального аппарата, который мог бы эффективно использоваться как в первой, так и во второй сферах исследований – такого аппарата, который четко определил бы сферу компетенции гуманитарных дисциплин, с одной стороны, и облегчил бы использование методов точных наук в гуманитаристике — с другой.

Целью настоящей статьи и является разработка методологических основ изучения индивидуальной ментальности с помощью количественных методов.

Итак, прежде всего, необходимо отметить, что, с нашей точки зрения, понятие «ментальность» является сложным и включает в себя следующие уровни:

- психофизический (при этом существует гипотеза, согласно которой психофизические процессы носят неделимо-целостный , холистический характер, ввиду чего их нельзя адекватно выразить ни одной моделью, исходящей из представлений традиционной науки(4));  

- психический;

- культурно-исторический;

- духовно-религиозный и космический.

Модель психической структуры личности по К. Г. Юнгу описана в работе (4).

Рассматривая культурно-исторический уровень ментальности, (очевидно - наиболее доступный квантифицированию), нужно, вероятно, исходить из предпосылки, что на личность оказывает значительное влияние совокупность слоев коллективного бессознательного, представленная в динамике исторического процесса. Иными словами, само понятие личности включает в себя как свою составную часть групповую ментальность в историческом контексте (не путать с понятием коллективной ментальности - см. понятие «соборная личность» у Н. Бердяева). Под групповой ментальностью, бытующей в историческом контексте, следует понимать отражение совокупного культурно-исторического, социального и национального опыта, преломленного в «линзе сознания» конкретной личности.

Для анализа этого опыта выделим следующие культурно-исторические факторы, которые предлагаем рассматривать в синхроническом и диахроническом аспектах:

1) материальные факторы быта (экономические, этнографические и археологические данные);

2) поведенческие стереотипы (этнографические и психологические данные);

3) эмоциональное восприятие мира (данные психологии и художественного творчества);

4) художественное восприятие мира (этнографические и искусствоведческие данные, а также данные художественного творчества);

5) лингвистические факторы;

6) рациональное восприятие мира;

7) мировоззренческие факторы.

Для квантификационного анализа, как думается, наиболее подходящими являются факторы 4 и 6 групп. Косвенное представление о других факторах, в частности о 7, можно получить, опираясь на результаты анализа факторов указанных групп.

Следуя Р. Дж. Коллингвуду (6), можно утверждать о том, что судить о ментальности индивида в историческом контексте нужно по совокупности манифестаций личности (прагматических и духовных) в окружающий мир. При этом, достаточно вероятно, что атрибуция актуализации ментальности в «пограничных областях» взаимодействия внутреннего (включая и возможные) и внешнего (объективно и субъективно; включая и возможные) миров человека обещает принести весомые плоды. И, все же, не стоит забывать о том, что значительная часть ментального материала ipso facto остается «за кадром» и не дает явной манифестации.

Проблема источника в контексте исследования ментальности (исторический аспект) уже анализировалась в известных работах (см.9) Тем не менее, стоит, вероятно, упомянуть хотя бы три момента источниковедческого анализа подобного рода, а именно:

1. Речь идет о таком понимании проблемы репрезентативности источника, существенной частью которого является сохранность признаков его непосредственного участия в историческом процессе (см.: «Реальная действительность не только отображается в историческом источнике, она всегда как бы воплощается в нем. Под воплощением действительности в источнике следует понимать тот факт, что любой исторический источник есть часть действительности... и частица этой плоти дошла до наших дней и служит для нас объектом изучения»(10).

С этой точки зрения, например, вещественные источники в большей степени отвечают требованиям репрезентативности, чем, скажем, письменные, поскольку их характеризует почти полное отсутствие дистанциированности информационного посыла и отображаемого исторического процесса; высокая дифференциация отображения действительности, опосредованная сопричастностью вещи с культурой эпохи, а также латентность («не-проявленность») авторского начала в информационном посыле.

2. В этой связи, как думается, историческая ценность источника раскрывается через отношение информационного потенциала (под которым следует понимать всю информацию источника, включая непознанную, скрытую от нас) к информационному полю (совокупность известной информации).

3. Не стоит также забывать и о наличии и взаимосвязи двух сторон информационного посыла источника: дискретной (через знак, символ), - стороны, обращенной к логическим формам воплощения и отображения действительности и континуальной - обращенной к континуальным потокам сознания.

И вот, в силу того, что в контексте манифестации индивидуальной ментальности (помимо названного) наверняка присутствует рациональный элемент, мы можем говорить о правомерности применения математических методов в ее исследованиях. И одним из наиболее доступных источников такого рода являются нарративные (исторические, художественные, философские) тексты.

Изучение нарративов есть средостение, не менее, трех научных направлений. Речь идет о: тридцатилетней традиции использования методов искусственного интеллекта (ИИ) (см., напр., Н. Лаптес, А. Джордж, Р. Абельсон); о философской герменевтике (М.Хайдеггер, Г.Риккерт, Х.-.-Г..Гадамер) и традиционного экспертного анализа (см. , скажем, раб. Л.Милова).

В нашем случае содержательный анализ исходного материала, естественно, должен предварять другие виды анализа. Причем, вычленение первичных элементов счеты ipso facto должно осуществляться на основе общей концептуальной схемы(9). Вот почему, в подобных исследованиях, мы признаем приоритет контент-анализа к другим видам квантификации.

Как правило, под термином «контент-анализ» принято понимать выявление и учет в тексте наиболее существенных и устойчивых характеристик объекта исследования. Особенностью исследования рациональной компоненты ментальности является то обстоятельство, что в тексте она актуализируется и не столько через термин, а скорее понятием, выраженным фразой, предложением или группой предложений.

Результаты и интерпретация результатов контент-анализа прямо зависят от качественного выделения первичных индикаторов исследования. Общий вид методики анализа индивидуальной ментальности, основанной на исследовании философских текстов, может быть следующим: