Навигация
Отстаивание точки зрения в политическом дискурсе
26758
знаков
0
таблиц
0
изображений
3.3. Отстаивание точки зрения в политическом дискурсе
Итак, политический дискурс, чтобы быть эффективным, должен строиться в соответствии с определенными требованиями военных действий. Выступающие обычно предполагают, что адресат знает, к какому лагерю относится, какую роль играет, в чем эта роль состоит и – не в последнюю очередь – за какое положение выступает («аффирмация») и против какого положения и какой партии или какого мнения («негация»), ср. [Grunert, Kalivoda 1983: 75]. Принадлежность к определенной партии заставляет говорящего
– с самого начала указать конкретный повод для выступления, мотив «я говорю не потому, что мне хочется поговорить, а потому, что так надо»;
– подчеркнуть “репрезентативность” своего выступления, указав, от лица какой партии, фракции или группировки высказывается данное мнение, – мотив «нас много»; поскольку коллективное действие более зрелищно, чем отдельное выступление, часто предусматриваются поддерживающие действия со стороны единомышленников;
– избегать проявления личностных мотивов и намерений, тогда подчеркивается социальная значимость и ответственность, социальная ангажированность выступления – мотив «я представляю интересы всего общества в целом» (ср. [Volmert 1989: 23]).
Как и на поле боя, политический дискурс нацелен на уничтожение «боевой мощи» противника – вооружения (то есть мнений и аргументов) и личного состава (дискредитация личности оппонента).
Одним из средств уничтожения противника в политическом дебате является высмеивание противника. Смех вообще, по мнению многих теоретиков (напр., А. Бергсона), проявляет неосознанное желание унизить противника, а тем самым откорректировать его поведение. Такая направленность осознанно эксплуатировалась в политических дебатах еще со времен Римской империи. Об этом свидетельствуют обличительные речи Цицерона, в которых высмеиваются даже интимные характеристики противника, вообще говоря, не имеющие прямого отношения к политике. По [Corbeill 1996: 4], оратор «входит в сговор» со слушателем, стремясь исключить из игры своего политического оппонента как не заслуживающего никакого положительного внимания. Много поучительных примеров такого способа уничтожить противника находим мы у В.И. Ленина.
Поскольку высмеивание находится на грани этически допустимого, можно предположить, что в наибольшей степени оскорбительный юмор воспринимается обществом как уместный только в самый критический период; а в «нормальные» периоды такой жанр вряд ли допустим.
В более же мягкой форме исключают противника из игры, когда говорят не о личности (аргументируя ad hominem), а об ошибочных взглядах, «антинаучных» или несостоятельных. Так, во времена СССР говорили о «патологическом антикоммунизме», «научной несостоятельности», «фальсификации фактов», «игнорировании исторических процессов» и т.п., см. [Bruchis 1988: 309]).
Еще мягче выражались, когда говорили, что «товарищ не понял» (скажем, недооценил преимущества социализма перед капитализмом и т.п.) – своеобразно смягченная оценка не очень высокого интеллекта противника. В академическом, не политическом дискурсе чаще в таких случаях говорят о том, что нечто у данного автора «непонятно» или «непонятно, что некто хотел сказать»: в этом саркастичном обороте вину как бы берет на себя интерпретатор. Еще больший эвфемизм граничит с искренностью – когда говорят: «Я действительно не понимаю...».
Отстранив таким образом оппонента от равноправного участия в обсуждении вопросов, оратор остается один на один со слушателем; при определенных режимах свободный обмен мнениями не предполагается, и политический дискурс не нацелен на диалог, см. [Morawski 1988: 11].
4. Заключение
Итак, интерпретируя политический дискурс в его целостности, нельзя ограничиваться чисто языковыми моментами, иначе суть и цель политического дискурса пройдут незамеченными. Понимание политического дискурса предполагает знание фона, ожиданий автора и аудитории, скрытых мотивов, сюжетных схем и излюбленных логических переходов, бытующих в конкретную эпоху. Поэтому, хотя термин «политологическое литературоведение» звучит сегодня необычно, а «политологическая лингвистика» давно завоевала свое право на существование, следует признать, что более интересного результата можно добиться только в рамках объединения этих дисциплин, то есть, от политологической филологии.
Список литературы
Badaloni N. 1984 – Politica, persuasione, decisione // Linguaggio, persuasione, verita. – Padova: Cedam (Milani), 1984. P. 3-18.
Bayley P. 1985 – Live oratory in the television age: The language of formal speeches // G. Ragazzini, D.R.B.P. Miller eds. Campaign language: Language, image, myth in the U.S. presidential elections 1984. – Bologna: Cooperativa Libraria Universitaria Editrice Bologna, 1985. P. 77-174.
Bell V. 1995 – Negotiation in the workplace: The view from a political linguist // A. Firth ed. The discourse of negotiation: Studies of language in the workplace. – Oxford etc.: Pergamon, 1995. P. 41-58. Bruchis M. 1988 – The USSR: Language and realities: Nations, leaders, and scholars. – N.Y.: Columbia University Press, 1988.
Corbeill A. 1996 – Controlling laughter: Political humor in the late Roman republic. – Princeton; N.J.: Princeton University Press, 1996.
Coseriu E. 1987 – Lenguaje y politica // M. Alvar ed. El lenguaje politico. – Madrid: Fundacion Friedrich Ebert, Instituto de Cooperacion Iberoamericana, 1987. P. 9-31.
Duez D. 1982 – Silent and non-silent pauses in three speech styles // Language and Society, 1982, vol. 25, № 1. P. 11-28.
Garcia Santos J.F. 1987 – El lenguaje politico: En la Secunda Republica y en la Democracia // M. Alvar ed. El lenguaje politico. – Madrid: Fundacion Friedrich Ebert, Instituto de Cooperacion Iberoamericana, 1987. P. 89-122.
Grac J. 1985 – Persuazia: Oplyvkovanie cloveka clovekom. – Brno: Osveta, 1985.
Grunert H., Kalivoda G. 1983 – Politisches Sprechen als oppositiver Diskurs: Analyse rhetorisch-argumentativer Strukturen im parlamentarischen Sprachgebrauch // E.W. Hess-Luttich ed. Textproduktion und Textrezeption. – Tubingen: Narr, 1983. S. 73-79.
Guilhaumou J. 1989 – La langue politique et la revolution francaise: De l'evenement a la raison linguistique. – P.: Meridiens Klincksieck, 1989. Januschek F. ed. 1985 – Politische Sprachwissenschaft: Zur Analyse von Sprache als kultureller Praxis. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1985.
Martinez Albertos J.-L. 1987 – El lenguaje de los politicos como vicio de la lengua periodistica // M. Alvar ed. El lenguaje politico. – Madrid: Fundacion Friedrich Ebert, Instituto de Cooperacion Iberoamericana, 1987. P. 71-87.
Miles L. 1995 – Preface // C. Schaffner, A.L. Wenden eds. Language and peace. – Aldershot etc.: Dartmouth, 1995. P. ix-x. Morawski L. 1988 – Argumentacje, racjonalnosc prawa i postepowanie dowodowe. – Torun: Universytet Mikolaja Kopernika, 1988.
Morik K. 1982 – Uberzeugungssysteme der Kunstlichen Intelligenz: Validierung vor dem Hintergrund linguistischer Theorien uber implizite Ausserungen. – Tubingen: Niemeyer, 1982.
Pocock J. 1987 – The concept of a language and the metier d'historien: Some considerations on practice // A. Pagden ed. The languages of political theory in early – modern Europe. – Cambr. etc.: Cambr. University Press, 1987. P. 19-38.
Rathmayr R. 1995 – Neue Elemente im russischen politischen Diskurs seit Gorbatschow // R. Wodak, F.P. Kirsch eds. Totalitare Sprache – langue de bois – language of dictatorship. – Wien: Passagen, 1995. S. 195-214.
Schopenhauer A. 1819/73 – Die Welt als Wille und Vorstellung: 1. Bd. Vier Bucher, nebst einem Anhange, der die Kritik der Kantischen Philosophie enthalt. 4. Aufl // A. Schopenhauer's samtliche Werke / Hrsgn. v. Julius Frauenstadt. 2. Aufl: Neue Ausgabe. Bd. 2. – Leipzig: Brockhaus, 1891.
Schrotta S., Visotschnig E. 1982 – Neue Wege zur Verstandigung: Der machtfreie Raum. – Wien; Hamburg: Zsolnay, 1982.
Todorov T. 1991 – Les morales de l'historique. – P.: Grasset, 1991. Volmert J. 1989 – Politikrede als kommunikatives Handlungsspiel: Ein integriertes Modell zur semantisch-pragmatischen Beschreibung offentlicher Rede. – Munchen: Fink, 1989.
Wierzbicka A. 1995 – Dictionaries and ideologies: Three examples from Eastern Europe // B.B. Kachru, H. Kahane eds. Cultures, ideologies, and the dictionary: Studies in honor of Ladislav Zgusta. – Tubingen: Niemeyer, 1995. P. 181-195.
Примечания
1. Термин «политический язык», по [J. Guilhaumou 1989: 10], начал широко употребляться с 1789 г., под влиянием книги Sieyes «Qu'est-ce que le Tiers Etat?”, первоначально в следующем узком смысле: политический дискурс, направленный на уничтожение привилегий.
2. Так, речь политика в интервью содержит в два раза больше значимых пауз, чем интервью других людей [D. Duez 1982: 11]; эти паузы у политиков к тому же более длительны, что позволяет сравнить такие интервью со сценической речью.
3. Т. Тодоров [T. Todorov 1991: 7-14] указывает, что приблизительно в 1789 г. произошло следующее изменение терминологии: вместо традиционного выражения «моральные и политические науки» (sciences morales et politiques) теперь говорят о «социальных науках» и о «науках о человеке» (sciences humaines); первым в этом был Кондорсе, теоретик новой концепции государства, а затем, через О. Комта, термины эти вошли в широкое употребление.
4. Недаром некоторые исследователи (напр., [Pocock 1987: 19]) полагают, что история политической мысли – это история политического дискурса, то есть, изменение речевых актов (устных или письменных), выполненных в рамках определенных конвенций, и изменение условий допустимости этих речевых актов.
5. В критические периоды истории по уничижительному употреблению оскорбительных именований можно иногда однозначно опознать партийную принадлежность говорящего. Так, во время Испанской республики 1932 г. коммунисты в пейоративном значении употребляли именования anarco-burgues «анархо-буржуазный», anarcofascista «анархофашист», socialfascista «социал-фашист»; представители левого крыла рабочего движения – burgues «буржуазный», cochino burgues «буржуазная свинья», senorito «господинчик», senorito de cabaret «кабаретный господинчик», fascista «фашист», hombre feliz «блаженный»; фашисты называли коммунистов parasitos «паразиты», convidados «приглашенные», semiosenoritos «полугосподинчики», zanganos «трутни», zanganos de casino «трутни из казино»; левое республиканское крыло именовало антиреспубликанцев cavernicolas «дремучие», cavernario «пещерные люди», trogloditas «троглодиты», paleopoliticos «палеополитики»; rupestres «растущие на скалах», cuaternarios «конокрады», prehistoricos «доисторические», rhinoceros «бегемоты», ursus «медведи», macacus «макаки», mamuts «мамонты», retrogrados «ретрограды», reaccionarios «реакционеры», obscurantistas «обскурантисты», neos «нео», trabucaires «мушкетеры», fanaticos «фанатики», cerriles «дикие», antipodas «антиподы», carcundas «мракобесища», raza latina «латинская раса», chacales «шакалы», bestias «бестии», alimanas «вредные звери», sapos «жабы», monas epilepticas «обезьяны-эпилептики»; а те отвечали им: tabernicolas «трактирщики», enchufistas «проныры», social enchufistas «социал-проныры», petroleros «поджигатели», pistoleros «головорезы», incendiarios «поджигатели», sectarios «сектанты», aventureros «авантюристы», caines «злодеи (Каины)», ambiciosos «честолюбцы», ladrones «воры», asesinos «убийцы», criminales «преступники», reptiles «рептилии», serpientes «змеи», crustaceos «ракообразные» [Garcia Santos 1987: 121-122]. Как видим, левые республиканцы любили обзывать антиреспубликанцев именами диких, «грубых» (неуклюжих или злых) замшелых животных; а антиреспубликанцы часто именовали левых республиканцев ползающими животными и преступниками-террористами.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.philology.ru
Похожие работы
Аббревиация как способ словообразования во французском языке (на материале языка современной прессы)
... слов: URSS, ONU, hebdo. Различные исследования показывают, что аббревиация считается одним из самых широко распространенных и продуктивных способов словообразования в современном французском языке. 2. Аббревиация во французском языке Для обозначения сокращенных слов во французской лингвистике существует термин l’abréviation. Лингвисты пока не пришли к единой трактовке этого понятия. ...
... // Со-Общение. -2003. - № 10. 11. Федотова, Л. М. Социология рекламной деятельности / Л. М. Федотова. - М.: Прогресс, 2002. Приложение Контент-анализ Особенности использования рекламных слоганов в политическом языке на примере партий «Единая Россия», «КПРФ», «ЛДПР». ПРОГРАММА ИССЛЕДОВАНИЯ I. Теоретический раздел Постановка проблемы: сегодня в стране наблюдается обстановка, где ...
... развития данного исследования связаны с более подробным изучением влияния международного сообщества и соседних стран на процесс политической модернизации Киргизии, более точной классификации социальных выступлений в Киргизии в марте 2005 года («революции Тюльпанов»), а также с изучением международного резонанса произошедших событий. Список использованных источников и литературы. I. ...
... , «космополитических») и формах (от бытового зоологического национализма до национализма «идейного», концептуального). Ceterum censeo Carthaginem esse delendam! Список литературы Манекин Р.В. Украина: национальная самобытность и национализм. [1][1] См., напр.: Benedict R.F. Pattens of culture. Boston, 1934. [2][2] См., напр.: Мид М. Культура и мир детства. М., 1988. [3][3] Или, во ...
0 комментариев