Формирование социалистического реализма

В то время как буржуазно-дворянские писатели в империалистическую эпоху формировали антиреалистическую литературу, а мелкобуржуазная литература претерпевала процесс натуралистического вырождения реализма, писатели, отразившие идеологию пролетарского авангарда, — М. Горький, Серафимович — подняли знамя высокого реализма, критически освоив и переработав лучшие традиции классической литературы, и положили начало пролетарскому социалистическому реализму.

По мере развертывания рабочего движения, к концу 90-х гг. и началу 900-х гг., Горький все с большей определенностью изображает пролетариат как общественную силу, призванную освободить человечество, и убеждается в неизбежной гибели капитализма. С 1902 Горький организационно связывается с соц.-демократами-большевиками. Нащупав в социальной действительности твердую почву для своих революционных чаяний, Горький переходит к реализму, к показу своего героя и своего врага в реальном плане, от жгучего протеста против полицейского государства и капиталистического строя — к организованной борьбе с ними. Рабочий класс появляется в произведениях Горького сначала в лице протестантов-одиночек («Озорник», 1897) и отсталой, несознательной массы («Коновалов», 1897; «Двадцать шесть и одна», 1899), затем в лице своих сознательных, целеустремленных представителей, практических борцов (машинист Нил в «Мещанах», 1902; Павел Власов в «Матери», 1907) и в виде организующихся для революционного действия и проникающихся классовым сознанием передовых групп (в «Фоме Гордееве», 1899, и др.). Творчество зрелого Горького, начиная с «Фомы Гордеева» проникнутое духом материалистической диалектики, обозначило новую, высшую ступень критического реализма и выход за его пределы в утверждающий героический реализм. Основными темами Горького становятся (с конца 90-х гг. и до наших дней) история расцвета и гибели русской буржуазии и история революционной борьбы русского пролетариата, превращение его в «класс для себя», из объекта эксплоатации в субъект исторического процесса. «Фомой Гордеевым» Горький кладет начало художественной истории русского капитализма, которая завершается после Октябрьской революции «Делом Артамоновых», «Егором Булычевым», «В. Достигаевым» и др. Горький диалектически изображает восхождение русского капитализма в его противоречиях, перерастание торгового капитала в промышленный, размах капиталистического строительства, экономически мощные потенции русской буржуазии, сознающей свою силу, жаждущей простора, рвущейся к политической власти, и в то же время вскрывает социальное вырождение русской буржуазии, иллюзорность ее политических надежд, циническо-узкую классовость ее стремлений, отсутствие даже иллюзий единения с народом, которые были свойственны в период расцвета западной буржуазии, гнилостность, обреченность капитализма, неизбежность его гибели, прорастание новых общественных сил, идущих на смену буржуазии.

Горький рисует типические черты класса на различных этапах исторического развития, различные группы внутри буржуазии (патриархальный «октябристский», европеизированный «кадетский» капитал и т. д.), обнажает гнилость и мерзость процветающего русского капитализма, хищничество, звериную жажду накопления, бескультурье русской буржазии, но в то же время он не ограничивается показом специфики русского капитализма и в условиях русской истории вскрывает сущность капитализма как такового, его эксплоататорскую природу, уродующую силу капитализма ущербность, внутренний распад человека при капитализме.

Борьба Горького с капитализмом не ограничивается разоблачением буржуазии, но направлена против всего собственнического мира; целый ряд произведений Горького («Трое», 1900, «Городок Окуров», 1909—1910; «Матвей Кожемякин», 1910—1911, впоследствии печатавшийся под названием «Жизнь Матвея Кожемякина»; «Детство», 1913; «В людях», 1916, и др.) посвящен обличению мелкобуржуазного, мелкособственнического мира уездной России, сытого, самодовольного мещанства, его ограниченности, тупости, некультурности, дикости, тусклости и бессмысленности его затхлого, обывательского бытия. Но для Горького, в отличие от таких описателей провинциальной обывательщины, как Сологуб, Чириков и др., окуровский мещанин не становится сущностью русского народа или человечества, а является социально обусловленной, историчекой категорией, и изображаемые Горьким картины «томного царства» вызывают не пассивность и уныние, а ненависть и активное стремление покончить с этим мещанским царством. В тесной связи с обличением мещанского мира находится у Горького разоблачение дряблой, колеблющейся, не идущей с пролетариатом, фразерствующей либерально-радикальной интеллигенции, которая после всех своих мелких и бессильных порывов успокаивается на лоне благополучного мещанства (цикл произведений от «Озорника», «Вареньки Олесовой», «Мещан», «Дачников», «Детей солнца», «Варваров» до «Жизни Клима Самгина»). Если в пролетариате Горький раскрывал «гордого человека», то в мнимо-гордом инеллигенте-индивидуалисте — «подпольного человека», эгостического, мелкособственнического. Изображение Горьким мещанствующей либерально-радикальной интеллигенции определялось стремлением охранить дело пролетарской революции от воздействия мелкобуржуазной идеологии.

Элементы утверждающего реализма, наличные уже в «Фоме Гордееве», «Мещанах» и др., разрастаются в творчестве Горького под влиянием революции 1905. В пьесе «Враги» (1906) выдвигаются образы передовых борцов рабочего класса, утверждается большевистская практика в революции, опровергается (как и в «Матери», 1907) меньшевистская версия о революционной роли русской буржуазии путем разоблачения либеральничающей, но по существу контрреволюционной буржуазии и ее связей с царизмом. В романе «Мать», проникнутом пафосом революции 1905, Горький создал героическую эпопею борьбы рабочего класса с капитализмом, показал переход пролетариата от стихийного участия в революционном движении к сознательному, от экономической борьбы — к политической, под руководством большевистской партии, закладывающей основы союза рабочих и крестьян, показал революционизирующуюся деревню, теряющую веру в начальство и в «вековые устои», нарисовал широкие картины массовой борьбы, забастовок, демонстрации, подпольной работы, полицейских репрессий, тюрем, побегов, суда над революционерами и т. д. и в то же время отобразил рост пролетарского самосознания, формирование нового человека, показал, как рабочий класс под влиянием революционной борьбы завоевывает истинно человеческие свойства — чувство собственного достоинства, нетерпимость к гнету, самоотверженность, коллективный дух, творческую и боевую активность, жажду культуры. Горький высоко поднимает, реабилитирует человека, в то время как буржуазная литература снижала его до зверя. Гуманизм Горького поднимается здесь на высшую ступень, проникается верой в победоносную силу творческого труда, знания, разума, в безграничные возможности освобожденного человека, проникается пафосом грядущей социалистической культуры. Эта овеянность будущим возвышает эпопею Горького над действительностью настоящего, не отрывая от нее, придает реализму Горького революционно-романтическую окрашенность.

Разложившуюся в буржуазно-дворянской литературе крупную повествовательную форму Горький восстанавливает на новой основе, в новом качестве. Обычная у Горького форма его монументальных при всей их сжатости повестей — это жизнеописание, становление личности, история семьи, развертываемая подчас в нескольких поколениях, в широком социальном плане, отражающая фазы классового развития. Материализм Горького — не биологический, не механистический, как у иных буржуазных реалистов, а глубоко исторический, диалектический. В становлении личности, образовании характера у Горького участвует и наследственность, но биологическое трансформируется, регулируется социальной практикой. При всем богатстве психологии у Горького нет индивидуалистического психологизирования, отрешенного от социальности, источник переживания лежит не в самой личности и не в «извечной» биологической природе; поведение и переживания человека, мораль и психология, характер даются в их социальной обусловленности и типичности, в их классовости. Характеры отображают у Горького не только своеобразие классов, но и различных групп внутри класса. Таковы напр. в «Матери» различные прослойки рабочего класса — передовые рабочие, отсталые, связанные с деревней и т. д., или в «Фоме Гордееве» представители различных поколений — фаз классового развития патриархальной торговой, промышленной европеизирующейся буржуазии, консервативной и либеральничающей и т. д. И каждый данный класс изображается Горьким не изолированно, а в его связях и противопоставлениях (напр. городская мелкая буржуазия в ее взаимоотношениях с крестьянством, с рабочим классом, с люмпенпролетариатом, с торговой и промышленной буржуазией). Горький показывает не столько частную, сколько общественную сторону жизни своих персонажей. Он преобразует сюжетику романа, отказываясь от внешней фабульности, от «искусства интриги» как ограниченной по времени и целям борьбы отдельных лиц за частные блага. Если буржуазный романист, чуждый концепции классовой борьбы, вуалирующий ее, дает эту последнюю в форме борьбы отдельных лиц, то Горький показывает ее непосредственно как борьбу коллективов, как борьбу одной общественной формации против другой, открывая форму эпопеи для литературы социалистического реализма.

Однако, раскрывая в личных качествах классовые свойства, в становлении людей — многообразное действие основных сил истории, Горький остается чуждым всякому схематизму, не превращает своих персонажей в олицетворения социально-экономических категорий. Его персонажи — до конца воплощенные типические характеры, действующие в типических обстоятельствах, в них осуществлено диалектическое единство общественного и индивидуального, общего, абстрактного и конкретного, единичного. Именно Горький является замечательным мастером яркого, многостороннего портрета, индивидуализирующей, характеристичной речи. Эта типизирующая сила, так же как и отсутствие противоречия между субъективным идеалом и объективным ходом истории, позволили Горькому дать в «Матери» своих положительных героев как реальных, типичных, живых людей.

В произведениях Горького, остро партийных, в то же время осуществляется диалектическое единство объективного и субъективного, доступное лишь пролетарскому художнику. Отображая объективную действительность во всей ее полноте, в ее противоречивом движении, Горький вскрывает основные тенденции исторического процесса, ведущие к торжеству социализма, утверждает закономерность и неизбежность скорой гибели капитализма.

Период революции 1905, ее подготовки и подавления производит сдвиги в творчестве Серафимовича в сторону заострения политических проблем, осознания революционной миссии пролетариата, освоения марксистской, большевистской идеологии. В рассказах этого периода Серафимович направляет удары против полицейской бюрократии, царской юстиции, церкви, против обслуживающей интересы господствующих классов буржуазной прессы, вскрывает гнилость, упадочность буржуазии, ее разложение. Рабочие у Серафимовича теперь уже не пассивные страдальцы, а борцы за свободу, проникающиеся классовым сознанием и революционным духом. Идейная направленность, тематика и характер ее трактовки во многом близки у Серафимовича с Горьким. Целый ряд его рассказов, проникнутых пафосом революции, посвящен героической борьбе пролетариата, боевым дням 1905, зверской расправе с революцией в городе и деревне, разгулу черной сотни, рождению новой женщины, борющейся за свое человеческое достоинство, участвующей в деле революции. По-большевистски оценивая революцию 1905, Серафимовиич показывает революционизирование крестьян рабочими, их смычку, разоблачает буржуазных либералов и мелкобуржуазных радикалов, контрреволюционность буржуазии.

Важнейшее произведение Серафимовича в дореволюционный период — это «Город в степи» (1907—1910), монументальный роман-эпопея, эпическое повестование о возникновении на восточной окраине, среди голой степи нового города, его росте американскими темпами. Серафимович развертывает широкую картину капиталистического хищничества на окраине, классовой борьбы, становления капитализма, порождающего непримиримые противоречия и свое собственное отрицание в лице организующегося и революционизирующегося пролетариата. Выдвинутая на передний план история трех семейств (предпринимательской, буржуазно-интеллигентской и рабочей) служит конкретным воплощением исторических путей общественных классов. Капиталист-хищник от методов первоначального накопления переходит к промышленному предпринимательству, перестраивается на европейский лад. Либеральничание и революционные порывы буржуазной интеллигенции завершаются успокоением и обслуживанием капиталиста. В то же время растет коллективизм рабочих, переходящих к активной борьбе. Диалектический показ действительности в ее движении, противоречиях и сложных взаимосвязях, классовость и типичность характеров, широта социально-исторического охвата, показ борьбы коллективов, эпопейный характер романа сближают его с произведениями Горького. Так. обр. Горьким и Серафимовичем уже до Октябрьской революции были созданы высокие образцы искусства социалистического реализма, послужившие делу подготовки Октября и ставшие путеводными вехами для пореволюционной пролетарской литературы.

Рабочая литература 900 гг.

В 900-х гг., особенно же в период революции 1905, у рабочих-поэтов растет классовое самосознание, они уясняют задачи пролетарской борьбы. Вместо жалоб на судьбину начинают звучать проклятия существующему социальному строю, протест против эксплоатации, паразитизма господствующих классов; религиозные мотивы сменяются богоборческими и вовсе исчезают. Рабочий чувствует себя мастером труда, создателем ценностей (напр. «Великан» Шкулева). Рабочий осознается как кузнец, кующий лучший мир и гибель капиталу; растет вера в творческие силы и победу рабочего класса. Рабочая поэзия теперь полна оптимизма, боевой отваги, обращается к «грядущим зорям», пропагандирует международную солидарность пролетариата («кузнецы» Шкулева), смело обличает господствующие классы, призывает массы к классовым боям, становится поэзией революционной борьбы («Красное знамя», «Пробуждайся народ», Шкулева), воспевает героику декабрьского восстания, страдный путь революционеров, в тюрьмах, на каторге, в ссылке, призывает к продолжению борьбы, к возмездию душителям революции (Е. Тарасов , Ал. Гмырев, А. Ноздрин и др.).

Однако в рабочей поэзии 900-х гг. имели место и срывы, отклонения от идейной линии революционного пролетариата, подчас депрессивные настроения. Влияние мелкобуржуазной стихии затемняло подчас сознание путей и целей борьбы, сбивало в сторону отвлеченных мечтаний о свободе, общедемократических чаяний, индивидуализма, романтики одиночного бунтарства, поддерживало настроенность против города, машины и т. д. Депрессивные настроения, мотивы тоски безвременья, жажды забвения, тягостей жизни и труда, трудностей борьбы естественно усиливаются после разгрома революции. Известная идейная и эмоциональная дезорганизованность сказалась и на раннем творчестве выдающихся представителей второго поколения рабочих-поэтов, формировавшихся в период после разгрома революции 1905 и сыгравших впоследствии большую роль в литературе первых лет Октябрьской революции (В. Кириллов, А. Гастев, М. Герасимов).

Влияние мелкобуржуазной идеологии сильно сказалось на меньшевистски окрашенном творчестве беллетристов профсоюзной прессы, развернувшейся после 1906, — А. П. Бибика, П. К. Бессалько, Н. Н. Ляшко. В творчестве Ляшко наряду с элементами цеховой психологии «рабочей аристократии» есть известное воздействие народнического гуманизма, общедемократическая расплывчатость общественных идеалов; для Ляшко характерны уклон в психологизм, этическое заострение социальной проблематики, известная политическая пассивность, затемненность классовой борьбы; социальная критика заостряется им не столько против капиталистического строя, сколько против самодержавного режима, феодально-крепостнических пережитков; революция чается в далеком будущем. У Бибика нарождающаяся рабочая интгеллигенция воспринимает от мелкобуржуазной раздвоенность, разъедающую рефлексию, индивидуализм. Крен в сторону эстетизма наряду с Ляшко давал Бессалько в несколько неожиданной для рабочего-писателя книге легенд, сказок и снов «Алмазы Востока». Мировоззрение рабочих беллетристов меньшевистской ориентации было проникнуто элементами эмпиризма, механического материализма, с чем связаны были и их уклоны в натуралистический бытовизм или в схематизм. Печать эмпиризма, бытовизма лежит на романе Бибика «К широкой дороге» (1912), рисующем картины будничного рабочего быта, производственных процессов на фабрике. В ряде автобиографических повестей Бессалько пытается воссоздать путь рабочего от горького детства через монархизм и зубатовщину к сознательной революционной борьбе. Форма безыскусственной, рыхлой хроники свойственна и Бибику и Бессалько, но для Бессалько характерны схематизм, уснащение революционной тематики авантюрно-мелодраматическими эффектами, уголовными мотивами, ужасами, высокопарными речами. Большая повествовательная форма не была найдена рабочими-беллетристами предреволюционных лет.

Крестьянская литература

С. П. Подъячев (вступивший в литературу с конца 80-х гг.), И. М. Касаткин и И. Е. Вольнов (вступившие уже после революции 1905), представители бедняцко-батрацких слоев крестьянства, отразили в своем творчестве оскудевающую деревню, придавленную двойным гнетом — феодальной и капиталистической эксплоатации. Основная ценность их творчества — в правдивом показе русской деревни «во всей ее жути». Повести, рассказы, очерки Подъячева, Касаткина, Вольнова повествуют о судьбе пауперизующегося, пролетаризующегося крестьянства в деревне и в городе, о грабительской помещичье-кулацкой эксплоатации, о страданиях, нищете, невежестве, приниженности бедноты, о разложении старой деревни под натиском капитализма, о распаде патриархальной психологии, семейных устоев, об одичании деревни. Преисполненные ненавистью к «идиотизму деревенской жизни» и эксплоататорскому социальному строю крестьянские писатели не видели еще достаточно ясно конкретных путей к переустройству общества, недооценивали революционной роли городского пролетариата. Суровый и беспощадный показ угнетенной деревни приводит их не столько к революционным выводам, сколько к «горестному недоумению перед жизнью» (Горький о Подъячеве). В их произведениях преобладают настроения безысходной обреченности, отчаяния, беспросветного страдания, бессильной злобы. Для Вольнова, Подъячева характерны образы правдоискателей, тщетно ищущих выхода. У Вольнова в «Юности» (1917), в ряде произведений Подъячева, Касаткина есть картины революционного брожения в деревне, аграрных беспорядков, поджогов усадеб; у Подъячева намечается тяготение деревенской бедноты и батрачества к городскому пролетариату, есть образы рабочих-революционеров, забастовщиков. Но в их произведениях чаще всего жажда мести, озлобление бедноты выливаются в форму бессмысленного протеста, лишенного всякой политической ясности и целенаправленности. Идейная слабость, смутность революционного сознания крестьянских писателей ограничивают реалистическую направленность их творчества рамками натуралистического бытописания, лишают их возможностей обобщения. Основные их жанры — бытовой очерк, как жанровая сценка, зарисовка с натуры, вырванный из книги жизни «человеческий документ», автобиографическая, мемуарная, бессюжетная повесть — записки о виденном, слышанном, вереница случайных встреч, разрозненных эпизодов. Образы героев лишены психологической разработки, индивидуальных характеров. У Касаткина, впрочем, намечается уклон в психологическую новеллу, окрашенную созерцательно-индивидуалистическими настроениями. Произведения Подъячева написаны крепким, сочным языком, сохраняющим аромат народной речи. Произведения крестьянских писателей не дают целостного охвата действительности, не отображают социально-исторических процессов, ограничены статическим показом кусков жизни. В изображенной ими деревне есть бедняки, батраки и кулаки, но почти отсутствует середняк, даны результаты экономического расслоения, а не его процесс, движущие силы и направленность.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://feb-web.ru/