Печенеги, узы, команы

2. Печенеги, узы, команы

Вся часть сочинения Константина Багрянородного от гл. 1.16 до гл. 13.11 (за исключением гл. 9) представляет собой изложение практики византийской дипломатии по отношению к северным соседям империи. Д. Моравчик характеризовал этот раздел как "практический урок" византийской внешней политики [58] . Поэтому предполагается, что в первых главах произведения отражено реальное положение для середины Х в. Однако у ученых нет согласия на этот счет: Г. Манойлович [59] , В. Греку [60] отмечали учебно-дидактический, а П. Лемерль — книжный, учено-энциклопедический характер произведения [61] . Анализ сведений Константина о кочевниках Северного Причерноморья убеждает в актуальном характере приводимых в трактате данных для византийской внешней политики к середине Х в., хотя о конкретных источниках информации Константина можно говорить лишь в отдельных случаях и в основном предположительно [62] . Важнейшей внешнеполитической проблемой Византийской империи в середине Х в. была печенежская [63] . С печенегами Константин связывает целый комплекс международных отношений. Видя в печенегах главную пружину своих внешнеполитических акций, Византия стремится влиять с их помощью на ход политических дел в Юго-Восточной и Восточной Европе. Моравчик [64] привел сводку предлагаемых датировок раздела о печенегах. Г. Манойлович [65] считал главы 2–8, 9.114, 12 и 13.9–11 частями монографии о печенегах, написанной в конце правления Льва VI (886–912) и отражавшей этногеографическую ситуацию после того, как печенеги вытеснили "турок" (венгров) из Ателькузу (Междуречья) на север к верховьям Днестра, но до оседания венгров в Паннонии. По его мнению [66] , данные Константина (4.10–11 и 8.21) доказывают близость венгров в это время к печенегам, ибо после ухода венгров за Карпаты они не могли бы легко [67] атаковать печенегов. Эту же датировку принял Ф. Дворник [68] . Однако Моравчик отметил, что в 951 г. (37.13–14) печенеги были в четырех днях пути от Венгрии (37. 47–48) и что не было и необходимости направлять тогда печенегов против Болгарии (ср.: 8.20). Для датировки событий существенны сведения Константина, что печенеги уже были соседями болгар и часто нападали на них (см.: 5.3–14; 8.22), что печенеги могли препятствовать набегам "турок" (венгров) на Византию (4.3–13) и что они не раз их уже побеждали (3.2–5; 4.11–13; 8.21–22; 13.9–11). Эти и другие соображения [69] не позволяют датировать описываемые события временем до венгерского заселения Паннонии [70] .

Когда Константин пишет о "пачинакитах", речь идет о печенегах (тюрк. Bečenek) [71] . В русских летописях — Печенеги, печенези 72] . В византийских источниках употребление этого термина Константином [73] — одно из наиболее ранних [до этого времени этноним встречается в сочинениях константинопольского патриарха (901–907, 912–925) Николая Мистика[74]i . У Константина зафиксирована и другая форма этнонима — Patzinaktai [75] , получившая потом широкое распространение в византийской традиции и ставшая регулярной для обозначения печенежских племен. Моравчик [76] приводит параллели и из других языков: латинского (Pizenaci), армянского (Pacinak), грузинского (Pač’anïg), осетинского (Bedzänäg). Таким образом, термин, используемый Константином, является византийским воспроизведением самоназвания народа (его этнонима). В начальном разделе трактата материал о печенегах относится к их истории в Подунавье, тогда как вопросы происхождения печенежских племен, их древней истории и взаимоотношений с другими племенами освещены в последующих главах (см. гл. 37 и след.). В Северное Причерноморье тюркские племена печенегов перекочевали из Азии в конце IX в. под натиском, как полагают, тюркоязычных народов, в частности гузов (узов), двинувшихся в конце IX в. из Приаралья и бассейна Сырдарьи в Восточную Европу [77] . Близким соседом печенегов в заволжский период их истории был Хазарский хаганат [78] . Стремясь ослабить давление со стороны печенегов, хазары заключили союз с узами (торками). Разбитые узами (см. гл. 14), печенеги двинулись в Хазарию. Овладев причерноморскими степями, печенеги стали расширять зону своей активности. Об их появлении в Причерноморье источники впервые сообщают около 889 г. [79] Вытеснив в 90-е годы IX в. из Причерноморья мадьяр (гл. 37) [80] , печенеги в самом конце XI в. оттеснили также уличей, живших в луке Днепра, на север — в Поросье [81] . С этими событиями связывается постройка близ Стугны хорошо укрепленного уличского города Пересеченя и разрушение славяно-тиверских городов в Приднестровье [82] . С разгромом тиверцев был завершен, как полагают исследователи, захват печенегами причерноморских степей [83] . Деление печенегов на два объединения отражено, возможно, в сообщении Константина о границе между ними по Днепру. Восточное (левобережное) объединение тяготело к Хазарскому хаганату, западное было больше связано с Болгарией и Византией [84] . На рубеже IX–Х вв. печенеги распространяются на Нижнее Подунавье [85] .

Зона распространения печенегов, описываемая Константином в начальных главах, сложилась, скорее всего, к началу Х в. Территория "Печенегии" (ср. гл. 42), согласно традиционному мнению, охватывала в конце IX – начале Х в. огромную территорию — от Дона до левого берега Дуная [86] . Опираясь на свидетельства ал-Масуди (X в.), П. Диакону датирует появление печенегов в Нижнем Подунавье временем около 934 г. [87] Несмотря на эти споры, ясно, что печенеги в конце IX в. во многом определяют политическую ситуацию на Балканах и в Подунавье. Так, победа болгарского царя Симеона в 896 г. над Византией при Болгарофиге и последующий за этим мир, невыгодный для византийцев, во многом связаны с привлечением Симеоном на свою сторону печенежских вождей, которые нанесли поражение венграм — союзникам империи. Диакону считает, что все пространство от Дона до Сирета стало после 896 г. владением печенегов [88] , ограниченным с востока пределами Хазарии [89] . Что касается западных территорий, занятых печенегами, то, вопреки обычным отождествлениям упоминаемых Константином рек Буг, Днестр (см. гл. 38), Диакону идентифицирует эти гидронимы с,Днепр названиями рек Ботна, Когилник, Ялпуг [90] , т. е. "продвигает" зону расселения печенегов к середине Х в. уже на территорию Пруто-Днестровского междуречья. Однако И. Божилов [91] , не соглашаясь с представлением об овладении печенегами к этому времени южной частью Пруто-Днестровского междуречья, указывает на Дунай как границу между Болгарией и "Печенегией". Необоснованность локализации печенегов на территории между Прутом и Днестром подчеркивает и Д. Дьёрффи [92] . Основная масса связываемых с печенегами археологических памятников IX—Х вв. обнаружена в бассейне Дона, а не в Пруто-Днестровском междуречье [93] . В середине Х в. южная степная зона между Прутом и Днестром, по мнению Божилова, прочно находилась в руках болгар [94] . Появление печенегов даже в междуречье Буга и Днепра Божилов [95] относит только ко времени, близкому к составлению труда "Об управлении империей", т. е. к 948–952 гг. Согласно данным Константина, однако, к середине Х в. область расселения печенегов простиралась от средней части Карпат до излучины Дона (см. гл. 42). По территории "Печенегии" протекали Днепр, Южный Буг, Днестр, Прут и Сирет. С востока к этой территории примыкали земли хазар и узов, с севера — Древней Руси, с запада и юго-запада находились венгры, с юга — комитат Дристры, юго-восточная граница отделяла эту область от византийских владений в Крыму [96] . Одно из первых сообщений о печенегах в русских летописях относится к 915 г.: "В лето 6423. Приидоша печенези первое на Русскую землю и сотворивше миръ с Игорем, и приидоша к Дунаю" [97] . В первой половине Х в. печенеги были объектом активной дипломатии как Византии, так и Руси. Крупных столкновений с печенегами Византия не знала вплоть до XI в., хотя печенеги привлекались то на сторону Византии против болгар или русских, то на сторону Руси против Византии, Хазарии и Болгарии [98] . Так, во втором десятилетии Х в. Византия пыталась создать коалицию против Болгарии с участием печенегов. С этой целью к печенегам был отправлен в качестве посла херсонский стратиг Иоанн Вогас (он был, возможно, печенежского происхождения [99] ). Посольство Иоанна Вогаса [100] рассматривается как важный этап в политике Константинополя после второй болгарско-византийской войны и датируется теперь временем, близким к битве при Ахелое 917 г. Неудача посольства Иоанна Вогаса связывается теперь (вопреки В. Златарскому [101] ) с активной самостоятельной политикой Симеона, вступившего в непосредственные контакты с печенегами. Возможно, печенеги участвовали в разгроме византийцев Симеоном при Ахелое 20 августа 917 г. [102] .

С тюрками Константин связывает категорию "этноса". Термин "этнос" применялся к этническим группам населения, противопоставлявшимся ромеям. Для византийцев — это иноверцы и язычники [103] или иноземцы, например, франки [104] , болгары [105] .

Константин сообщает о политико-административных единицах Крыма. "Округ" здесь, очевидно, соответствует техническому термину "фема" [106] . Фема, официально называвшаяся "Климаты", именовалась и по ее столице — Херсону [107] . Оставшись в стороне от движения варваров (прежде всего гуннов), Херсон (античный Херсонес) в IV–V вв. сохранял значение восточного форпоста Восточно-Римской империи. Замечание Захария Ритора (VI в.) о том, что в Херсоне "живут люди воинственные и варварские", недостаточно для заключения о преобладании в городе в этот период "варварского" населения. Из надписи императора Зенона (488 г.) известно, что в Херсоне находился хорошо вооруженный гарнизон; в городе функционировало и налоговое ведомство — викарат [108] . В конце V – начале VI в. в городе велось интенсивное крепостное строительство [109] . В VI в. возобновилась чеканка собственной бронзовой монеты [110] . Херсонская церковная епархия существовала с начала IV в. Несмотря на более заметные, чем в других городах империи, черты хозяйственной автаркии, Херсон в ранневизантийский период представлял собой провинциальный центр, доминировавший в Таврике. Некоторый упадок Херсона в VII – первой четверти IX в. (прекращение выпуска собственной монеты, ослабление торговых связей с Константинополем) связывается как с распространением на Таврику власти хазар, так и с общим кризисом византийского города в эту эпоху [111] .

Спорным остается вопрос о пределах херсонского самоуправления в конце VII – начале VIII в. в связи с появлением титула "протополита" Херсона [112] , т. е. его "первого гражданина" [113] . Согласно мнению ряда ученых, Херсон был вплоть до 833 г. "независимым" городом-государством, находившимся в дружественных отношениях с Византией [114] . Вряд ли, однако, можно говорить о полной его независимости. Неоднократные военные экспедиции в Херсон при Юстиниане II свидетельствуют о большом значении, придававшемся городу в Константинополе и в это время [115] . К середине VIII в. позиции Византии в Юго-Западной Таврике ослабели; постепенно расширялось влияние хазар, появившихся в Херсоне уже около 710 г. [117] Утверждение хазар в Юго-Западной Таврике привело к нарушению торговых связей между поселениями этого района и Херсоном, к упадку земледелия и сокращению хлебной торговли Херсона [117] .

Эта ситуация отразилась и в сообщениях Константина Багрянородного (см. гл. 53). В 833 г. император Феофил с целью укрепления позиций Византии превратил Херсон в административно-военный округ империи — фему, поставив во главе ее стратига [118] . Под его начало попали местные правители — архонты [119] . К этому периоду относятся и известные восстания херсонитов, сопровождавшиеся изгнанием императорских стратигов (например, в 891 г.[120] ). Однако ко времени написания трактата "Об управлении империей" Херсон оставался для Византии главным аванпостом ее внешней политики в Северном Причерноморье. Фема Херсона (или "Климаты") зафиксирована во всех известных тактиконах IX–Х вв.[121] Во времена Константина Багрянородного Херсон играл видную роль в системе византийско-печенежско-хазарско-русских отношений. Часть печенегов, вклинившись в земли между Хазарией и подвластными ей крымскими городами, прервала их связи. Попытки хазар вытеснить оттуда печенегов потерпели неудачу [122] . С этой ситуацией связано сообщение Константина о "близости" печенегов к Херсону и об "окружении" ими Боспора. Для локализации "Печенегии" в южнорусских степях в первой половине X в. существенно, что связи Византии с печенегами около 917 г. (миссия Иоанна Вогаса; см. коммент. 1 к гл. 1) осуществлялись через Херсон [123] . По-видимому, основная масса печенегов располагалась к северу от Крымского полуострова, в междуречье Дона и Днепра (ср. гл. 8) [124] . Ко времени составления сочинения Константина Херсон находился под властью византийской администрации [125] , о чем свидетельствует русско-византийский договор 944 г.[126] . Возобновившаяся с 866/867 г. чеканка собственной бронзовой монеты продолжалась в Херсоне вплоть до конца Х в.; тогда же в Херсоне функционировали чиновники византийского таможенного ведомства — коммеркиарии: их печати Х в. обнаружены там [127] .

Упоминаемые Константином "Климаты" — это официальное название фемы Херсона [128] . Фема занимала южную часть Крымского полуострова [129] . Сам термин "Климаты" связан с идущими от позднеантичной традиции представлениями о горизонтальном делении поверхности земли на некие "климатические", т. е. широтные, зоны (обычно выделялось семь "Климатов") [130] . Предложено толкование греч. "клима" как перевод местного имени *salā — "склон" [131] .

В начале Х в. печенеги кочевали между Доном и Дунаем. Их кочевья находились в одном дне пути от Киева. С 915 по 1036 г. Киев 16 раз воевал с печенегами (не считая мелких стычек). Политика Руси по отношению к печенегам не сводилась к постоянной конфронтации. Так, Игорь включил их в свое войско во время походов на Византию 943–944 гг. [132] Правда, В. Гюзелев [133] считает, что в данном случае печенеги были орудием Византии, а не Киева; однако это предположение не нашло поддержки [134] .

Константин сообщает и о русско-печенежской торговле [135] . Следует отметить ошибочность информации Константина об отсутствии скота у росов, — информации, полученной, вероятно, от византийского купца, а не от болгарина или печенега, знавших лучше реальную ситуацию. Археологические исследования показали, что скотоводство было важной отраслью сельского хозяйства Древней Руси. Как свидетельствуют остеологические материалы, именно оно обеспечивало население большей частью мясной пищи. "Молочные продукты, в частности сыр, издавна входили в рацион питания восточных славян. Лошади и волы использовались в транспортных целях и как тягловая сила на пашне. Шкуры и кости животных использовались в кожевенном и косторезном ремесле. Соотношение костей домашних и диких животных почти во всех без исключения древнерусских археологических памятниках демонстрирует безусловное преобладание скотоводства по сравнению с охотой. Древнерусское стадо включало в себя крупный рогатый скот, лошадь, свинью, овцу и козу. Наиболее часто встречаются в раскопках кости крупного рогатого скота. Очевидно, именно это животное играло ведущую роль в мясной пище населения. Количество костей лошади, обнаруженных на древнерусских памятниках, в несколько раз уступает количеству костей крупного рогатого скота. Однако эти цифры, очевидно, отражают не реальное соотношение этих видов в стаде, а сокращение употребления конины в пищу в связи с распространением использования лошади на пашне и отчасти христианским запретом. Мелкий рогатый скот был менее многочислен, причем кости овец встречаются значительно чаще козьих" [136] .

Кроме походов дружин князей Олега и Игоря на Византию , Константин мог под отдаленными войнами росов подразумевать поход Игоря 943/944 г. в Закавказье [138] , сведения о котором могли дойти до Византии как от хазар (может быть, через херсонитов), так и от самих русских.

В гл. 9 Константин пишет, что росы способны и проводить ладьи по водным путям и противостоять печенегам. Возможно, за замечанием о невозможности отражать натиск кочевников во время переправы судов стоит какой-то известный Константину конкретный эпизод захвата печенегами торгового каравана росов.

Д. Моравчик рассматривает главы 7 и 8 как описание процедуры, которой следует придерживаться византийским послам, отправляющимся к восточным и западным печенегам [139] . Первых легко было достигнуть, отправившись из Херсона, вторых — уже в устье Дуная [140] . Вероятный источник данных сведений — рассказы византийских послов в "Печенегию" [141] .

Термином "Пачинакия" Константин Багрянородный обозначает область расселения печенегов. В более ранних источниках топоним "Пачинакия" встречается у Николая Мистика [142] . Термин в византийских текстах редкий: известны еще лишь два случая его употребления — в анонимной тактике Х в. [143] и в XI в. у Иоанна Скилицы [144] .

Упоминаемые в гл. 9 "северии" Константина отождествляются с северянами — восточнославянским племенным союзом, населявшим поречье Десны, Сейма и Сулы. Этническая территория северян совпадает с ареалом роменской культуры VIII—X вв.; к середине Х в. лесостепное левобережье Днепра вплоть до устья Сейма, возможно, было подчинено непосредственно Киеву, о чем свидетельствует однородность археологических памятников на правобережье и левобережье, а также дружинный некрополь X в. в Седневе [145] и, возможно, разноплеменной некрополь в Гочеве [146] .

Неоднократно отмечалось, что в перечнях славянских племен (двух в гл. 9 и одном гл. 42) Константин не упоминает полян — восточнославянское племя (или племенной союз) в Среднем Поднепровье с центром в Киеве. В этом молчании императора видели свидетельство отождествления им полян и россов х147ъ . Эта точка зрения противоречит тексту Константина, где под "росами" понимается великокняжеская дружина на Руси по преимуществу скандинавского происхождения.

Действительно, поляне ранее других племенных объединений славян утратили свои племенные особенности, включившись в процесс консолидации древнерусской народности: для летописца начала XII в. они "поляне, яже ныне зовомая Русь" [148] . Последний раз в историческом контексте они упомянуты под 944 г. в войске Игоря [149] наряду с варягами, русью, словенами, кривичами и тиверцами, которых болгары именуют уже общим наименованием — "идуть Русь". Вместе с тем, как уже отмечалось в связи с лендзянами, Константин упоминает наряду с вервианами-древлянами, другувитами, кривитеинами, севериями и "прочих славян, которые являются пактиотами росов" (ср. также гл. 37: "ультины, дервленины, лензанины и прочие славяне"). Это затрудняет попытки уточнения состава славян-пактиотов.

Следует отметить, что перечень восточных славян у Константина в существенной части близок обозначениям Славиний, известных на Балканах: параллели на Балканах имеются для этниконов дреговичей, кривичей, северян. Считается, что эти соответствия отражают процессы расселения славян из прародины на Балканы и по Восточной Европе [150]

Замечание об узах в главе 9 — явная интерполяция (сделанная, быть может, самим Коннстантином или грубый дефект композиции гл. 9. От тюрк. Oguz [151] В русских летописях соответствует этникону "торки" – "торкы", "торцы". Впервые в Повести временных лет упоминаются под 985 г. В византийских источниках впервые самое раннее употребление термина – у Константина Багрянорордного (в рукописном варианте известна несклоняемая форма [152] . В основном встречается в источниках XI в. Известны и другие византийские наименования узов-торков: огузы и гунны.

Тюркские кочевые племена узов (огузов) населяли в X в. территории востоку от Каспийского моря, между Волгой и Аральским морем [153] . Еще в заволжских степях начался процесс не только вытеснения печенегов, но и слияния шедших с востока огузских (торческих) племен с печенегами, на что обратили внимание уже современники, например Ибн Фадлан [154] . Ученые не склонны выделять самостоятельный торческий период в истории юга нашей страны, так как узы кочевали в донских и приднепровских степях недолго: они прошли по Причерноморью на Балканы, устремившись к византийским пределам [155] .

Исследователи отмечали некоторую "нелогичность" упоминания узов и в ко гл. 9, и в гл. 10, хотя внимание к ним в связи с хазарами вполне логично [156] . К. Maкартни [157] считал даже, что "узы" в гл. 10 — интерполяция привнесенная из гл. 37, 5—8, где сказано о союзе узов с хазарами.

Основные этапы военно-политической истории половцев в Приченрномрье в ХII-первой половине ХIII века

Отмечаемая исследователями общность исторических судеб южнославянских и русского народов обусловила на отдельных этапах их политического и культурного развития необходимость решения сходных исторических задач [158] . Древняя Русь и средневековые государства Юго-Восточной Европы, развивая тесные взаимные контакты, не раз в столкновении с одними и теми же политическими проблемами черпали силы для борьбы за интересы своего национального развития.

Одной из таких проблем в столетие, предшествующее монголо-татарскому нашествию на Русь и страны Юго-Восточной Европы, была куманская. В ХII-первой половине ХIII в. южнорусские земли становились объектом половецких набегов. В тот же период на североболгарские земли Нижнего Подунавья, входившие в состав Византийской империи, а позже ставшие составной частью Второго Болгарского царства, неоднократно приходили из-за Дуная куманские кочевники.

Место кочевников Причерноморья в истории Руси, народов Восточной и Юго-Восточной Европы – традиционный предмет исследований византинистов, славистов, историков Руси. В ее разработку внесли вклад В. Г. Васильевский, Ф. И. Успенский, Й. Маркварт, К. Дитерих, Н. Йорга, В. Златарский, Д. А. Расовский, Д. Моравчик, Д. Дуйчев, М. Дьони, В. Тыпкова-Заимова, Г. Цанкова-Петкова, П. Диакону, советские историки Г. Г. Литаврин, В. Т. Пашуто, С. А. Плетнева и многие другие. Анализ византийских источников, русских летописей, болгарских литературных памятников, привлечение археологических материалов, данных топонимики, нумизматики, сфрагистики, других специальных исторических и филологических дисциплин дает возможность определить закономерности динамики миграций тюркских кочевников в ХII-первой половине XIII в. на территории Юго-Восточной Европы. В последнее время (XIV конгресс историков в Сан-Франциско, XIV и ХV конгрессы византинистов в Бухаресте и Афинах) рассматриваемая тема получает все более широкий аспект изучения, возможного на основе комплексного анализа имеющихся материалов: встреча цивилизаций в условиях "переломных" моментов исторического развития, взаимодействие направляющих исторического пути Востока и Запада, условия возникновения общественно-производственного синтеза в "пограничных" зонах.

В связи с этим анализ Миграции тюркских кочевников Восточной и Юго-Восточной Европы (Северное Причерноморье и Нижнее Подунавье) в ХII-первой половине ХIII в. позволит выяснить ряд вопросов. Первое: как корректируются традиционные представления об истории печене¬гов, узов и половцев результатами новых источниковедческих изысканий (последние публикации, обнаруженные рукописные материалы, новые атрибуции и датировки памятников)? Второе: что дает для определения основных этапов военно-политической истории половцев в указанный период привлечения данных разноязычных (русских, византийских, Сирийских, старофранцузских, других западноевропейских латиноязычных) и разножанровых (хроники, речи, письма, стихотворные сочинения, акты) письменных источников? Третье: как методика комплексного анализа истории кочевников Причерноморья (этногеографические исследования, классификация этнонимии, локализация и картографирование, графическое отображение миграционных процессов) позволяет представить динамику миграций тюркских кочевников в Юго-Восточной Европе в рассматриваемое время? Настоящая работа построена на привлечении материалов византийских источников, а также на сопоставлении результатов их анализа с данными русских летописей, отдельных европейских и восточных Источников.

В свете новых источниковедческих исследований скорректированы и изменены принятые ранее в обобщающих работах по нашей теме датировки описаний ряда событий у Киннама и Никиты Хониата, речей Георгия Торника (ритора), Сергия Коливы, Иоанна Сиропула, Константина Стилва. По сравнению с корпусом византийских известий о тюркских народах Д. Моравчика [159] дополнительно привлекаются в связи с изучаемыми вопросами сообщения писем Иоанна Цеца, митрополита Георгия Торника, эпитафии Феодора Продрома, речей Михаила ("Солунского") И Евфимия Торника и др.

Подробный предварительный анализ каждого из изучаемых текстов с целью уточнения содержания этнонимов памятников, локализации событий, отождествлений лиц – участников интересующих нас кампаний – привел к следующим результатам, важным для последующих выводов.

Набеги кочевников в первой четверти ХII в. С территории Руси, Северного Причерноморья за Дунай представляли собой, вероятно, движение объединенных сил печенежско-торческих союзов [160] . Этноним "скифы" византийских источников применительно к событиям последней четверти ХII-начала XIII в. в основном обозначает половцев - участников движения Петра и Асеня и походов Калояна [161] . Анализ локализации событий в источниках не позволяет говорить о широком территориальном охвате миграций кочевников в Подунавье в середине ХII в [162] .

Пусть исследования поставленной проблемы предполагает первоначально источниковедческий анализ военно-политической истории куманской инфильтрации в северо-западнопричерноморские земли, а затем сопоставление полученных результатов с выводами исследователей половецких древностей на Руси [163] .

Самостоятельные набеги куманов (40— 70-е гг. XII в.)

Половецко-византийская война 1148 г. Датировка основных источников дискуссионна. Принятые нами даты [164] (см. ниже) ни в коей мере не являются окончательными.

Вопрос о локализации рассматриваемых событий до сих пор дискуссионен: в последних работах театр военных действий перемещается на север от Добруджи, к междуречью Сирета и Берлада [165] , или, согласно другой точке зрения, события отодвигаются далеко на запад — к Олту [166] . Подробное рассмотрение проблемы в специальной работе [167] позволяет сейчас не останавливаться на ней детально, но указать лишь основные выводы о территории, на которой проходила кампания 1148 г. Вторгшиеся из-за Дуная куманы не только не перешли, вопреки мнению В. Г. Васильевского [168] , Балканский хребет, но и их распространение вплоть до Балкан [169] не определено четко источниками: война проходила на более ограниченном пространстве, близком к Дунаю. В результате половецкого набега подвергся разорению крупный дунайский горд Дристра, что определяется на основании данных Цеца [170] . С районом Дристры в основном и связываются нами события войны [171] .

События войны территориально имеют отношение и к Руси: по Киннаму, византийский отряд, преследуя куманов, достигает горы, "возвышающейся вблизи пределов Тавроскифии" [172] . Толкование этого места также вызывает большие споры, и приходится констатировать пока отсутствие удовлетворительного решения проблемы [173] . Возможно, здесь речь идет о южных отрогах Восточных Карпат: под "Тавроскифской" землей в нашем источнике обычно понимается Галицкая Русь . Действительно, западные пределы Галицкого княжества упирались в Восточные Карпаты. Таким образом, несостоятельным оказывается распространение далеко на юг в это время (что делается только на основании свидетельства Киннама) границ Галицкой земли [175] . Половецко-византийская война 1148 г. скорее шла на более ограниченной территории, не только не распространяясь на русские земли, но вряд ли заходя далеко в половецкую степь. В середине XII в. низовья Днестра, Прута и Сирета, видимо, находились под контролем половцев [176] , внедрявшихся, впрочем, в более северные районы Руси [177] . Галицкая же территория, более или менее устойчивая граница которой проходила по городам Ушица, Кучелмин, Онут, Микулин, Коломыя [178] , не доходила даже до места современного Могилева на Днестре [179] .

Война 1148 г. оказалась единственным в царствование Мануила Комнина победным византийским походом на половцев, "оправдывающим" обычное упоминание кочевников-"скифов" в византийских энкомиях в честь Мануила Комнина при перечислении покоренных им в войнах народов [180] .

Война Кальмана с половцами (около 1152 г.) Описанный у Никиты Хониата [181] набег "скифов"-половцев не упоминается в других источниках, в том числе и Б "Истории" Киннама. После опустошительльных действий на правом берегу Дуная куманы возвращаются снова за Истр, разбив посланный против них отряд "некоего Каламана". Вряд ли он может быть отождествлен с упоминаемым Киннамом в связи с событиями середины 60—начала 70-х гг. Константином Каламаном [182] . П. Нэстурел считает его Борисом Кальмановичем [183] (Каламановичем), известным, по Киннаму [184] , сыном венгерского короля Кальмана (Каламана) и дочери Владимира Мономаха Евфимии [185] Он был рожден на Руси после того, как Кальман развелся с Евфимией и отослал ее на родину.

Вернувшись в Византию при Иоанне II, снискав высокие чины, он участвовал в многочисленных войнах с Венгрией [186] .

Трудности датировки связаны с размытостью хронологических определений источника. Сообщение об этом походе Никита Хониат начинает с указания на его одновременность с возвращением Мануила в Константинополь после победных действий в Венгрии (в междуречье Дуная и Савы — взятие Зевгмина и пр.) [187] , что соответствует весне 1152 г.[188] Однако война Каламана непосредственно примыкает к последующим событиям, относимым уже к 1155 г. [189] , на основании чего рассматриваемые события датируются 1154 [190] или 1155—1156 гг.[101]

В источнике отсутствуют какие бы то ни было сведения о локализации событий. Однако описание войны позволяет видеть в ней незначительный однократный набег половцев на правобере¬жье Дуная. Косвенным подтверждением такой оценки могут служить и действия византийского правительства: против куманов отправляется небольшой отряд, поражение которого никак не сказалось на внешнеполитическом положении Византийской империи.

Куманский набег 1160 г. Краткое сообщение об обстоятельствах набега содержится у Киннама. "Скифы"-половцы переправились через Истр в то время, когда Мануил с войском находился в Малой Азии после победы над иконийским султаном Кылич-Арсланом II и направлялся в Константинополь после удачных переговоров с побежденными [192] , т. е. в 1160 г.

В источнике подробно прослеживается маршрут Мануила навстречу куманам из Малой Азии: свернув с прямого пути в столицу, он идет в район Авида, затем у Галлиполи переправляется на европейский берег, откуда спешит к Дунаю; не дойдя до него, узнает, что противники при известии о приближении византийского войска успели вернуться за Истр. Таким образом, нет никаких оснований предполагать замысел глубокого рейда куманов через Балканы во Фракию, как считал В. Златарский [193] . Фракийская территория упоминается в источнике лишь как исходный пункт движения Мануила на кочевников и не имеет отношения к локализации их опустошительных действий. Налицо характерный грабительский набег половцев, воспользовавшихся ведением византийской армией далекой войны в Азии и вернувшихся на север тотчас при вести о близости ромейских войск.

Походы половцев на Византию в составе союзных войск

Половцы в византийской армии (40—70-е гг. XII в.).Наряду с самостоятельными набегами куманов в рассматриваемый период половецкие части входили как в войска антивизантийских союзов, так и в византийскую армию.

Судя по нашим данным, вероятно привлечение половцев во время войн Мануила в Венгрии и Сербии в начале 50-х гг. Прямых свидетельств об участии куманских отрядов в составе венгерского и сербского войск, аналогичных указанию Киннама [194] на воевавших на стороне Сербии печенегов в 1150 г., нет. Однако косвенные сведения речи к Мануилу Михаила—магистра риторов (родственника или близкого человека солунского митрополита) указывают на антивизантийскую коалицию на Дунае того времени: наряду с "гепидами" — венграми упоминаются "скифы" и "сарматы", покоренные и подвластные Византии, под которыми подразумеваются кочевники [195] (возможно, дифференцированно — печенеги и половцы). Показательно зафиксированное в источнике отношение к придунайским кочевникам как к данникам византийского василевса, т. е. поражение Каламана (см. выше) не имело серьезных международных политических последствий.

Неоднократно упоминаются "скифы", очевидно, половцы, а также печенеги в качестве составной части армии венгерского короля Стефана (Иштвана) III, направленной против Византии в 60-х гг. XII в. [196] События разворачиваются в районе Срема, Зевгмина (Землина) [197] . Итак, половцы принимали участие не только в краткосрочной, но и в длительной борьбе государств Центральной Европы против Византии, участвуя в нескольких кампаниях на протяжении целого ряда лет.

Представление о подунайских кочевниках как о данниках византийского императора четко зафиксировано источниками: к упомянутой речи Михаила-ритора следует добавить энкомий Евфимия Торника в честь Мануила [198] . Говоря о победах императора над всеми подунайскими народами, автор называет города "пеонцев" и "даков", равнины "гетов", успехи в войнах с "трибаллами" и "далматами". Отдавая дань риторическому плеоназму, небезосновательно отождествить "гетов" Евфимия с кочевниками-тюрками [199] . Более того, наряду со свидетельствами о многочисленных победах Мануила над кочевниками [200] , у Евстафия Солунского есть указание на подвластность "скифа" ромейскому василевсу: кочевники оказываются подданными, рабами империи [201] .

Наибольшее количество сведений о половцах в рассматриваемый период относится к участию отрядов в византийской армии. "Скифы"-куманы находятся в византийском войске в битве у Пикридиона с Конрадом III в 1147 г. во время II Крестового похода [202] ; в 50-х гг. они участвуют в войнах в Италии (упоминаются в битве при Бари) [203] ; о "скифских" наемниках говорится в связи с подготовкой похода 1160 г. на иконийского султана [204] ; неоднократно сообщается о куманах в армии Мануила во время его венгерских кампаний с 1162 по 1167 гг. [205] ; половцы отправляются и на войну Византии с Кылич-Арсланом в 1175 г. [206]

Таким образом, первый выделенный нами этап развития международных отношений в Подунавье XII—XIII вв. ограничивается 40—70-ми гг. XII в. и характеризуется прежде всего наличием самостоятельных походов кочевников: в последующие периоды куманы будут составлять лишь часть союзных сил. Подводя итоги этому этапу, следует отметить единичность самостоятельных набегов куманов, известных по нашим источникам; их характер: мелкие грабительские набеги; анализ данных о локализации половецких войн показывает узкое территориальное распространение этих кампаний; имевшие место победы куманов над византийскими военными частями не имеют серьезных последствий для государств Юго-Восточной и Центральной Европы, т. е. самостоятельная военная сила куманов минимальна; еще меньшими сведениями мы располагаем об участии кочевников в союзных войнах против Византии, причем итогом этих (известных нам) кампаний оказывается поражение войск антивизантийских коалиций; подавляющее большинство сведений за первый период — о куманах в византийской армии; половцы участвуют практически во всех крупных внешнеполитических военных мероприятиях Византии по всем направлениям: II Крестовый поход, Итальянские войны, походы на Кылич-Арслана, войны со Стефаном III; основная функция куманских частей традиционна — это конные отряды.

Византия, половцы и освобождение Болгарии от византийского господства.С конца 70-х до середины 80-х гг. в византийских источниках нет никаких данных о половцах. Вновь сведения о них появляются в связи с событиями освобождения Болгарии от византийского господства.

После неудачи в результате первого болгарского похода Исаака [207] к отступившим за Дунай к вождям восстания Петру и Асеню [208] присоединились куманы, которые участвовали во всех их последующих военных операциях. Д. А. Расовский писал о количественном преобладании половцев в армии Асеней, в результате чего участие их оценивалось как решающий фактор в войнах болгар с греками и латинянами в конце XII—начале XIII в.[209] Однако в докладе на XIV Международном конгрессе исторических наук (Сан-Франциско, 1975) К. Джуреску, рассматривая вопрос об этническом составе восстания Асеней, говорил только о болгарах и влахах-румынах, отождествляя с последними как "влахов", так и "скифов" наших источников [210] . Впрочем, здесь, видимо, имеет место традиционно спорный вопрос о соотношении валашского и болгарского элементов в среде восставших, которые в одних случаях именуются "влахами" [211] , в других — "болгарами" [212] , в третих— "мизами" [213] . Что касается валашско-болгарской дилеммы, то, думается, принципиальное ее решение (вне зависимости от вопроса о национальной принадлежности вождей восстания) Г.Г. Литавриным [214] убедительно. Но к вопросу о роли половцев в рассматриваемых событиях это не имеет прямого отношения: оснований для пересмотра вопроса об участии половецких соединений в борьбе болгарского народа за независимость нет.

Итак, отступившие за Дунай участники восстания встретились со "скифами"-половцами [215] . Точную локализацию событий досконально восстановить трудно[217] . Петра "искали, но место его не было найдено" [217] . Вероятно, кампания проходила в районе Филиппополя (на что есть намек в эпиграмме Феодора Вальсамона) [218] , возможно, в Преславе [219] . Но не исключено, что присоединение куманов состоялось уже после нового похода Асеней из-за Дуная [220] .

Соединенная с куманами армия Асеней и совершила поход на "Мизию" [221] , вслед за чем состоялся второй поход Исаака Ангела. Никита Хониат указывает, что бои охватили "Мизию", т. е. территорию между Дунаем и Балканами, что свидетельствует о сравнительно большом территориальном распространении кампании. Никита Хониат, сам участвовавший в походе [222] , составив послание синоду с отчетом о нем [223] , локализует события. Эти действия датируются 1187 г. [224] К моменту выхода Исаака из Константинополя на Адрианополь куманы находились у Агафополя [225] . Бои распространились на район Лардеи [226] , Вастерн [227] : битва у Вастерн произошла по пути императора в Верою [228] (современная Стара Загора), так как стало известно о действиях куманов с "Мизами" у Веррои [229] . Затем василевс возвратился в Агафополь, а "варвары" оказались в окрестностях Филиппополя. Ряд других топонимов, сообщаемых в послании Никиты Хониата патриарху и синоду, показывает широкое территориальное распространение военных операций [230] . Второй поход Исаака не коснулся забалканских районов, в то время как повстанцы действовали на большом пространстве между Дунаем и Балканским хребтом [231] .

Неудачей для Византии закончился и третий поход Исаака, датируемый 1188 г.[232] Из скупого сообщения Хониата мы знаем лишь о неудачной трехмесячной осаде византийцами Ловеча, после чего василевс вернулся в Константинополь [233] . Конкретных данных о действиях куманов нет, но их участие вероятно.

В результате договора, заключенного после очередного похода, устанавливалась фактическая независимость Болгарии от Византии. Дальнейшее развитие событий связано с освобождением Северо-Восточной Болгарии.

Новые болгаро-византийские войны, в которых принимали участие куманы, проходили с начала 90-х гг. [234] Куманы вторгались из-за Дуная весной 1190 г., в результате чего Исаак вынужден был отступить на юг за Балканы [235] . В этой связи говорится о постоянных походах противников: данному событию посвящена речь Никиты Хониата, обращенная к Исааку Ангелу перед его отправлением в поход [236] . Поход оказался безрезультатным для византийского императора, вынужденного его прекратить [237] .

Из военных столкновений 90-х гг. с куманами единственно удачной для Византии оказалась кампания 1190—1191 гг. [238] , закончившаяся битвой на Мораве. Здесь как у Хониата, так и у Евстафия куманы — "скифы" — упоминаются в качестве союзников "влахов" и "болгар". Эта битва состоялась в окрестностях Филиппополя [239] . По данным Евстафия Солунского и Иоанна Сиропула, она завершилась как будто бы полной победой Византии. В аналогичных случаях в конце XI—начале XII в. подобные описания у византийских авторов итогов походов на кочевников касаются, например, битвы при Левунионе 1091 г., последнего набега печенегов 1121—1122 гг., т. е. действительно разгромов, после которых надолго или навсегда исчезали в истории сведения об этих "скифах". Теперь же — совсем иное дело. Никита Хониат пишет как раз о начавшемся с этого времени беспрестанном наступлении болгар с куманами [240] . При этом сфера действий распространилась практически на всю территорию между Дунаем и Балканами.

Известные военные столкновения этого периода неизменно неудачны для Византии: около 1195 г. — поражение Алексея Гида и Василия Ватаца близ Аркадиополя [241] , около 1196 г, — поражение севастократора Исаака при Серах [242] и т. д. Оценивая их результаты, Хониат говорит об образовавшейся "пустыне Фракии и Македонии", простиравшейся вплоть до Гемма [243] . Характерно, что новый император — Алексей III Ангел, задумавший в 1197 г. поход для восстановления фракийских городов после болгаро-куманских войн, не сумел его осуществить [244] , а в 1199 г. куманы с частью "влахов" захватили в течение года фракийские города, — "все, — замечает Никита Хониат, — что находятся между Месиной и Чурулом" [245] . При этом часть их продвинулась и дальше [246] . В описанном Хониатом [247] последнем сражении перевес оказался на стороне византийцев, однако значение этой победы во многом фиктивно: куманы захватили указанные селения. Не случайно об опустошении всей Македонии в 1199 г. Хониат говорит как о самом ужасном набеге кочевников за все времена [248] .

Таким образом, второй этап характеризуется многочисленными победными походами болгар и куманов на Византию; несмотря на участие видных византийских полководцев в выступлениях императора, успехов они не имеют; события развиваются на очень большой территории — практически на всем пространстве между Дунаем и Балканами; помимо отмеченных военно-политических последствий событий второго периода, от предыдущего он отличается еще в одном отношении: характерно практическое отсутствие "скифов" в византийском войске, в составе союзных с Византией армий; однако куманы теперь составляют только часть болгарских воинских соединений; самостоятельных же их набегов больше нет.

Подунавье в первой половине XIII в.

Новый этап в истории половецких войн в Подунавье связан с событиями, происшедшими в самой Византии: захватом и разорением Константинополя крестоносцами в 1204 г. и установлением на ромейской территории Латинской империи.

Походы болгар, влахов и куманов возглавил Калоян [249] . Уже вскоре после 1204 г. начались действия Калояна по освобождению Болгарии. Значительную ударную силу, по сообщениям Никиты Хониата, составляла куманская конница [250] . В отличие от предыдущих периодов эти походы обратились против латинян [251] . Весной 1205 г. Калоян с куманским войском пришел к Адрианополю и Дидимотике [252] . В марте там собрались войска ромеев, болгар и куманов для ведения совместных военных действий против Балдуина [253] . Результатом знаменитого сражения у Адрианополя стал разгром сил латинян, причем сам император Балдуин был пленен [254] . Описывающий эти события Хониат был хорошо о них осведомлен: по его словам [255] , он находился тогда в Силимврии, получая необходимые свидетельства. Главную роль в разгроме латинского войска историк приписывает "скифам" — куманам [256] .

Вслед за победой при Адрианополе Калоян с куманами успешно действует против подвластных латинянам городов [257] . Многочисленные победы в различных частях Балканского полуострова были одержаны Калояном: в 1205 г. — победа при Серрах над Бонифацием Монферратским [258] ; победы над латинянами при осаде последними Орестиады [259] , захват Веррои, взятие Рузия и Апроса, Перинфа, Даонии, Аркадиополя, Месины, Чурула, Афин и других городов; в 1205—1206 гг. взяты Дидимотика, Адрианополь, подвержена военным действиям вся Фракия [260] . Глубина распространения на юг действий куманов и болгар необычайная: они совершают походы даже на пригороды Константинополя, доходя до его стен [261] . Никита Хониат отмечает специальную подготовку Калояна к этим войнам [262] . Следует отметить, что даже отдельные поражения войск Калояна, например, в 1206 г. от Генриха Фландрского [263] , не оказывают существенного влияния на ход дальнейших действий болгар, влахов и куманов.

Непрерывное наступление на Византию продолжалось и впоследствии, при Феодоре Ласка-ре, о чем свидетельствует лемма одной из речей Никиты Хониата [264] . Новые походы с участием куманских отрядов организовал болгарский царь Иван Асень II [265] , находившийся во время правления Борила на Руси и получивший власть в Болгарии с помощью русских дружин [266] . В 20-х гг. XIII в. о куманах византийские риторы говорят, как о таких же врагах ромеев, как и латиняне [267] . В середине XIII в. сообщается о большом пространственном охвате направлений набегов кочевников — они занимают как Фракию и Македонию, так и Иллирию [268] , углубляясь на юг.

Завершение последнего этапа половецких войн в Причерноморье связывается с вытеснением и покорением куманов монголо-татарами, о чем ретроспективно повествуют историки конца XIII в. Так, Георгий Акрополит именно с этим связывает разгром Македонии куманами [269] . Монголо-татары уже в первой половине XIII в. представляли грозную силу для самой Византии, так что против них был заключен союз с иконииским султаном.

Таким образом, для третьего, заключительного этапа характерно, что по-прежнему набеги совершаются в составе союзных сил — вместе с болгарами, влахами, а не самостоятельно, но территория ведения военных действий небывалая — до Константинополя и Иллирии; противниками оказываются то латиняне, то ромеи; союзы заключаются то с одними, то с другими; стратегическая цель половецких набегов остается прежней — ограбление городов, захват пленных, продажа их в рабство [270] . Такое лавирование между враждующими сторонами на Балканах, быстрота действий обусловливают минимальные поражения куманов в этот период

Место половцев Причерноморья в истории Руси

На основе анализа изменений в характере, направленности, территориальном распространении куманских походов выделяются три периода развития международных отношений в Подунавье XII—первой половины XIII в. Как показывают наши данные, это развитие определяется, с одной стороны, уменьшением количества самостоятельных действий половцев и все большим вовлечением их в местную этническую и политическую среду; с другой стороны, устанавливается переход от самостоятельных мелких, локально ограниченных действий куманов к многолетним, охватывающим огромные пространства и эффективным в военном отношении операциям в составе объединенных сил местного населения Подунавья и Причерноморья.

Правомерно определить место полученных результатов в изучении истории Древней Руси, ее взаимоотношений со степью. По материалам археологических данных и русских летописей внутренняя история половцев на территории Руси разделена С. А. Плетневой на четыре периода: первый — от середины XI до начала XII в., второй — 20—60-е гг. XII в., третий — вторая половина XII в., четвертый — с конца XII до монголо-татарского нашествия в XIII в [271]

Первый период характеризуется преобладанием самостоятельных удачных набегов кочевников при неопределенности территории, захватываемой лишь на временные кочевья. Второй период отмечен большим количеством совместных походов половцев с русскими князьями, увеличением количества неудачных куманских походов, почти отсутствием сведений об их удачах; одновременно начинается сильный натиск Руси на кочевников. В третий период наблюдается пик военной активности русских князей в борьбе с куманами при максимальном числе неудачных действий последних. Наконец, в четвертый период исчезают самостоятельные походы половцев; единственной формой их военно-политической деятельности оказываются совместные операции в составе русских княжеских дружин. Руси окончательно подчиняется половецкая степь [272] , подвергшаяся в дальнейшем монголо-татарскому завоеванию.

Если сопоставить эти наблюдения с данными византийских источников о куманах в северо¬болгарских землях в XII—первой половине XIII в., то обнаружится интересная закономер¬ность. Характеристики первого этапа "русской истории" половцев — до 20-х гг. XII в. — при¬менимы к первому выделенному нами периоду — 40—70-м гг. XII в. Сопоставимы второй период половецкой истории на территории Руси в 20— 60-е гг. с аналогичными процессами в Подунавье в 80-х гг. — XII в. до начала XIII в. Наконец, соизмеримы результаты последнего нашего пе¬риода с событиями на Руси — до середины XIII в. Наблюдаемое в 60—90-х гг. XII в. большое число самостоятельных куманских походов — как по¬бедных, так и неудачных — на Руси не имеет аналогичных данных для освещаемого в византийских источниках региона: видимо, военное могущество, необходимое для ведения самостоя¬тельных операций, у половцев, вытесняемых к концу XII в. в Подунавье, было ослаблено войнами на Руси. Таким образом, удается фиксировать как бы "смещение по фазе" в отношении сопоставляемых периодов: факты, характеризующие действия половецких кочевников на Руси в данный хронологический отрезок, устанавливаются на территории Подунавья в следующий. Соответственно и хронологические границы периодов, определенных по византийским данным, сдвинуты на 10—15 лет.

Конечно, не следует считать, что каждый толчок, вытесняющий половцев с русской территории (в свете наших данных мы ограничиваемся лишь внешнеполитической стороной истории степи, не рассматривая пока процесс оседания кочевников на Руси и в Подунавье), имел последствием то или иное конкретное движение (набег и т. п.) на запад, за Дунай. Речь идет лишь об общих улавливаемых закономерностях. Таким образом, периоды политических взаимоотношений Болгарии, Руси, кочевников и Византии, установленные как на русском материале [273] , так и на основе рассмотренных данных [274] , отмечены известным стадиальным сходством.