И 27 октября велись переговоры с К.И.Рябцевым и председателем КОБ В.В.Рудневым. В тоже время обе стороны разрабатывали планы боевых действий

26 и 27 октября велись переговоры с К.И.Рябцевым и председателем КОБ В.В.Рудневым. В тоже время обе стороны разрабатывали планы боевых действий.

26 октября состоялось совещание районных комиссариатов ВРК, 27 октября — собрание офицеров. Неустойчивое равновесие не могло быть долговременным. Участились отдельные столкновения, росло взаимное недоверие — несмотря на попытки провести новые переговоры. К 28 октября напряженность усилилась. Опасность окружения Моссовета подтверждалась обстрелом его здания 27 октября и нападением юнкеров на солдат-двинцев.

Участник событий С.П.Цуцин рассказывал, что вечером 27 октября 120 двинцев по приказу П.Г.Смидовича направились из находившегося в лазарете на Озерковской набережной штаба к Моссовету. Они двигались к Чугунному мосту по Балчугу, через Москворецкий мост к Лобному месту, около которого их задержали юнкера. После переговоров они направились через Красную площадь, но около Исторического музея их вновь остановили юнкера, потребовавшие сдать оружие. В стычке был убит командир отряда Сапунов, его сменил Цуцин, и началась перестрелка.

Утром 27 октября меньшевики и эсеры распространили слухи о падении СНК и победе Керенского. ВРК поручил Смидовичу и Пятницкому установить связь с Петроградом и выяснить действительное положение вещей. Они направились в Московское бюро «Викжеля» (бывшее помещение жандармского отделения Николаевской железной дороги), чтобы по телефону вызвать из Петрограда представителей правительства или ВРК. Но член Викжеля правый эсер Гор не допустил большевиков к аппаратам.

Пятницкий смог установить связь помимо Викжеля и перехватить телефонные разговоры Рябцева и Мосбюро Викжеля со столицей.

В тот же день командующий предъявил ультиматум о роспуске и предании суду ВРК под угрозой начать военные действия против советов. Ногин усиленно убеждал вновь вступить в переговоры с ним. Из ВРК вышли меньшевики, а ультиматум командующего округом был отклонен.

Смидовичу практически на протяжении всех октябрьских событий удавалось добиваться снятия излишне категоричных формулировок. Так, к условиям ВРК, предъявленным 28 октября в ответ на ультиматум Рябцева о создании революционно-демократического комитета с участием разных органов, он добавил приписку о возможности утвердить его состав «и другими организациями». При этом Смидович предвидел несообразность условия об утверждении Комитета пленумом советов.

Кульминация наступила 28 октября: комендант Кремля Берзин сдает Кремль, начинается расстрел революционных солдат, все предприятия города останавливаются, солдаты гарнизона объявляют Исполком своего Совета, состоявший из эсеров и меньшевиков, «изменническим».

Окруженный юнкерами Моссовет к вечеру 28-го с помощью районов добился перелома в свою пользу. Из штаба МВО в Ставку 29 октября было отправлено сообщение: «Силы наши ... постепенно тают и страшно переутомлены. С другой же стороны, силы противника увеличиваются... Необходима крайняя помощь, так как положение, не имея в перспективе поддержки, не из блестящих» (Известия Московского совета рабочих депутатов. 1917. 28 окт.).

В роли миротворца выступил Викжель. 29 октября, когда силами восставших были заняты главпочтамт, телеграф, дома губернатора и градоначальника, в ВРК поступила телеграмма Викжеля, призывавшая к перемирию и образованию «однородного социалистического правительства». При нарушении перемирия любой из сторон (ВРК или Комитетом общественной безопасности) Викжель предупреждал, что откроет путь войскам противника.

ВРК согласился на переговоры и, откликнувшись на предложение Рябцева о перемирии, отдал приказ о прекращении боевых действий. В комиссию по выработке условий перемирия, организованную Викжелем, были направлены П.Г.Смидович и П.И.Кушнер.

Переговоры в согласительной комиссии проходили 30 октября до вечера — в помещении бывшего царского павильона Николаевского вокзала. В проекте соглашения Викжеля были пункты, с которыми Смидович и Кушнер согласиться не могли. Пункты эти касались разоружения Красной гвардии, ответственности перед следствием активных деятелей восстания и состава предполагаемого коалиционного органа власти. Предложенный от имени ВРК проект не был принят, но отклонить пункт об органе власти не удалось.

Игнатов вспоминал, что большевики не питали иллюзий по поводу своего предложения КОБ о создании революционно-демократического комитета из пропорционального числа представителей советов, городской думы, земства и т.д. В ожидании ответа он стоял, задумавшись, у окна. «Подходит ко мне т. Смидович и тихим своим задушевно-отеческим голосом говорит:

— Что, Игнатыч, повесят вот тебя, милый человек. Аты ведь еще молодой.

Я взглянул на него и улыбнулся. В эту минуту я о своей смерти не думал» (Игнатов Е. Московский Совет рабочих депутатов в 1917г. М., 1925. С. 372).

Самому Смидовичу в тот же день довелось вести переговоры и с делегацией юнкеров на Садовой-Триумфальной.

На заседании ВРК 30 октября при обсуждении возможного отказа от достигнутого соглашения о перемирии П.Г.Смидович подчеркивал, что оно стало итогом совместных усилий большевиков, меньшевиков, эсеров, Викжеля, Почтово-телеграфного союза. Отказ от соглашения с моральной и иных позиций будет непонятен, а главное, сделает невозможным какое-либо конструктивное взаимодействие ни с кем, начиная с меньшевиков...

Но партийный центр и ВРК отвергли соглашение и предложение о перемирии. Возобновить переговоры они были готовы лишь на основе резолюции ВРК о переходе всей власти в Москве в руки советов, которые и образуют полновластный орган с участием других организаций — до решения Учредительного собрания.

Возможность коалиции не исключалась, в нее приглашались и представители Думы и земства. Подобная позиция поддерживалась и находившимся в столице Рыковым. Как известно, он настаивал на создании коалиционного правительства.

Партийный центр осудил позицию ВРК и действия Смидовича и Кушнера на переговорах, потребовав вывести их из ВРК как кооптированных без его ведома. Ревком, однако, на это не пошел. Повлияло, в частности, сообщение Рыкова из столицы о возможном участии социалистов в правительстве.

Большевики ехали на переговоры после перемирия, как вспоминал Петр Гермогенович, с предписанием на уступки не идти. Поэтому «было странно слушать предложения Руднева о сдаче оружия. Но нам всякая оттяжка была выгодна, и мы тянули переговоры до вечера».

Другой член делегации, Н.И.Муралов, писал, что обстановка на переговорах была очень нервная. Несмотря на перемирие, довольно часто слышались ружейные выстрелы, что вызывало взаимные упреки.

Белые надеялись получить подкрепление с Брянского вокзала, но прибывшие туда казаки отказались выступать против Совета.

«Звенели стекла нашего помещения от разрыва красных тяжелых снарядов в Рогожском районе, и вздрагивал каждый раз бывший член президиума Московского совета Руднев».

Подошедшие с фронта конные части были распропагандированы замоскворецкими рабочими...

Требование распустить Красную гвардию, арестовать ВРК и другие окончательно сорвали обсуждение. «Бой— так бой, до конца, а там увидим. Все встали. Послышались громкие рыдания, истерики». Предоставив противникам место в автомобиле по пути от царского павильона Николаевского вокзала, где шли переговоры, чем немало удивили попутный патруль, Муралов, Смидович и Кушнер доставили их до здания Совета, а затем отправили на санитарной карете в белогвардейский штаб.

«Сдерживаемая 24 часа стихия развернулась с утра с новою силою. Гремели артиллерией районы, пылали дома, быстро стягивалось вокруг белых стальное кольцо революции» (см.: Смидович П. Сила революции. С.25—26; Муралов Н. Из впечатлений о боевых днях в Москве // Пролетарская революция. 1922. №10. С. 313—315).

В протоколе заседания ВРК от 1 ноября указывалось: «Собрание единогласно постановило перейти к решительным действиям по отношению к Думе и Кремлю... План междурайонного собрания принять в смысле решительного наступления на Александровское училище и Кремль» (РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 33. Д. 8. Л. 165).

Ногин решительно протестовал против обстрела исторических зданий Кремля, но с 31 октября артиллерия начала действовать. За время боев были разрушены часть малого Николаевского дворца, Чудова монастыря, повреждены стены храма Двенадцати Апостолов, Успенский собор и колокольня Ивана Великого.

Очевидцы писали о возбужденно-напряженном состоянии подъема, царившем тогда в Моссовете среди большевиков. Взяв на себя неслыханно тяжелую ответственность, оставшись одни, они ценили всякий совет и предложение, радушно и предупредительно встречая всех, кто был не враждебен им.

«Дни смешались с ночами, сознание путалось. Порою центр отрезывался от районов, — доходили редко точные сведения с окраин, еще реже доходили до районов приказы белых из центра. (Телефон работал только на белых.) Порою сомнение овладевало центром, — признавал Петр Гермогенович. — Но не было сомнения в районах» (Смидович П. Сила революции. С. 25).

Нараставшее ожесточение борьбы определяло массовые настроения, и пойти на компромисс с белыми ВРК не мог, не рискуя потерять престиж среди рабочих. Поэтому Ногин, как вспоминал Д.В.Кузовков, в ночь с 1 на 2 ноября заявил о невозможности прекратить военные действия.

Кибрик, не веря в социалистическую революцию, тем не менее понимал большевиков: сделав большую ставку и веря в выигрыш, они не остановятся перед средствами, и так поступил бы всякий, кто верит в свою цель...

«Кровью и железом решалась судьба будущего органа» (Кузовков Д. Как мы их мирили // Творчество. 1919. № 10—11. С. 29).

Явившимся 1 ноября в ВРК объединенцам и эсерам, настаивавшим на перемирии, было отказано. Не убедили ВРК и доводы Московского митрополита в пользу прекращения гражданской войны. «Вся армия обольшевичена», — подтвердил Смидович на заседании ВРК.

1 (14) ноября 1917г. он отстаивал принцип преимущества советских партий при создании временного органа власти — с сохранением большинства РСДРП(б) в случае кооптации в его состав новых членов.

На состоявшемся 2 (15) ноября заседании Смидович обосновал исключительные полномочия ВРК на формирование новых структур власти. Комитет общественного спасения, не сумевший остановить события, должен устраниться от дел. Вместе с тем он предлагал укрепить сотрудничество фракций, «которые были посредниками между борющимися сторонами» (Красный архив. 1927. Т. 4. С. 73).

2 ноября в ВРК явилась делегация от шести социалистических партий во главе со Ст. Вольским — с предложением о немедленном перемирии и создании Временного комитета из представителей обеих сторон. Глава КОБ В.В.Руднев в тот же день направил письменное предложение ВРК о прекращении вооруженной борьбы. ВРК, отклонив перемирие, пошел, тем не менее, на новые переговоры.

Относительная мягкость условий, которые предлагали победители (сохранение вооружения у офицеров, гарантия неприкосновенности и свободы разоруженным), была продиктована стремлением не допускать нового обострения ситуации. Сыграло свою роль и давление «нейтральных лиц».

Вольский на заседании утверждал, например: «Я присутствую при таком акте палачества, при каком никогда раньше не присутствовал. Вы не только не прекращаете артиллерийской стрельбы, но вам мало капитуляции и того, что Комитет общественной безопасности распускает себя, вы заставляете идейно признать вашу власть, и таким социалистам я не могу подать руки» (там же. С. 87).

КОБ согласился на роспуск, но просил продолжить переговоры и на это время прекратить артиллерийскую стрельбу. ВРК в связи с этим отдал приказ отряду, находившемуся у храма Христа Спасителя, прекратить огонь.

Атмосфера переговоров ярко передана в воспоминаниях Кузовкова, тогда объединенца, затем члена ВКП(б): «Руднев бледен и почти всё время молчит. Как ни странно, но переговоры с этой стороны ведет не Руднев, а исключительно Якулов, который представляет собой вооруженные силы. Смидович и Смирнов бледны, видно, что давно не спали, но их голоса звучат твердо. Стороны коротко предлагают условия. Якулов пытается торговаться...

Как раз к этому времени канонада в центре города достигает невиданного напряжения. Временами ветер распахивает огромную форточку окна — и в зале отчетливо слышится непрерывный гром орудий и какая-то бешеная оружейная трескотня и не прерывающийся стук пулеметов. В такие моменты Якулов особенно нервничает, скомкивает фразы, замалчивает возражения противника и как-то судорожно хочет скорей закончить дело; очевидно, он боится, как бы дело не окончилось для его стороны прямой катастрофой» (Кузовков Д. Указ. соч. С. 32).

Во время переговоров военные действия не прекращались. Были заняты гостиница «Метрополь», здание Городской думы, Исторический музей, штаб МВО. К исходу 2 ноября у белых оставались только Кремль, Александровское военное училище и 5-я школа прапорщиков у Смоленского рынка. В 5 часов вечера был подписан договор о капитуляции КОБ.

При этом участники переговоров от ВРК П.Г.Смидович и В.М.Смирнов пошли на сохранение в юнкерских училищах оружия, необходимого для обучения. В комиссию по разоружению включили представителей командного состава и согласились на немедленное освобождение пленных после подписания соглашения.

Лишь член партийного центра И.Н.Стуков голосовал против, все другие участники переговоров от КОБ, Комитета войск, «нейтральных» партий подписали соглашение. Оно было рассчитано на взаимное доверие и действительно честное соблюдение оговоренных условий. Сразу после подписания Рябцев отдал войскам приказ прекратить активные боевые действия. В 9 часов вечера соответствующий приказ издал и ВРК, хотя был встречен его членами неоднозначно.

2 и 3 ноября антибольшевистские силы прекратили сопротивление. «Из центра к нам прибыл П.Г.Смидович. Он приказал всех пленных отпустить. Ревком и штаб после допроса отпускали юнкеров и офицеров по домам, несмотря на то, что красногвардейцы были возмущены их зверствами: революционно настроенных солдат и рабочих они расстреливали безжалостно», — писал один из районных руководителей большевиков (Московские большевики в огне революционных боев. С. 303).

В отчете ВРК исполкому МСРСД 7 ноября 1917г. Г.А.Усиевич подчеркивал: комитет учитывал, что «три четверти Московского гарнизона не имели оружия. Красная гвардия была в зачаточном состоянии». Именно поэтому ВРК избрал тактику, нацеленную на избежание кровопролития, действовал, «как подсказывала обстановка». Но взаимное озлобление сторон сорвало перемирие.

Долго не решался ВРК на бомбардировку Кремля, стремясь не допускать этой варварской акции. Лишь под сильным давлением рабочих и солдат был начат артобстрел. При этом члены ВРК понимали, что дальнейшее затягивание войны приведет к деморализации и поражению восставших. Усиевич отвергал нападки радикальной части большевиков, ссылаясь на то, что, приняв условия юнкеров и офицеров во избежание кровопролития и дав им «больше, чем они могли ожидать», ВРК добился главного — овладения властью (РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1904. Л. 13).

В сообщении «Известий Московского ВРК» о положении в городе от 4 ноября 1917г. говорилось, что «ничего подобного декабрю 1905г., когда были сметены с лица земли целые кварталы — Пресня — на этот раз не было, хотя сопротивление, встреченное наступающими, было на этот раз несравненно упорнее и технически совершеннее». Безусловная заслуга в удержании ситуации под контролем и сохранении города от возможного разгула стихии ожесточенного противостояния принадлежит «примиренческой» части большевистского руководства. Одну из ключевых ролей сыграл П.Г.Смидович.

«Победивший пролетариат не поднял руки на обезоруженных, не мстил за расстрелянных в Кремле товарищей. Он доверил слову взятых: не поднимать руки на советскую власть. Многие ли сдержали слово? Один сдержал... Рябцев, расстрелянный недавно белыми»,— писал он (Смидович П. Сила революции. С. 26).

Радикальная часть московского руководства оценивала ход и итоги борьбы за власть иначе.

В докладе В.Н.Яковлевой о деятельности ВРК на расширенном заседании пленума Моссовета с представителями местных организаций 9—10 (22—23) ноября 1917г. признавалось, что упорная борьба шла не только между партцентром и ВРК, но и в самом партцентре. Решение вступить в переговоры с Рябцевым «предопределило затяжной характер» борьбы.

Стремление партцентра осуществлять диктаторские полномочия по отношению к советским органам наткнулось на самостоятельность большевиков в ВРК, которые без согласования с центром «ввели со своей стороны почти исключительно одних более правых товарищей: Левинсона, Смидовича, Кнышева, Розенгольца и т.д.». 30 октября партцентр выступил за сокращение состава ВРК, стремясь «уменьшить влияние кооптированной умеренной и нерешительной его части». Совместное проведение заседаний двух органов, «усиленное давление районов на ВРК, чтобы в ход была пущена артиллерия», подтолкнули 1 ноября на более жесткую линию ВРК.

Яковлева обвиняла товарищей, к числу которых принадлежал и Смидович, в том, что «все боялись нарушить правильный ход денежного обращения. Проявлялись колебания в том, чтобы угрозами заставить саботажников работать. В большинстве случаев торжествовали нерешительные».

Влияние «нерешительных» проявилось и в вопросе о продолжении работы Городской думы, в сохранении «буржуазных» газет. Яковлева сомневалась, однако, что на предстоящих 10 ноября 1917г. перевыборах ВРК, который «чрезвычайно малоработоспособен», пленуму Моссовета удастся подобрать «более решительный состав» (РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1903. Л. 5, 9—11).

Моссовету и ВРК между тем пришлось сразу после взятия власти столкнуться с массовым саботажем служащих. Поскольку Городская дума была распущена, а новые выборы были назначены на 26 ноября, дела управления оказались в руках районных дум. С большим трудом удалось пустить трамваи, поддерживать электрическое освещение, работу водопровода и городских учреждений.

ВРК назначил пять комиссаров. С помощью профсоюза низших служащих 7 ноября удалось решить вопрос о выплате жалования из Госбанка городским рабочим и милиционерам, хотя «все учреждения самоуправления, банковские и хозяйственные разгромлены. Центральный орган по снабжению металлом тоже саботирует... Со всех сторон надвигается опасность саботажа и бойкота. Мы можем рассчитывать только на собственные силы и средства и должны показать всем и всякому, что у нас силы имеются, что мы эту работу можем вынести на своих плечах». Усиевич подчеркнул: октябрь подтвердил, что только большевики шли вместе с народом — и заявил о передаче власти от ВРК Моссовету (там же. Д. 1904. Л. 11—13).

Доказывать способность удерживать власть большевикам необходимо было ежедневно.

Уже на заседании ВРК 6 ноября Петр Гермогенович выступил против полной свободы печати. В условиях, когда «нас не признают властью, мы в положении формальной войны», нужно взять с изданий подписку о признании власти большевиков.

Игнатов же считал: «Чем больше намордников мы поставим, тем больше будет саботажа». В итоге разрешили выход газет с использованием при необходимости военной цензуры, как предлагал М.Н.Покровский. Но уже 14 ноября последовало закрытие «буржуазных» изданий на три дня.

10 ноября состоялись похороны жертв октябрьских боев в Москве. 14 ноября 1917г. был избран единый Исполком Моссовета рабочих и солдатских депутатов. В него вошли 90 человек, в том числе 63 большевика. Председателем стал только что упомянутый Покровский. Кандидатуры Ногина и Рыкова были отклонены в связи с их позицией по вопросу об «однородном социалистическом правительстве». П.Г.Смидович вошел в состав Президиума. Меньшевики отказались участвовать в работе этого органа.

Взятие власти большевиками в центре не привело, однако, к стабилизации положения в стране — развернулась широкомасштабная гражданская война.

За семь дней боев в Москве погибло более тысячи человек. Война 1917—1922гг. сократила население России на 13 миллионов, демографические же потери (с учетом неродившихся) составили 25 миллионов человек, считает академик Ю.А.Поляков (см.: Поляков Ю.А. Советская страна после окончания гражданской войны: территория и население. М., 1989. С. 128).

Гораздо сложнее определить нравственные и психологические последствия общественного раскола.

В 1922г. в рассказе «В тупике» В.В.Вересаев писал об октябрьских днях в Москве от имени участника революции и гражданской войны Леонида: «Теперь смешно вспомнить: как мы, интеллигенты, были тогда мягкосердечны, как боялись пролить лишнюю каплю крови, как стыдились всякого лишнего орудийного выстрела, чтобы, упаси Боже, не задеть Василия Блаженного или Ивана Великого. А солдатам нашим это было совершенно непонятно, и они, конечно, были правы... Что с тех пор каждому из нас пришлось видеть, переиспытать!»

Герой Вересаева оправдывает ожесточение «придавленных», слившихся в огромную, братскую стихию разрушения, бездарной и бессмысленной жестокости. Похоже, что и его оппонентка — Катя — вынуждена признать историческую правоту насилия.

«Для нас вопрос только один, первый и последний: нужно это для революции? Нужно. И нечего тогда разговаривать... Казнь так казнь, шпион так шпион, удушение свободы, так удушение. Провокация нужна? И перед провокацией не остановимся. А эксцессы... эксцессы мы очень бы рады и сами искоренить», — так точно и метко определил мораль революции В.Вересаев.

Звучит эта формулировка далеко не одобрительно, хотя автор и пытается объяснить и понять ее. «Ведь большинство у нас, — рассуждает один из его героев, — люди деклассированные, развращенные империалистической войной, отвыкшие от труда, привыкшие к грабежу и крови, притом раздетые и голодные. Сразу их не перевоспитаешь».

Безусловно, мировая война и война гражданская во многом предопределили характер революционного процесса в России. Эскалация гражданского противостояния, начавшаяся с Февраля 1917г., поощрялась всеми участниками борьбы за власть. Она обернулась не только миллионами жертв, но и серьезной деформацией общества.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.testan.narod.ru/