Конституционный Суд Российской Федерации

План:

1. Понятие и значение Конституционного Суда РФ

2. Полномочия Суда РФ

3. Статус судей, структура и организациядеятельности Суда РФ

4. Принципы конституционного судопоизводства.

1. Понятие конституционности государства, конституционного конотроля.

 Практически во всех современных государствах (независимо формы государственного устройства и господствующей политической идеологии) существуют конституции. Но наличие в государстве конституции еще не позволяет отождествлять его с “конституционным государством” в современном смысле. Конституционность государства отнюдь не исчерпывается тем, что в нем существует некий основной закон, возможно, закрепляющий определенный компромисс социально-политических сил, устанавливающий то или иное государственное устройство и компетенцию органов власти. Конституционность не исчерпывается и тем, что этот основной закон обладает реальным практическим действием, верховенством по отношению к остальным законам и может быть изменен лишь путем особой законотворческой процедуры. Это необходимые, но не достаточные признаки конституционной государственности.

В современном смысле конституционность государства — это прежде всего его связанность правом, а конституция — в первую очередь декларация прав человека и гражданина, гарантированных властью и ограничивающих ее осуществление. Иначе говоря, конституция — надлежащая форма основополагающего узаконения правового характера организации и функционирования власти в ее отношениях с субъектами гражданского общества.

“Конституционная запрограммированность” осуществления го сударственной власти означает, что лежащие в основе законотворчества представления о праве и его позитивности, о социальных функциях и инструментальном характере законов подчинены идеологии прав человека как совокупности дозаконотворческих требований, объективно возникающих из бытия человека в современном индустриальном и постиндустриальном обществе. Эти требования составляют конкретное практическое основание конституции и служат юридическим, а вовсе не моральным или политическим критерием оценки конституционного характера государства. Другими словами, конституция содержит в себе критерии, позволяющие судить о функционировании государственной власти с позиции права, приводить осуществление власти в соответствие с правом.

Таким образом, в демократическом конституционном (правовом) государстве система гарантий свободы, самостоятельности и собственности должна быть закреплена прежде всего в конституции, а это предполагает прямое действие конституционных норм и эффективные процедуры конституционного контроля. В первую очередь речь идет о правах человека и гражданина, выражающих минимальную неотчуждаемую меру свободы в обществе и государстве и тем самым ограничивающих возможности законодательных запретов (закон не может запрещать то, что гарантировано конституцией), очерчивающих пределы допустимой компетенции государственных органов и должностных лиц в их отношениях с гражданами и их ассоциациями. Отсюда следует, что если статьи конституции гарантируют права и свободы и в то же время определяют, что осуществление этих прав и свобод регламентируется или даже может быть ограничено законом, то фактически статьи конституции ничего не гарантируют. Вместе с тем конституционное право должно предусматривать случаи ограничения прав и свобод, необходимого ради свободы других и защиты конституционного строя, и, конечно, на этот счет должны приниматься органические законы, предусмотренные конституцией. Уже это обстоятельство указывает на необходимость эффективного конституционного контроля, сопоставляющего органическое законодательство с объективным смыслом гарантий свободы, самостоятельности и собственности.

 Конституционное закрепление прав человека и гражданина, равно как и судебное признание (в решениях верховного или конституционного суда) конституционного характера других гарантий свободы, самостоятельности и собственности, не зафиксированных в конституции, лишает законодателя полномочий устанавливать административную процедуру регулирования тех отношений, в которых действуют эти конституционные гарантии. И если законодатель не соблюдает или упускает из виду это требование, то с точки зрения права возможен спор между любым гражданином и высшим органом государственной власти по поводу надлежащих гарантий свободы, самостоятельности и собственности. Такой спор может рассматриваться только в рамках судебной процедуры и только органом, который подчинен исключительно конституции и в задачу которого входит ее толкование в свете аксиом и принципов права.

Далее, законодатель вправе запрещать только те формы реализации конституционных прав и свобод, которые являются общественно вредными, нарушают права других граждан и противоречат основам конституционного строя. Граждане должны иметь возможность оспорить любой такой законодательный запрет, если он затрагивает их права. Но даже если конституционный суд подтверждает конституционность такого запрета, не исключено, что в судебной практике сложится обыкновение, искажающее смысл этого запрета и тем самым нарушающее конституционные права граждан. А если конституционные права нарушаются обыкновением судебной практики, то такое нарушение, как правило, не устраняется судами второй инстанции или в порядке надзора. Эффективно защитить права в таких случаях может только конституционный суд, ибо он не связаны никакими обыкновениями законоприменительной практики.

Описанные требования конституционализма означают, что речь идет о конституционном государстве в нормативном смысле: современная конституционная государственность предполагает достаточно высокий уровень развитости и эффективности формально-юридических гарантий свободы, самостоятельности и собственности, реальные механизмы ограничения публичной политической власти правами человека и гражданина.

Таким образом, “конституционность” законов — это не столько их непротиворечие конституции, сколько их, так сказать, “конституционно-правовая органичность”. Последнее означает, что любой правовой закон является в той или иной мере “органическим” в том смысле, что он развивает и конкретизирует правовые положения, сформулированные или зафиксированные в конституции. Однако любой процесс содержательного развития конституционно-правовых начал (особенно в том, что касается прав человека и гражданина) — это процесс толкования права. А толкование права — функция не столько законодателя, ибо над ним всегда довлеют конкретные социально-политические интересы, сколько независимого суда. Такое суждение не означает принижения роли демократического законотворчества в процессе объективирования права, а лишь подчеркивает, что развитие и конкретизация конституционного права должны происходить в первую очередь через практику конституционного суда. С ней должен сверяться законодатель. Когда конституционный суд признает закон антиконституционным, он одновременно дает определенное толкование конституционно-правовых начал и формулирует “конкретное”, или “интерпретированное”, конституционное право. Соответственно правовые законы должны приниматься с учетом этих авторитетных интерпретаций и развивать конституционно-правовые начала в органичном единстве с уже выработанными интерпретациями.

 Итак, конституционность государства, рассмотренная в аспекте организации и функционирования власти в ее отношениях с индивидами, предполагает наличие судебного института, основная функция которого состоит в рассмотрении споров между гражданами и органами государственной власти по поводу конституционности актов, издаваемых последними, т. е. по поводу нарушения прав, которые имеют фундаментальный характер и не могут быть нарушены даже законодателем. Таким образом, суд, или конституционный суд, является высшим хранителем конституционности государства и, следовательно, не только контролирует соблюдение конституции, но и выступает как интерпретатор наиболее фундаментальных прав независимо от их эксплицитного выражения в тексте конституции и в этом смысле — как творец живого конституционного права". Можно сказать, что идея и практика конституционализма осуществляются через юрисдикцию, а их начало непосредственно связано с выступлениями правосудия против неправовых или антиправовых законов.

В процессе рассмотрения принципиально равличных видов дел с использованием различных процедур конституционная юстиция осуществляет следующие задачи, соответствующие ее природе:

— применение и толкование положений конституции в конкретном контексте, трансформация того, что “написано в конституции”, в “действительное”, “живое” конституционное право;

 — толкование и конкретизация постоянного, неизменного “ядра” конституции (идеалов, принципов, ценностей и т. п.) в меняющейся социально-исторической ситуации и, как результат, создание “динамичного” конституционного права, в котором новые интерпретации идеалов и т. д. “снимают” старые;

— защита меньшинства (меньшинство должно подчиняться большинству лишь в той мере, в которой решения большинства не выходят за рамки конституции) и защита большинства от злоупотреблений меньшинства правом вето;

 — рассмотрение споров о компетенции между органами власти, межлу федерацией и субъектами федерации и последних между собой;

 — рассмотрение споров между политическими партиями и другими ассоциациями, с одной стороны, и государством — с другой, по поводу того или иного государственного решения;

 — рассмотрение споров между отдельными гражданами и государством по поводу нарушения конституционных прав.

К исключительной компетенции конституционной юстиции относится следующее:

— рассмотрение споров между высшими государственными органами;

 — контроль за конституционностью законов — по меньшей мере абстрактный контроль; объявление законов недействительными;

— рассмотрение жалоб граждан, групп или ассоциаций на нарушение конституционных прав законодательством или обыкновением правоприменительной практики; — проверка конституционности референдума.

Кроме того, в компетенцию конституционного суда может входить:

— рассмотрение жалоб по поводу выборов в органы народного представительства;

 — “защита конституции” (рассмотрение жалоб по поводу неконституционности действий государственных органов, отстранение от должности высших должностных лиц государства за нарушения конституции, установление антиконституционного характера поли тических партий, принятие решений, обязывающих законодателя или высшие судебные органы устранить нарушения конституции либо издать акты, обеспечивающие реализацию конституционных прав и свобод);

— авторитетное толкование закона и квалификация норм между- народного права в плане их соответствия конституции;

— иные “нетипичные” процедуры.

Наибольший интерес в компетенции конституционных судов представляют контроль за конституционностью законов и рассмотрение индивидуальных жалоб на нарушение конституционных прав — как наиболее соответствующие природе конституционной юрисдикции.

 Предварительный контроль обладает тем преимуществом, что позволяет выяснить спорные конституционно-правовые вопросы на самой ранней стадии законодательного регулирования, еще до вступления закона в силу. Он также способствует стабильности, устраняет проблему отмены подзаконных актов в случае последующего признания закона ничтожным с момента его принятия. Он не вредит авторитету законодателя в той мере, в которой это возможно при последующем контроле.

 В то же время у предварительного контроля есть существенный недостаток. Сложность современного законодательства, особенно относящегося к социально-экономической сфере, крайне затрудняет выяснение его конституционности до тех пор, пока нет данных о практике его применения и толкования судами и органами управления. К тому же социально-экономические условия, с учетом которых был принят закон, впоследствии могут измениться настолько, что в новых условиях смысл отдельных норм может уже противоречить смыслу конституции.

С этой точки зрения более предпочтительным . оказывается абстрактный последующий контроль (хотя во Франции и Греции такой контроль невозможен).

В федеративном государстве абстрактный последующий кон- троль может быть весьма эффективным средством защиты конституционной компетенции субъектов федерации от ее нарушения федеральным законодательством и наоборот — средством защиты федеральной компетенции". Ибо невозможно строго разграничить компетенцию по всем вопросам, всегда остаются сферы совместной компетенции. И законы, кажущиеся принятыми с соблюдением компетенции, в процессе их применения могут не только стать причиной спора федерации и ее субъектов, но и просто обнаружить свою неконституционность.

Особый вопрос — о применении абстрактного последующего контроля в условиях конституционой реформы к законодательству, которое считается действующим, поскольку оно не противоречит новой конституции. Здесь следует исходить из того, что, с одной стороны, прерогатива конституционного суда объявлять законы недействительными в определенном смысле служит формой защиты верховенства действующей законодательной власти в противоположность такому положению, когда любой суд может объявить закон ничтожным (“централизованная” и “децентрализованная” конституционная юрисдикция). Но, с другой стороны, речь идет о законах, которые были приняты в иной, возможно, в принципиально иной социально-исторической ситуации, причем законодателем, не связанным ныне действующей конституцией. Поэтому нет необходимости считать, что установление недействительности таких законов относится к исключительной компетенции конституционного суда.