Философия и искусство

Вопрос о соотношении искусства и философии сложен не

только потому,что он сложен по своему смыслу,но еще и потому,

что это соотношение исторически менялось. Для эпохи Возрожде-

ния не было ничего эпатирующего в том,что Леонардо да Винчи

называл живопись "истинной философией",поскольку живопись,по

его словам,самостоятельно обнимает первую истину.Аналогичная

миссия признавалась за поэзией и за архитектурой.Искусство в

эпоху Возрождения вмещало в себя весь состав фундаментальных

мыслей о мире,и поэтому оно шло рука об руку с философией.

Обособление эстетики,с одной стороны,и эмансипация фило-

софии от теологии - с другой,привели к необходимости установ-

ления более четкого соотношения между этими формами духовной

деятельности, так же как это происходило и в сфере соотноше-

ния исскуства и науки. Для ХЎХ века на первый план выдвину-

лась проблема иерархического строения здания гуманитарных

наук. Так,Шеллинг и романтизм вообще,ставя искусство (особен-

но музыку) выше науки, провозглашали его главенство и над

философией, а Гегель, наоборот, при всей признаваемой им зна-

чимости эстетического венчал здание самопознания абсолютной

идеи его высшей формой - философией.

Однако с кризисом рационализма изменился и тот смысл,ко-

торый привносился западной философией в вопрос о соотношении

искусства и философии. Стремление отчетливо развести эти фор-

мы и установить между ними иерархическую субординацию смени-

лось как бы возвратившейся исторической тенденцией к их сов-

мещению или даже почти отождествлению. Однако в отличие от

ушедших исторических эпох это очередное сближение исскуства

и философии происходило уже на иных основаниях.Уже не поэзия,

не живопись и не музыка, а художественная проза признавалась

естественной сферой этого содружества, и уже не искусство

уподоблялось философии, что предполагает где-то в своей глу-

бине большую значимость философии, но философия стала уподоб-

ляться художественной прозе,что,напротив, предполагает исход-

ное превосходство искусства (продолжение линии романтиков).

Сначала А.Шопенгауэр и Ф.Ницше , затем Г.Риккерт и А.Бергсон

объединили философию и искусство на том основании, что они

одинаково далеко отстоят от практики и что то и другое есть

целостное "созерцающее" постижение жизни, использующее не

столько логику понятий, сколько иррациональную интуицию. Пло-

дом этого совмещения стал новый жанр литературы - "интеллек-

туальная романистика" (Т.Манн и другие). Естественно, что та-

кое сближение осуществлялось только в рамках тех направлений

философии, которые строились на тезисе о бессилии логико-

понятийных познавательных средств и потому неизбежно должны

были ориентироваться на "сверхпонятийные" - художественные -

способы постижения истины.Таково было, например, направление

экзистенциализма, в русле которого творили А.Камю, Г.Марсель,

и Ж.П.Сартр; их философские сочинения были насквозь художест-

венны, а художественные - насквозь философичны.

Вопрос о соотношении искусства и философии действитель-

но является очень сложным и многоплановым. Между этими двумя

видами духовной деятельности человека, несомненно, есть глу-

бокое родство,но нет полного внутреннего тождества.Философия

и искусство, как говорил М.М.Бахтин,"нераздельны,но и неслия-

нны". Совместно противостоя на современном этапе развития

культуры науке благодаря отсутствию у них конкретного объек-

та познания, эти формы духовной деятельности все же противо-

поставимы с точки зрения своих познавательных средств, конеч-

ной цели и своего языка. Философия в этом смысле ближе к

науке - она тяготеет к логико-понятийному аппарату, к систе-

матичности, к тому, чтобы высветить свои выводы в рациональ-

но-воспроизводимых формах рассуждения. Исскуство же в принци-

пе ориентировано на образно-символические формы познания и

выражения, которые не предполагают своей рассудочной вос-

производимости. Раскрыть и прокоментировать смысл образа или

символа можно только с помощью другого (изоморфного) символа

или образа. Растворить смысл образа в понятиях невозможно,

как невозможно и лишить его индивидуально-личностной окраски

путем обобщающей абстракции. Возможна лишь относительная ра-

ционализация смысла образа или символа, но при этом сразу же

изменится и познавательная парадигма : из сферы искусства

данный смысл, подвергшийся рационализации, сразу же перейдет

в область науки и философии.

Исскуство и философия, таким образом - это взаимозависи-

мые, но различные формы общественного сознания, которые, не-

смотря на всю близость (но не тождественность) своих содержа-

тельных областей, на свою равную направленность на предельно

общие вопросы духа и бытия, отличаются методом познания и вы-

ражения. Философия, в сущности, может быть (хотя это и не

всегда так) растворена в понятиях и подана в безличной форме

(хотя бы в педагогических целях), искусство же не поддается

такому - педагогическому - растворению и обезличиванию.Здесь

схвачены как бы разные модусы человеческого сознания,его раз-

ные состояния и разные по форме виды деятельности. Это много-

различие духовных состояний - одно из самых ценных свойств

человеческого сознания.Унификация смыслов,их сведение к одно-

му знаменателю обедняет как сами смыслы,так и самого унифика-

тора.

Сказанное, конечно, не значит, что художественная проза

не должна "философствовать", а философия должна оперировать

только сухими рассудочными схемами. Любое сближение противо-

положностей рождает новое, третье, качество, не аннулируя ис-

ходную пару. Так, "интеллектуальная романистика", обогатив

европейскую культуру именами Т.Манна и Ж.П.Сартра, отнюдь не

"отменила" тем самым "внероманную" философию и "внефилософ-

скую" прозу.Культура живет в своих самых разных формах и раз-

новидностях, и она только выигрывает в этом богатстве от пе-

риодически возникающих скрещений. Искусство и философия по-

разному - в этом и состоит их ценность - удовлетворяют выс-

шие потребности духа.Чем свободней и многоразличней духовная

жизнь общества, тем естественней и органичней оно развивает-

ся.

В общем плане проблема соотношения целого и его частей

традиционно предполагала решение таких вопросов, как :

1).Является ли целое суммой частей или оно есть нечто качест-

венно иное.

2).Что чему предшествует - часть целому или целое части.

3).Какова связь между целым и его частями, а также между са-

мими этими частями внутри целого - имеет ли эта связь при-

чинный характер.

4).Познается ли целое через части или же части могут быть

познаны лишь на основе знания о включающим их в себя

целом.

Вплоть до повсеместного распостранения системного под-

хода все эти главные вопросы решались либо механически-сумма-

тивно, либо идеалистически-интегративно.

Попытаемся ответить на четыре поставленных вопроса с

диалектико-материалистических позиций.Вопрос первый : как со-

относятся целое и его части? Целое представляет собой такое

единство своих частей, которое обладает новыми качественными

свойствами, никак не выводимыми из составляющих его частей.

Возьмем молекулу воды. Это пример сравнительно простой систе-

мы. Сам по себе водород, два атома которого образуют эту сис-

тему, горит, а кислород, один атом которого входит в нее,под-

держивает горение. Система же, образуемая из этих элементов,

вызвала к жизни совсем иное, именно интегративное свойство:

вода гасит огонь. Атомы всех химических элементов,образуя мо-

лекулы и входя в такие системы,как органы и другие структуры

организма человека, обретают новые интегративные, то есть за-

висящие от объемлющего их целого, свойства,которые поднимают

структурную организацию материи на иной уровень.

Еще Сократ заметил, что лицо связывает в единое целое

свои части : губы, рот, нос, глаза, уши, подбородок, щеки. И

как бы ни различались по виду и по функциям все части лица,и

как бы ни были сходны, сами по себе они не образуют лица.

Лицо есть нечто единое, целое. Оно неразделимо и несводимо к

тем частям, из которых состоит,без потери своей качественной

определенности как именно лица. Оно объединяет части, охваты-

вает их все и образует уникальное целое, обладающее новыми

интегративными свойствами. В двуполых биологических видах ни

одна отдельная особь не может дать потомства без участия осо-

би другого пола, и это не простая сумма ранее разрозненных

свойств,а следствие их интегративного,целостного объединения.

Итак, целое - это такая сущность, которая не сводится к

простой сумме составляющих ее частей.

Как же соотносятся качества целого и частей? Целое ус-

тойчивей своих частей. По отношению к ним оно выступает в ви-

де своего рода "каркаса",который обладает большой относитель-

ной устойчивостью. Это похоже на костер : дрова подкладывают-

ся, сгорают и улетучиваются, а пламя в целом остается.

Однако и целое не вечно : будучи выражением момента от-

носительной устойчивости бытия, оно не является вместе с тем

абсолютно неизменной сущностью. Принцип развития как раз и

заключает в себе идею качественных сдвигов в области устойчи-

вых целостных структур, в то время как текучесть частей цело-

го, их материальная неустойчивость и постоянное изменение

своего вещественного состава не являются атрибутами развития,

но только - показателями постоянно происходящих в природе из-

менений.

Из выше сказанного уже ясно, что постановка вопроса о

том, что предшествует: часть - целому или целое - части (воп-

рос второй), метафизична в своей основе, и это отмечал уже

Гегель. О предшествовании речь может идти только в случае,

если целое понимается идеалистически : как нечто предшествую-

щее возникновению материи вообще в качестве ее источника и

(или) прообраза. В случае же, если категории части и целого

имеют равноправное онтологическое толкование как атрибуты са-

мого бытия, то ни части (в качестве именно частей данного це-

лого) не существуют до и без целого, ни целое не существует

до и вне своих частей. Таким образом, категории целого и час-

ти

с другом, причем это соотношение носит характер

тей, так и самого целого.

Из такой соотносительной природы категорий части и цело-

го, подчеркивающей их одновременность, вытекает и ответ на

третий вопрос - о характере связи между целым и его частями,

а также между частями внутри самого целого. Известно, что в

системах действует принцип симметричной взаимозависимости,на-

зываемый в науке принципом функциональной корреляции (соот-

ветствия). Ни одна часть не может измениться без того, чтобы

не изменились другие части, и это изменение носит синхронный

характер. Действующая в системном целом обратная связь обес-

печивает устойчивость целого в пределах данной качественной

определенности. Наряду с корреляцией в системном целом дей-

ствует также и субординационная связь, отражающая сложное

внутреннее устройство системы, где одни части по своей зна-

чимости могут уступать другим и подчиняться им в общем деле

сплочения всех элементов в единое целое. Выражая тип связи

между сосуществующими в целом явлениями, корреляция и субор-

динация отнюдь не отрицают детерминизма вообще, а вместе с

тем и генетического причинного детерминизма,который в данном

случае выступает как опосредствованый иными системными прин-

ципами, в силу чего действие может выражаться в форме кор-

релятивных зависимостей (вуалирующих причинную связь).

Наконец, ответим на четвертый вопрос - о гносеологичес-

кой значимости категорий целого и части. Что через что поз-

нается:целое через свои части или части через целое? И здесь

своя диалектика: познание частей и целого осуществляется

одновременно. Выделяя части, мы сразу же познаем их не как

обособленные явления, взятые сами по себе,а как именно части

данного целого. С другой стороны, познавая целое, мы также

сразу же имеем в виду и его разделенность на части. Без час-

тей нет целого, без целого нет частей. Целое есть

выделяем в нем соответствующие части и выясняем характер их

связи.Однако недостаточно изучить части без их связи с целым:

знающий только части еще не знает целого. Так,отдельный кадр

в кино можно понять по-настоящему, лишь как элемент всей кар-

тины в целом. С другой стороны, обилие частностей может зас-

лонить целое. Это характерная черта эмпиризма.

Вопрос о гносеологической значимости категорий части и

целого наиболее важен в методологическом отношении, ибо он

позволяет адекватно осмыслить эвристическую значимость прин-

ципа редукции (сведения сложного к более простому) с тем,что-

бы избежать опасности редукционизма. Редукционизм далеко не

однозначен, он имеет многообразные формы, однако во всех слу-

чаях следует видеть его ограниченность и необходимость пере-

хода к интегративности (то есть к системному подходу) как

способу реконструкции "разрушенной" целостности. Принцип ре-

дукции имеет смысл только как рабочий инструмент познания,

применяемый для достижения сознательно поставленных промежу-

точных целей. Зрелый и изощренный ум схватывает события с са-

мого начала в целом, наблюдает их как бы сверху, улавливая

общую суть единого, а потом уже вникает в детали,с тем чтобы

осмыслить целое во всей его внутренне дифференцированной глу-

бине - сущностно.

1.Спиркин А.Г. Основы философии.Учебное пособие.- Москва,1988

2.Введение в философию.Учебник для высших заведений.- Москва,

1989

3.Философия, 100 экзаменационных ответов. Экзаменационный

экспресс-справочник.- Ростов-на-Дону, "Март",1999