Декадентский гедонизм

А.Н. Долгенко

Декадентский гедонизм традиционно воспринимается как не более чем популяризированный О. Уайльдом «новый гедонизм» У. Пейтера. Действительно, некоторые элементы теоретических построений эстетизма находят место в этике декаданса. Однако декадентский гедонизм, наиболее последовательное воплощение нашедший в теории и художественной практике Ф. Сологуба, существенно отличается и от неоромантического гедонизма Пейтера, и от эстетического гедонизма Уайльда. Это отличие особенно явно проявляется на уровне культурной ментальности и на уровне структуры удовольствия.

Вторая половина XIX в. - время упадка чувственной европейской культуры (П. Сорокин). Чувственное искусство живет и развивается в эмпирическом мире чувств; его цель - доставить тонкое чувственное наслаждение: расслабление, развлечение, увеселение и т.д. Для достижения этой цели оно должно быть сенсационным, страстным, патетичным, постоянно ищущим нечто новое. Чувственное искусство отмечено возбуждающей наготой и сладострастием, оно свободно от религии, морали и других ценностей, посему его главный художественный принцип - «искусство для искусства». Утверждение данного принципа знаменует отрыв парнасцев от романтиков и начало постепенной смены типа культурной ментальности. По существу, путь от эстетизма к декадансу - это путь от активного эпикурейства (в терминологии П. Сорокина) к пассивному.

Активное эпикурейство (активно-чувственная культурная ментальность) мировоззренчески утверждает преходящие ценности, полнокровное ощущение жизни, динамизм, прогресс, эволюцию. Оно утверждает чувственную свободу и заботится о целостности тела и его чувственных интересах. Моральные ценности активной чувственной ментальности относительные и чувственные, гедонистические, эвдемонистические и утилитарные. Они сконцентрированы на поиске максимума чувственного счастья для наибольшего числа людей и представляют собой своего рода «мораль разумного эгоизма». Активное эпикурейство - основной тип ментальности культуры новейшего времени, который легко обнаружим в поведении тех, кто стремится к насыщенной, обеспеченной, красивой и активной жизни, кто хочет «до краев наполнить свои кубки впечатлениями земного бытия».

Пейтеровский неоромантический гедонизм утверждает не достижение удовольствия, а удовольствие достижения: чувственный опыт сам по себе, а не его плоды; он призван научить людей во всей полноте переживать каждое мгновение жизни, в которой не должно быть места аскетизму, умерщвляющему чувства, гак же как и грубому распутству, притупляющему их. В таком гедонизме нет ничего упаднического или аморального (Д.Е. Яковлев), но удержаться на этих позициях довольно сложно. О. Уайльду этого сделать не удалось: ни в теории, ни в жизни он не останавливается на указанных гедонистических принципах. Уайльд признает полную свободу субъекта и его право нарушать любые границы. В данном отношении его эстетизм уже близок к декадансу, но отнюдь не является таковым. Однако концепция, творчество и жизнь О. Уайльда являют собой воплощение уже не активного, а пассивного эпикурейства.

Пассивное эпикурейство (пассивно-чувственная культурная ментальность) зиждется на том, что нет никакой истины, кроме ощущений. Систему моральных ценностей пассивной чувственной ментальности можно определить понятиями «аморализм» и «нигилизм»: нет никаких реальных моральных ценностей, за исключением предельно чувственных. Эстетические ценности - сугубо чувственные, «рафинированно патологичные». Формула подобной ментальности известна давно и неоднократно после Горация повторялась с неизбежным постоянством: carpe diem.

Пассивное эпикурейство всегда сопряжено с этическим и эстетическим релятивизмом. Эстетический гедонизм предполагает, что эстетическое и этическое несоединимы и независимы друг от друга. Этот релятивизм, как и утверждение избранности художника, открывающего сокровенные тайники чувственного и эстетического наслаждения, будут актуальны и для декадентского мировоззрения. О. Уайльд в своих теоретических и практических опытах через эстетическую имморальность вплотную подходит к декадентскому аморализму, но еще не является таковым.

Одним из важнейших свойств чувственного искусства является то, что чем более оно развито, тем ярче проявляются его черты. В этом отношении декаданс как финальная фаза чувственного искусства суммирует его достижения и доводит его основные черты до предела, а в наиболее ярких своих проявлениях - до абсурда.

Как известно, сущность декадентского мировоззрения, его определяющая категория — крайний индивидуализм. Декадентский индивидуализм своеобразен и сложен по своей природе. Объединяя в себе черты ренессансного и романтического индивидуализма, декадентский наполняется эсхатологическим содержанием и такими отличительными чертами эпохи fin de siecle, как усталость, скепсис, безнадежность. В наиболее ярких своих проявлениях декадентский индивидуализм достигает крайней степени - солипсизма. Первостепенное значение для этики декаданса имеет идея неприятия мира. Причем корни такого отношения к действительности видятся декадентами не только в человеческой природе, но и в духовной истории человечества. В этом неприятии - суть декадентского отношения к миру и обществу, определяемая как декадентский нигилизм. Используя традиционное аксиологическое триединство, можно ясно себе представить ценностный ряд этики русского декаданса. Здесь и красота, но красота смерти и увядания; здесь и истина, желанная и недостижимая, рассыпающаяся на тысячи индивидуальных «правд»; здесь и добро, но связано оно не с жизнью, почти всегда воспринимаемой как зло, а со смертью. Мотивы пессимизма, отчаяния, суицида, «двойного бытия», индивидуализм и мистицизм, свойственные декадансу, не представляют собой чего-то исключительного для мировой литературы и искусства, однако именно в декадентском мировоззрении все эти черты структурируются вокруг идеи приятия смерти как пути к небывалым наслаждениям.

Декаданс ищет предельного, абсолютного, вечного наслаждения и не находит его в жизни. Удовольствия жизни предельны, и только смерть открывает путь в бесконечность. Бессмысленно каждый день «срывать день», не лучше ли его «сорвать» раз и навсегда, навечно.

Наиболее ярким воплощением декадентского гедонизма следует признать солипсические опыты Ф. Сологуба. «Самый декадент среди русских, самый русский среди декадентов» (А. Горнфельд), он характеризует мир как суету и томление духа, где все преходяще, где жизнь подобна иллюзии, сну, обману, призрачному царству теней, рождающему абсурд и бессмыслицу земного существования. С этой точки зрения мир для Сологуба разделен, разорван: с одной стороны, человек знает, что он существует, а с другой - его существование оказывается пустой иллюзией, обманом. В этой ситуации жажда удовольствия обостряется, но жизнь и смерть меняются местами.

Сологуб видит источник жизни в смерти: пока человек существует в данном ему мире, он не видит истинной связи вещей, его всюду окружают иллюзии, призраки вещей, и эти призраки есть ничто иное, как суррогаты желания. Но вот приходит назначенный час, и человек ясно начинает осознавать всю тщетность своих стремлений. И только в момент смерти он вдруг сталкивается с присутствием чего-то иного, а именно - с вечностью, где смерть в известном смысле и есть это инобытие, а точнее das Man. Именно это небытие, по убеждению Сологуба, дарует душе избавление от ничтожества мира и единственный путь к свободе и вечному наслаждению.

Таким образом, если в эстетическом гедонизме смерть (убийство и самоубийство) - конец наслаждения, то в декадентском гедонизме она - начало бесконечного наслаждения. Соединяясь воедино, эстетизм и декаданс выстраивают единую цепь эсхатологического гедонизма, так чудесно воспетого пушкинским Вальсингамом: «Все, все, что гибелью грозит, / Для сердца смертного таит / Неизъяснимы наслажденья - / Бессмертья, может быть, зал