Ален Дандес "О слонофантазиях и слоноциде"

109312
знаков
0
таблиц
0
изображений
Ален Дандес ФОЛЬКЛОР: семиотика и / или психоанализ. – М., 2003.   О слонофантазиях и слоноцидеi    119 Остроумию, смеху и родственным им явлениям посвящено немало теоретических трудов, некоторые из них принадлежат величайшим умам Запада — Аристотелю, Бергсону, Фрейду, Мередиту и ряду дру­гих. В первую очередь их интересовали два аспекта остроумия: струк­тура приемов, с помощью которых провоцируется смех, и его влияние на индивидуума1. Авторы этих философских и филологических ком­ментариев стремились понять, почему люди смеются. Однако до сих пор проблема влияния конкретного времени и места на формирование и распространение анекдотов и других видов юмора остается малоизу­ченной. И хотя прекрасно известно, что «чувство юмора» имеет как временные, так и локальные отличия, для их объяснения пока сделано немного. Влияние времени и места на механизмы смешного особенно существенно, когда речь идет об исследовании анекдотических циклов, так как именно в такой форме анекдоты внезапно становятся популяр­ны и широко распространяются в сравнительно малые сроки. Как бы то ни было, главный вопрос остается по-прежнему без ответа: почему и как это происходит? Мы надеемся, что наше исследование латентного смысла недавно возникшего цикла анекдотов — загадок о слонах, по­может нам сделать шаг в этом направлении, особенно если мы обра­тим внимание на некоторые важные психологические и социальные аспекты существования носителей этой анекдотической традиции2. 1 В качестве примера см. внушительный список трудов по остроумию [Kiell 1963: 139-142]. 2 Об анекдотическом цикле о слонах см.: [Dundes 1963с; Abrahams 1963; Brunvand 1964; Barrick, Cray, Herzog 1967]. Анекдоты о слонах широко распространялись сред­ствами массовой информации, см.: Elephants by the Trunk//Time Magazine (August 2, 1963), p. 41; Beastly Riddles are Big//Seventeen (August 1963), p. 228-229, а также [Beatty 1963; Gilbert 1963]. Многие из этих публикаций упоминаются в [Barrick 1964а]. Существует и несколько отдельных изданий анекдотов о слонах — часть публикуемых ими текстов подлинная, часть — имитация. См.: The Elephant Book и ее продолже­ние — Elephants, Grapes & Pickles, а также [Hans, Babcock 1963; Blake 1964]. © M.C. Неклюдова, перевод на рус. яз., 2003 © А.С. Архипова, комментарии, 2003 120 Исследование такого рода представляется нам тем более уместным, что анекдоты о слонах появились недавно и по популярности пре­взошли такие циклы, как «тук-тук» (knock-knock), «маленький тупица» (little moron) и «тошнотворный» юмор (sick humor). Во всех случаях, включая анекдоты о слонах, в ход идет особый тип детского юмо­ра: простые загадки с большим количеством повторов, комический эффект которых во многом связан с краткостью формы и ограничен­ностью содержания. Цикл о слонах являет нам причудливый перевер­нутый мир, где слоны могут лазить по деревьям и проделывать целый ряд потрясающих акробатических трюков (спрыгивать с деревьев, за­бираться в холодильники или в «фольксвагены», летать и т.д.). Итак, анекдоты о слонах — явный случай детской чепухи. Эта упор­ная привязанность к детским формам и способам выражения подчер­кивает регрессивную природу остроумия, о которой писал Фрейд и его последователи . Остроумие — одна из разновидностей комическо­го, а комическое — регрессивный способ добиться временного ощуще­ния освобождения от superego/сверх-я или от общественных ограни­чений. «Благодаря комическому мы вновь обретаем детское счастье. Мы можем сбросить оковы логического мышления и насладиться за­бытой свободой» [Kris 1952: 205]. Однако взрослые могут использо­вать большинство разновидностей детского юмора, только чувствуя тревогу или в условиях ослабления контроля (к примеру, во время сценических представлений или празднеств), поскольку бессмыслица на уровне речи или действий свидетельствует о недостаточной зрело­сти. И хотя такое освобождение от подавляющего воздействия, по-ви­димому, необходимо всем и каждому, оно становится все менее до­пустимым по мере взросления индивидуума. Необходимой составляющей эмоциональной зрелости является при­нятие ограничений, накладываемых на бессознательную тягу к удо­вольствию (id/оно), равно как и развитие умения перенаправлять энер­гию на вторичные источники удовольствия (сублимация). Отсюда свойственное нам чувство «утраченной свободы». Однако побуждения id никуда не уходят, хотя и модифицируются под влиянием других процессов, связанных с ego. Им необходим какой-то дополнительный выход. Остроумие, особенно в своих агрессивных формах, — один из самых действенных способов подобной субституции. Словесная игра является продолжением детских агрессивных игр, однако детские и взрослые формы смешного явственно отличаются друг от друга сте­пенью утонченности и многозначности. В дело идут схожие формаль- 3Подробнее всего Фрейд говорит о психологии остроумия в монографии «Остро­умие и его отношение к бессознательному» (название которой, заметим, было недавно переведено на английский как "Jokes and Their Relation to the Unconscious" вместо бо­лее традиционного "Wit and Its Relation to the Unconscious"). Список важнейших трудов его последователей см. [Kiell 1963]. 121 ные структуры (каламбуры, поэтические приемы, non sequiturs", параллелизмы), но взрослое остроумие менее прямолинейно, его агрессивность не так очевидна, а конечная цель неоднозначна. Таким образом, остроумие возвращает нас к детству и является агрессивной формой выражения, допустимой благодаря развитию и усложнению формальных приемов . Анекдоты функционируют как способ защиты, как сиюминутное отрицание принципа реальности ради детской игры словами и мира «чепухи», где опасное выражение агрессии может быть спроецировано на безобидные ситуации, тем самым работая на принцип удовольствия. В этом смысле анекдоты можно рассматри­вать как паровой клапан, который позволяет обороняться от того, что представляет угрозу (и потому вызывает беспокойство), при помощи регрессивного возврата к детским формам остроумия. Однако это регресс в достаточной мере относительный, он варьи­руется в зависимости от степени непосредственно испытываемой тре­воги. Некоторые его формы связаны с более ранними стадиями жизнен­ного опыта и, как правило, указывают на то, что испытываемое беспо­койство выходит за рамки обычного, сближаясь с детскими страхами. Без сомнения, остроумие по своей природе — результат тревоги. Оно проявляется в агрессивных ситуациях (нередко — при соперничестве), которым естественно сопутствует тревога. Кроме того, остроумие сни­мает табу, наложенное на определенные темы. Но при некоторых обстоя­тельствах, в силу тех или иных исторических событий (например войны или депрессии), чувство тревоги может стать всеобъемлющим. В подоб­ных случаях анекдоты воспроизводят пугающую ситуацию, проигры­вая ее в безобидной форме и тем самым снимая напряжение. Чем страшнее реальность, тем более безобиден и ребячлив мир в анекдо­тах. Такие времена благоприятствуют не только росту детского остро­умия, но и появлению анекдотических циклов, которые позволяют умножить выигрыш ego за счет числа острот, возникающих благодаря суггестивным возможностям формы и предмета. В мире детства многое позволено, поэтому и возникает движение в обратном направлении: укрывшись за маской ребенка, можно безна­казанно позволить себе агрессивные выражения, недопустимые для взрослого. Чтобы это осталось безнаказанным, нападающий должен уверить окружающих в своей безобидности. Столкнувшись с особен­но сильным противником (что в ситуации соперничества порождает острую тревогу), индивидуум нередко полностью возвращается к дет­ской речи, тем самым сохраняя за собой возможность обороняться . 4 Фрейд в упомянутой выше работе подчеркивает, что формальный контроль по­зволяет обмануть superego путем экономии средств выражения [Freud 1960]. 5 Обсуждение всей совокупности тенденций, связанных с регрессом в состоянии подчинения, на примере негров-рабов в Соединенных Штатах см. [Elkins 1959]. О воз­действии, которое имело это подавление на негритянский фольклор, где герой описы­вается как ребячливый трикстер, см. [Abrahams, Hickerson 1964: 65-69]. 122 Однако это нельзя считать исключительно защитным механизмом. В детстве человек одерживает целый ряд побед (над моторикой или языком), к которым он обращается не только как к оборонительному оружию, но и ради удовольствия воспроизвести свои первые дости­жения. Регрессивная техника дает чувство безопасности в уже освоен­ном мире детства. Итак, агрессивная природа анекдота постулирует конфликт, а регрессивное использование детских форм выражения и техники его отрицает. Прибегнув к оксюморону, можно сказать, что анекдот — безобидная агрессия, никому не причиняющая вреда, но обеспечивающая временный выигрыш ego его рассказчика. Обманчивая безобидность анекдота отчетливее всего связана с отсутствием в нем действенного элемента (т.е. эта агрессия имеет словесное, а не действенное выражение). Но словесную агрессию можно смягчить еще сильнее, представив ее в символических образах. Так, обращение к на первый взгляд абсурдному миру, населенному лазающими по деревьям слонами, позволяет обойти целый ряд обще­ственных запретов, давлению которых подверглось бы более прямое обсуждение тем и тенденций, представленных в этих анекдотах. Этот абсурдный камуфляж в высшей степени непроницаем и помогает скрыть всю серьезность исходного импульса. Иначе и быть не может. Устные формы юмора в качестве отдушины или освобождения были бы менее эффективны, если бы мы по-настоящему осознавали, что говорим и над чем смеемся. Отгородиться от сознательного — один из способов провести общество и мимоходом заставить его принять ту или иную аргументацию. Чтобы освободиться от психологического гнета человеческого существования, нам надо представить реальность в преображенной, неузнаваемой форме. В тех формах, которые изна­чально используют дети, и это свидетельствует лишь о том, что в не­которых обстоятельствах нам, взрослым, приходится продолжать на­чатый бой, пользуясь уже испытанным оружием. Нас интересует ряд конкретных вопросов: какова природа той реальности, где анекдоты о слонах оказываются законным боевым приемом и способом уйти от опасности? Какие давние страхи вновь выходят на поверхность, тем самым актуализируя эти детские формы защиты и освобождения? Чтобы прояснить эти вопросы, поговорим сначала о потенциальных смыслах, скрытых в этом анекдотическом цикле, а затем попытаемся объяснить, почему они возникают именно здесь и именно в этих временных рамках. I  Анекдоты о слонах, как и ряд других американских фольклорных циклов, содержат немалое количество сексуальных коннотаций. Однако иногда они не очевидны и, возможно, частично ускользают 123 от понимания рассказчика. В этих анекдотах величина слона олице­творяет сексуальную мощь. Среди постоянно повторяющихся моти­вов — его гигантский размер (в особенности величина его фаллоса), равно как и приписываемая ему способность к совокуплению в самых неудобных положениях. Огромный, на первый взгляд неуклюжий, но поразительно сильный и удивительно искушенный, слон во многом является современным вариантом сказочного великана или людоеда, нешуточного противника, представляющего угрозу для героя. И если Джек должен перерубить гигантский бобовый стебель, а Одиссей — выколоть глаз Полифему, то современному американцу необходимо лишить сексуальной силы свой Рок, всемогущественного слона. Итак, можно предположить, что анекдоты о слонах делятся по крайней мере на две категории. К первой относятся анекдоты об интим­ной жизни слона, его гигантских половых органах, его склонности к сексуальной агрессии (часто направленной на других животных). Его сексуальное превосходство подчеркивается не только величиной фаллоса, но и способностью совокупляться с самыми невероятными партнерами в самых невообразимых ситуациях. Ко второй категории относятся тексты, где речь идет о защите от сверхфаллического слона: в них представлены различные способы его отпугивания или кастри­рования. Отметим, что в первом случае слон является протагонистом, поскольку именно он оказывается в том или ином месте, обладает теми или иными способностями, делает то или это. Во втором случае слон выступает как антагонист или как жертва, поскольку кто-то что-то с ним делает или из-за него совершает какие-то поступки. Ассоциация фаллической мощи со слоном гораздо старше, нежели современный цикл анекдотов, присутствующий в устной традиции Америки. К примеру, в фольклоре американских негров есть эпичес­кий тост, посвященный схватке между львом и слоном, где подчерки­вается безусловное сексуальное превосходство последнего [Abrahams, Hickerson 1964: 136-147]. Широко распространен и анекдот, который фигурирует в одном из первых черновых вариантов «Кошки на раска­ленной крыше» Теннесси Уильямса: семейная пара с маленьким сыном гуляет по зоопарку и подходит к вольеру со слоном. Сын обращает внимание, что у слона эрекция, и спрашивает у матери: «Мамочка, что это?» Она поспешно отвечает: «Ничего», на что отец замечает: «Твоя мать просто избалована». В других анекдотах подобное сравнение оборачивается не столь лестно для человека, как, например, в сле­дующих народных стихах, датирующихся 1930-ми годами и записан­ных в поселках строителей в Северной Калифорнии: I took my gal to the circus Я повел свою милую в цирк, The circus for to see  В цирк поглядеть. When she saw the elephant's trunk Как увидела она слоновий хобот"'. She wouldn't go home with me. Отказалась идти со мной домой. 124 Фаллический подтекст становится вполне очевиден далее: I took my gal to the ballgame Я повел свою милую на бейсбол, The ballgame for to see На бейсбол поглядеть. When the umpire yelled, "Four balls" Как судья закричал «Четыре мяча», She wouldn't go home with me. Она отказалась идти со мной домойIV Символическое значение слоновьего хобота очевидно: его форма и подвижность во многом определяют образ животного в целом. Так, в одном типичном и несколько фривольном комиксе слон изображен перед палаткой, рядом с которой стоит машина с надписью на заднем стекле «Молодожены». Хобот слона пропущен между полотнищами палатки. Подпись к комиксу: «Бог мой, Пол!»6. Приводимые далее тексты типичны для анекдотов о слонах и иллюстрируют как фалли­ческие, так и кастрационные черты этого цикла. II Для начала слон становится интимным другом, он может оказаться в постели или в ванне: 1. Как можно догадаться, что с тобой в постели лежит слон? У него на пижаме во-от такие огромные пуговицы (говорящий разводит руки примерно на фут). 2. Как можно догадаться, что слон сидит вместе с тобой в ванне? По слабому запаху арахиса у него изо рта. Эта интимность со слоном таит в себе опасность, о природе кото­рой гадать не приходится: 3. Как можно догадаться, что у тебя в постели слон? Через девять месяцев у тебя будут проблемы. Анатомическое строение слона часто описывается в сексуальных терминах: 4. Why does the elephant have four feet? It's better than six inches. Почему у слона четыре ноги/четыре фута?  Это лучше, чем шесть дюймовV. 5. Did you hear about the man who got a job in Africa circumcizing elephants? Well, the pay wasn't much, but the tips were tremendous7. __________________ 6 Over Sixteen (New York: Elgart Publishing Company, 1951): 19. 7 Это вариация старого анекдота, в котором обычно фигурирует медбрат или его помощник. Легман [Legman 1928: 59] цитирует текст, где говорится, что раввин полу­чает больше священника, поскольку "he gets all the tips" (т.е. «он получает все чаевые/ все кончики»). 125 Вы слышали о человеке, который получил работу в Африке — делать обреза­ние слонам? По правде сказать, жалованье небольшое, зато чаевые/кончики — огромные. 6. Do you know how to make an elephant fly?vi. You start with the zipper about 20 inches long. Знаете, как заставить слона летать/как сделать слоновью ширинку? Надо начать с молнии длиной в 20 дюймов. 7. Знаете, почему у слонов длинные хоботы? Так они могут обменяться французским поцелуем с жирафами. Очевидно, что слона в первую очередь интересуют любовные дела. 7. How do elephants make love in the water? They take their trunks down.  Как слоны занимаются любовью в воде? Они опускают хобот/спускают трусы. 8. How does the elephant find his tail in the dark? Delightful. Как(им) слон находит свой хвост в темноте? Упоительным. Эта приписываемая слону сексуальная удаль демонстрируется мно­гообразными способами: подчеркивается объем его семенных выде­лений или, менее прямолинейно, более длительный период беремен­ности, будто бы являющийся свидетельством особой половой мощи: 9. What's big and comes in quarts? An elephant8. Что это: большое, серое, и измеряется квартами/и кончает квартами?  Слон. 10. Как можно догадаться, что женщина была изнасилована слоном? Она беременна вот уже два года. Слон может легко обрюхатить даже проститутку, олицетворяю­щую почти бездонную сексуальность: 12. What do you get when you cross an elephant and a prostitute? A three-quater ton pickup. ______________________ 8 Этот текст опубликован в [Dundes 1963с: 41]. За редким исключением, все тексты, цитируемые в данной статье, были собраны в округе Остин (Техас) и в Беркли (Кали­форния). Некоторые из них, по-видимому, единичны, но большинство было зарегист­рировано в обоих местах сбора и скорее всего широко распространено по всей терри­тории США. В прессе нам попадались некоторые тексты, которые не укладываются в схему предложенного здесь анализа. 126 Что будет, если скрестить слона с проституткой? Пикап/уличная девка в три четверти тонны. Наверное, самое поразительное свидетельство сексуального пре­восходства слона — его способность совокупляться с самыми неве­роятными партнерами. 13. Why did the elephant marry the mosquitto? Because he had to. Почему слон женился на комарихе? Он обязан был это сделать. Но слон не только способен обрюхатить любое животное, большое или маленькое, он может подвергать свои жертвы сексуальным атакам в самых неподходящих положениях. В ранних анекдотах, как уже упо­миналось, слоны лазили на деревья. Согласно Фрейду [Freud 1917: 162], «летать или карабкаться куда-то наперекор закону всемирного тяготе­ния» можно интерпретировать как символический эквивалент эрекции. В данном случае такое толкование вполне обоснованно, поскольку слон всегда лезет на дерево с определенной целью, намереваясь спрыгнуть оттуда на беззаботно проходящую мимо жертву — мышь, крокодила, бобра, гепарда и т.д. (соответствующие примеры см. [Abrahams 1963: 99]). В ряде анекдотов о слонах эта сексуальная агрессия, направлен­ная на других животных, представлена без экивоков: 14. Зачем слоны лазят на деревья? Чтоб насиловать белокVII. 15. Зачем у слонов на ногах пружины? Так они могут насиловать летучих обезьян. 16. Какой звук больше всего пугает летучих обезьян? Пуам, пуамVIII. В ряде фаллических анекдотов о слонах физическая мощь этих животных оттеняется человеческой слабостью. Слон способен на все, человек — ни на что. В некоторых случаях человеческая слабость отчетливо ассоциируется с сексуальной несостоятельностью: 17. Can you get four elephants in a Volkswagen? Hell, no — it's damn near impossible to get a little pussy in one. Можешь разместить/затащить четырех слонов в «фольксваген»? Черт побери, нет — тут семь потов сойдет пока какую-нибудь киску/вагину туда затащишьIX. 18. What is harder than getting a pregnant elephant in a Volkswagen? Getting an elephant pregnant in a Volkswagen. 127 Что может быть тяжелее, чем затащить брюхатую слониху в «фольксваген?» Обрюхатить слониху в «фольксвагене». Следует отметить, что превосходство слона не ограничено сексуаль­ной областью, но распространяется на все его телесные функции. Несколько примеров его анальной мощи: 19. What the difference between a saloon and an elephant fart? One's a bar-room; the other is more of a BarOOOMM! Какая разница между кабаком и слоновьими ветрами? Первое — бар, а второе, скорее, БарУУУММ! 20. Как можно догадаться, что слон ходил в ваш сортир? Невозможно спустить. 21. Как обучить слона правильно вести себя в доме? Сперва стоит купить 14 экземпляров воскресной «Нью-Йорк таймc»X. III Во всех приведенных выше текстах слон предстает как необъятное животное начало, которому дана полная свобода. В духе Пола БеньянаXI — все, что делает слон, отличается крупным масштабом. Тем больше контраст со второй категорией анекдотов о слоне, где этот могучий зверь смирен и унижен. Можно предположить, что слон воплощает детский взгляд на отца — отсюда огромные размеры, сила, сексуальный аппетит и удаль. Как и с отцом, с ним можно столкнуться в спальне и в ванной — в местах, связанных с интимными (как генитальными, так и анальными) ситуациями. Но хотя встречи с ним в до­ме привычны, тем не менее его следует опасаться. Его действия истол­ковываются как насилие. Он во многом схож со сказочным великаном, и, как в сказке, маленькому наблюдателю необходимо найти способ завладеть местом всемогущественного слона, уменьшить его в разме­ре и лишить грозной силы. Победить слона можно несколькими способами.. В соответствии с его экстраординарными фаллическими характеристиками один из них, конечно, кастрация. Иногда она бывает символической, иногда осуще­ствляется вполне буквально: 22. How do you keep an elephant from charging? Take away his credit card. Как избежать атаки слона/его покупок в кредит? Забери у него кредитную карточку. 23. How do you keep an elephant from stampeding? Cut his 'tam peter off". 128 24. What did the elephant say when the alligator bit off his trunk? Very funny (nasalised). Что сказал слон, когда аллигатор откусил ему хобот? Очень смешно (говорится в нос)9. Более хлопотный способ избавиться от слона — устроить охоту и поймать его: 25. Как изловить слона? Сперва надо раздобыть знак «Солонам вход запрещен». А еще бинокль, бутылку из-под молока и пинцет. Потом устанавливаешь знак «Солонам вход запрещен», и все слоны округи собираются перед ним и помирают со смеху, потому что «слонам» написано с ошибкой. И слонов собирается все больше и больше. И они рассказывают своим друзьям об этом знаке с ошибкой в слове. Очень скоро перед тобой целая толпа хохочущих слонов, тогда берешь би­нокль, переворачиваешь его другой стороной, чтобы слоны стали очень ма­ленькими, а потом пинцетом собираешь их в бутылку из-под молока. Можно предположить, что в этом тексте ребенок противостоит взрослому. Слон — это взрослый, знающий правила правописания, охотник — ребенок, над которым потешается слон, поскольку тот пи­шет с ошибками. Но безграмотность ребенка-охотника притворная, это ловушка, предназначенная для взрослого-слона . Слон потешает­ся над кажущейся беспомощностью охотника, который, как плохой ученик, делает ошибку в слове, и слон рассказывает об этом друзьям, совсем как родители рассказывают знакомым об ошибках своих де­тей, причем иногда даже в присутствии последних, — что в конце концов делает возмездие только слаще. Магический способ уменьше­ния размера слона при помощи «другого» конца бинокля весьма впе­чатляет. Мысль, что ребенок хотел бы взглянуть на жизнь так, чтобы соотношение размера между ним и взрослыми оказалось обратным (т.е. уменьшить взрослых, в первую очередь своих родителей, чтобы ими можно было манипулировать при помощи пинцета), безусловно, существенна для всего цикла анекдотов о слонах. Эти анекдоты помо­гают вывернуть реальность наизнанку, так что маленькое становится большим, а большое — маленьким. Уменьшить огромного слона — 9 [Abrahams 1963: 100]. В шутках по поводу кастрации довольно часто исполь­зуется игра голосом. К примеру, в следующих ударных репликах выделенные слова произносятся высоким фальцетом: «Оператор, меня разъединили!», «Эй, да здесь есть акулы!», «Осторожней, забор с колючей проволокой! —Какой забор с колючей проволокои!» Превосходный анализ кастрационного юмора см. [Legman 1952]. 10 «Взрослый» статус слона очевидно проявляется в ответе на вопрос: How do you talk to an elephant? «Как надо говорить со слоном?» — Use big words «Используй боль­шие слова/хвастовство», отражающем детскую точку зрения на словарь взрослого. И действительно, когда ребенок говорит со взрослым, он может пытаться использовать «большие слова». 129 значит уменьшить соперника-великана. Это еще более очевидно, когда речь идет о других способах избавиться от слона: 26. Как убить синего слона? Застрелить его из синего ружья для охоты на слонов. 27. Как убить розового слона? Схватить его за яйца (хобот) и сдавливать, пока он не посинеет, и тогда застрелить его из синего ружья для охоты на слонов. Но самый кардинальный способ лишить слона мужского достоинства — превратить его в существо женского пола. Если в первых анекдотах цикла слон носил теннисные туфли, которые ему были ма­лы, и потому у него на ногах складки, то позднее он появляется в ба­летных тапочках . Все чаще слон начинает предаваться женским за­нятиям, например, красить ногти на ногах или плавать на спине (тем самым принимая пассивную/женскую позу). И хотя слон по-прежне­му обозначается мужским местоимением, его времяпрепровождение безусловно имеет женский уклон. В некоторых текстах проблема поле затемняется употреблением местоимения множественного числа «они» Но иногда используются и местоимения женского рода, что свиде­тельствует о том, что слон пережил бесповоротную перемену пола: 28. Почему слоны красят ногти красным лаком? Чтобы прятаться на вишневых деревьях. 29. Вы когда-нибудь видели слона на вишневом дереве? Смотри сам. Здорово получается, да? 30. Зачем слониха покрыла голову соломой? Хотела убедиться, действительно ли веселее быть блондинкой. 31. How do you give an elephant a shower? All you need is a few girls, some cake, cookies, and perhaps a little tea. Как устроить душ слону/устроить слонихе вечеринку по поводу замужества? Нужно, чтоб было несколько девушек, какой-нибудь пирог, печенье и, может быть, немного чаю. В последнем тексте фаллический слон полностью уничтожен. Лишенный своей сверхмужественности, он становится невестой. Теперь он уже не воплощение мужского деспотизма, а его потенциальная жертва. Кастрация и феминизация позволяют лишить слона полового превосходства: «он» превращается в «она». Пользуемся случаем поблагодарить Джона Гринуэя, который обратил наше вни­мание на то, что появление балетных тапочек может быть связано с повторным выхо­дом на экран «Фантазии» Уолта Диснея, что совпало с популярностью этого анекдоти­ческого цикла. 130 Если рассматривать анекдоты о слонах с точки зрения семейного романа (the family romance), то в них вполне очевидно присутствуют оба аспекта стандартно-амбивалентного отношения к образу отца (the father-figure). С одной стороны, зависть и завороженность его физиче­ской мощью, с другой — эдиповский сюжет, требующий кастрации этого архетипического соперника и узурпации его власти и положе­ния. Как и в волшебной сказке, где герой, сперва загипнотизирован­ный подробностями интимной жизни великана, в конце должен с ним расправиться и тем самым утвердить собственную еще не опробован­ную мужественность, так и в анекдотах о слонах рассказчик должен одержать победу над слоном. В конечном счете за стремлением одержать победу скрывается желание волшебным образом завладеть властью и утвердить ее в отно­шениях с матерью (или, что более типично и для вымысла, и для реальной жизни, с суррогатной матерью). Однако это двойственное притяжение/отталкивание, вызываемое слоном-великаном, нельзя объяс­нить исключительно воображаемым исполнением эдиповского жела­ния. Мощь слона представляет собой не только угрозу, но и возможную модель, идеал для ego/я. С этой точки зрения действия слона следует рассматривать как удовлетворение сексуальных желаний. Его способ­ности — предмет для подражания и объект узурпации, а его поступки описываются исключительно в терминологии id. Отсюда двойствен­ность отношения к слону, сочетание любопытства и страха, в равной мере обусловленных стремлением удовлетворить сексуальное жела­ние и боязнью быть за это наказанным, т.е. страхом кастрации. Образ великана символизирует возможность высвобождения желаний и пре­одоления запретов при помощи силы. Иначе говоря, слон — это и проекция желания и соперник одновременно: это в определенной мере объясняет факт существования двух типов анекдотов о слонах. Но если в анекдотах о слонах специфическим образом отразился Эдипов комплекс, в целом свойственный западной модели семейных отношений, это отнюдь не объясняет, почему подобная тема и подоб­ный герой стали актуальны для немалой части населения именно в данный период. Ведь, рассуждая теоретически, эдиповское желание всегда имеет место, однако редко случается, чтобы оно выражалось столь массово и в формах, провоцирующих немалый интерес и боль­шое количество комментариев. Возможно, что начало 60-х годов было отмечено чем-то исключительным, что и явилось толчком к широкому распространению чувства тревоги, вызванного некими лицами, обле­ченными властью и обладавшими поразительными сексуальными спо­собностями. Нет сомнения, и общество в целом, и входящие в него творческие личности слишком сложны, чтобы можно было назвать единственную 131 причину или комплекс причин, которые привели к запуску этого ме­ханизма, реализовавшегося в анекдотах о слонах. Тем не менее можно попытаться предположить, какие силы стоят за этой весьма живой и широко распространившейся реакцией. Ее интенсивность указывает на то, что первоначальный толчок имел огромное психологическое значение. Нельзя не заметить, что распространение анекдотов о слонах совпадало с ростом борьбы чернокожего населения за гражданские права. По-видимому, между этими культурными феноменами суще­ствует тесная связь, и в некотором смысле можно утверждать, что в образе слона отразился взгляд белого человека на американского чернокожего и что завоевание последним определенного обществен­ного положения вызвало реактивацию ряда первобытных страхов. На первый взгляд эта гипотеза может показаться слишком смелой, однако между образом слона и стереотипными представлениями белых о неграх существует немало параллелей. Прежде всего, для многих американцев и слон и негры очевидно ассоциируются с африканскими джунглями. Некоторые склонны видеть в неграх близких потомков диких обитателей деревьев, а их животная чувственность одновре­менно является источником притяжения и страха. Как мы уже видели, слон на дереве в равной мере тоже выступает как и привлекательный и вызывающий отвращение сверхмощный зверь. Кроме того, в анек­дотическом образе слона воплотился ряд завораживающих и пугаю­щих свойств, которые массовое воображение приписывает чернокожим мужского пола. И негр и слон изображаются обладателями необычно внушительных половых органов и соответствующей сексуальной мо­щи, а общественное представление об этих персонажах во многом связано с гигантским размером, силой и выносливостью. Безусловно, подобные представления о чернокожих в лучшем слу­чае можно назвать вымыслом12, тем не менее они упорно продолжают существовать. Вплоть до недавнего времени и революционной пере­мены положения этой части населения вызываемый ею страх смягчал­ся не только благодаря существованию системы социального подав­ления, но и с помощью народного юмора, например цикла анекдотов «Растус и Лиза», где негр был представлен в качестве ленивого до­машнего животного, неспособного ни работать, ни думать. Подобные способы избавления от страха теперь недоступны, а объединение чер­нокожих для борьбы за свои права способствовало возникновению совершенно иного образа — сильного, загадочного, иногда мститель­ного (движение негров-мусульман). В этом новом образе кристалли- 12 По-видимому, приписывать противнику повышенный сексуальный аппетит и способности — феномен общего порядка, см. [Seidenberg 1952]. Примеры «белых» анекдотов, репрезентирующих негритянскую сексуальность, см. [Bennett 1964]. Лите­ратурные параллели, где сексуальное превосходство чернокожих связывается с обра­зом слона, см. [Steinbeck 1939]. 132 зовались прежде скрытая, хотя и давно существовавшая, сексуальная завороженность и страх кастрации. Негр теперь воспринимается как устрашающая фаллическая сила, с которой нельзя не считаться. Для борьбы с этой угрозой прибегают к регрессу и переносу устрашающих качеств объекта при помощи техники, свойственной детскому юмору, преображая негра в слона. Ассоциацию негра со слоном подтверждает и тот факт, что со­держание многих анекдотов очевидным образом связано с цветом. В целом ряде ранних текстов речь идет о цвете слона: 32. Почему слоны серые? Так их можно отличить от синих птиц [bluebirds] (красных птиц [redbirds], ежевики [blackberries]). Но тогда слон начал красить одежду в разные цвета, чтобы замас­кироваться и стать незаметным: 33. Почему слоны носят зеленые теннисные тапочки? Чтобы прятаться в высокой траве. Значит ли это, что слон, как и чернокожие, согласно еще одному распространенному мнению, надеется слиться с окружающей средой и остаться незамеченным, если он поменяет окраску? В таком случае обращение к цвету в анекдотах о слонах может отражать общест­венное отношение к негру как к «цветному» ("colored man" or "man of color")13. Предположительная ассоциация негра со слоном была бы малоубе­дительна, если бы анекдоты о слонах представляли собой изолирован­ный феномен. Однако они лишь часть широко распространившегося 13 Возможно, что, с точки зрения белого человека, за абсурдной попыткой слона скрыть свои истинные природу и цвет, надев человеческую обувь той или иной окра­ски, стоит то же, что, по мнению некоторых белых, стоит за стремлением негров пере­нять статусную символику белой культуры и манеру одеваться. Однако даже при всем желании не выделяться по цвету негр не может скрыть цвет кожи, вне зависимости от одежды или имущества. Слон всегда остается слоном, несмотря на цвет его кроссо­вок или педикюра, точно так же невозможно заблуждаться по поводу идентичности чернокожего. В этом смысле показателен следующий текст, проливающий свет на сте­реотипные представления белых о неграх: Why did the elephant sit on the marshmallow? Because he didn't want to fall in the cocoa. «Почему слон сел на зефир? Потому что он не хотел свалиться в какао». Можно рассматривать это как свидетельство «белой» уверенности, что слон (негр) предпочел бы осторожно сидеть на малюсеньком белом и «безопасном» зефире, чем свалиться вниз и оказаться погруженным в куда боль­шую массу коричневого какао. Следует добавить, что, если наша гипотеза слон = негр верна, то словесная игра с «цветом» в анекдотах о слонах близка тому типу каламбу­ров, который нередко присутствует в снах. Кроме того, цикл загадок grape-banana-plum «виноградина-банан-слива», который появился вслед за анекдотами о слонах, был в равной мере кастрационным и еще более подчеркнуто использовал цветовые опи­сания. 133 современного увлечения анекдотами-загадками, в том числе и описа тельными загадками, в которых перечисляются цвета, имеющие прямое отношение к чернокожим. Первые из этих «цветных» загадок высмеивали известных чернокожих: 34. What's black and catches flies? Willie Mays (Negro centerfielder of the San Francisco Giants). Что это: черное и ловит мух/мячи? Вилли Мейс (черный центровой игрок «Джайнтс» Сан-Франциско). Примерно тогда же, когда анекдоты о слонах начали приобретал популярность, загадки о неграх стали безличными и нацеленными в общем на «ниггера»: 35. Как в штате Миссисипи называют негра с докторской степенью? Ниггер. Более того, когда слоны начали летать, негр тоже взмыл в воздух по ходу дела завладев способностями Супермена, белого героя комиксов: 36. Что это: черное в красном плаще? Суперниггер. Страх перед чернокожим стал менее глубоко упрятан, высказывает ся мысль, что негр способен на вполне реальное нападение: 37. Что это: опасное, живет на дереве и черное? Ворона с автоматомVIII. 38. Как в штате Миссисипи называют негра ростом шесть футов и четыре дюйма вооруженного автоматом? Сэр. На данный момент уже вполне очевидно, что свойственные анек­дотам о слонах озабоченность цветом и сексуальная тематика не являются взаимоисключающими. Наоборот, обе составные объясни­мы в. терминах уравнения негр = слон. Эта связь между цветом и сексуальностью также обнаруживается в других загадках, имеющих отношение к чернокожим: 39. Что это: черное в белой упаковке? Сэмми Дэвис-младший14. 40. Что это: черное и белое и катается по траве? Интегрированный секс. 14 Этот пример, как и другие цитируемые здесь расистские «цветные» загадки, при­веден в статье Эбрахамса [Abrahams 1963]. 134 Белый человек не только пребывает в страхе перед воображаемым половым превосходством чернокожих, он боится, что у него уведут его женщин 5. V Докопаться до смысла чепухи совсем непросто. Однако анекдоты о слонах — культурный феномен, имеющий конкретные простран­ственно-временные характеристики. Широкое распространение и по­пулярность этих текстов можно объяснить тем, что это — отдушина, позволяющая проигрывать и контролировать проблемы, связанные с Эдиповым комплексом. Но сам по себе психологический анализ не позволяет ответить на вопрос, почему цикл возникает именно в этот, а не в какой-либо другой период. Необходимо учитывать его социаль­но-исторический контекст. Рост негритянского освободительного дви­жения, встревоживший даже сочувственно настроенных, послужил катализатором этой весьма регрессивной реакции. Необходимо по­нимать, что нет никакого противоречия в двойном постулировании слона как взрослого сексуального соперника по отношению к ребенку и как чернокожего сексуального соперника белого человека. В обоих случаях соперник олицетворяет силу, отчасти сексуальную, которая представляет собой угрозу и потому должна быть отвоевана. А это проще изобразить, чем сделать на самом деле. Если, убив слона, избавляешься либо от отца, либо от негра или сразу от обоих, причем делаешь это безобидным образом, под прикрытием чепухи и тем са­мым не испытываешь чувства вины, — функция и значение анекдотов о слонах не вызывают сомнения""'16. Анекдоты эти, как и все другие формы остроумия, — дело весьма серьезное. Комментарии I Пер. по: Abrahams R., Dundes A. On Elephantasy and Elephanticide // Dundes A. Analytic Essays in Folklore. The Hague, 1975. P. 192-205. II Видимо, непоследовательности. III Здесь и далее мы будем стараться давать русские аналоги английских текстов, конечно, в том случае, если они вообще есть. Сразу стоит оговорить, что Дандес писал статью о культурных символах, характерных именно для американ­ской современной культуры, и весь пуант статьи заключается именно в этом — показать, как через анализ конкретных текстов можно увидеть основные парадиг­мы данной культуры. 15 Как недавно указал Мак Э. Бэррик [Barrick 1964b], на смену загадкам типа «ниггер» пришел цикл повествовательных анекдотов, в которых используются, зачас­тую иронически, южные стереотипные представления о неграх, хотя общий взгляд на чернокожих остается амбивалентным. 135 Действительно, хотя такой образ слона свойствен именно американской традиции, в современном русском фольклоре тоже есть два персонажа (крокодил и слон) и их функции частично схожи с функциями дандесовского слона. Достаточно вспомнить всем известный краткий вариант докучливой присказки: А ты купи слона... (Почему предлагается купить именно слона? При этом стоит учитывать что коннотации агрессии перешли в основном на образ крокодила.) Использование хобота слона как эвфемизма также характерно и для нашей культуры — это, видимо, абсолютно наднациональная сексуальная коннотация (прав был Фрейд): На букву X. называется, П. увидит — подымается? (Хобот пищу берет). При сопоставлении русских и американских текстов о слонах бросается в глаза тот факт, что и здесь и там вполне нарочито используется маска ребенка: такой текст подается рассказчиком как детский анекдот (Слышали детскую шутку?) хотя любому исследователю детского фольклора хорошо известно, что дети сами такие анекдоты не рассказывают — это изобретение взрослых, вполне сознательно одетое в маску «детской шутки». IV Игра словами: the ball — «мяч/яичко» (анат.). В качестве параллели, наверно можно привести анекдот о поручике Ржевском: одна дама в поезде говорит другой: «Милая, никогда не кладите яйца рядом с серебром». Поручик Ржевский по думал и переложил серебряный портсигар в нагрудный карман. v По поводу смысла этой шутки см. коммент. I к статье «В шести дюймах от президентского кресла...». 71 Например, способности слона летать также обыгрываются в нашем анекдот (Кноп К. Загадки с подвохом // Компьютерра. 206): — Почему слоны не летают? — По воздуху. VII Ср. русский анекдот: Разговор двух слонов. — С кем тебе больше всего нравится заниматься любовью? — С мартышками. Когда кончаешь, они так забавно лопаются. Здесь тоже наличествует хоть латентная, но все же сексуальная агрессия. VIII В оригинале boing, boing. Ср. русскую детскую шутку: — Как положить слона в холодильник? — Открыть дверь, положить туда слона, закрыть дверь. — А как положить в холодильник жирафа? — Открыть, вынуть замерзшего слона, положить на его место жирафа. " New York Times (Sunday edition) отличается чудовищным объемом ■— около 50 страниц. XI Пол Беньян — герой раннего американского и канадского фольклора — лесоруб-великан. Это эпизированный тип героя с соответствующим эпическим размахом действий. XII Игра слов: cut his damn peter off (у Дандеса записано фонетически) буквально значит «отрезать ему проклятый половой член», но это звучит как cut hi stampeder off. XIII Забавно, но похожие тексты есть и среди русских детских анекдотов: Что это: стоит черное, на одной ноге? — Одноногий негр. Что это: стоит черное, на двух ногах? — Два одноногих негра. Стоит черное, на трех ногах? — Рояль. 136 XIV В конце 50-х — первой половине 60-х годов развернулась обширная дис­куссия по поводу источников активно распространявшегося в это время цикла о слонах [Abrahams, Hickerson 1964; Barrick 1964а; Brunvand 1963; Cray, Herzog 1967]; в то же время на волне антирасистских кампаний среди фольклористов возникает идея о заместительности одного цикла другим: общественное сознание не может прекратить рассказывать анекдоты на запретную тему, но понимает, что тема табуирована и неприлична, и находит выход в изобретении заместительных циклов (поляки вместо негров и т.д. — подробнее об этом см. коммент. к статье «Об этнических стереотипах...» наст, изд.) [Barrick 1964b; 1970; Bennett 1964]. Статья Дандеса и Эбрахамса не в последнюю очередь благодаря своему остро­умию и общей убедительности концепции относительно данных примеров вызва­ла большой исследовательский ажиотаж и на многие годы стала эталоном научно­го подхода к изучению современных анекдотов. Другой вопрос, что откровенно фрейдистская интерпретация устойчивости выделяемых Дандесом оппозиций была впоследствии оспорена блестящим американским фольклористом Элиоттом Орингом (OringE. Everything is a Shade of Elephant: An Alternative to a Psychoanalysis of Humor// New York Folklore. 1975. 1 (3,4): 149-161).  
Об этнических стереотипах1: евреи и поляки в Соединенных ШтатахII   137 Одним из самых интересных направлений гуманитарных наук является изучение характерных черт — как приписываемых, так и реальных — той или иной культуры или субкультуры. «Националь­ному характеру», этнической психологии и «характеру народа» (Volkscharakter)III посвящено немало антропологических работ и тру­дов психологов . И хотя некоторые ученые отчаялись достичь точного определения «модальной индивидуальности» (the modal personality) или основополагающих характеристик той или иной группы, нет со­мнения, что у разных народов действительно проявляются разные лич­ностные черты. Конечно, интерес к подобным проблемам обусловлен задачами отдельного конкретного исследования, которое может по­стулировать или глубинное сходство всех народов, или же их много­численные различия. Не менее внушителен список трудов, посвященных общечеловече­ской приверженности к стереотипам. Начиная с 1922 г., когда была опубликована книга журналиста Уолтера Липпмана «Общественное мнение», который ввел в оборот термин «стереотип», социальные пси­хологи потратили немало сил на оттачивание этого понятия, докумен­тальное обоснование его существования и воздействия2. Внимание при этом уделялось стереотипным представлениям как о себе, так и о других. Кроме того, ряд трудов был посвящен проблеме соотноше­ния стереотипов и предрассудков3. Нет сомнения, что стереотипы в большой мере способствуют формированию и выживанию глубоко укорененных предрассудков. 1 Обширную литературу по этому вопросу см. [Heuse 1953; Paul 1961; Martindak 1967: 1-163]; в высшей степени ценный библиографический обзор см. [Duijker, Fridja 1960]. 2 Обсуждение этой проблемы см. [Vinacke 1957: 229-243]. 3 Из них наиболее показательны [Katz, Braly 1958: 40-46; Saenger, Flowerman 1954: 217-238]. © M.C. Неклюдова, перевод на рус. яз., 2003 © АС. Архипова, комментарии, 2003 138 Однако при знакомстве с обширной научной литературой, посвя­щенной национальному характеру и стереотипам, нельзя не удивиться малому количеству ссылок на фольклорные материалы. Стереотипы, как правило, описываются на основе анекдотов или опросных листов, в которых информанты выбирают из заранее заданного списка опре­делений (например, «честный», «скупой») характеристики, свойствен­ные, по их мнению, той или иной национальной или этнической груп­пе. Нельзя не задаться вопросом, чем именно с методологической точки зрения руководствуется исследователь, составляя опросные листы, и не обесценивают ли его личные предубеждения, которые сказы­ваются в процессе отбора, полученные результаты. Психологи и про­чие исследователи не отдают себе отчет, что для изучения националь­ного характера, стереотипов и предрассудков важным и практически неисчерпаемым источником информации является фольклор. Люди в своей массе изучали национальные характеры на протяжении сто­летий4. У народа А есть многочисленные традиционные представле­ния о характере народа Б, и наоборот. Именно благодаря подобным традициям стереотипные представления передаются из поколения в поколение. Иначе говоря, эти стереотипы «уже зафиксированы» и предположительно лишены неизбежной субъективности и неуместной суггестивности опросных листов. С помощью фольклорных материа­лов можно избавиться и от досадных двусмысленностей опросов: боль­шинство свойств, фигурирующих в анкетах, имеют как позитивные, так и негативные ассоциации. Вайнаке справедливо указывает, что определение «бережливый» — позитивно, а «скупой» — негативно [Vinacke 1957: 232]. Само свойство по сути неизменно, вариативна его степень. Однако фольклорный контекст, как правило, не оставляет сомнений по поводу того, бережлив шотландец или скуп. В Соединенных Штатах, как и в других частях мира, индивиды по­лучают стереотипы из фольклора. Большинство наших представлений о французах или евреях обусловлено не длительным личным общени­ем или контактами с представителями этих групп, но пословицами, песнями, анекдотами и другими фольклорными жанрами, которые у нас на слуху на протяжении всей жизни . Стереотипы могут давать точную или совершенно неверную характеристику, т.е. могут совпа­дать или расходиться с реальными, эмпирически подтверждаемыми личными чертами. Суть не в этом, а в самом существовании фольк­лорных стереотипов, на основе которых люди формируют свое мне­ние. Это, возможно, единственная область фольклорного знания, где элемент веры играет столь существенную и потенциально опасную роль — опасную не только для себя, но и для других. 4 Примеры китайских народных стереотипов см. [Eberhard 1965: 596-608; Jansen 1959: 184—200]. О связи между анекдотами и стереотипами см. [Zenner 1970: 93-113]. 5 См. любопытное исследование детских стишков [Hurvitz 1954: 135—150]. 139 С помощью сравнительного метода исследования можно установить степень правомочности или неправомочности фольклорных стереотипов. Совпадает ли представление французов о себе с тем образом французского национального характера, которым мы обязаны французским психологам, социологам и социальным историкам? И как оно сочетается с американским представлением о французах? с немецким или испанским мнением по этому же вопросу? Речь отчасти идею том, имеют ли фольклорные стереотипы кросскультурный характер или нет. В ряде случаев представляется, что да: к примеру, еврей всегда расчетлив и корыстен. Некоторые исследователи, в частности Протро и Меликян, считают, что отсутствие кросскультурных расхождений в оценке тех или иных «типов» может в принципе свидетельствовать о наличии в данных стереотипах крупицы истины6. Но принимая во внимание возросшее значение общемировой пропаганды ведущейся средствами массовой информации, не следует делать по спешных выводов. Вымысел может быть кросскультурным достоянием, однако это не доказывает его истинность. Но при всем ton кросскультурное единодушие по поводу немецкого милитаризма вы глядит гораздо убедительнее, нежели взятый в отдельности американский фольклорный стереотип немца-вояки. Сравнительный анализ фольклорных стереотипов может быть осуществлен на примере двух групп. Как продемонстрировал Янсен, две группы способны породить разнообразные и взаимосвязанные стерео типы7. Если взять две группы (назовем их А и Б: их можно заменит любой другой парой — северяне/южане, греки/турки, иудеи/неиудеи) то мы получим следующий набор возможных стереотипов: Представление А о себе как об А по отношению к Б (например представление белых о себе как о белых в отличие от чернокожих). Представление Б об А по отношению к Б (например, представление чернокожих о белых в отличие от чернокожих). Представление А о Б по отношению к А (например, представление белых о чернокожих в отличие от белых). Представление Б о себе как о Б по отношению к А (например, представление чернокожих о себе как о чернокожих в отличие от белых). Представление А о том, какое у Б представление об А по отношению к Б (например, представление белых о том, каково представление 6 [Prothro, Melikian 1955: 3-10]. О кросскультурных стереотипах см. также [Prothro 1954: 53-59; Buchanan, Cantril 1953; Lambert, Klineberg 1967]. 7 [Jansen 1959: 205-211] (цит. no [Dundes 1965b: 43-51]). См. также более раннюю работу, где рассматриваются теоретические возможности стереотипных представлений о «себе» и о «других» [Holmes 1955: 47 ff.]. 140 чернокожих о белых в отличие от чернокожих. Оно может совпадать или не совпадать с представлением чернокожих о белых в отличие от чернокожих). Представление Б о том, какое у А представление о Б по отношению к А (например, представление чернокожих о том, каково представле­ние белых о чернокожих в отличие от белых. Суть вопроса состоит в том, будет ли черное стереотипное представление о белом стерео­типе черного совпадать с белым стереотипным представлением о чер­нокожих). Представление А о том, какое у Б представление о себе как о Б по отношению к А (например, представление белых о том, какое у чернокожих представление о себе как о черных в отличие от белых). Представление Б о том, какое у А представление о себе как об А по отношению к Б (например, представление чернокожих о том, как белые представляют себя как белых в отличие от черных). Возможность существования в дополнение к обычным стереотипам «стереотипов стереотипов» не является чисто теоретическим предпо­ложением. Анекдоты строятся не только на стереотипах, но и на игре стереотипами, например чернокожие могут высмеивать белые стерео­типные представления о чернокожих (или то, что им представляется стереотипами белых в отношении чернокожих). Иногда стереотипы могут подкрепляться «стереотипами стереотипов», и наоборот. К при­меру, согласно одному из стереотипных представлений американцев о французах, последние являются великолепными любовниками (не исключено, что это часть более общего стереотипа о «любвеобильных латинянах», включающего в себя итальянцев и испанцев). Вдобавок, согласно другому американскому стереотипу, французы считают аме­риканцев плохими любовниками. (Иначе говоря, представление А о Б находится в некотором соответствии с представлением А о том, как Б представляет себе А.) Последний стереотип может быть проиллюст­рирован следующим текстом: Молодая француженка, переживая любовную драму, решила покончить с со­бой и бросилась в Сену. Случайный прохожий кинулся спасать ее и, вытащив на берег, увидел, что она мертва. (Надо добавить, что девушка сняла с себя одежду, перед тем как утопиться.) Прохожий побежал за жандармом. А в это время другой прохожий увидел обнаженную девушку на берегу и решил воспользоваться слу­чаем. И поскольку она не сопротивлялась, он овладел ею. Первый прохожий, вер­нувшийся с жандармом, закричал: «Эй! Она мертвая!» — «Черт возьми! Я думал, она американка», — ответил второй. Подобные побасенки, равно как и другие типы фольклорного оформления стереотипов, можно отнести к этническим анекдотам 141 (ethnic slurs). Трудность, однако, состоит в том, что английский тер­мин ethnic slurs, равно как и французское выражение blason populaire, носит негативный, уничижительный оттенок8. При этом очевидно, что многие составляющие фольклорных стереотипов имеют позитив­ное значение. Евреи с удовольствием рассказывают антисемитские анекдоты, а католические священники — антиклерикальные побасен­ки. Робак предложил ввести термин «этнофаулизм» (ethnophaulism) для обозначения «сторонних оскорбительных аллюзий» (foreign disparaging allusions). Оскорбительность этнического анекдота отчас­ти зависит от того, кто и кому его рассказывает. Другая трудность, связанная с понятием «этнических стереотипов» (ethnic slurs), — их жанровая неопределенность. Этническое предубеж­дение может состоять из одного слова, например frog, в качестве обозначения француза. Либо же расшириться до эпиграммы или по­словицы: «С другом-венгром тебе не нужен враг», «Пожав руку венгру, пересчитай пальцы», «Как сделать омлет по-венгерски? Прежде всего надо украсть десяток яиц...», «И венгр и румын продадут свою бабуш­ку, но румын доставит ее по адресу». Последний пример представляет собой достаточно сложный случай. С одной стороны, очевидно, что нельзя доверять столь бессердечным людям, которые ради денег гото­вы продать собственную бабушку. С другой стороны, венгр, в отличие от румына,, не выполняет до конца договор и не доставляет бабушку по назначению. Этот факт можно считать отрицательным в той мере, в какой он еще раз подтверждает ненадежность венгров: они не вы­полняют обещанное. Но в то же время здесь есть и позитивный аспект: венгр предстает как трикстер, который на самом деле не продаст родственника в рабство, меж тем как румын это сделает. По контрасту с ним румын более честен, но не столь хитер, как венгр, чьим поступкам он пытается подражать10. Ситуация с этническими анекдотами осложнена еще и тем, что не все из них можно классифи­цировать как «этнические» в точном смысле слова. Есть анекдоты, в которых фигурирует тот или иной географический регион или город. К примеру: «Вы слышали о новом конкурсе,? Главный выигрыш — неделя в Филадельфии, второе место — две недели в Филадельфии». Еще. один антифиладельфийский выпад: «Лучше всего в Филадель­фии—экспресс в Нью-Йорк». Существует множество других анти­филадельфийских шуток, хотя вполне очевидно, что все эти замеча­ния по поводу «мертвого» города, где нечего делать, где нет ночной 8 Классический труд Анри Гедо и Поля Себийо посвящен в основном представле­ниям о жителях разных французских провинций и местностей. Однако ряд страниц относится и к иностранцам [Gaidoz, Sebillot 1884: 332-378]. 9 [Roback 1944]. Этот термин, однако, незначительно распространен, хотя иногда и встречается [Palmore 1962: 442—444]. Другие антивенгерские пословицы см. [Roback 1944: 81]. 142 жизни, могут быть отнесены и на счет других городов: I spent a week in Philadelphia one day («В один прекрасный день я пробыл в Фила­дельфии неделю») или I was in Philadelphia once, but it was closed («Был я в Филадельфии как-то раз, но она оказалась закрыта») . Существуют анекдоты, где речь идет о той или иной религии: скажем, часть стереотипных представлений о евреях относится к религиозным, а не чисто этническим анекдотам. Недостатки термина «этнический стереотип» (ethnic slur) связаны с неопределенностью понятия «народ» (folk). Некоторые группы дей­ствительно можно считать этническими, и тогда употребление опре­деления «этнический стереотип» представляется вполне уместным. Однако существует множество неэтнических групп, и по отношению к ним этот термин неуместен. Все это вполне очевидно, если иметь в виду современное, более гибкое определение «народа» (folk), кото­рым обозначается не только крестьянский мир, но и любая группа, обладающая по крайней мере одной общей характеристикой [Dundes 1965b: 2]. Объединяющим фактором здесь может быть не только этни­ческое происхождение, но и политическая или религиозная принад­лежность, географическое местоположение или занятие. Любая груп­па выступает и как потенциальный производитель уничижительных анекдотов, и как их жертва. Некоторые анекдоты принадлежат к внут­ренней традиции того или иного сообщества, другие — к чисто внеш­ней, третьи используются как внутри сообщества, так и за его преде­лами [Jansen 1959]. Когда речь идет о том, обладает ли та или иная группа особыми чертами, отделяющими ее от общего культурного фо­на, представляется разумным с эмпирической точки зрения и практи­чески целесообразным попытаться установить, является ли она произ­водителем или объектом анекдотов. Врачи-терапевты рассказывают анекдоты о проктологах, которых, к примеру, именуют rear admirals (контр-адмиралами/задними адмиралами). В университетской среде профессора шутят, что old deans never die, they just lose their faculties («старые деканы не умирают, они утрачивают [жизненные] способно­сти/факультеты»). У католиков есть анекдоты об иезуитах, зачастую иллюстрирующие их скорее интеллектуальный, нежели мистический, подход к жизни и вере: В комнате собрались три священнослужителя. Один доминиканец, другой францисканец, третий иезуит. Внезапно выключается свет. Не смущенный тем­нотой доминиканец говорит: «Давайте поразмышляем о природе света и тьмы и об их значении». Францисканец начинает петь гимн темноте, сестре нашей мень­шей. А иезуит меняет пробки. 11 Другие шутки по поводу тех или иных мест, характерные для Соединенных Штатов, см. [Cray 1962: 27-34]; многочисленные дополнения к его списку см. также, в частности, [Monteiro 1968: 51]. 143 Подобные внутригрупповые традиции нередко с трудом поддаются описанию, поскольку группа может замкнуться в себе при столкнове­нии с тем, кто представляется ей опасным чужаком, выдающим себя за безобидного собирателя фольклора. Итак, говоря об «этническом», или «национальном», анекдоте, сле­дует помнить, что это скорее функциональная, нежели родовая кате­гория, и что многие анекдоты этого типа не имеют отношения к этни­ческим проблемам. Этнические анекдоты зависят от предполагаемых этнических или национальных характеристик. Чаще всего эти нацио­нальные черты подвергаются осмеянию и уничижению. Нас в данном случае больше всего интересует, какие именно черты и комплексы характеристик выделяет народная традиция. Народная традиция знает не только неформальные исследования национального характера в форме этнических анекдотов или устояв­шихся национальных стереотипов, но и скромные попытки сравнитель­ного анализа. Хотя число анекдотов, построенных на сопоставлении, по всей видимости, ограничено, сам факт их существования подчерки­вает общечеловеческую тенденцию сравнивать свою группу с другими. Почти все этнические анекдоты этого типа, где скопом высмеиваются различные культуры, имеют сходные композиционные принципы по­строения. Представители разных культур ставятся в одинаковую си­туацию или совершают идентичные поступки. Их реакция на задан­ные ситуации или различные способы решения поставленных задач и является индикатором предположительно стереотипных моделей пове­дения. Вот, к примеру, реплики, которые женщины разных стран адре­суют своим мужьям после исполнения супружеских обязанностей: Жена-американка: Милый, это было замечательно. Жена-француженка: Mon cheri, какой же ты восхитительный любовник! Жена-еврейка: Надо было соглашаться только в обмен на шубу. Жена-немка: Ах, mein Herr, как ты властен, как умел. Жена-англичанка: Ну что, дорогой, теперь тебе полегчало? Этот пример представляет собой собрание типичных этнических стереотипов, сформулированных с характерной для фольклорных произведений краткостью. Здесь есть и французская упоенность лю­бовью", и иудейское стремление к материальному вознаграждению, и немецкое восхищение властью, и британская холодность личных отношений, сочетающаяся с представлением, что для женщины испол­нение супружеских обязанностей является долгом, начисто лишенным сексуального удовольствия. Естественно, эти черты могут фигуриро­вать не только в анекдотах-сравнениях: Англичанин выполняет супружеские обязанности. Вдруг он говорит: «Извини, дорогая. Я сделал тебе больно?» Она: «Нет, почему ты так думаешь?» Он отве­чает: «Ты пошевелилась». 144 Другой типичный анекдот, построенный на сравнении разных этни­ческих групп, рассказывает о международной конференции, где уче­ные делают свои доклады о различных особенностях слонов. Англича­нин выступает с сообщением «Охота на слонов в Индии», русский — «Слоны и пятилетний план», итальянец — «Слоны и Ренессанс», француз — «Любовь у слонов» (вариант — «Способы приготовления слона»), немец — «Слоны и денацификация Германии» (вариант — «Военное использование слонов» или «Eine kUrze Einffihrung in das Leben des vierbeinigen Elephanten»v) в 24 томах, но умирает по выхо­де 17-го тома и, наконец, американец — «Как сделать большего и лучшего слона». Этот анекдот встречается во многих европейских странах, варьируется лишь выбор представителей разных националь­ностей и характеризуемых черт. Иногда сам процесс рассказывания анекдота является решающим элементом создания этнического контраста, как, скажем, в следующем примере: Когда рассказывают анекдот французу, он всегда смеется трижды: сначала, когда его слушает, потом, когда ему объясняют его смысл, и в третий раз, когда до него доходит. А все потому, что французы любят смеяться. Когда рассказы­вают анекдот англичанину, он смеется дважды: сначала, когда слушает, второй раз, когда ему его объясняют. Смысл до него никогда не доходит, он слишком чопорен. Когда рассказывают анекдот немцу, то он смеется только один раз, выслушав его до конца. Немец не позволит ничего себе объяснять, он слишком самонадеян. Когда рассказывают анекдот еврею, то, недослушав, он прерывает рассказчика: во-первых, он уже это слышал, во-вторых, рассказывать надо не так, а в-третьих, он начинает рассказывать анекдот так, как надо. Следует заметить, что в Соединенных Штатах существует целый цикл анекдотов, в которых высмеивается неспособность англичанина повторить анекдот, рассказанный американцем. Их пуант состоит в том, что англичанин перевирает ключевую фразу услышанной исто­рии. Структура этих анекдотов всегда одна и та же: англичанин слы­шит анекдот, рассказанный американцем, и, пытаясь повторить его, делает это неправильно, тем самым демонстрируя отсутствие понима­ния. Приведем пример, где обыгрывается распространенное выраже­ние a slip of the tongue («оговорка», букв, «соскок языка»): Некий англичанин на званом ужине: хозяин дома, разрезая язык, случайно уронил его на колени гостю. Хозяин сказал: "Lapsus linguae", и это вызвало такой смех, что гостю захотелось повторить шутку. Во время ужина, который давал уже он сам, он нарочно опрокинул блюдо с мясом кому-то на колени и повторил услышанную фразу. Но никто не засмеялся. Это была баранья нога. Рассмотрев некоторые анекдоты интернационального содержания, обратимся теперь к национальным и субкультурным типам. Надо 145 сказать, что в Соединенных Штатах, этом «плавильном котле» имми­грантских сообществ, которые отказываются переплавляться, нередко трудно отличить друг от друга интернациональные и субкультурные этнические анекдоты. Так, можно предположить, что антиитальянский анекдот будет скорее направлен против италоамериканцев, чем про­тив жителей Италии, но возможна и двойная нацеленность. В некото­рых случаях повествование предпринимается исключительно для того, чтобы оправдать произнесение того или иного народного прозвища: «Какой звук издает пицца, если бросить ее в стенку? Wop!» (согласно одной из народных этимологии слова wop, распространенной клички американцев итальянского происхождения, в начале 1920-х годов, когда многие итальянцы пытались незаконно проникнуть в США, вла­сти вылавливали этих несостоявшихся иммигрантов и отправляли обратно в Италию, сопроводив бумагой со штампом W.O.P., что, как считается, означало "Without Papers", т.е. без документов, необходи­мых для легальной иммиграции)12. Но чаще всего антиитальянские этнические анекдоты обыгрывают тему трусости. Они направлены скорее против итальянцев, нежели италоамериканцев, хотя в какой-то мере достается и последним. К примеру, задается вопрос: «Что это?» (спрашивающий поднимает руки над головой, как будто хочет сдаться в плен). Ответ: «Итальянец готовится к Третьей мировой войне» (или: «Итальянец.на учениях»). Этот же жест фигурирует в качестве ответа на вопрос: «Как отдают честь итальянские солдаты?» Трусость — главная тема следующих анекдотов: «Сколько скоростей у итальян­ского танка? Пять. Четыре для заднего хода и одна для нормально­го — на случай, если вдруг атакуют сзади». «Что произошло через два часа после начала арабо-израильского военного конфликта? Итальян­цы сдались». Существуют и другие разновидности антиитальянских анекдотов, мы привели наиболее репрезентативные13. Анализ этнических анекдотов заставляет задуматься, всегда ли одни и те же характеристики приписываются одной и той же этниче­ской группе? К примеру, возьмем антиитальянский анекдот, фигури­рующий у Симмонса: «Сколько требуется итальянцев, чтобы поменять лампочку? Три. Один держит лампочку, два поворачивают стремянку». Однако этот же анекдот рассказывается и о поляках, и о других на­циональных группах. Если это традиционные и не имеющие конкрет­ной привязки побасенки о «тупице-балде-олухе», то возникает вопрос, насколько осмыслен содержательный анализ этнических анекдотов. И есть ли закономерность в том, какой анекдотический образ закреп­ляется традицией за тем или иным сообществом? Безусловно, стерео­типы со временем меняются, подвергаются влиянию исторических Другие теории происхождения клички wop см. [Roback 1944: 70; Palmore 1962: 444]. 3 Дополнительные примеры см. [Roback, Simmons 1966: 475-478]. 146 событий. К примеру, в 1941 г. американцы представляли себе японцев хитрыми, вероломными и трусоватыми, однако четверть века спустя эти характеристики практически вышли из оборота. Тем не менее сле­дует заметить, что в среднем общие очертания стереотипа, проявляю­щиеся на протяжении его существования, обладают достаточной устойчивостью. Решусь утверждать, что многие анекдотические тра­диции этого типа отличались редкостным постоянством на протяже­нии значительных отрезков времени. Отчасти эта устойчивость и по­стоянство объясняются моделирующей силой. В стереотипах, которые я буду называть многосоставными (multiple-trait stereotypes), сочетает­ся сразу несколько характеристик, что обеспечивает и их уникаль­ность, и удивительную, хотя и вредоносную, способность к выжива­нию. Чтобы наглядно продемонстрировать устойчивость моделирую­щего механизма многосоставных фольклорных стереотипов, я хотел бы ненадолго задержаться на том, как устная традиция современной Америки представляет себе евреев и поляков. Говоря о евреях в американских этнических стереотипах, я буду руководствоваться оппозицией иудей-неиудей14. В принципе было бы полезно взглянуть на еврейские субкультуры с точки зрения этни­ческих предрассудков: как, скажем, русские евреи противопостав­ляются немецким или ортодоксальный иудаизм — консервативному или реформированному. Однако в рамках обсуждаемой проблематики нам достаточно выделить ряд наиболее типичных черт, которыми в этнических анекдотах наделяются евреи в целом. Итак, что можно сказать об этих характеристиках? 1. Прежде всего, евреям свойственна любовь к деньгам, о чем сви­детельствуют следующие примеры: Когда Билли Грэхэм спел "All I Want Is Jesus" («Мне нужен лишь Иисус»), ряды протестантской церкви увеличились на пять тысяч человек. Когда папа Пий спел «Аве, Мария», десять тысяч человек стали католиками. Когда Пат Бун спел "There's a Gold Mine in the Sky" («В небе есть золотые россыпи»), сто тысяч евреев записались в военно-воздушный флот. Jesus Saves; Moses Invests. Иисус спасает/экономит, Моисей — инвестирует. Have you heard the Jewish football yell that goes: "Get that quarter back!" Слышали, что кричат евреи во время футбольного матча: «Достань этого за­щитника/Верни себе четвертак!» Как в Израиле проводят перепись населения? Пускают вниз по улице пятицентовик. 14 О других чертах образа еврея в американском фольклоре см. уже упоминавшиеся работы Робака и Хурвица, а также [Glanz 1961]. 147 2. С любовью к деньгам связана приписываемая евреям склонность к наживе. К примеру, евреи в анекдотах нередко ищут выгодную сделку по части купли-продажи: Однажды Бог явился одному жителю Вавилона и сказал: «Слушай, у меня есть заповедь, и я хотел бы тебе ее дать». Вавилонянин спросил: «Ну и что это за запо­ведь?» — «Не укради». Тогда вавилонянин ответил: «Спасибо, не надо». Потом Бог обратился к египтянину и предложил ему то же самое. Египтянин, выслушав его, тоже сказал: «Спасибо, не надо». Тогда Бог повстречал Моисея и сказал: «Послушай, у меня для тебя есть заповедь». Моисей спросил: «И сколько мне она будет стоить?» — «Ничего». И Моисей сказал: «Беру десяток». Эта разработка стереотипа любопытна тем, что Моисей-иудей даже не интересуется содержанием завета, для него гораздо важнее цена. Хорошая сделка — прежде всего, и раз за заветы платить не надо, Моисей берет десяток, не имея понятия о том, что получает. Но чаще встречается стереотипное представление о евреях, которые пытаются навязать другим товар со скидкой: Говорит радиостанция КВИ из Тель-Авива на волне 1400 метров, но для вас — на 1395! Один из самых едких комментариев на тему преклонения перед выгодой — анекдот о том, как два владельца фабрики по пошиву одежды ждут телеграфного подтверждения или отмены большого заказа. Когда телеграмма приходит, оба не решаются ее открыть. Что там: подтверждение? отмена заказа? Наконец один из них читает те­леграмму и говорит другому: «Хорошая новость, Моррис, твой брат скончался». В качестве последней иллюстрации этого аспекта стерео­типа приведем пример, где фигурирует и негр: Протестант, негр и еврей умерли и попали на небо. А там св. Петр спрашивает протестанта: «Чего ты хочешь?» Протестант отвечает: «Хорошей еды, хорошее пастбище и несколько хороших овец». Потом св. Петр спрашивает негра, чего тот хочет. Негр ему говорит: «Большой блестящий кадиллак, миллион долларов и большой белый дом». Тогда св. Петр интересуется у еврея, чего тот хочет, и еврей отвечает: «Будет достаточно, если вы мне дадите чемодан безделушек и адрес того негра». Смысл, конечно, в том, что еврей предпочитает наживаться, обирая других при помощи нечестной торговли. По логике анекдота он, как и негр, мог бы прямо попросить св. Петра о богатстве. Однако, согласно воплощенному здесь стереотипу, еврея в первую очередь интересует само ведение дел. 3. Еще одна важная черта — желание занять положение в обще­стве, что для мужчин означает престижную профессию, а для жен­щин — брак с таким мужчиной: 148 What did Mr. Mink give Mrs. Mink for Christmas? A full-length Jew. Что господин Минк подарил госпоже Минк на Рождество? Еврея в «полной версии». Чаще всего путь к финансовому благополучию лежит через меди­цину или юриспруденцию: Две еврейки встречаются на улице, одна из них с детьми. Вторая говорит: «Какие замечательные детки, сколько им?» — «Врачу — семь, а юристу — пять». Вариация на эту же тему: Миниатюрная еврейка бежит по берегу моря и кричит: «Помогите, мой сын, врач, тонет!» Еще одна разработка этой грани стереотипа: Кто такой дипломированный общественный бухгалтер? Это еврейский мальчик, который не переносит вида крови и заикается. Я подозреваю, что последний анекдот может быть не вполне поня­тен для тех, кто находится за пределами этого сообщества. Пуант со­стоит в том, что еврейский мальчик, который не выносит вида крови, не может стать врачом, равно как если он заикается, то не может стать юристом. Поэтому остается один вариант — бухгалтер. Для еврейки традиционный способ добиться общественного поло­жения — удачно выйти замуж, желательно за врача. Это стереотипное представление отражено в следующих примерах: В переполненном театре еврейка, споткнувшись, падает с лестницы. Чувствуя страшную боль, едва живая, она кричит: «Здесь есть врач?» Подходит мужчина и говорит: «Я врач». — «Доктор, у меня есть дочка на выданье». Две еврейки идут вместе, и одна говорит: «Ах, мой сын меня так расстраивает и радует одновременно». Подруга спрашивает: «Чем же он тебя расстраивает?» — «Он — гомосексуалист». — «А чем он тебя радует?» — «Он встречается с вра­чом». Знаете, одна еврейская девушка случайно вышла замуж за человека Хорошее Настроение (the Good Humor man). (Человек Хорошее Настроение — уличный продавец мороженого. Обычно они носят белую куртку, напоминающую халат врача.) 4. Еще одна особенность этого фольклорного стереотипа связана на сей раз не столько с идеями, сколько с физическим обликом: это большой нос, якобы характерный для евреев. Иногда эта черта комби­нируется с другими стереотипными представлениями: 149 Почему у евреев большие носы? За воздух платы не просят. Однако чаще нос фигурирует сам по себе, как в этом примере «тошнотворного» юмора: Знаете, что произошло с беременной еврейкой, принимавшей талидомидVI? Она разродилась трехфутовым носом. Максимально развернутое воплощение этого стереотипа имеет форму пародии на сказку: Жила-была маленькая еврейская девочка, и звали ее Красная Розенталь. Крас­ная Розенталь жила с матерью на опушке леса. Как-то раз ее бабушка заболела, и мама послала Красную Розенталь к бабушке с фаршированной рыбой, цимесомVII и штруделем. Мама наказала ей опасаться волка, не разговаривать с ним, а идти прямо к бабушке. По пути Красная Розенталь встретила волка, который спросил: «Деточка, куда ты идешь?» — «Несу корзинку с едой бабушке», — ответила та и пошла дальше. Волк побежал вперед, прямо к бабушкиному дому и съел бабушку. Красная Розенталь пришла к дому и постучала в дверь. — Входи, входи, — сказала бабушка. — Бабушка, какие у тебя большие уши! — Это для того, чтобы лучше слышать твой голосок, золотко. — Бабушка, какие у тебя большие глаза! — Это для того, чтобы лучше тебя видеть, золотко. — Бабушка, какой у тебя большой нос! — Ой, ну кто б об этом говорил, золотко?! 5. Вышеперечисленные аспекты стереотипа, связанные с деньгами, деловыми качествами, престижными профессиями и внешним обли­ком, являются, по всей видимости, наиболее очевидными и часто по­вторяющимися. Однако это далеко не все. Другая характеристика, фи­гурирующая в этнических анекдотах, — склонность некоторых евреев к просемитизму (противоположности антисемитизма). Согласно этому представлению, евреи склонны истолковывать и оценивать все проис­ходящее в мире с точки зрения того, насколько это важно для евреев. Приведем пример подобного стереотипного этноцентризма: В один прекрасный день, когда Бейб Рут был героем всех американских школьников, маленький Бенни прибежал к дедушке и радостно сообщил: «Дедушка, дедушка, Бейб Рут только что забил шестидесятый мяч!»VIII. Дедушка пристально посмотрел на него и едко заметил: «Ну и чем это поможет евреям?» Но антисемитизм является не менее важной частью стереотипа, чем просемитизм. Здесь существенную роль играет стереотипное представление, что некоторые евреи пытаются скрыть или отрицать свое происхождение. Суть в том, что еврей не должен или, точнее, не способен отказаться от своего еврейства. Именно это зачастую обна­руживается в заключительных строчках анекдота, где вкрапление 150 народных идиом на идише подтверждает безусловное еврейство персонажа. Вот достаточно типичный пример: Молодая еврейская пара решает на каникулы поехать во Флориду, но отель, в котором они хотят поселиться, принимает далеко не всех (т.е. евреев не прини­мают, и, по идее, постояльцы гостиницы должны быть белыми христианами). Муж говорит жене, что все будет в порядке, если она будет помалкивать: тогда никто и не заметит, что они евреи. И вот они приезжают в отель — жена молчит. Затем поднимаются в номер, и вскоре жена решает поплавать. Муж отпускает ее, напом­нив, чтобы она молчала. Она подходит к бассейну, пробует ногой воду, а она такая ледяная, что женщина вскрикивает: «Ой, вэй!» Испуганно смотрит по сторонам и добавляет: «Чтобы там это ни значило». Самые выразительные примеры того, до какой степени бесплодны попытки иудея отказаться от своего культурного наследия, содержат­ся в многочисленных анекдотах об иудеях-христианах. Их пуант — иудей не может стать христианином, сколько бы усилий он к этому ни прилагал: Слышали историю о старом богобоязненном еврее-ортодоксе, который в кон­це жизни решил стать католиком? Католическая церковь в восторге, это прекрас­ный способ распропагандировать ее притягательность для всех культур, и потому новообращенного приглашают выступить на ближайшем собрании верующих. И вот еврейчик начинает выступление: «Братья гои...» Для того чтобы понять смысл этого анекдота, надо иметь в виду, что «гои» — шутливо-пренебрежительное еврейское обозначение не­евреев. Многие еврейские анекдоты заканчиваются на этом слове. Смысл вышеприведенного примера в том, что, даже когда еврей соз­дает видимость, что обращается в христианство, он продолжает рас­сматривать католиков как «гоев», т.е. как членов внешнего сообщества, в противоположность внутреннему еврейскому сообществу. Еще один ва­риант анекдота на тему «гои», который на сей раз имеет проеврейское звучание и тем самым укрепляет внутригрупповую солидарность: Израиль решил изготовить гигантский колокол, переплавив оружие, которое использовалось в секторе Газа, и послать его в Ватикан, чтобы он звонил в день интронизации папы на площади св. Петра. И вот в этот день папа произносит речь о том, какой это замечательный братский дар и т.д.... Все в напряженном ожида­нии. Папа подает знак монаху, который должен ударить в колокол. Монах тянет за веревку, и колокол начинает звонить «Гоим-м-м». А вот прекрасная экспликация практических соображений, стоящих за переходом из иудаизма в христианство, которая в данном случае сочетается с критикой подобных попыток как безусловного обмана: Один еврей поселился в таком месте, где все его соседи оказались католиками. И у него не было там друзей из-за его веры. Более того, все его терпеть не могли, так как в пятницу вечером, когда все вокруг готовили рыбу, он варил курицу 151 и по всей округе стоял куриный дух. В конце концов еврей не выдержал общест­венного давления и решил стать католиком. Он пошел в церковь и сказал священ­нику, что хочет обратиться в католичество. Священник ответил: «Прекрасно! Каждый раз, когда видишь кого-либо, крестись и говори: „Был иудеем, стал като­ликом", следуй всем правилам и ходи в церковь, тогда со временем станешь като­ликом». И вот этот человек беспрерывно крестится, приговаривая: «Был иудеем, стал католиком», и ходит в церковь. И вскоре у него куча друзей, но в пятницу вечером он по-прежнему готовит курицу, и никто не может понять, в чем дело. Ну, соседи рассказывают об этом священнику. Тот заходит как-то к этому бывше­му иудею и говорит, что, по слухам, он продолжает по пятницам готовить курицу. Но еврей все отрицает. И чтобы священник ни говорил, упорно отказывается при­знавать, что по пятницам готовит курицу. «Ладно, — говорит священник, — я тебе верю». Наступает пятница, и священник решает заглянуть к новообращенно­му. И уже на подходе к его дому чует запах курицы. Тогда, чтобы выяснить, что происходит, он решает заглянуть в окно кухни и убедиться, действительно ли этот человек готовит курицу. И вот он заглядывает в окно. И видит бывшего иудея, который стоит у плиты и варит курицу. Еврей крестит курицу и приговаривает: «Была курицей, стала рыбой». Естественно, речь о том, что еврей может быть добрым католиком лишь в той мере, в какой курицу можно считать рыбой! Магическая формула обращения используется евреем в строго практических це­лях. Если уж еврей решил поменять веру, то, согласно стереотипной логике, за этим должна стоять серьезная практическая необходимость, и в любом случае это не оказывает влияния на его экзистенциальное еврейство, что прекрасно иллюстрирует следующий пример: Один истовый иудей умирает. Вся семья собралась, чтобы выслушать его последние пожелания. К их удивлению, он просит послать за священником. Все поражены и говорят, что он, наверно, имеет в виду раввина. Нет, он требует свя­щенника. Родственники страшно расстроены, но просьбу умирающего выполняют. Приходит священник, принимает старого еврея в лоно католической церкви и со­вершает все полагающиеся обряды. Когда священник уходит, все родственники кидаются к умирающему и требуют объяснения. С какой стати, прожив всю жизнь набожным иудеем, он теперь, на пороге смерти, решил стать католиком? Еврей отвечает: «Пусть лучше умрет один из них, чем один из нас». Несостоявшееся обращение также фигурирует в анекдотах о ново­заветном святом семействе. В них подчеркиваются иудейские истоки христианства, иногда — через напоминание о том, что Иисус был евреем. Вопрос: «Что произошло в 13 году нашей эры?» Ответ: «Бар-мицва Иисуса»IX. Следующий текст также принадлежит к числу анекдотов на тему «иудейское происхождение христианства»: 152 можете дать мне этот номер». «Послушайте, я лично не против, но в нашем отёле евреев не принимают». — «Да я не еврейка, я католичка». — «Я вам не верю», — говорит портье. — «Да говорю вам, я католичка». — «Значит, вы знаете кате­хизис?». — «А как же». — «Кого мы зовем сыном Божьим?» — «Сыном Божьим? Иисуса, сына Марии». — «А знаете, почему он родился в хлеву?» — «Он еще спрашивает? Потому что сукин сын вроде тебя не сдал еврею комнату». Однако в современном американском обществе евреи склонны опасаться потери идентичности, чему способствуют как искреннее обращение в христианство, так и браки с неевреями. В следующем примере речь идет не только об «иудейских истоках христианства», но и об опасении, что оно может вытеснить иудаизм: К одному еврею на каникулы приезжает сын, студент колледжа, и сообщает отцу, что принял христианство. Этот человек, в страшном расстройстве, бежит к соседу и рассказывает о случившемся. Сосед говорит: «Странно, что ты об этом заговорил. Мой мальчик тоже вернулся из колледжа и тоже обратился в христиан­ство». Отцы утешают друг друга и думают, что делать. Они решают пойти к рав­вину. Они рассказывают раввину о своих неприятностях, и тот говорит: «Странно, что вы об этом заговорили. Мой сын тоже вернулся из колледжа христианином». Оба соседа спрашивают раввина, что же им делать. Он советует им пойти в храм и помолиться Господу. Они молятся Господу и рассказывают ему о своих не­счастьях. Внезапно сверкает молния, гремит гром и рокочущий голос с неба гово­рит: «Странно, что вы об этом заговорили...» Последняя черта этого стереотипа связана с неприятием смешан­ных браков. Евреи предпочитают заключать браки внутри своего со­общества и зачастую сопротивляются тому, чтобы еврей или еврейка вступали в брак с неевреями. Вот классический пример15: Одна девушка из ортодоксальной еврейской семьи уезжает учиться. Однажды она звонит матери и говорит: «Мама, я выхожу замуж». Мать ей отвечает: «Мазлтов, дорогая, поздравляю». Дочь говорит: «Мама, он не еврей». Мать отве­чает: «Ничего, дорогая, я уверена, что он хороший мальчик. Раз ты его выбрала, он должен быть хорошим мальчиком». Дочь говорит: «И еще, мама, ты знаешь, он черный». Мать отвечает: «Что ж, ты его выбрала, значит, он хороший мальчик. Я уверена, что у него есть хорошая работа». Дочь говорит: «Насчет работы, мама, у него ее нет». Мать отвечает: «Что ж, он хороший мальчик, он найдет себе хоро­шую работу». И спрашивает у дочери: «А где вы собираетесь жить?» Дочь отве­чает: «Я поэтому и звоню, ма. Мы хотели бы пожить у вас». Мать говорит: «Конечно, дочка, замечательно. Вы можете пожить у нас. Отец будет спать на ди­ване, а вы с мужем можете расположиться в спальне». Тогда дочь спрашивает: «Мам, а где ты будешь спать?» Мать отвечает: «Обо мне не беспокойся, я отдам концы, как только повешу трубку» (вариант: «Обо мне не беспокойся, только когда придете, не забудь выключить газ»). 15 Приводимый далее текст сходен с тем, что процитирован в статье [Rosenberg, Shapiro 1958: 70-80], где также обсуждается тема невозможности истинного обраще­ния иудея в христианство. 153 Двойной стандарт, существующий по отношению к проблеме сме­шанных браков, также является частью стереотипа. Еврейка обяза­тельно должна выйти замуж за еврея, в то время как еврей может же­ниться на девушке, не принадлежащей к данному сообществу. Это очевидным образом следует из следующего примера: Еврейская девушка приводит домой нееврея, за которого собирается выйти замуж. Она знакомит его с отцом. Отец спрашивает: «Он еврей?» Она отвечает: «Нет». Отец говорит: «Я никогда не позволю моей дочери выйти замуж за гоя». И вот они обсуждают проблему, и парень говорит: «Ладно, отец, допустим, я при­му иудаизм. Я готов пройти через все необходимые обряды. Я люблю вашу дочь и хочу на ней жениться». Отец отвечает: «Это другое дело». И вот этот парень про­ходит через все, что требуется — обрезание и прочие обряды. И когда все готово к свадьбе, девушка говорит, что разлюбила его и больше не хочет за него замуж. Парень прибегает к ее отцу и говорит: «Вы знаете, я сделал все что мог. Я принял иудаизм. Я сделал обрезание, а теперь ваша дочь меня разлюбила и не хочет выходить за меня замуж. Что мне делать?» Отец отвечает: «Женись на шиксе (нееврейке), как делают другие евреи». Очевидно, что отец ведет себя непоследовательно. Он настаивает на том, что дочь должна выйти замуж за еврея, но признает, что евреи зачастую женятся на нееврейках. Что касается девушки, то ее, по-ви­димому, привлекала мысль выйти за нееврея, поэтому, когда юноша принимает иудаизм, она теряет к нему интерес. Потеря идентичности вследствие принятия христианства или смешанного брака является вполне реальной проблемой еврейской общины в Соединенных Шта­тах, поэтому нет ничего удивительного, что беспокойство по этому поводу находит свое отражение в фольклоре. Не исключено, что по­следние из приведенных выше анекдотов чаще рассказываются сами­ми евреями, однако почти все прочие тексты можно услышать как от евреев, так и от неевреев. Оскорбительность этнического анекдота во многом зависит от того, кто его рассказывает и кто его слушает. Некоторые члены еврейской общины считают их унизительными не­зависимо от национальной идентичности рассказчика. Другие готовы смеяться над ними в своем кругу, но воспримут как оскорбление, если рассказчик окажется неевреем и антисемитом. Существует огромное количество анекдотов, но наша задача состояла в том, чтобы с помощью ряда примеров обозначить основные черты стереотипного представления о евреях, характерного для американского фольклора. Его главные параметры вполне оче­видны: озабоченность деньгами, торговыми сделками, общественным положением, профессиональным престижем, большим носом, нежела­тельностью и, в общем-то, невозможностью отречения от своей этни­ческой идентичности. А еще гордое сознание того, что в христианстве содержится немало элементов иудаизма и страх потери этнической идентичности при переходе в христианство или в случае смешанного Дело происходит в Майами. Дама заходит в отель, где есть ограничения по приему постояльцев. Она обращается к портье: «Мне нужен номер». Портье отве­чает: «Извините, у нас нет свободных мест». И только он это сказал, как один из постояльцев расплатился и уехал. «Прекрасно, — говорит дама, — теперь вы 154 брака. Большая часть этих стереотипных представлений существует в Соединенных Штатах на протяжении многих лет, не говоря уже о других частях света, см. [Roback 1944: 46-47]. Суть в том, что это многосоставное стереотипное представление о евреях в достаточной мере устойчиво. Как правило, упомянутые характеристики не при­писываются другим национальным или этническим группам, хотя иногда это может происходить с отдельными чертами, как, например, в следующем анекдоте на тему скупости: What's the difference between a Jew (Scotsman) and a canoe? A canoe tips. В чем разница между евреем (шотландцем) и каноэ? Каноэ переворачивает­ся/дает на чай. Важно одно: общая комбинация характеристик уникальна. Считает­ся, что и евреи и шотландцы отличаются необычайной скупостью, однако это единственная точка соприкосновения связанных с ними стереотипных комплексов. К примеру, шотландцы никогда не пред­стают как обладатели больших носов или как люди, снедаемые жела­нием стать врачами. Был проведен психологический эксперимент, в рамках которого анекдоты о еврейской скупости были переделаны в анекдоты о шот­ландской скупости. Интересно, что евреи-участники эксперимента все равно находили их менее забавными, нежели неевреи [Wolff, Smith, Murray 1934: 341-365]. Следует также отметить, что далеко не все стереотипные черты, «зафиксированные» в фольклоре, фигурируют в трудах психологов, посвященных изучению стереотипов. В качестве заключительной проверки специфического характера многосоставного стереотипа, проявляющегося в этнических анекдо­тах, я хотел бы сопоставить представление о евреях с представлением о поляках, вырисовывающимся из недавно возникшего популярного анекдотического цикла. Анекдоты о поляках уже привлекали внимание как фольклористов, так и средств массовой информации16. Следует отметить, что анекдо­ты о поляках, циркулирующие на Среднем Западе США, аналогичны анекдотам о итальянцах и пуэрториканцах, типичным для восточных штатов. Возможно, это говорит о том, что в данном случае мы имеем дело со стереотипным представлением о «низшем классе», который приложим к любому иммигрантскому сообществу, имеющему на дан­ный момент низкий социальный статус (см. [Simmons 1966: 476]). Однако поскольку в американском цикле анекдотов о поляках обна- 16 См. [Welsh 1967: 183-186], а также ряд популярных изданий: [Race Riots 1966] или [Zewbskewiecz, Kuligowski, Krulka 1965]. В них могут быть найдены многие па­раллели цитируемым мной текстам. См. также недавние работы на эту тему [Barrick 1970: 3-15; Brunvand 1970: 128-142] и в особенности исчерпывающий список, приво­димый в [Clements 1969]. 155 руживается некоторое сходство с европейскими (в особенности немец­кими) стереотипными представлениями об этом народе (причем сте­реотипами, зафиксированными уже давно17), можно предположить, что анекдотам о поляках действительно свойственно некоторое постоян­ство. Перечислим их основные отличительные черты: 1. Поляки бедны. Почему среди поляков низкий процент самоубийств? А вы когда-нибудь про­бовали выброситься из подвального окна? Как приготовить шашлык по-польски? Для начала развести огонь в мусорном баке. Как выглядит польский похоронный кортеж? Десять мусоровозов с включен­ными фарами. How do you describe Polish Matched luggage? Two shopping bags from Sears. Как выглядят польские чемоданы, подобранные по цвету? Два пластиковых пакета из магазина «Сире»X. Что такое польские каникулы? Сидение на чужом крыльце. 2. Поляки нечистоплотны. Why aren't Polacks allowed to swim in Lake Michigan? Because they leave a ring. Почему полякам запрещено плавать в озере Мичиган? Потому что от них на воде остается кольцо/грязные пятна. Why did the Polish couple get married in the bathtub? They wanted to have a double ring ceremony. Почему одна польская пара решила пожениться сидя в ванне? Они хотели обменяться кольцами / грязными кругами. Как запихнуть 86 поляков в «фольксваген»? Кинуть внутрь пятицентовик. Как выкурить поляков из «фольксвагена»? Бросить внутрь кусок мыла. Предпоследний вопрос обнаруживает сходство со стереотипным представлением о евреях, однако дополняющий его последний вопрос имеет совершенно иной характер. Где поляки прячут деньги? Под мылом. Знаешь, как выкурить поляка из ванной? Включи воду. " См. [Roback 1944: 1001-111], где, к примеру, фигурирует силезский анекдот о том, что поляки предпочитают одежду ярких расцветок, что предполагает у них отсутствие вкуса. Отсутствие вкуса в выборе стиля и цвета одежды также является частью американского стереотипного представления о поляках. 156 3. Поляки глупы. Рассказчик анекдота убирает левую руку за голову, а ладонь пра­вой перпендикулярно прикладывает к лицу на уровне бровей, как будто что-то высматривая. Он спрашивает: «Что это?» Ответ: «Поляк в поисках своей левой руки». При представлении еще одного анекдо­та-загадки рассказчик закрывает левой рукой глаза и топает правой ногой вокруг себя. Вопрос: «Что это?» Ответ: «Поляк, ищущий мины». В ряде других анекдотов жест фигурирует в ответе, а не в вопросе. Как поляк завязывает шнурки на ботинках? Он ставит одну ногу на стул и завязывает шнурки на той, которая стоит на полу (вместо той, которая на стуле). Почему поляки сутулятся и почему у них приплюс­нутые лбы? Потому что каждый раз, когда им задают вопрос, они де­лают так... (пожимают плечами, чтобы показать, что не знают ответа), и каждый раз, когда им говорят ответ, делают так... (бьют себя ладонью по лбу, как бы говоря: «Конечно, какой же я дурак»)XI. С жестом потенциально связана и эта констатация: "Polish mothers are strong and square-shouldered from raising dumbells" («Польские матери сильны и широкоплечи, поскольку поднимают гантели/растят идиотов»). Почему поляк не снимает шляпу, когда срет? Чтобы знать, с какой стороны подтираться. Слыхали о поляке, которого спросили, не хочет ли он стать Свидетелем Иеговы? Он ответил, что не может, так как не присутствовал при происшествии. Определение подлеца: поляк, который не говорит жене, что бесплоден, пока она не забеременеет. Слыхал о ленивом поляке? Он женился на беременной. What is the definition of gross ignorance? One hundred and forty-four Polacks (a gross = twelve dozen). Каково определение грубого невежества/гросса невежества? Сто сорок четыре поляка (один гросс = 12 дюжин). Слыхали, польские специалисты в области космических полетов собираются высадить человека на Солнце? Когда их спросили, не сгорит ли этот человек, они ответили, что это учтено и что высадят его ночью. Почему поляк-лифтер потерял работу? Не мог запомнить маршрут лифта. Слыхали о польском гонщике, который участвовал в гонках Миннеаполис-500? Он пришел последним, сделав 14 технических остановок: четыре для ремонта, дозаправки и проверки оборудования и десять для того, чтобы спросить дорогу. Что это такое? (Лист бумаги, слева написано «вход» и нарисована стрелка, ука­зывающая слева направо, справа написано «выход» и нарисована стрелка, тоже указывающая слева направо.) Ответ: польский лабиринт. 157 Чем можно надолго занять поляка? Дать ему вот это (лист бумаги, на обеих сторонах которого написано «Поверните другой стороной»). Знаете, почему полякам не позволяют делать кофейную паузу? Потом их при­ходится обучать всему заново. Что написано на донышках бутылок кока-колы в Польше? Открывать с другой стороны. У кого умственный коэффициент (IQ) равен 300? У ПольшиXII. 4. Поляки — неумехи. Как случилось, что на голове одного поляка оказалось 35 дырочек? Он учился пользоваться вилкой. Женщина прибегает в полицейский участок с криком: «Помогите, меня изна­силовал поляк!» Полицейский спрашивает: «Откуда вы знаете, что это был по­ляк?» Она отвечает: «Мне пришлось ему помогать». A Polack and an Irishman were out hunting when a beautiful naked girl ran by. The Irishman yelled, "Hey, lass, are you game?" She replied, "Yes." So the Polack shot her. Поляк и ирландец охотились вместе, когда мимо них пробежала красивая обнаженная девушка. Ирландец крикнул: «Эй, красотка, ты не против позабавить­ся/ты — дичь?» Она ответила: «Да». Тогда поляк застрелил ее. Слыхали о польской рыбе? Она утонула. 5. Поляки вульгарны, невоспитанны и обладают дурным вкусом. Какое самое важное решение должен принять поляк перед тем, как отправить­ся на торжественный бал? Какие носки ему надеть: красные или зеленые. The Polack was asked in a political discussion, "What would you do with Red China?" He said that he would put it on purple tablecloth. Во время политической дискуссии у поляка спросили: «Как бы вы поступили с красным Китаем/с красным столовым фарфором?» Он ответил, что поставил бы его на пурпурную скатерть. Как узнать невесту на польской свадьбе? Она одна в чистой футболке (с блест­ками на теннисных туфлях, с косичками под мышками). Как на польской свадьбе отличить невесту от жениха? Жених тот, кто все вре­мя держит палец в носу. Как сломать палец поляку? Ударьте его по носу. Что обнаружится, если нос поляка вывернуть наизнанку? Отпечатки пальцев. Что происходит с поляком, который ковыряет в носу? Его голова проваливает­ся внутрь. 158 Почему поляки ходят с написанными на тыльной стороне руки инициалами? Им хочется иметь носовые платки с монограммой (любопытно, что Робак приво­дит немецкое выражение «einen Polnischen machen», что означает «сморкаться в руку» [Roback 1944: 110]). Как прикончить поляка? Ударь его по голове крышкой от толчка, когда он на­клонится попить воды. Судя по всему, существует немалое количество анекдотов, в кото­рых поляки ассоциируются с фекалиями. К примеру см. также похо­жие тексты в работе Симмонса: Как промыть мозги поляку? Поставить ему клизму. Почему поляки в бумажнике носят кусок дерьма? Для удостоверения личности. Приведенные выше анекдоты в достаточной мере иллюстрируют стереотип, связанный с поляками. Естественно, есть много других анекдотов о поляках, однако в них не просматриваются устойчивые характеристики: В чем разница между польской свадьбой и польскими похоронами? Меньше напиваешься. Кто победил на польском конкурсе красоты? Никто. Зачем поляки учат английский? Чтобы читать Джозефа КонрадаXIII в оригинале. Слыхали о польской пересадке сердца? Сердце отторгло тело. Слыхали о прорыве в польской медицине? Они пересадили аппендикс. Очевидно, что самые частые черты этого стереотипного представ­ления — бедность, нечистоплотность, глупость, неумелость и вульгар­ность — не задействованы в еврейском стереотипе. И наоборот, ко­рысть и погоня за общественным положением не являются сколь-либо существенными характеристиками польского стереотипа. Любопытно отметить, что существует и народное сравнение этих двух стереоти­пов. В одном из вариантов распространенного анекдота: «Какие три самые короткие книги в мире?» ответ звучит так: «Военные герои Италии», «Еврейская деловая этика» и «Польские мыслители». На сход­ном контрасте построены и следующие анекдоты на тему «скрещива­ния»: «Что получится, если негра скрестить с поляком? — Умственно отсталый консьерж» (польская характеристика — «умственная отста­лость» сочетается с негритянским стереотипом «черной работы»). «Что получится, если скрестить негра с евреем? — Опять-таки консьерж, но он же и владелец здания». Одна из возможных причин популярности польских (или итальян­ских) анекдотов состоит в том, что они выводят из-под удара негров. 159 Белые бедняки не отличаются воинственностью и не представляют угрозы для благополучного среднего класса белых американцев. Белые анекдоты, связанные со стереотипными представлениями о не­грах, становятся менее очевидными по мере того, как циклы типа «Растус и Лиза» сменяются анекдотами о слонах или «цветными» за­гадками о "(g)rapes"18 (грозди/изнасилование)XIV. Благодаря польскому циклу анекдотов именно низший класс, а не чернокожие становится отдушиной для выхода агрессии и инструментом для утверждения чувства превосходства". Разобранные нами примеры позволяют утверждать, что в фольклоре действительно существует дифферен­циация стереотипов. С одной стороны, всегда существует общая, неимеющая конкретного адресата традиция оскорбительных анекдотов или побасенок о дурнях, которая может быть приноровлена к практически любому сообществу, а с другой — вполне определенные сгуст­ки или группы характерных черт, связанные с тем или иным фольк­лорным стереотипом. Несмотря на то что значительная часть этнических анекдотов имеет отчетливо уничижительный характер, важно помнить, что зачастую их с удовольствием рассказывают люди, принадлежащие к упоминаю­щимся в них этническим сообществам. Так, евреи несомненно способ­ствуют распространению стереотипных представлений о себе, а аме­риканские поляки, хотя, возможно, в меньшей степени, но рассказы­вают польские анекдоты. По всей видимости, этнические анекдоты отчасти связаны с идентичностью того или иного этноса. И даже те, кто протестует против этих анекдотов и видит в них карикатуру, в глубине души может радоваться витальности своего сообщества, ко­торое способно провоцировать рождение подобной традиции. Кроме того, не исключено, что стереотипы укоренены в этнографической реальности. Если евреям в какой-то степени свойствен материализм, если они ценят семейную солидарность, если их честолюбие связано с будущей карьерой их детей, то тогда подобные анекдоты способст­вуют укреплению системы ценностей данного сообщества. Но независимо от того, в какой мере стереотипы соответствуют реальности, они безусловно имеют место быть. И весьма немаловажно знать, как себя представляет та или иная группа и как ее представляют себе Другие сообщества. Не исключено, что эти традиционные пред­ставления группы о себе и других о ней на самом деле имеют более существенное значение, нежели ее фактическое изучение. Ведь если какой-нибудь толстый подросток верит, что все толстяки — весель­чаки, или считает, что окружающие в это верят, то он может попы­таться войти в роль весельчака. Именно в силу этих причин изучение 18 Анализ анекдотов о слонах и их связей со стереотипными представлениями о чернокожих мужского пола см. [Abrahams, Dundes 1969: 225-241]. 160 групповых представлений имеет первостепенное значение, и в той мере, в какой эти представления передаются и распространяются че­рез фольклор, их анализ должен быть прерогативой профессиональ­ных фольклористов™. Нет сомнений, найдутся читатели, которые скажут, что изучение этнических анекдотов способно лишь интенсифицировать их циркуля­цию и тем самым косвенно способствовать дальнейшему росту этни­ческих и расовых предрассудков. Однако более реалистично будет констатировать, что этнические анекдоты всегда присутствуют в на­родной традиции независимо от того, изучают их или нет. В Соеди­ненных Штатах большинство детей знакомится с ними еще в средней школе. Я твердо уверен, что открытое обсуждение подобных анекдо­тов и объективный анализ содержащихся в них стереотипных пред­ставлений не только не ухудшат дела, но и способны помочь бороться с фанатизмом и предрассудками. Только научив распознавать и по­нимать подобные стереотипы, мы можем уберечь наших детей от их влияния и постараться научить их видеть в людях личность. Комментарии 'В англоязычной научной литературе существует несколько специальных терминов, связанных с различными типами joke: numskull tale, blason populaire, ethnic slur. Согласно указателю X. Ясон (Jason H. Ethnopoetics: A Multilingual Terminology. Jerusalem, 1975. P. 54), термин numskull tale соответствует немецкому Schildburgerschwank, русским сказкам о пошехонцах, анекдотам о габровцах. В англоязыч­ной литературе он часто применяется при исследовании «этнических» анекдотов, например в данной статье. Синонимичные термины blason populaire и ethnic slurs (slur букв, «предрассудок, пренебрежение») обозначают как существующие в дан­ной культурной группе этнические стереотипы, которые хорошо известны всем членам этой культурной группы (Grzybek P. Blason Populaire / Simple Forms. An Encyclopaedia of Simple Text-Types in Lore and Literature / Ed. by W.A. Koch. Bochum, 1994. P. 19-26), так и тексты, в которых эти стереотипы обыгрываются (например, поляки в представлении американцев — грязные, глупые, нечисто­плотные, и анекдоты рассказываются про грязных, глупых поляков). Поэтому ори­гинальное название статьи "A Study of Ethnic Slurs" мы все же перевели как «этнические стереотипы», и в дальнейшем при использовании термина slurs мы переводили его то как предрассудки, стереотипы, стереотипные представления, то как анекдоты в зависимости от контекста. " Пер. по: Dundes A. A Study of Ethnic Slurs: The Jew and the Polack in the United States // JAF. 1971. 84 (332): 186-203. iii Volkscharakter («характер народа») — немецкое понятие, построенное на ана­логии между отдельным человеком и целым народом (как и Volksgeist «дух наро­да», VOlkerpsychologie «психология народов»). За пределами немецкой науки малоупотребимо. 161 iV Ср. разбор русских стереотипных представлений о французе и еврее в статье: Смолицкая О.В. Анекдоты о французах: К проблеме систематизации и структурно-типологического изучения анекдота // НЛО. 1996. № 22. С. 386-393. v Букв. «Краткое введение в жизнь четвероногих слонов». и В свое время в Америке талидомид рекламировался как хорошее снотвор­ное без побочных эффектов. Потом, правда, выяснилось, что у женщин, которые во время беременности принимали этот препарат, рождались дети с некоторыми отклонениями. VII Здесь и далее в текстах анекдотов используются слова из идиш-американ­ского сленга. Мы передавали их еврейскими словечками, опознаваемыми русским читателем. VII В оригинале home run, что букв, означает победный удар (после которого мяч, пролетев через все поле, покидает его пределы). Количество home runs — самый важный показатель хорошего игрока. Бейб Рут был лучшим из лучших. IX Бар-мицва (арам.) букв, «сын заповеди». Так называют достигшего 13 лет еврейского юношу. Праздник, устраиваемый по этому поводу, называется также — бар-мицва. В ходе торжества юноша впервые сам публично читает Тору, произносит речь, отвечает на вопросы. С этого момента он в религиозном смысле отвечает за себя сам (а не родители). Как и всякий сын еврейских родителей, Иисус не мог не праздновать бар-мицву по достижении 13-летнего возраста. * Matched luggage — комплект чемоданов и сумок из одинакового материала и одной расцветки. «Сире» — дешевый магазин. XI Анекдотоведение — развитая область американской фольклористики. Суще­ствует целый корпус исследований о визуальных шутках, шутках-жестах (visual jokes, gesture jokes), которые как раз в основном и связаны с этническими стерео­типами, например: Jarvenpa R. Visual Expression in Finnish-American Ethnic Slurs // JAF. 1976. 89 (351): 90-91; BurnsT.A., BurnsI.H. Doing the Wash: An Expressive Culture and Personality Study of a Joke and its Tellers. Norwood, Pennsylvania, 1975; Keller С Too Funny for Words: Gesture Jokes for Children. N.Y., 1973. Стоит обра­тить внимание на предъязыковой (если не иметь в виду язык жестов) уровень вос­приятия таких шуток, что как раз и делает их абсолютно интернациональными и легкими для заимствования в любой культуре. Все приведенные в статье Дандеса примеры имеют русские аналоги. В нашей стране такой аспект изучения анекдо­тов никогда не затрагивался. XII Средний IQ—100баллов. Комический эффект заключается в том, что 300 IQ у одного человека — это супергений, а 300 IQ у всех жителей Польши — это демонстрация поголовной тупости. XIII Дж. Конрад (1857-1924) — английский писатель, по происхождению поляк. Настоящее имя — Юзеф Теодор Конрад Коженёвский. XIV Работа, на которую ссылается автор, опубликована в наст. изд. как «О слонофантазиях и слоноциде...». XV «Заместительное» значение цикла о поляках — вытеснение расистских шу­ток о нефах — убедительное, хотя и не единственное объяснение популярности такого цикла. В 70-90-е годы, уже после статьи Дандеса, было написано огром­ное количество сравнительных исследований, посвященных этническим анекдо­там, среди которых основным является фундаментальный труд Кристи Дэвиса (Davies С. Ethnic Humor around the World: A Comparative Analysis. Bloomington, 162 1990), в котором он, в частности, сопоставляет все этнические стереотипы, харак­терные для данного географического ареала, и выделяет в них основные семанти­ческие оппозиции, многие из которых имеют вполне определенное происхож­дение. Отдельно разбирая североамериканские этнические стереотипы, Дэвис отмечает, что в анекдотах этого ареала представители инокультурной группы изображаются прежде всего как грязные: см. примеры с грязными поляками в данной статье Дандеса. Дэвис остроумно объясняет это тем, что большое коли­чество первых американских колонистов были протестантами и в формирующейся американской культуре протестантская религиозная идеология играла важную роль, а для протестантов чрезвычайно важна оппозиция чистота {чистота ду­ховная, которая, собственно, и равняется святости—purity) — грязь (т.е. грех). По протестантским канонам внутреннее содержание должно было отвечать внеш­нему, отсюда в американской культуре такое неприятие грязи, что и отражается в анекдотах о грязных поляках, украинцах, итальянцах и т.д. xvi Изучение этнических шуток — международная область исследований, хотя, к сожалению, российские исследования в ней мало представлены. На русском языке не существует пока сколько-нибудь значимых работ на эту тему. Другой вопрос, что данная статья Дандеса была написана в 1971 г., и после этого было опубликовано огромное количество работ, посвященных этой теме и во многом спровоцированных ею. Сам Дандес не раз возвращался к этой теме: в частности, см. другие его работы, например: Slurs International: Folk Comparisons of Ethnicity and National Character//Southern Folklore Quarterly. 1975. 39: 15-38; Polish Pope Jokes//JAF. 1979. 92: 145-157; Life is Like a Chicken Coop Ladder: A Study of German National Character through Folklore. 1989 (см. Публикации Алана Дандеса).  
Информация о работе «Ален Дандес "О слонофантазиях и слоноциде"»
Раздел: Культурология
Количество знаков с пробелами: 109312
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

0 комментариев


Наверх