Ноября пятидесятилетие Вампилова отметило Ленинградское отделение СТД

24 ноября пятидесятилетие Вампилова отметило Ленинградское отделение СТД.

26 мирта 1988 года состоялась премьера "Утиной охоты" на сцене ленинградского Молодежного театра, режиссер Н. Падве.

* * *

"Я уверен, все будет хорошо. И, вероятно, будет разбойник - сын, и боюсь, как бы он не был писателем, так как во сне я все вижу писателей.

Первый раз, когда мы с тобой собирались в ночь выезда, я во сне с самим Львом Николаевичем Толстым искал дроби, и нашли. Ему дали целый мешочек (10 кг), а мне полмешка. Второй раз в Черемхове, ночуя в доме знакомого татарина, я во сне пил водку с Максимом Горьким и целовал его в щетинистую щеку. Боюсь, как бы писатель не родился...

Сны бывают часто наоборот, скорее всего будет просто балбес, каких много на свете. Лишь бы был здоровый, мог бы чувствовать всю соль жизни под солнцем. <...>

Дорогая Тася, не успел запечатать предыдущее письмо, как зашла старуха с телеграфа с телеграммой.

Молодец, Тася, все-таки родила сына. Мое предчувствие оправдалось... сын. Как бы не оправдал второе...

Здоров ли мальчик? Не замухрышка ли?

Не назвать ли его Львом или Алексеем? У меня, знаешь, вещие сны"3.

Сон, действительно, оказался пророческим. И много сошлось в нем предчувствий. Мальчик и вправду стал писателем, и писателем, не посрамившим своих великих волхвов, и балбесом, остро чувствующим всю соль жизни под солнцем...

И то, что дробь - круглое - к слезам, тоже не заставило себя ждать: Валентин Никитич Вампилов был репрессирован в 1938 году.

Но в этот день, 19 августа 1937 года, в Кутулике, когда отец запечатывает письмо в шахтерский город Черемхово, что сотней километров южнее Кутулика, где только что в роддоме по всем законам цивилизации и медицины появился на свет его четвертый ребенок, третий сын, еще ничто не предвещало беды...

Теплый воздух дрожит за окнами. Директор кутуликской средней школы готовится к августовской учительской конференции...

С прибавлением семейства в помощь маме Тасе и бабушке срочно взяли девчонку - 35 рублей в месяц, юбка и кофта от нанимателя.

То, что Кутулик по-бурятски - яма, теперь знает весь мир. Его прославил тот самый младенец, которому ворожили в отцовских снах Лев Толстой и Максим Горький.

Мальчика назвали Александром в честь Пушкина: это был год столетия со дня смерти поэта. Для детей отец подписался на его полное собрание сочинений. Шесть маленьких коричневых томиков прекрасного довоенного издания в трудной полуголодной жизни без отца и мужа стали семейной реликвией.

Кутулик был не только одним из самых удаленных уголков России, где бы Пушкина читали по полному собранию сочинений, но и одним из самых маленьких ее поселков, где бы отмечали 100-летнюю годовщину со дня смерти поэта: Валентин Никитич по собственному почину собрал односельчан в клубе и, не мудрствуя лукаво над датами и именами, долго читал им пушкинские стихи.

Родом Валентин Никитич был из Алари, старинного бурятского села неподалеку от Кутулика, который по дореволюционному административному делению входил в состав Аларского хошуна (уезда) Иркутской губернии.

Аларь - старинное бурятское село - улус, славившийся "на всю округу красивым дацаном и белокаменной церковью, расположенными неподалеку друг от друга". Еще в начале нашего века аларцы чтили "всех богов: христианских, ламаистских и шаманских. Справляли шаманский тайлаган, ходили на ламаистский праздник обо и аккуратно посещали в улусе Аларь дацан и церковь"4. В Алари и сейчас стоит дом деда и отца Александра Вампилова.

С происхождением аларских бурят связано несколько преданий. Одно из них прихотливо соединяет в себе отголоски матриархата с библейской легендой о блудном сыне.

На берегу Байкала против острова Ольхон жила Великая Шаманка Хусыхан. Она захотела родить сына, и боги послали ей Человека, охотника с теплой стороны. Когда сын Великой Шаманки и Человека подрос, родители посадили его в долбленую лодку и отправили странствовать по Байкалу. Долго плавал юноша по озеру-морю. А когда вернулся, нашел отца и мать состарившимися и полуживыми от голода. Он "набил им зверей, птиц, наловил рыбы"5, накормил и спас от гибели. Алаир - по-бурятски - спаситель. После смерти родителей Алаир взял себе жену и поселился с ней на Ангаре, к северу от Байкала. От него пошло племя алаирских бурят.

По другому преданию - "аларь" - древнее название степи. Охотничьи племена, которые вышли из лесов и принялись разводить скот, стали называться "аларцами".

В Бурятии семейная генеалогия свято чтится, поэтому родословную семьи можно вести издалека. У основоположника рода - старого Вампила (прапрапрадеда Александра) - было два сына: старший - Пуха и младший - Вандан. Валентин Никитич (Будихалович) принадлежал к младшей ветви рода, был потомком веселого, ловкого, удачливого и многодетного Вандана. Его отец - Будихал - в крещении Никита умер сорока пяти лет от туберкулеза. Мать - энергичная и деятельная бурятка - одна подняла пятерых детей, всем им дала образование. Она дожила до ста пятилетнего возраста и мирно скончалась в окружении огромного числа внуков и правнуков.

Валентин Вампилов родился в 1898 году. У него было четверо младших братьев и сестер: Аюша, Цыбен, Владимир и Александра. После смерти отца, семнадцатилетним, он оказался единственной опорой семьи. Как и все в Алари, Вампиловы занимались скотоводством. Поэтому особенно тяжело приходилось летом: Валентин сам пахал, косил, убирал урожай, заготавливал сено. Несмотря на все тяготы жизни, он окончил гимназию и историко-филологический факультет Иркутского университета, вернулся в Кутулик, стал работать в школе. С Анастасией Прокопьевной Копыловой - Тасей, матерью Александра - они познакомились на учительских путях-перепутьях. Семейный клан простил Валентину Никитичу и второй брак, и женитьбу на русской, но когда он оказался "врагом народа", родня отвернулась от "неблагонадежной" семьи. Анастасия Прокопьевна Копылова родилась в 1906 году в семье преподавателя закона божьего иркутской женской гимназии. После школы и краткосрочных учительских курсов с путевкой комячейки в кармане уехала в деревню: собирала детей по дворам, учила их сидеть за партой, держать в руке карандаш. Немного освоившись, поступила на математическое отделение заочного учительского института, стала преподавать алгебру и геометрию в старших классах.

Ее мать - Александра Африкановна Медведева и отец - Прокопий Копылов были выходцами из России. Александра Африкановна, вынянчившая и нежно любившая Саню (она умерла девяноста двух лет, за три года до гибели внука), была сиротой и выросла в воспитательном доме.

"Сиропиталки" входили в жизнь бесприданницами, но они были хорошо и надежно воспитаны, умели вести хозяйство: ухаживать за детьми и больными, шить, стряпать, экономить, знали, как занять гостя и как осадить горластую торговку.

К тому же молодая женщина была красива: русоволоса, голубоглаза, с нежным, а в старости, как вспоминают родные, иконописным ликом. Тонкие черты, неяркий российский окрас, ровный, мягкий характер, а главное, редкую душевную деликатность и сердечность унаследовали и все ее дети. А им пришлось в жизни несладко. В годы революции и гражданской войны сыновья оказались по разные стороны баррикад: один сын - у белых (после войны несколько лет в лагерях), другой - Иннокентий Прокопьевич - у красных, в отряде знаменитого сибирского партизана Нестора Каландаришвили, позднее он стал биологом, охотоведом. Третий сын погиб в Великую Отечественную войну.

Сам Прокопий Копылов как бывший священник после революции занимался самой черной и грязной работой: мел улицы, колол дрова. В 1937 году его забрали по обвинениям диким, но стандартным.

После ареста мужа Александра Африкановна сначала бросилась к старшей дочери в Свердловск, затем перебралась к младшей в тихий, почти неразличимей на карте Кутулик. Но вскоре беда пришла и в семью Вампиловых. Анастасия Прокопьевна осталась с четырьмя детьми на руках: старший, Миша, его погодки, близнецы Галя и Володя шести лет, и крошечный Саня. Чтобы прокормить семью, она работала не покладая рук. Шестнадцати лет от ревмокардита умер Володя - необыкновенно одаренный, незаурядный мальчик, его не стало день в день десять лет спустя после ареста отца.

Жили в небольшой комнате в учительском бараке при Кутуликской средней школе. "Когда-то, - писал Александр Вампилов в очерке "Прогулки по Кутулику", - в этом бараке был пересыльный пункт, и здесь ночевали этапные по дороге в Александровский централ. Значит, в этом доме у них был один из последних ночлегов в пути.

Нет, никаких решеток и даже следов от них я никогда не видел. <...> я помню его уже покрытым тесом и крашенным в цвет желтых березовых листьев. На моей памяти в нем всегда жили учителя"6.

Уклад семьи был интеллигентным, сердечно-строгим, по-учительски чуть отстраненным от быта самого поселка. При всей радушности и открытости дома здесь не принято было выходить на люди со своими бедами и несчастьями. Домашняя атмосфера носила отпечаток внутренней сдержанности, если не сказать замкнутости, которая чаще, чем кажется, свойственна людям, жизнь чья протекает у всех на виду.

1944 год. Мальчик пошел в первый класс. Младший сын школьного завуча (Анастасия Прокопьевна к этому времени уже заведовала учебной частью): на старых фотографиях круглая, остриженная под машинку, плюшевая головка, длинные тонкие брови, нежный рот, чуть раскосые глаза. Детским строением лица он напоминает известный портрет таганрогского гимназиста - сына Павла Евграфовича Чехова - Антона, тоже круглолицего и узкоглазого, но у того лицо, серьезнее и горше, у нашего пионера взгляд прямой, нетерпеливый, выражение простодушное, нежное, домашнее.

Как и положено сыну учительницы, он учился хорошо, ровно, хотя и без особого блеска. Отлично рисовал. О способностях к рисованию мы можем судить по обложке "Стечения обстоятельств", которую автор оформил сам.

У мальчика был прекрасный слух, и он самостоятельно выучился игре на мандолине, домре, потом на гитаре, старинной, еще дедовской, позднее постиг нотную грамоту, исполнял музыкальные пьесы Тарреги, Вила Лобоса, играл в школьном оркестре, в университете - в ансамбле народных инструментов. А когда пришел в редакцию "Советской молодежи", быстро приноровился к стоявшему там старенькому пианино. Никому в голову не приходило, что в музыке Вампилов был самоучкой.

Все вспоминают, что Александр прекрасно пел. У него был небольшой, но очень приятный голос, удивительная по простоте и искренности манера. Склонившийся над гитарой Вампилов сразу покорял любую аудиторию. Но пел он нечасто, только среди своих, в хорошую минуту. Любил старинные романсы, песни на стихи Есенина и Рубцова, с которым подружился в Литинституте.

Но вернемся к детству. В школе на уроках литературы - чтение по ролям (он - за Сатина, Барона), конечно же, драмкружок с непременной "Молодой гвардией" (он - Сережа Тюленин), - успех в этих занятиях свидетельствовал скорее о живом нраве ученика, чем таил в себе суровые предзнаменования.

И все-таки главное, как у всякого мальчишки, было за порогом школы: "рыбалка, футбол, туманные первые романы". Рыбалка на местной речке Кутуличке или на Белой. Всегда рядом собака, часто приблудная - Бой, Буска, Пират.

Футбол. Футбол в Кутулике - это особая статья. Мальчишки играли обычно "трутовым мячом, которым пребольно разбивали носы и ушибали спины". Но случались и серьезные матчи, в которых сражались команды Кутулика и шахтерского поселка Забитуй. О них он вспоминал в "Прогулках по Кутулику": "Забитуйцы, бывало, добирались до места встречи на попутных машинах, пешком, а то и на товарных поездах. Поезда в те времена таскали паровозы, и на подъеме, где они замедляли ход, футбольная команда десантом высаживалась в Кутулике. Играли, бывало, часами, до изнеможения, до темноты". Ездили добывать себе спортивную славу в Зиму. "Ехали без билета, и всю дорогу до самой Зимы команда вместо разминки бегала от контролеров по вагонам и по крышам вагонов... Кутуликчане выиграли".

Потом пришла детская страсть к стихосложению. Ею Вампилов переболел втайне от домашних, читая свои стихи приятелям под страшную клятву:

Желание тайны было обоснованным.

Стихи скоро ушли, а способность удивляться миру, доверять жизни, ощущать в ней незримые таинственные токи - осталась.

Собственную детскую привычку сидеть на крыше и подолгу пристально вглядываться в пустое, незанимательное для взрослых пространство Вампилов отдал одному-единственному абсолютно прекрасному своему герою - бессонному пожирателю чудес Витьке из рассказа "Солнце в аистовом гнезде". Это имя он повторит лишь однажды - в "Утиной охоте", отдав его сразу двум своим персонажам: Зилову и Мальчику, пришедшему по его душу.

Жители Кутулика, облик и жизненный топ поселка вошли в память писателя, обосновались в его очерках, рассказах, пьесах, записных книжках7, послужили или намеревались послужить прообразами вампиловских героев.

"Из детства. 1946 год. В июле на покосе стрелочник Говорухин поймал хорька. Принес домой и затеял жарить. Говорушиха изругала его и выгнала из избы. Он успел схватить сковородку и под бугром, за огородом, у речки сжарил-таки добычу. Говорушиха, пухлая, громадная и разгневанная, стояла на меже, материлась, грозилась изувечить.

- Сковородку, змей, испоганил!

- Иди, иди сюда, - кричал снизу Говорухин, - попробуй! Ты попробуй - за милу душу пошиташ! (посчитаешь).

Мариха - глухая, одинокая, несчастная старуха. В лесу на ягодах мы взрывали рядом с ней толовые шашки, украденные на складе в каменоломне. Хотели проверить - глухая ли она, не притворяется ли? Она была абсолютно глуха.

Аксинья - женщина, вернувшаяся с войны. Глухая, носила солдатские штаны, не мылась, материлась и пила. Дралась, но никогда не плакала. Даже пьяная. Говорила мужским зычным голосом. Курила махорку, и было противно видеть гримасу, с которой она поминутно сплевывала себе под ноги. Работала за мужика. Только песни пела по-бабьи, высоким, вытягивающим душу голосом. Мелодия песни, которую пела пьяная Аксинья, сильно походила на тему первой части из Первой симфонии Чайковского.

Митька Широколобов - немтырь. И его двоюродный брат рыжий Сережа, тоже немой. Обоим лет по сорок. Митька большой физической силы, злой. Бил жену и детей. Дети говорящие, тихие, казалось, с навеки испуганными глазами. Старшего Петьку Широколобова помню семилетним, неестественно большеголовым, рахитичным, постоянно вздрагивающим от недавних побоев. Недавно встретил его в трамвае. Не знаю, как мне удалось его узнать. Он - моряк, на побывке. Здоровый и, как мне показалось, нахальный парень.

- Как живешь?

- Ништяк!

- Отец дома? Как он?

- Помер, - весело говорит Пашка (так в тексте. - Е.Г.) - в пейсят пятом зимой простудился и помер. Ну, я пошел. Счастливенько!

Степан Христофорович Шалашов - сторож, истопник, ассенизатор. Тогда ему было лет шестьдесят. Маленький, с походкой воробья. В январе, в рождество ходил по домам, где были верующие старухи, пел "рождество твое Христе Божие", таскал за собой мешок с кусками. Моей бабушке, примерно одного с ним возраста, говорил: "Спасибо, бабинька". Как-то подрядился чистить в детском доме уборную. Договаривался с заведующей Музой Ханановной Белостоцкой, потребовал заранее буханку хлеба и сто рублей. Она дала, но тут же усомнилась в его честности, уговаривала немедленно приступить к делу. Старик рассердился. Спрятал деньги, сунул хлеб в котомку и сказал:

- Прощай, Хая! Я еде в Залари.

Больше она его не видела. Потом он женился на сорокалетней уборщице из агрошколы. Там стал сторожем. У них квартира и растет сын.

...Плотник Гродников, Кондрат Линков, Максим Улискин, Погодаиха, милиционер Ванька Камаев, Шебаловы, пастух Камашин, дед Дерягин, Витька Смолин, Забродины, Мишка Швец, Толька Загоруля, Пиня Загвоздин.

Цыганский переулок и цыган Колька Иванов, кулак Баснин, Стасик Шафранский и его жена татарка Зина, их приемный сын Толька, Левашко и Нина Макарова. Толька Колесов". (Из записных книжек.)

Муза Ханановна и Камаев подарили свои имена, а может быть, и черты характеров героям "Истории с метранпажем", не без памяти о Камашине родился Калошин. Роскошная фамилия соседа - Шафранский - пригодилась для прохиндея-гитариста в "Прощании в июне". Толька Колесов стал Колькой Колесовым. Нина Макарова как бы разделила свои имя и фамилию между Ниной и Макарской - героинями "Старшего сына".

А вот и некоторые другие прообразы и прототипические ситуации, запечатленные уже в прозе: "Слесарь, курсант летного училища, студент первого курса, собравшись вместе, не прочь, например, забраться в чужой огород за огурцами, подпереть чью-то дверь вечером, перекатить чью-то телегу с картошкой из одного двора в другой и еще что-нибудь в этом жанре". "Десять лет назад пилот играл здесь в духовом оркестре, и тот из моих друзей, что работает в клубе, принес пилоту "тенор", сам взял трубу, вдвоем они сыграли краковяк, какой-то бравурный марш и похоронный - ради шутки". Не обошлось здесь и без декана, принимавшего в Кутулике вступительные экзамены и переродившегося потом в амбициозного ректора.

"Детство, проведенное в Кутулике, - как сказано в "Прогулках", - проходит нескоро", но все-таки проходит...

1954 год. Окончил кутуликскую десятилетку и отправился держать вступительные экзамены на историко-филологический факультет Иркутского государственного университета. Срезался по немецкому языку.

В 1955 году снова сдает экзамены в университет. Поступает на историко-филологический факультет, переезжает в Иркутск.

"Назавтра я приехал, - записал он в дневнике. - Пассажиры, толкаясь и переругиваясь, бросились к выходу с перрона. Их лица мне показались враждебными, насмешливыми. Меня, конечно, никто не встречал. Голос из репродуктора манил умыться, подстричься и поужинать в ресторане. Меня раздражал этот сонный, кокетливый женский голос. А тут еще дождь, мелкий, противный, бесконечный, как сама разлука. Дома мне дали адрес какого-то знакомого, где я мог переночевать, а может быть, поселиться. Я нашел этот домик на окраине, в начале небольшого переулка, в глубине двора, обсаженного со всех сторон черемухой и яблонями. Минут пять возился с хитроумной задвижкой садовой калитки, но так и не открыл ее. Вышел хозяин, невысокий, пожилой, с виду сердитый человек в калошах на босу ногу, с шарфом на шее. Взглянул на мой чемодан, прищурился, открыл калитку.

- Ага, студент прибыл. Проходи, проходи. Писали мне про тебя.

Спать меня устроили на веранде. В темноте я разглядел только густую завесу черной мокрой листвы и висящий на стене над моей раскладушкой велосипед без шин. Обода его слабо поблескивали. Пахло черемухой и керосином. Я быстро уснул". (Из записных книжек.)

Началась студенческая жизнь. И жизнь эта, столь отличная от простого размеренного кутуликского быта, поглотила его с головой. Все в ней было новым: круг друзей, чтения, интересов, мыслей, место и время. В сущности, жизнь Вампилова до этого момента протекала незамысловато: он, как и Оленька Белянина - героиня его рассказа "Финский нож и персидская сирень", - прошел тихим ровным путем через школьные классы в студенческую аудиторию.

Студенчество конца пятидесятых - начала шестидесятых годов было, наверное, одним из самых счастливых поколений студентов. Казалось, весь мир - ровесник молодежи. Юность, совпавшая с моментом общественного взлета, дорогого стоит и не проходит бесследно. Все было молодо, горячо, живо, и, главное, все было ново. Это были годы молодых и литературы о молодых.

В конце пятидесятых годов общественный ценз высшего образования был еще очень высок. Человек, поступающий в вуз, шел туда не только за профессией, он твердо верил, что выйдет из института широко образованным, интеллигентным, уважаемым человеком. Предпочтение отдавалось техническим и естественным дисциплинам. Гуманитарное образование было образованием, но оно не считалось Делом.

Молодые литераторы шестидесятых годов, за редким исключением, были людьми, так или иначе переломившими свою судьбу, оставившими медицину, геологию, цех, сейнер, шахту или проектное бюро ради занятий литературой; профессиональных филологов и журналистов среди них можно было пересчитать по пальцам.

Выбор историко-филологического факультета для младшего сына Анастасии Прокопьевны и Валентина Никитича Вампиловых был, помимо прочего, и данью семейной - учительской - традиции.

А что было прочим? Там видно будет.

В университете Вампилов изучает литературу. Впрочем, за лекциями о "новом, недавно открытом, древнем языке" (рассказ "Настоящий студент"), за датами, сносками, транскрипциями, парадигмами склонений и спряжений ее очертания нередко теряются не только для студентов.

Взаимоотношения молодого человека с академической наукой были ровными, но без сердечности: "в кодексе чести считалось существенным не приходить на урок". Приходить полагалось в библиотеку, старинную богатейшую библиотеку Иркутского университета, зачитываться Ремарком, голубыми книжками "Нового мира", пестрокрасочными "Иностранной литературы", Есениным; существенным считалось шататься по улицам, влюбляться, говорить без конца, писать на лекциях рассказы, деревенея от неловкости читать их на ЛИТО и, с изумлением расслышав одобрение, писать еще и еще...

"С человеком, который в молодости грешил стихами, все может случиться" - и случилось...

Внезапно и бурно прорезавшаяся жажда писать захлестнула Вампилова; живописными картинками, наблюдениями, зарисовками оборачивалось все, даже студенческая педагогическая практика.

"Избранные места из дневника педагогической практики студентки Ивановой:

Сочинение по картинке в 5-м классе. Ушинский сказал: "Внесите в класс картину - и немые заговорят". В пятом, по преимуществу, говорящие. Внесла - вместо членораздельной речи послышался мощный галдеж, такой, какой может произойти, если в 707-ю аудиторию во время лекции по истории КПСС поместить еще птичий базар, сорочинскую и нижегородскую ярмарки и двух поссорившихся женщин. "Внесите в класс картину - вынесите меня".

Урок литературы в 10-м классе. Организационный момент. Переступила! Гул одобрения. (Теперь я убеждена, что моя голубая кофта неотразима. Как они тонко чувствуют.)

Вопрос: "Идейный смысл поэмы "Облако в штанах". Пойдет отвечать... (Какой красивый мальчик! Интересно, умен ли он к тому же?..) Вы! Как ваша фамилия? Серебров? Как вас зовут? Евгений? Замечательно! Сколько вам лет? Извините... Отвечайте, пожалуйста". - "Что отвечать?". - "Расскажите, пожалуйста, об идейном смысле поэмы "Облако в штанах". - "Облако в штанах". Ну какой здесь еще может быть смысл! Ясно". - "Что ясно?" - "Ну поэма, "Облако в брюках"... - "В штанах". - "Ну, это уже детали".

В 1958 году в газетах "Иркутский университет", "Советская молодежь", "Ленинские заветы" появилось десять рассказов молодого автора. Все они, кроме одного-единственного, были подписаны псевдонимом А. Санин - "А. Санин, студент госуниверситета".

Теперь тайный умысел судьбы видится в том, что единственной публикацией тех дней, подписанной настоящим именем автора, оказалась драматическая сценка - "Цветы и годы".

30 октября 1959 года еще студентом Иркутского университета, но уже автором полутора десятков опубликованных рассказов, Вампилов был зачислен в штат иркутской областной газеты "Советская молодежь". А спустя 12 дней - 12 ноября появился его первый очерк, написанный по заданию редакции - "Мечта в пути".

Уже в мае газета упомянула о своем молодом сотруднике как о способном прозаике8.

Весной 1960 года он окончил университет.

Редакция "Советской молодежи" и ТОМ - творческое объединение молодых под эгидой газеты и Союза писателей были вторым и, возможно, не менее важным университетом Вампилова.

Газета была местом шумным, веселым, сердечным: "Обычно после обеда в редакции работа не работа, а так, времяпровождение. Может быть, два-три человека делают что-нибудь срочное, но остальные заняты больше всего посторонними разговорами - по телефонам, между собой и с посетителями, среди которых в этот час редко найдется человек, зашедший по делу. Сотрудники и посетители шатаются из комнаты в комнату, говорят о чем угодно, черт знает о чем и обязательно острят. Острят все, но в особенности посетители, которые считают, что в редакции непременно надо острить. Такое уж это, по их мнению, веселое место. Вот зайдет часа в три какой-нибудь студент из тех, что промышляют в газете информацией, рассядется на стуле, а если нет места, сядет и на стол, расскажет какую-нибудь глупость, а потом так и будет сидеть до самого конца, до пяти часов. Зайдет и второй, и третий, и еще какие-то, разные, пишущие стихи, очерки, а некоторые ничего не пишущие, а пришедшие в редакцию рассказать анекдот. После обеда в редакции невозможно работать, но и в это время умудряются все-таки закончить статью или выправить заметку" (Из записных книжек.) - словом, страдания молодого мэтра.

В газете царила не только дружеская, но и творческая атмосфера. Собравшихся здесь молодых журналистов окрестили па творческих семинарах молодых литераторов "иркутской стенкой". Так сплочены, напористы, едины они были:

В. Распутин, А. Вампилов, В. Шугаев, Ю. Скоп, Г. Машкин, Д. Сергеев, Е. Суворов, Ю. Самсонов, Б. Лапин, Г. Пакулов.

Газета быстро обогащала самыми разнообразными знаниями. Каждый газетчик невольно становится энциклопедистом и универсалом. На карте Иркутской области буквально нет места, которое не было бы упомянуто молодым ее корреспондентом, здесь рядом с известными всей стране названиями: Тайшет, Братск, Усть-Илимск, Красноярск - теснятся и никому не известные: Тулун, Аршак, Ишдей, Икей, Ия, Индон, Ирбит, Артуха, Нижний Барбук, Чертов Мост, Моховая падь, Мирюнда, Наратай, Халты, Мордай, Большеусовск, Залари, Чуна, Новочунка, Падун, Сосновые родники, Коршуниха, Усолье, Шелехов, Кеуль, Заярск, Зима, Тушам, Эдучанка, Невон, Кехма, Нижнеилимск, Калтук, Игирма...

Жизнь расширяла не только географические горизонты, но и языковые:

"Дорогая редакция, для меня нет чести, как работать на совесть для будущих наших питомцев, каким был сам в детдоме, но сейчас стал вопрос другого рода.

Дорогая редакция, остается в тумане безнаказанное дело нашего сменного мастера тов. Чмуль... " "... и мне кажется, что пора пресечь нелегальные взятки кубатуры ради безутешной для себя славы. А раз взял вершину, то держи ее на высоком уровне честного труда.

Братск-3, Герасимов Б. В., рамщик, пилостав". (Из записных книжек.)

Не случайно рассказ о страданиях литконсультанта "Сумочка к ребру" был написан буквально спустя несколько месяцев после прихода в редакцию.

Работа в газете заставляла вглядываться в жизнь и писать, писать, писать.

В 1961 году в Иркутске выходит "Стечение обстоятельств" - первая книга молодого автора (псевдоним А. Санин). Это был сборник юмористических рассказов, написанных по большей части еще в университете.

В 1962 году Вампилов послан редакцией в Москву на Высшие журналистские курсы Центральной комсомольской школы. По возвращении становится ответственным секретарем газеты.

В декабре он едет в Малеевку на свой первый творческий семинар - семинар драматургов-одноактников (или, как он еще назывался, драматургов, пишущих для телевидения), на который представляет две пьесы: "Сто рублей новыми деньгами" и "Воронью рощу" - первые варианты соответственно "Двадцати минут с ангелом" и "Истории с метранпажем". Участвует в творческих семинарах в Ялте и Дубултах, в Переделкино (1963 год).

В самом начале 1964 года оставляет работу в редакции газеты "Советская молодежь". В мае-июне участвует в творческом семинаре драматургов в Комарове (под Ленинградом).

В Иркутске выходят в свет два коллективных сборника очерков и рассказов иркутских писателей "Ветер странствий" и "Принцы уходят из сказок", в которых Вампилов принимает участие. В ноябрьском номере журнала "Театр" состоялся дебют Вампилова-драматурга: под рубрикой "Народный театр" была опубликована его пьеса "Дом с окнами в поле".

В начале января 1965 года вместе с Вячеславом Шугаевым Вампилов отправляется "покорять" Москву. Для этой цели у Шугаева предназначена повесть "Бегу и возвращаюсь", у Вампилова - пьеса "Прощание в июне" (первый вариант), с которой он безрезультатно обходит все театры столицы. Живут на даче Б. Костюковского под Москвой в Красной Пахре, знакомятся с А. Т. Твардовским.

В сентябре на зональном совещании молодых писателей в Чите рекомендован в Союз писателей.

С октября по декабрь по заказу Иркутской студии кинохроники работает с Шугаевым над сценарием документального фильма "Баргузин" (сценарий не был окончен, отрывки опубликованы в сборнике "Белые города", 1979) и пишет пьесу "Старший сын".

В конце года, в разгар занятий зачислен на Высшие литературные курсы.

В феврале 1966 года принят в Союз писателей.

В апреле заканчивает пьесу "Предместье" ("Старший сын").