Философская концепция Чаадаева

Петр Яковлевич Чаадаев является одним из ярких представителей философской мысли России западнического направления. Он всегда привлекал внимание историков русской мысли. Правда ранее интерес этот вызывался больше одной стороной его творчества, - его скептицизмом в отношении России, как это выразилось в единственном из "филосифических писем" напечатанном при жизни автора. Мировой читатель долгое время был лишен возможности узнать развитие и суть философской концепции Чаадаева, так как опубликовано было только одно письмо при жизни. Кроме того, сами письма считались утерянными и найдены были только в 1935г. несколько писем не было опубликовано, так как в них Чаадаев положительно отзывается о религии.
Перейдем к изучению концепции Чаадаева.
Чаадаев является ярко выраженным религиозным философом, поэтому войти в систему Чаадаева можно, поставив центре всего его религиозную установку. Не смотря на религиозность, Чаадаев не является богословом, он сам говорит:" Я, благодарение Богу, не богослов и не законник, а просто христианский философ".
У Чаадаева была натура страстная и сосредоточенная, натура искавшая деятельности, - но не внешней, не мелочной, не случайной а всецело и до конца воодушевленной христианством. Если один из величайших мистиков христианского Востока (св. Исаак Сирианин) глубоко чувствовал "пламень вещей", то к Чаадаеву можно применить эти замечательные слова так: он глубоко чувствовал "пламень истории", ее священное течение, ее мистическую сферу. В теургическом восприятии и понимании истории - все своеобразие и особенность Чаадаева. По теургической установке, Царство Божие строится при живом участии людей. Основная богос- Царства Божия, понятого не в отрыве от земной жизни, а в историческом воплощении, как Церковь. Действие христианства в истории во многом остается таинственным, по мысли Чаадаева, ибо действующая сила христианства заключена в "таинственном его единстве"(т. е. в Церкви).
Исходя из теургической основы своей концепции, Чаадаев решительно защищает свободу человека, ответственности его за историю(хотя исторический процесс таинственно и движется Промыслом), и поэтому решительно выражает против "суеверной идеи повседневного вмешательства Бога". Чем сильнее чувствует Чаадаев религиозный смысл истории, тем настойчивее утверждает ответственность и свободу человека. Но здесь его философские построения опираются на его антропологию, к краткому изложению которой мы сейчас и перейдем.
"Жизнь (человека, как) духовного существа, - писал Чаадаев в одном из своих "Философических писем", - обнимает собой два мира, из которых один только нам ведом". Одной стороной человек принадлежит природе, но другой возвышается над ней, - но от "животного" начала к "разумному не может быть эволюции".
Высшее начало в человеке, прежде всего, формируется благодаря социальной среде. Человек глубочайше связан с обществом бесчисленными нитями, живет одной жизнью с ним. Без слияния и общения с другими людьми мы были бы с детства лишены разумности и не отличались бы от животных. Из этого признания существенной и глубокой социальности человека Чаадаев делает чрезвычайно важные выводы. Прежде всего, "происхождение" человеческого разума не может быть понято иначе, как только в признании, что социальное общение уже заключает в себе духовное начало, - иначе говоря, не коллективность сама по себе созидает разум в новых человеческих существах , но свет разумности хранится и передается через социальную среду. С одной стороны, индивидуальное эмпирическое сознание, а, с другой, то, что реально входит в человека от общения с людьми, с существе своем исходит от того, что выше людей - от Бога.
Из этой двойной зависимости человека(от социальной среды, от Бога)происходит не только пробуждение разума в человеке, но здесь же находятся и корни его морального сознания. "Все благо, которое мы совершаем, есть следствие присущей нам способности подчиняться неведомой силе". Этот супра-натурализм не переходит в окказионализм у Чаадаева или какую-то предопределенность, - наоборот, Чаадаев всячески утверждает реальность свободы человека. Однако свобода человека несет в себе разрушительную силу и , чтобы подействовала ее разрушительная сила, она(свобода) нуждается в постоянном воздействии свыше.
Это учение о «страшной" силе свободы у Чаадаева стоит в теснейшей связи с учением о поврежденности человека и всей природы, - учением о первородном грехе. Для Чаадаева "Субъективных" разум полон "обманчивой самонадеянности"; идеология индивидуализма ложна по существу, и поэтому Чаадаев без колебания заявляет: "Назначение человека - уничтожение личного бытия и замена его бытием вполне социальным или безличным".
Гносеологические взгляды Чаадаева, которые он выразил лишб попутно, определялись его критикой кантинеанства, с олной стороны, а, сдругой стороны, критикой Декертовской остановки на эмпирическом сознании, которое, по Чаадаеву, есть "начало искаженное, искалеченное, изврещенное произволом человека". Для Чаадаева источник знания - "столкновение сознаний", иначе говоря, взаимодействие людей. Чаадаев, конечно, не отвергает опытного знания, но весь чувственный материал руководствуется идеями разума.
Если реальность "высшего сознания" стоит над сознанием отдельного человека, - то ключ к этому, кроме самой метафизики человека, дан в реалистичности исторического бытия, как особой форме бытия. Чаадаев подчеркивал, что христианство раскрывается лишь в историческом (а не личном) бытии, но он делает и обратный вывод - само историческое бытие не может быть понято вне христианства.
Смысл истории осуществляется "божественной волей, властвующей в веках и ведущей род человеческий к его конечным целям". Это есть концепция провиденциализма. По Чаадаеву творится Царство Божие и поэтому исторический процесс может быть понят лишь в линиях провиденциализма. Но Царство Божие для него творится на земле, - оттого христианство и исторично по существу, - его нельзя понимать "потусторонне". Для Чаадаева (этого требовала логика его историософии) религиозное единство истории предполагает единство Церкви: раз через Церковь входит божественная сила в историческое Бытие, то, тем самым, устанавливается единство самой Церкви. Отсюда высокая оценка Запада. "На Западе все создано христианством".
Высокая оценка западного христианства определяется у Чаадаева всецело историософскими, а не догматическими соображениями.
Горячие и страстные обличения России у Чаадаева имеют много корней, - в них нет какой-либо одной руководящей идеи. Чаадаев не смог включить Россию в ту схему провиденциализма, какую навевала история Запада. Чаадаев откровенно признает какой-то странный ущерб в самой идее провиденциализма: "Провидение исключило нас из своего благодетельного действия на человеческий разум. . . , всецело предоставив нас самим себе".
В развитии своего философского мировоззрения Чаадаев по-разному решал эту "загадку" России. В начале Он пришел к выводу, что Россия предназначена для того, чтобы послужить уроком для остального человечества. Именно эта позиция выражена в первом из "Философических пием"(конторе было опубликовано). Дальше эти мысли у Чаадаева приобретают большую определенность, он приходит к убеждению, что очередь для России еще выступить на поприще исторического действия еще не наступила.
Дальше он развивает мысль: "Провидение сделало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами. Оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества".
Вся значительность (для русской мысли) построений Чаадаева в том и состоит, что целый ряд крупных мыслителей России возвращался к темам Чаадаева, Хотя его решения этих тем имели сравнительно мало сторонников.