Роковой путь Колобка

Г. В. Цивъян

Колобок

Русская народная сказка1

Жил-был старик со старухой. Просит старик: «Испеки, старуха, колобок». — «Из чего печь-то? Муки нету». — «Э, эх, старуха! По коробу поскреби, по сусекам помети. Авось муки и наберется». Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусекам помела, и набралосьмуки пригоршни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошко простудить. Колобок полежал-полежал да вдруг и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца надвор, со двора за ворота, дальше и дальше. Катится колобок по дороге,а навстречу ему заяц: «Колобок, колобок! Я тебя съем». — «Не ешьменя, косой зайчик! Я тебе песеньку спою», — сказал колобок и запел:

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон, .

Да в масле пряжон,

На окошке стужон.

Я у дедушки ушёл.

Я у бабушки ушёл.

У тебя, зайца, не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только заяц его и видел! Катитсяколобок дальше, а навстречу ему волк. «Колобок, колобок! Я тебя съем». —«Не ешь меня, серой волк! Я тебе песеньку спою:

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон.

Я у дедушки ушёл.

Я у бабушки ушёл.

Я у зайца ушел.

У тебя, волка, не хитро уйти!

---------------------------

1 Подчеркиванием выделены глаголы движения, жирным шрифтом — звукопись(анаграммирование лексемы колобок).

И покатился себе дальше, только волк его и видел!.. Катитсяколобок, а навстречу ему медведь: «Колобок, колобок! Я тебя съем». —«Где тебе, косолапому, съесть меня!

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон.

Я у дедушки ушёл.

Я у бабушки ушёл.

Я у зайца ушел.

Я у волка ушел!

У тебя, медведь, не хитро уйти!

И опять укатился: только медведь его и видел!.. Катится-катитсяколобок дальше, а навстречу ему лиса. «Здравствуй, колобок! — говорит. — Какой ты хорошенький!» А колобок запел:

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон.

Я у дедушки ушёл.

Я у бабушки ушёл.

Я у зайца ушел.

Я у волка ушел.

У медведя ушел

У тебя, лиса, и подавно уйду!

«Какая славная песенька! — сказала лиса. — Но ведь я, колобок,стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой еще разокпогромче». Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню.«Спасибо, колобок! славная песенька, ещё бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок». Сказала лиса и высунуласвой язык; колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса — ам его! и скушала.

(Афанасьев 1873/1, с. 54-56)

В 1995 г. в журнале «Живая старина» Н. И. Толстой опубликовал статью «Секрет Колобка» о сказке «Колобок» (АТ2025), изданнойв первом томе «Народных русских сказок» А. Н. Афанасьева, известной по записям других собраний и ставшей одной из самых популярных детских сказок в России (Толстой 1995;2003). «Сюжет ее несложен,можно сказать, классически прост, — пишет Толстой. — „Жил-был старик со старухой", и захотелось старику сдобной пресной лепешки, т. е.колобка, а муки-то в доме не было. Старуха так и сказала: „Муки нету".На что старик посоветовал по коробу поскрести, по сусеку, т. е. закрому, помести, и набралось мучицы горсти две, и замесила старуха колобок,и изжарила на масле, да на окошечко положила остудить, а он сбежал —покатился „с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор,со двора за ворота, дальше и дальше". Покатившись по дороге, он встретил сначала зайца, затем волка, затем медведя, все они хотели съесть Колобка, но от всех он защитился и скрылся, благодаря одной и той жепесне. <...> Лиса же взяла обманом: просила Колобка сесть на ее язык,а тот сдуру ее послушал и был съеден» (Толстой 1995, с. 41).

Автор задается вопросом, почему же Колобка не съели раньше, что делало его неуязвимым и защищало от прожорливых зверей, и отвечает, что таким защитным средством была, очевидно, песенка, в которой излагалась вся последовательность действий, вызвавших появлени Колобка на свет Божий, и описывалась поэтапно вся недолгая его жизнь. Эта песенка была по сути дела «текстом творения», который, согласно народным представлениям, сам по себе имеет магическую оборонительную силу.

Далее Н. И. Толстой приводит бытующие в славянском фольклоре и в народной ритуальной практике и неоднократно исследованные аналогичные тексты, описывающие жизнь-житие и «муки» («страсти»)льна, конопли, жита, превращающихся из растений в полотно, холст, испеченный хлеб. Тексты такого рода, как свидетельствуют многочисленные народные повествования и былички, защищают их рассказчика (исполнителя) и его дом от нечистой силы, грозы, грома, смертельной беды и подобных напастей. Н. И. Толстой ссылается на свою работу «Vita herbae et vita rei в славянской народной традиции» (Толстой

1994; 2003), оговаривая при этом, что среди приведенных там примеров Колобка нет. Как он пишет, «„Колобок" сумел от меня „уйти", и я тогда о нем не обмолвился ни словом. Теперь же, как хитрая лиса, я взял его на язычок и присовокупил к той компании, которая ему сродни».

По Н. И. Толстому, колдовская сущность Колобка усиливается еще тем, что он — поскребыш: по коробу скребен, по сусеку метен, и в этом своем качестве, будучи хлебом или человеком, обладает даром лекаря и знахаря, способного противостоять власти ведьм и колдунов: «он может остановить град, вызвать дождь и многое другое». Магические свойства Колобка, его связь с ритуалами и текстами плодородия подробно разобраны в недавней статье Ю. Г. Фефеловой «Я на улице мешен, я на солнышке печен» (Фефелова 2002). Автор, как и Н. И. Толстой, ссылается на статью Г. И. Кабаковой о поскребышах, мизинцах и других маменькиных сынках и их магических способностях (Кабакова 1994), приводит ряд интересных и убедительных примеров о «человеческой» природе Колобка, но, к сожалению, не упоминает статьи Н. И. Толстого, которая в этом контексте была бы очень важна.

К двойственной сущности Колобка (хлеб/человек) мы еще вернемся, но пока остановимся на подробном и детальном описании его пути. И на это обратил внимание Н. И. Толстой, указав, что дробная последовательность и детализация начала пути — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше — имеет свою параллель в русских (преимущественно севернорусских) заговорах, например: «Стане ти раб Божий (имя рек) ...пойдет из дверей дверьми, из сеней сеньми, из ворот воротами, выйдет далече в чистое поле...» (Кемский у. Архангельской губ.), цит. по (Майков 1994, с. 81), и под. В «Колобке» же они имеют несколько иную функцию и задачу: охарактеризовать необычность, магичность самого Колобка. Н. И. Толстой рассматривает еще и кумулятивное построение сказки, но мы этого вопроса не касаемся, хотя кумулятивность здесь важна как прием повторения-усиления основного структурирующего текст мотива — движения.

Мы начинаем свое рассуждение с того места, на котором Н. И. Толстой остановился или которое он в некотором смысле обошел: почему же Колобок, при всех его магических свойствах, все-таки погиб? — Сдуру, говорится у Афанасьева, попался на хитрость лисы. Если включить неосторожный (глупый) поступок Колобка в жанрово-сюжетный контекст, то это означает, что Колобок попал в сюжет «Жертва обманщика», а не в (более редкий) сюжет «Обманутый обманщик». При этом, строго говоря, из текста сказки как такового нельзя узнать, от чего бежал Колобок, от гибели или от своего счастья? Съели бы его старик со старухой или усыновили? Намек на последнее можно видеть в том, что стариком и старухой эти персонажи называются до изготовления Колобка, после же они становятся дедом и бабой (отмечено Ю. Г. Фефеловой (Фефелова 2000, с. 194)); более того, в своей песенке Колобок ласково именует их дедушкой и бабушкой 2. Немотивированное вдруг (почти как знаменитое вдруг Достоевского) меняет судьбу Колобка, являясь своего рода толчком к действию, а именно — к движению: Колобок начинает двигаться, и двигаться особым образом.

2 Мы опираемся здесь на вариант Афанасьева. Заметим, что Колобок уходит не от дедушки (бабушки и т. п., далее уже по аналогии), а у дедушки, и это, на наш взгляд, вносит оттенок детскости, игры, — но и посессивности: Колобок как бы принадлежит дедушке и бабушке, т. е. семье.

Заранее сформулируем наше объяснение обреченности Колобка, которое может показаться неожиданным: Колобок погиб потому, чтоскатился, покатился и катился. Этот способ он сам не выбирал:по-другому Колобок передвигаться не мог, потому что был круглым, что и показывало его имя/название (анаграммирующая звукописьсказки выделена у нас жирным шрифтом, см. начало статьи). Итак, роковой оказалась его «круглость», которая обусловила его неустойчивость и как следствие — «качение».

Это об(ъ)-яснение, несомненно, требующее раз(ъ)-яснения, переводит анализ на лингвистический уровень, заставляя обратиться к этимологии, к внутренней форме слова, к его значению в этнологическойи фольклорной перспективе (т. е. в кругу этнолингвистики).

У Афанасьева колобок плоский: в примечании он называет его «сдобной пресной лепешкой» (Афанасьев 1873/1, с. 54). У Даля колоб 'скатанный ком, шар, груда, валенец, катанец3, небольшой круглыйхлебец' (Даль, s.v.). Необыкновен-ное кулинарное разнообразие изделий под этим и производными названиями приводится в Словаре русских народных говоров (СРНГ 1978, с. 140-142) 4.

Большой соблазн связать колобок с корнем *коло 'круг, колесо', чему однако мешает формант -(о)б. Фасмер, дающий для колоб значения «шар, колобок, моток, круглый хлеб», этот вариант отвергает (Фасмер, s. v.). ЭССЯ, напротив, к нему возвращается, предлагая видеть в колоб образование от сочетания *kolo + *biti (ЭССЯ, s. v. kolbъ / kolobъ, т. е. нечто, сбитое в комок. В то же время ЭССЯ отвергает предложенную Брюкнером связь *kolo с *kolebati (sę) «колебаться, раскачиваться при ходьбе, качаться» (ЭССЯ, s. v. *kolebati (sę)), ср. смол. 'колыбель' (СРНГ 1978, s. v.). — Связь также очень соблазнительная, особенно в нашем случае: круглое заключает в себе неустойчивость, возможность к самопроизвольному движению (касается ли это шара или колеса, в варианте Афанасьева — лепешки, ставшей на ребро). Тогда завязка действия Колобок полежал-полежал да вдруг и покатился может быть интерпретирована как «не удержался на месте, поскольку исходно был неустойчив» (примерно по этой же причине английский Hummpty-Dumpty, Щалтай-Болтай 'яйцо' не удержался на стене, упал и разбился, т. е. тоже кончил плохо).