Гельвеций. О человеке [II, VII]. С. 86

4 Гельвеций. О человеке [II, VII]. С. 86.

Желание удовольствия, удобства и пользы влечет человека к созданию сообществ. Импульс, толкающий человека к общению и сотрудничеству с другими людьми, Гельвеций называет уже частным интересом. И хотя выше были приведены его слова о том, что физическая чувствительность порождает в человеке общительность, - общительность есть результат действия физической чувствительности в особой ее форме - форме частного интереса. Частный интерес - непосредственный мотив образования сообществ и заключения договоров [2].

Частный интерес это подлинный властитель в мире людей. Он лежит в основе всех человеческих решений и деяний. Он сродни закону природы: "Если физический мир подчинен закону движения, то мир духовный не менее подчинен закону интереса" [3]. Следуя своему частному интересу, человек стремится как к личной выгоде, так и к благу другого человека [4]. Исходя из своего интереса, человек определяет, в чем состоит добро, честность, справедливость и добродетель. Так же и доброжелательность к другим людям есть результат себялюбия, и они тем более доброжелательны, чем более полезными для себя считают тех, по отношению к кому доброжелательность выражается. В этом смысле люди ни добры, ни злы от рождения; они адекватны тем отношениям, которые их соединяют с другими людьми.

Эти положения Гельвеций высказывает в прямой и довольно резкой полемике [5] с Шефтсбери, считавшим, что человек от природы не только себялюбив, но и доброжелателен. И эта полемика вполне доказывает, что рассуждения Гельвеция о роли физической чувствительности и частного интереса прямо относятся к морали.

2 Гельвеции. Об уме [III, IV]. С. 343. Вместе с тем, в "О человеке" Гельвеций говорит, что "всякий интерес сводится в нас к поискам удовольствий" ([II, XVI]. С. 125), что еще раз свидетельствует о том, что Гельвеций не проводил строго разделения между физической чувствительностью и частным интересом.

3 Гельвеции. О человеке [II, II]. С. 186.

4 Эта идея впоследствии будет повторена Н.Г. Чернышевским в философском романе-утопии "Что делать?": разумный эгоист помогает нуждающемуся и страждущему, следуя себялюбию: вид чужого страдания лично неприятен разумному эгоисту.

5 Гельвеции. О человеке [V, 3] // Указ. соч. С. 263.

Но у самого Гельвеция отнесенность этих положений к теории морали оказывается под вопросом из-за привнесения в рассуждение существенно новой идеи - общественного, или общего интереса.

Критерий нравственности. Общий интерес. Наряду с неоднократными замечаниями относительно того, что нравственные представления относительны и обусловлены частными интересами людей, Гельвеций развивает мысль, что все-таки есть иное мерило добра и зла, чем частный интерес, и это мерило - общий интерес. Сначала Гельвеций указывает на то, что в отдельном сообществе [1] нравственные оценки утверждаются в соответствии с тем, что полезно и вредно для данного сообщества. Но здесь еще не происходит существенного сдвига в нравственном рассуждении: интерес сообщества - это тот же частный интерес. Более того, частный интерес отдельных сообществ ' хуже личного интереса, поскольку им отрицается как общественный интерес, так и личный интерес. Поэтому, прояснив содержание частного интереса отдельных сообществ [2], Гельвеций все-таки указывает: "во всяком отдельном сообществе личный интерес есть единственный критерий достоинства вещей и личностей" [3]. Вопреки давлению окружения личность должна отстаивать свое достоинство.

И здесь Гельвеций начинает говорить на несколько другом языке. В его рассуждениях появляются понятия "благородное тщеславие", "высокие идеи", "истинная добродетель", "подлинная цель нравственности". Люди обычно понимают добродетель сообразно своей выгоде, но истинная добродетель во все времена и во всех странах заключается в "поступках, полезных обществу и сообразных с общим интересом" [4]. За разным пониманием добродетели можно проследить и различные личностные типы: большинство признают лишь то, что сообразно их себялюбию, но есть и такие люди, которые "одушевлены высокими идеями и открыты новым истинам, и они во всем к ним стремятся" [5]. Для таких людей и в этом более возвышенном ценностном контексте и добро, и честность, и справедливость, и добродетель уже определяются в соответствии с тем, отражается ли в них общий интерес.

1 Под отдельным сообществом Гельвеций понимает главным образом семью и родственный клан. Но судя по тому, что, говоря об отдельном сообществе, он упоминает также и "большой свет", речь в широком смысле идет о любых образованиях внутри общества, - тема довольно распространенная в общественной мысли Нового времени, начиная с Гоббса.

2 Гельвеции. Об уме [II, V-VII] // Указ. соч.

3 Там же [II, VII]. С. 214.

4 Гельвеции. О человеке [II, XVII] // Указ. соч. С. 132.

5 Там же [IV, IV]. С. 188-189.

В связи с приведенными рассуждениями Гельвеция возникает естественный вопрос о природе общего интереса. Если в основе частного интереса лежит в конечном счете физическая чувствительность, то что лежит в основе общего интереса? Согласно Гельвецию, общий интерес представляет собой "совокупность частных интересов" [1]. Такое понимание общего интереса как будто вытекает из социально-договорной концепции общества: люди взаимоупорядочивают свои частные интересы, вступая в соглашения. Но в то же время Гельвеций пишет, что соглашения заключаются на основе общего интереса, и это значит, что общий интерес существует самостоятельно. Если признать возможной аналогию между индивидуальным и общественным организмом, то можно сказать, что общий интерес - это то, что отвечает потребностям общественного организма, общества как целого.

Учение о добродетели. С этих позиций Гельвеций формулирует свое учение о добродетели. В этом учении следует выделить три положения. Во-первых, добродетель может рассматриваться как выражение частного интереса, но только в том случае, если частный интерес совпадает с общественным интересом. Иными словами, речь идет о добродетели как добродетели людей, соединенных в общества, которые управляются законами. Такая добродетель заключается в жертве частным интересом во имя общественного [2]. Во-вторых, добродетель выражается в знании и выполнении взаимных обязательств, т.е. добродетель всегда обнаруживается в обществе, а до возникновения общества у людей и нет понятий о добре и зле [3]. В-третьих, добродетель заключается в "стремлении к всеобщему счастью", и если рассматривать добродетель с императивной точки зрения, то ее смысл будет заключаться в том, чтобы предложить людям средства для достижения этой цели [4].

1 Гельвеции. Об уме [III, IV // Указ. соч. С. 344.

2 Гельвеции. О человеке [VII, Прим. 9]. С. 372; [V,V]. С. 272.

3 Там же [II, Прим. 12]. С. 157.

4 Гельвеции. Об уме [II, XIII] // Указ. соч. С. 243.

Очевидно, что принимая во внимание сказанное, никак нельзя характеризовать этику Гельвеция как этику эгоизма.

Роль законов и воспитания. Общее счастье должно стать, по Гельвецию, важнейшей целью для законодателя. Законодательная политика в руках мудрого правительства должна строиться таким образом, чтобы люди направлялись к действиям, посредством которых они одновременно удовлетворяли бы свой частный интерес и осуществляли добродетель.

Но необходимо изменение общественного мнения о добродетели. Высший свет лицемерно усматривает добродетель в целомудрии и пристойности нравов, усматривая наибольший порок в стремлении к чувственным удовольствиям. Солидаризируясь с Мандевилем, Гельвеций требует признать, что роскошь, а не "строгость нравов, несовместимая с любовью к роскоши", полезна для Франции. Благо национального процветания Франции от торговли и поощрения роскоши "совершенно несоизмеримо с чрезвычайно малым вредом, причиняемым любовью к женщинам" [1]. А для того, чтобы менялись нравы и добродетель, необходимо изменение законов, ибо в них скрыты действительные пороки народа.

Раз все люди стремятся к счастью, необходимо, по Гельвецию, сделать так, чтобы их личная выгода соединялась с общей. Помимо изменения законов важно правильно построить систему воспитания. Более половины книги "О человеке" посвящено проблемам воспитания, в том числе в полемике с Руссо. Воспитание, считал Гельвеций, является определяющим фактором в формировании индивида, - что стало предметом решительной критики со сторорны Д. Дидро [2]. Воспитание правильно, если формирует такое представление о личном счастье, которое было бы в сознании человека тесно связано с счастьем его сограждан, - так, чтобы любовь к ближнему в каждом человеке была бы результатом его любви к себе [3].

1 Гельвеций. Об уме [II, XV]. С. 260-261.

2 Дидро Д. Последовательное опровержение книги Гельвеция "О человеке" // Дидро Д. Соч в 2 т. Т. 2. М., 1991.

3 Гельвеции. О человеке [V, III] // Указ. соч. С. 265.

Необходимость мудрых законов и правильного воспитания свидетельствует, считал Гельвеций, о том, что люди изначально не добры (как и не злы) и что, стало быть, Руссо заблуждался в своем понимании природы человека.

Обобщая сказанное, следует указать на следующие характеристики этики Гельвеция: во-первых, говоря об эгоистическом и нравственно-общественном человеке, Гельвеций по существу развивает одну из морально-философских традиций в новоевропейской философии, согласно которой нравственность является продуктом общества, точнее же, творением самих людей. Во-вторых, поскольку нравственность может быть и должна быть предметом воспитательного и, в особенности, законодательно-политического воздействия и без соответствующей социально-правовой организации невозможно добиться от человека добродетели, постольку Гельвеций приходит к социологическому пониманию нравственности, в котором не остается места для свободы личности и автономии человеческoго духа. Но в нем не было места и Богу. Именно в этике Гельвеция было доведено до конца постепенное освобождение морали от религии, начатое П. Бейлем. В-третьих, поскольку природное себялюбие человека должно быть трансформировано посредством воспитания в благородное себялюбие, а эгоизм следует подвергнуть просвещению, - высшим проявлением индивидуальной нравственности оказывается, по Гельвецию, разумный эгоизм. Наконец, в-четвертых, выдвигая принцип общего счастья, Гельвеций на уровне нормативно-этической программы приходит к формулировкам, ставшим впоследствии основополагающими в утилитаризме. Последнее позволяет рассматривать Гельвеция в качестве прямого предшественника этики утилитаризма - И. Бентама и Дж. Милля, а на русской почве - Н.Г. Чернышевск