Парадигма и дискурс в культурологии

Соколов Э.В.

В ХIХ веке науку принято было определять как "систему знаний", независимую, в принципе, от социального контекста и форм коммуникации. Сегодня науку все чаще определяют как коммуникативный феномен, тип дискурса, диалога, подчиняющийся определенным правилам.

Это не значит, что парадигмальная основа науки вообще отбрасывается: без общепризнанной совокупности исходных, аксиоматических или подтвержденных опытом утверждений, относящихся к какой-то сфере действительности, наука невозможна. Однако парадигма сама по себе неоднородна. Т. Кун, который ввел это понятие в науковедение, (парадигма (греч.) - образец, пример, способ доказательства), трактовал его как важное открытие, например: ньютоновский закон тяготения, закон эволюции или закон стоимости. Эти законы составляют, однако, лишь ядро соответствующей парадигмы, которое со временем обрастает конкретизациями, а также, что не менее важно, фактами и соображениями, не согласующимися с этим "смысловым ядром" и потому постоянно дискутируемыми.

Парадигма содержит основные убеждения ученых относительно реальности, правил исследовательской деятельности, образцы постановки вопросов, считающихся осмысленными, релевантными и образцы ответов на такие вопросы. Парадигма ограничивает науку от "не-науки", служит "идеологией" сообщества ученых. Кун полагал, что "зрелая", "нормальная" наука должна иметь четкую парадигму. Парадигма предшествует теории: если какое-нибудь явление противоречит парадигме, но вызывает серию вопросов и попытки объяснить явление с общепринятых позиций.

Основополагающие представления о культуре рождались в разных науках, а также в сфере вненаучного и донаучного опыта. Поэтому очертить культурологическую парадигму как единую логически непротиворечивую систему утверждений - невозможно. Попытаемся лишь перечислить некоторые идеи, которые используются для понимания, объяснения и систематизации культурных явлений.

Культура включает в себя материальные, идеальные, социо-нормативные и поведенческие феномены, организованные в некоторую систему.

Человек - творец культуры.

Человек - продукт культуры.

Культура творится Богом или с его помощью.

Культура есть нечто "искусственное", создаваемое руками и разумом человека и в этом смысле отличается от "природы", которая "естественна" и развивается сама собой.

Культура обусловлена "природой человека" из которого она возникает самопроизвольно, благодаря мутациям генов или естественному отбору в биологических сообществах.

Культура развивается с необходимостью - по воле Провидения, на основе "закона прогресса", логики человеческого разума.

Культура развивается свободно, благодаря целеполаганию, творчеству и стремлению людей к счастью.

Культура развивается благодаря случайным факторам, путем инноваций, их "естественного отбора", "проб и ошибок", удачного и неудачного "заимствований".

Культура целостна, подобна организму и развивается путем естественной эволюции, проходя стадии молодости, зрелости и упадка.

Культура развивается благодаря конкуренции и борьбе поколений, социальных классов и групп.

Культура развивается благодаря сотрудничеству, альтруизму и взаимопомощи.

Смысл культурного развития состоит в непрерывной адаптации общества к природной среде.

Смысл культурного развития состоит в достижении обществами и человечеством в целом, все большего счастья, разумности и справедливости общественного устройства.

В культурном развитие нет никакого смысла если оно не имеет прямого отношения ни к адаптационному процессу, ни к счастью человеческому.

Системообразующие связи в культуре являются материально-экономическими, био-психологическими, идеально-смысловыми, социо-нормативными.

Культура развивается, прежде всего, благодаря труду, стихийному творчеству народа.

Главным двигателем культуры является "творческое меньшинство", "праздный класс", экспериментирующий в сфере досуга.

Культурой является, по преимуществу, сфера должного, идеального, сфера Истины, Добра и Красоты, составляющая лишь незначительный островок в стихии социума. Культурой охватываются все действия, отношения и поступки людей, как полезные, нравственные, разумные, соответствующие праву, так и бесполезные, вредные, безнравственные и антиправовые, при том, однако, условии, что они не являются чисто биологическими отправлениями.

Нетрудно видеть, что не все эти утверждения легко совместимы. Но и "несовместимые" суждения часто оказываются включенными в одну парадигму. В прошлом парадигма науки и возникающая на ее основе, а также благодаря новым фактам, теория - были в центре внимания. Особенности же коммуникации ученых по поводу фактов, теории и парадигмы считались чем-то привходящим, представляющим интерес лишь для историков науки. Сегодня наблюдается коренное изменение в понимании "сущности науки": теория, факты, парадигма, рассматриваются как более или менее "случайные" условности, соглашения, определяемые коммуникативной ситуацией. "Теория" оказывается чем-то вроде "общественного договора", призванного поддержать взаимопонимание между учеными. Дискурс становится самоцелью, аутентичной деятельностью ученого - если не средством решения какой-то конкретной, заранее поставленной задачи. История науки вырисовывается как последовательная смена типов дискурса, первоначально "привязанного" к какой-то практической деятельности, но постепенно "очищаемого" от утилитарности и становящегося "игрой" со всеми смыслами и значениями культуры. Диалектика развития научного дискурса состоит в том, что он, с одной стороны, освобождается, становиться самоценным, полноправным видом жизнедеятельности, а с другой - все легче "продается" и все чаще "проституирует", не будучи способным выжить без поддержки властных и финансовых структур. Но и в том, и в ином случаях поиск имеющей "твердое бытие" объективной истины, оказывается, в лучшем случае, лишь второстепенным мотивом научной деятельности. Ученые, симпатизирующие духу научной классики, с недоверием и разочарованием встречают этот поворот науки к "постмодерну." Но у него есть серьезные основания.

Слово "постмодерн", на первых порах случайное и неоднозначное - приобрело сегодня позитивную окраску и стало выражать осознанный и радикальный плюрализм языков, моделей, методов, как в разных произведениях, так и в одном и том же. При этом "постмодерн" оказывается феноменом не только искусств, но также философии и науки.

Обосновывая значимость дискурсного анализа в культурологии, приходиться вспомнить, что социо-гуманитарные науки с самого начала формировались в конкретной коммуникативной ситуации типа: оратор - публика, адвокат - судья, философ - царь, драматург - зритель, модный острослов - салонная богема. В этих типах диалога, убеждающей, защищающей, разоблачающей, воспитывающей и самовосхваляющей речи возникли ростки социологии, философии и, конечно, культурологии.

Сегодня коммуникативность и диалогичность очевидным образом выступили на первый план. Почему? Во-первых, выросло количество образованных людей и стали стираться границы между культурной элитой и простой публикой. "Простой человек" стал непосредственным участником публичных дискуссий благодаря телевидению. Представим себе, что в телестудии сидят за "круглым столом" сотрудник КГБ, диссидент, известный политик, ученый, астролог, философ, рэкетир, валютная проститутка. Кажется, что ведущий телепередачу признает правомерность позиций всех участников, каждый из которых имеет свое мнение и отстаивает какую-то свою правду. "Но как же можно приравнивать "правду преступника" и "правду честного гражданина"? - спросит читатель. Да, нельзя. Но, согласимся, что нелегко сегодня разобраться в том, кто - преступник, а кто жертва, кто виноват и насколько. Общество стало понимать, что многие меньшинства, стоявшие в прошлом "вне закона", "вне морали" - например, политические диссиденты, шпионы-перебежчики, заключенные преступники, "бомжи", проститутки, наркоманы - все они - люди "древнейших" и "вечных" профессий, без которых не обходится ни одно общество. И они не только заслуживают участия, но имеют право и уникальную возможность сказать обществу нечто важное и нелицеприятное, такое, что неизвестно ни обывателю, ни кабинетному ученому, ни профессиональному политику. Общество стало более "открытым". Это значит, что представители одной группы или профессии более свободно и искренне говорить людям других групп и профессий то, что раньше они предпочитали скрывать. И вот, оказывается, что у людей всех групп и профессий есть свои "эгоистические" интересы и разного рода недостатки, с которыми всем остальным приходиться мириться, что не мешает им однако спорить и переубеждать друг друга.

В-третьих, перемещение акцента с парадигмы на дискурс связано с поисками новой самоидентичности многими людьми. Оценки и самооценки быстро эволюционируют, когда ломаются социальный порядок, идеология. Как оценивали мы еще пятнадцать лет назад "белых" и "красных", "коммунистов" и "монархистов", "капиталистов" и "пролетариев", "демократов" и "патриотов", "бедных" и "богатых" - и как мы оцениваем их сейчас? Люди меняют гражданство, политическую ориентацию и даже пол, вкладывая новый смысл во все эти понятия. Поиск самоидентичности дает мощный импульс культурологическому дискурсу, переоценке и переосмыслению многих социо-культурных явлений.

В-четвертых, повседневная бытовая жизнь теснее связывается с экономикой и политикой. Происходит сближение будничных разговоров, профессиональных дискуссий и научной полемики. Наука как бы "растворяется" в социуме, сближается с повседневностью, политической и культурной практикой. Дело даже не в том, что возрастает значение каких-то личных решений, но в том, что сама личность - с ее неповторимым душевным складом, языком, эмоциональной восприимчивостью и выразительными жестами все в большей степени "заполняет собой" пространство культуры, отодвигая на задний план отвлеченные идеи и ролевые отношения. Нет больше "национальной идеи", "классовой идеи", "социалистической идеи", хотя есть множество ярко выраженных национальных, классовых, идеологических "типов" личности. Этот процесс вытеснения "роли" - личностью, связан с вторжением "приватных" форм в "публичную" сферу. Он симптоматичен и важен, хотя в нем много фальши, искусственности. Однако, эта искусственная гипертрофия "приватного", личного активизирует многие, в прошлом, "подпольные" виды дискурса, которые всплывают наружу и омолаживают культуру.

Традиционное понятие "дискурсивности" очевидным образом противоречит нынешнему представлению о дискурсе. Дискурсивное мышление или речь характеризовались такими признаками, как вербальность, логичность, рациональность, безличность. Дискурсивность есть нечто, противополагаемое "потоку сознания", непосредственной ассоциативности, образности, эмоциональности. Но "дискурс" в сегодняшнем понимании - это единство "дискурсивности" и "потока сознания". Д.Н. Гилберт и М. Маклей, изучавшие коммуникацию в науке, объединяют в понятии дискурса все формы выражения мысли ученых - от журнальных публикаций и сообщений на конференциях - до кулуарных разговоров, шуток, подтруниваний, которые предполагают говорящего и слушающего, намерение одного воздействовать на другого. Стандартность, типичность многих коммуникативных ситуаций привела к выработке типичных дискурсов: лекции, проповеди, пропагандистской речи, президентского послания. Как внутри науки, так и вне ее в зависимости от темы разговора, числа и характеристики участников, складываются различные типы дискурса, а в соответствии с ними эксплицируются, выводятся на свет различные слои, уровни культурной реальности, подлежащей научному осмыслению. Разговор "с глазу на глаз" обнажает одну реальность культуры. Тот же разговор, если он происходит перед глазами телезрителей, будет восприниматься иначе и высветит иные его слои. Они различаются в зависимости от степени "публичности" - "приватности". Воспитатель в школе, социолог-аналитик в президентском совете, лидер партии в парламенте, отец, наставляющий сына, опираются на различные интерпретации культуры. Это - естественно. Для одного важна опора на гуманизм и общечеловеческие ценности; для второго - понимание устойчивых черт человеческой природы и традиционных политических механизмов; для третьего - национальные традиции и идеалы; для четвертого - жизненная мудрость, терпимость, теплота в отношениях.

Сегодня мы имеем на политической арене и таких личностей, которые говорят и делают то, что хотели бы сказать и сделать официальные, облеченные властью лица, но "по протоколу" - не могут. Таков, на наш взгляд, "феномен Жириновског