Аллегорический метод изучения Ветхого Завета в произведениях Филона Александрийского

Курсовая работа

на тему:

«Аллегорический метод изучения Ветхого Завета в произведениях Филона Александрийского»

Введение

Человек – часть природы; его тело состоит из тех же химических элементов, что и окружающий мир, однако человек обладает сознанием, и это выделяет его из неодушевлённых объектов. Одно из проявлений процессов сознания – вера, которая, согласно всемирному опросу, проведённому Gallop в 1999 году, есть у 87% населения.

В прошлом религия служила важным источником формирования культуры. К сожалению, почти весь XX век прошёл для России под знаком свержения церковных куполов, разрушения основ веры и насаждения новой веры – т.н. «идеологии», «догмы». В последние годы происходит обращение народа к Богу, это пропагандируется при помощи средств массовой информации, первые лица государства «подают живой пример», а с приходом Патриарха Московского и всея Руси Кирилла влияние христианской церкви в нашем государстве только усилилось, чему нельзя не радоваться.

Где же брать информацию верующему человеку? Как правильно толковать Заветы Божии? Неканонические книги составляют легкую пищу, потому что удовлетворяются одним лишь буквальным историческим разъяснением, канонические же книги требуют высшего аллегорического толкования, потому что они «богодухновенны и, как таковые, побуждают толковника отыскивать высшую таинственную мысль, которую заключал Святой Дух в оболочке буквы. А потому чтение их может быть затруднительно и небезопасно для непривычных еще к подобной таинственности оглашенных».

В данной работе я и хотел бы осветить более подробно проблемы толкования Ветхого Завета и работы одного из «отцов аллегории» Филона Александрийского.

1. Ветхий Завет. Проблемы понимания и толкования Ветхого Завета

Ветхий Завет – название первой части христианской Библии, утвержденной Церковью в статусе Священного Писания и богодухновенного текста. Ветхий Завет представляет собой собрание книг, усвоенных из традиции еврейской Библии. Особая роль в формировании Ветхого Завета принадлежит греческому переводу Семидесяти толковников, или Септуагинте (LXX). Объем и состав Ветхого Завета, последовательность и названия книг могут различаться в библейских традициях основных христианских конфессий: православия, католичества и протестантизма. В христианском словоупотреблении термин «Ветхий Завет» также обозначает период Священной истории до пришествия в мир Господа Иисуса Христа.

Впервые термин «Ветхий Завет» был употреблен святым апостолом Павлом в 2 Кор 3. 14: «Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета; потому что оно снимается Христом». Очевидно, этот термин обозначает в данном контексте иудейское Священное Писание. Его содержательную основу составляет Завет – одно из важнейших представлений в системе библейского религиозного мировоззрения. Завет (в современных переводах с еврейского обычно передают как «Союз», «Договор») есть сакральное деяние Бога и общины Израиля, которое устанавливает отношения Бога и человека как личностные и доверительные и определяет весь спектр этих отношений и ход Священной истории (ср.: Исх 19. 1–24, 11). Применяя термин «завет» для именования Писания, апостол Павел находится в русле библейского словоупотребления, например, в Исх 24. 7 (и мн. др.) говорится о «книге Завета», которая включает отдельные нормы и условия Синайского Завета. В 2 Кор 3. 14 содержание термина расширяется и в него уже входит вся совокупность письменного свидетельства о религиозной истории человечества дохристианской эпохи, проходившей под знаком Завета с Моисеем. Основание для определения «Ветхий» нужно искать в историческом развитии идеи Завета у пророков, прежде всего, у Иеремии, возвестившего грядущее наступление Нового Завета как новой жизни с Богом в противоположность прежнему Завету, не только нарушенному Израилем, но и не достигшему полноты (Иер 31. 31–34; 32. 40–41). Следуя пророческой традиции, апостол Павел развивает богословие двух Заветов, которое становится одним из приоритетных направлений в осмыслении им религиозной значимости евангельских событий. Для него Новый Завет осуществился во Христе (1 Кор 11. 25; Гал 3. 17); это Завет с Богом через Христа, Завет «духа» и «свободы» в отличие от Синайского Завета «плоти» и «рабства», заключенного через Моисея (2 Кор 3. 4–18; Гал 4. 24–31). Три смысловых значения «Завета»: событие, эпоха и письменное свидетельство о них, – употребляемые не всегда дифференцированно, обусловливают содержание соответствующих словосочетаний у апостола Павла. В «диалектике» двух Заветов получают оценку два события мирового масштаба, две открывающиеся в них эпохи Священной истории, сменяющие одна другую. Этим же определяется и выраженный в 2 Кор 3. 14 герменевтический подход к иудейскому Священному Писанию для христианской новозаветной общины. Писание для апостола Павла принципиально христоцентрично – это его главное свойство, основа его содержания. Воплощение Христа, Его учение, Крестная смерть и Воскресение, становящееся центром новой жизни с Богом, вносят определенность в понимание хода ветхозаветной истории, делая ее события постигаемыми в перспективе плана Божественного домостроительства, «краеугольным камнем» которого является Христос (1 Кор 10. 4). Свершение евангельской истории рассматривается как ключ к пониманию Ветхого Завета, поэтому иудеи, не принявшие благовестия Иисуса Христа, лишаются этой возможности, оставаясь в состоянии неведения, не понимая данного им Священного Писания: «Умы их ослеплены… покрывало лежит на сердце их» (2 Кор 3. 14–15).

Изначально Ветхий Завет принимается в церковном употреблении в статусе откровенного, религиозно актуального текста. Об этом единодушно свидетельствуют и новозаветные источники, и святоотеческая традиция. В Новом Завете достоинство книг Ветхого Завета находит выражение в их именовании священными писаниями, «Святыми Писаниями», «Писанием», «Писаниями»; в утверждении их Божественного происхождения – «все Писание богодухновенно». Чередование форм единственного и множественного числа в данном случае свидетельствует об изначальном восприятии сборника Ветхого Завета как единого целого. Раннехристианский период во всей полноте приемлет апостольские писания, церковные авторы того времени веро- или нравоучительную истинность того или иного высказывания обычно подтверждают библейским текстом, обрамляя цитату типовыми формулами – «как сказано в Писании», «Писание говорит». Более того, в период устной передачи христианского свидетельства и начальной стадии образования Нового Завета, в конце I – начале II вв., именно Ветхий Завет в церковных общинах преимущественно выступал в роли Священного Писания. На протяжении первых веков христианская Библия формируется как цельный, двухчастный сборник. Об этом свидетельствуют библейские кодексы IV–V вв., – период, к которому окончательно сложился и утвердился новозаветный корпус – Синайский, Ватиканский, Александрийский, включающие Ветхий и Новый Заветы.

Однако, утверждение единства Ветхого и Нового Заветов – не безусловная характеристика библейской церковной традиции. Пришествие в мир Господа Иисуса Христа создает принципиально новую религиозную ситуацию, и ни с чем не сравнимая полнота Откровения, явленная во Христе, в известной степени обесценивает прежние религиозные ценности. Эта дилемма «старого» и «нового» находит выражение, например, в сложном «диалектическом» противопоставлении «закона» и «благодати», как старой и приходящей ей на смену новой ценности. И если бы не очевидное стремление апостола остаться в рамках Писания, даже за счет радикального переосмысления традиционных библейских образов и представлений с целью применения их к новой ситуации (например, оценка «крещения» как полноценного замещения «обрезания»), термин «Ветхий Завет» (в широком контексте – и Писание, и эпоха) правильнее было бы понимать как «устаревший», потерявший свою значимость (ср. Евр 8. 13). Если опыт апостола Павла предстает первой попыткой обозначить эту проблему и наметить некоторые пути ее решения, то лишь вся практика церковного использования текстов Ветхого Завета может рассматриваться как ответ на нее. Самая большая трудность, которая возникает, – это отсутствие единых правил и подходов. При исследовании вопроса приходится выявлять фактическое положение каждого ветхозаветного религиозного представления в устанавливающейся системе христианских библейских ценностей, отнюдь не тождественной прежней. Так, в полном согласии с приведенным высказыванием блаженного Августина очевидно принципиальное единство и преемственность основных откровенных прозрений богословия обоих Заветов. И хотя такие центральные истины библейского богословия, как монотеизм и учение о Боге-Творце, выражены прежде всего в Ветхом Завете, их основополагающее значение сохраняется и для Нового Завета. В видении Бога активным Субъектом мировой истории, в пространстве которой Бог и человек предстоят друг другу как две личности, истории, которая подчиняется Его Промыслу, ведущему тварь ко спасению, Ветхий и Новый Заветы гармонично дополняют друг друга. Догмат Святой Троицы – данность уже церковного богословия, и несмотря на то, что он обретает свое основание, прежде всего, в новозаветных текстах, находит для себя аргументы и в Ветхом Завете. Так, в истории становления догмата одним из ключевых текстов при его обсуждении в IV в. был текст Притч 8. 22–31, а последующая экзегеза усматривает указание на Святую Троицу, например, в грамматической форме множественного числа некоторых глаголов, описывающих действия Бога. Одним из оснований христианской нравственности продолжают оставаться «Десять заповедей» (которые «в сущности своей… суть тот же закон, который, по словам апостола Павла, написан в сердцах у всех человеков, дабы поступали по нему»; Иисус Христос «повелевал для получения жизни вечной сохранять заповеди и учил понимать и исполнять их совершеннее, нежели до Него понимали». Церковь в полной мере рассматривает себя преемницей религиозного опыта Ветхого Завета, и текст Псалтири, где он находит одно из самых своих ярких выражений, составляет основу литургической практики Церкви. С другой стороны, хотя в богослужебном церковном устройстве усматриваются явные параллели с элементами культа ветхозаветного Израиля (в трехчастности устройства храма, трехсоставности иерархии и т.д.), в новозаветное время культовое законодательство, основа основ ветхозаветного закона, утрачивает всякий практический религиозный смысл. Произошел отход от целого ряда норм ветхозаветного закона, составляющих существенную часть прежней религиозной жизни и до сих пор скрупулезно соблюдаемых иудаизмом. И если отказ от пищевых ограничений можно обосновать эрой Мессии, снимающей всякие ритуальные разграничения «чистого» и «нечистого», то практическое игнорирование запрета на профанное использование «крови» (Быт 9, 4; Лев 17, 10–14 и др.), подтвержденного решением Апостольского собора (Деян 15. 20), невозможно объяснить, оставаясь только на ветхозаветной почве. Радикальным размежеванием с ветхозаветным религиозным законодательством является отказ от обрезания, главного знака принадлежности к прежнему Завету; это был самый болезненный внутрицерковный вопрос во времена создания апостолами первых христианских общин (как об этом свидетельствуют большинство посланий ап. Павла). Таким образом, помимо полноты принятия необходимо констатировать и определенную двойственность в отношениях церковной традиции к своему ветхозаветному наследию.