Экзистенциапьно-жизнеустроительное знание

4. Экзистенциапьно-жизнеустроительное знание.

Для того чтобы разобраться в природе этого вида знания, целесообраз­но вернуться к анализу системообразующей «оси» сознания. Там ос­новное внимание было уделено структурной характеристике основных этапов самосознания (телесному, социальному и нравственному «Я»); здесь же мы сосредоточимся на экзистенциально-процессуальных ас­пектах становления этой «оси» и особенно на ключевой «точке» в ду­ховном развитии личности, которая была названа нравственным «Я».

Прежде всего отметим, что процесс жизнеустроения никогда не осу­ществляется актами «чистого сознания», напротив — и это великолеп­но показал в своей неоконченной работе М.М. Бахтин, — он всегда разворачивается «в» и «через» конкретный жизненный поступок, каж­дый раз единственный и неповторимый, связанный с уникальным со­бытием в мире. «Ось» жизнеустроения и самосознания представляет собой «сплошное поступление», по М.М. Бахтину, как бы восходящую (или нисходящую) «лестницу», состоящую из волевых поступков-сту­пеней, формирующих вполне определенный личный облик человека.

Еще Гегель заметил в «Науке логики», что сущность есть «прошлое бытия»; впоследствии Ж.П. Сартр будет вполне обоснованно доказы­вать, что сущностные черты человека — всегда плод его прошлых свободных актов самоопределения. Отметим лишь, что, по нашему мне­нию, личность не строит себя из ничего, и человек, по удачному выра­жению С.Л. Франка, «не есть своевольный хозяин собственной жиз­ни». В нем всегда есть внутреннее глубинное «Я», включающее и его основные способности, и ценностные приоритеты, задающие общий вектор его жизнеустроения. Другое дело, что эти способности и при­оритеты проявляются, шлифуются и преумножаются (или бездарно растрачиваются), действительно, лишь в неповторимых актах свобод­ного экзистенциального выбора.

Тот же Бахтин убедительно разъясняет, что к поступку, с одной сто­роны, не могут бьпь отнесены лишь наши физические действия в ми­ре. Любой внутренний акт и состояние сознания — уже неповтори­мый свершившийся поступок, который мы не в силах ни отменить, ни изменить. С другой стороны, у культурного человека-творца всегда возникает соблазн отождествить жизненный поступок с каким-то предметно-смысловым результатом своей деятельности: художест­венным творением, научной теорией и т.д.

«Поступок расколот на объективное смысловое содержание и субъективный процесс свершения», — замечает М.М. Бахтин и кате­горически протестует против того, чтобы сводить живую по-ступаю-щую деятельность «Я» к его культурно-смысловому рациональному творчеству, неважно — логико-понятийному или гуманитарному. «Все содержательно-смысловое бьпие, — замечает далее выдающийся оте­чественный мыслитель, — как некоторая содержательная определен­ность, ценность, как... истина, добро, красота и пр. — все это только возможности, которые могут стать действительностью только в по­ступке... Изнутри самого смыслового содержания невозможен пере­ход из возможности в единственную действительность».

По нашему мнению, эту глубокую мысль отечественного мыслите­ля можно расшифровать следующим образом: процесс личностного жизнеустроения есть особый интегральный тип деятельности и осо­бый (рационалъно-внерационалъный) тип знания, несводимый ни к по­нятийной , ни к гуманитарной разновидностям рационального позна­ния, ни к внерациональному знанию, хотя он с ними связан и через них зачастую реализуется.

Когда мы произносим слово «личность», то имеем в виду не столь­ко знания, которые она приобрела посредством ratio или intuitio, сколько то, как она реализует их в искусстве, в профессиональной, деятельности, при нравственной оценке или в социально-политической деятельности. Все это важно, но самое-то главное — какими индиви­дуальными качествами эта личность обладает. Жизнеустроение — это процесс построения себя в мире через стяжание (и, естественно, познание) одних и избавление от других привычек, черт характера, эмоциональныхреакций и т.д. Недаром в педагогике процесс воспитания от­личают от содержательного образования.

Ясно, что процесс жизнеустроения может бьпь направляемым из­вне на уровне телесного «Я», может носить хаотичный или сугубо соци­ально ориентированный характер (в случае, когда мы имеем дело с со­циальным «Я»), и лишь на уровне нравственного «Я» он приобретает сознательно-целевой характер, связанный со стяжанием положитель­ных качеств и состояний сознания (честность, спокойствие, мужество и т.д.) и избавлением от отрицательных качеств (малодушие, сомнение, раздражительность и т.д.). Почему с появления нравственного «Я» можно начинать отсчет сознательного жизнеустроения личности?

Во-первых, у нее появляется высокий нравственный жизненный идеал, с которым она со-вестно сверяет и соизмеряет свои поступки. Отсюда такое почитание понятия Учителя в восточной традиции.

Во-вторых, на этом этапе возникает «доминанта другого», по вы­ражению АА Ухтомского, в отношениях с которым можно только ис­тинно и бескорыстно бьпь, а не казаться, хотя бы для того, чтобы бьпь честным в отношении самого себя.

В-третьих, здесь практически проявляется как раз та способность, которую мы выше назвали разумом сердца.

Это совсем не означает, что в бытии нравственного «Я» не задейст­вован логический и гуманитарный разум, однако именно сердце дает ту жизненную мудрость, которая позволяет принять верное решение в уникальной жизненной ситуации, не имеющей аналогов и прецеден­тов в биографии личности. «Сердце вещует», «мне сердце подсказыва­ет», «что-то на сердце неспокойно», «послушай свое сердце» — подоб­ные выражения естественного языка, которыми переполнена наша повседневная жизнь и которые мы склонны не замечать в своей раци­оналистической гордыне, на самом деле очень тонко и точно фикси­руют нашу глубинную способность мудро и сердечно по-ступать в мире и строить самих себя. Можно сказать и иначе: тот же познава­тельный орган, который дает нам знание о высшем в актах религиозной веры, он же помогает воплощать познанные ценности в конкретных по­ступках земного жизнеустроения.

Ряд современных медицинских и психологических фактов застав­ляет вполне серьезно отнестись к тезису о краеугольном значении сердца в познании и самопознании. Дело в том, что сердце является не только важнейшим физиологическим органом, но и центром пси­хоэмоциональной жизни личности. Более того, накапливается все больше статистического материала, свидетельствующего, что человек с пересаженным сердцем приобретает черты донора, сердце которого ему пересадили. Так что древний взгляд на сердце, как на онтологиче­ский центр личности и важнейший орган познавательной деятельно­сти, заслуживает самого пристального внимания современной науки и философии.

Знаменательно, что можно бьпь изощренным интеллектуалом, прекрасно рассуждать о природе добра и зла, даже обладать даром тонкой оценки своих и чужих поступков «задним числом», но при этом совершать недостойные действия, сомневаться и ошибаться в актах жизненного выбора. Можно бьпь выдающимся гуманитарным творцом, иметь в сознании вроде бы твердые жизненные идеалы, но параллельно бьпь черствым и бессердечным человеком и никак прак­тически не преобразовывать себя. И наоборот: можно ничего не со­здавать в культурно-смысловом плане, ничего не читать по пробле­мам добра и зла (даже вообще не уметь читать), но при этом бьпь подлинно нравственно-жизнеустрояющимся человеком, обладаю­щим развитым разумом сердца, как солженицынская Матрена. Не случайно задача «очищения» и «просветления» сердца рассматривает­ся в исихастской православной практике как важнейшее средство «духовного делания». «Житие умное есть дело сердца», — писал в этой связи выдающийся христианский мудрец и праведник Исаак Сирин.

Литература

1.  Агни-Йога. Мир огненный. Т. 1. Новосибирск, 1991.

2.  Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М., 1987.

3.  Джемс У. Многообразие религиозного опыта. СПб., 1992.

4.  Налчаджан А.А. Некоторые психологические и философские проблемы интуитивного познания (интуиция в процессе научного творчества). М., 1972.

5.  Судзуки Д. Т. Лекции по дзэн-буддизму. М., 1990.

6.  Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.