Выявление типов смеха в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"

Городская открытая научно-практическая конференция

школьников и студентов

Тема: Выявление типов смеха в романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание».

2007г.

Содержание.

1. Введение

2. Смех как явление культуры

3. Типы смеха

Глава 3.1.Рефлексирующий смех

Глава 3.2.Смех-маска

Глава 3.3.Смех-издевка

Заключение

5. Список литературы

1.Введение.

Имя русского писателя Федора Михайловича Достоевского обычно связано у нас с образом трагически напряженным, полным контрастов и противоречий, освещенным изнутри постоянным поиском идеала, мятежным и скорбным. Однако, как это не покажется странным, образ Достоевского в жизни являет собой полную противоположность образу героев его произведений. Самый решительный новатор русской прозы слыл в литературных кругах человеком весьма легкомысленным, остроумным, жизнерадостным, эдаким весельчаком, балагуром, бретером и повесой. Друзья пророчили ему успех как писателю-юмористу. Н.К.Михайловский сетовал даже на недостаток чувства меры в шутках Достоевского.[2]

Достоевский не мог жить без приколов и прикалывался на каждом шагу, при этом сам заразительно смеялся, потирая от удовольствия ручки. Афоризмы и шутки Достоевского, его юморески и частушки ходили в списках по всей России. Следует отметить, что влияние Достоевского на современников было огромным. Кстати, на формирование идей утопического социализма в кружке Петрашевского также оказал влияние искрометный юмор Достоевского. 15 апреля 1849 года Достоевский прочитал на заседании кружка неопубликованное запрещенное юмористическое "Письмо Белинского к Гоголю". Все очень смеялись. После чего были произведены массовые аресты. (По следствию проходило всего 123 человека). Как вы знаете, Федор Михайлович за свой юмор, также как и многие другие петрашевцы, мотал срок, о чем и написал в своих "Записках из мертвого дома". После тюрьмы Достоевский шутить перестал. Редко когда пошутит. В основном он писал, а юмор возненавидел.[4, 45]

Убедительное объяснение необычайности юмористических произведений Достоевского, которые из-за своей необычности воспринимаются как повести трагичные, дано в 20-х годах нашего века советским литературоведом М.М.Бахтиным. Художественная система смеха в творчестве Достоевского - смысловая полифония, разные точки зрения звучат в юмористических произведениях писателя как равноправные. На равных шутит вместе с героями и сам автор. "Один голос ничего не кончает и ничего не разрешит. Два голоса - минимум жизни, минимум бытия." (М.Бахтин). Этот закон реализуется не только в логике сюжетов, но и в особом типе языка, определенным Бахтиным как "двуголосое слово". Главный художественный способ построения произведений Достоевского - это столкновение двух взаимоисключающих смыслов, что само по себе уже смешно. К примеру, на первой странице романа "Преступление и наказание" читаем о главном герое - Раскольникове: "Он был должен кругом хозяйке и боялся с ней встречаться", а через несколько строк: "Никакой хозяйки в сущности он не боялся...". [1, 78]

Мы думаем, что исследование смеха как явление культуры расширит наше представление о художественном мастерстве Ф.М.Достоевского. Это и обусловило наш выбор темы.

Цель: выявить типы смеха в романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание».

Задачи:

1.         Изучить критическую литературу по указанной проблеме

2.         Найти в тексте эпизоды, в которых присутствует смех;

3.         Определить характер и роль смеха;

4.         Систематизировать полученные наблюдения над текстом и сделать выводы;

Гипотеза: мы предположили, что в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» существуют несколько типов смеха, каждый из которых выполняет свою роль.

2. Смех как явление культуры.

В нашей работе рассматриваются особенности серьезно-смехового жанра в романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». Смеховой мир Достоевского не раз был предметом анализа в различных аспектах: литературоведческом, философско-психологическом, лингвистическом. С разной степенью полноты эту проблему затрагивали М. М. Бахтин, Л. А. Карасев, А. Е. Кунильский, Ю. Н. Караулов, Е. Л. Гинзбург, М. Л. Спивак, И. Е. Хализев, В. Н. Шишкин и др, но удалось нам познакомится только с М.М.Бахтиным.[7]

В литературе к XIX веку сложились многочисленные жанры, связанные общим родством, они относились к «области серьезно-смехового». С точки зрения Бахтина, отличительные особенности жанров серьезно-смехового состоят в том, что при всей их внешней пестроте они объединены своею глубокою связью с карнавальным фольклором. Все они проникнуты – в большей или меньшей степени – специфическим карнавальным мироощущением, некоторые же из них прямо являются литературными вариантами устных карнавально-фольклорных жанров. [1, 170]

Достоевскому карнавализация позволяет увидеть и показать такие моменты в характерах и поведении людей, которые в условиях обычного хода жизни не могли бы раскрыться. Особенно ярко использована карнавализация у Ф.М.Достоевского в романе «Преступление и наказание» во сне Раскольникова, в котором он снова совершает убийство старухи.

Смех – это определенное, но не поддающееся переводу на логический язык эстетическое отношение к действительности, то есть определенный способ ее художественного видения и постижения, а, следовательно, и определенный способ построения художественного образа, сюжета, жанра. Огромною творческою силой – и притом жанрообразующею – обладал амбивалентный карнавальный смех. Этот смех захватывал и постигал явление в процессе смены и перехода, фиксировал в явлении оба полюса становления в их непрерывной и зиждительной, обновляющей сменяемости: в смерти проводится рождение, в рождении – смерть, в победе – поражение, в поражении – победа, в увенчании – развенчание и т.п. Карнавальный смех не дает абсолютизироваться и застыть в односторонней серьезности ни одному из этих моментов смены.

Когда образы карнавала и карнавальный смех приходит в литературу, они в большей или меньшей степени преобразуются в соответствии со специфическими художественно-литературными заданиями. Но при любой степени и при любом характере преобразования амбивалентность и смех остаются в карнавализованном образе. Однако смех при определенных условиях и в определенных жанрах может редуцироваться. Он продолжает определять структуру образа, но сам приглушается до минимума: мы как бы видим след смеха в структуре изображенной действительности, но самого смеха не слышим. [1, 191]

Рассмотрим теперь карнавализацию в романе «Преступлении и наказании» с точки зрения М.М.Бахтина. Все в этом романе – и судьбы людей, и их переживания и идеи – придвинуто к своим границам, все как бы готово перейти в свою противоположность все доведено до крайности, до своего предела. В романе нет ничего, что могло бы стабилизироваться, оправданно успокоиться в себе, войти в обычное течение биографического времени и развиваться в нем (на возможность такого развития для Разумихина и Дуни Достоевский только указывает в конце романа, но, конечно, не показывает его: такая жизнь лежит вне его художественного мира). Все требует смены и перерождения. Все показано в моменте незавершенного перехода.[1, 195]

После первого свидания с Порфирием и появления таинственного мещанина со словом «убивец!» Раскольников видит сон, в котором он снова совершает убийство старухи. Приведем конец этого сна:

«Он постоял над ней: «боится!» – подумал он, тихонько, высвободил из петли топор и ударил старуху по темени, раз и другой. Но странно: она даже и не шевельнулась от ударов, точно деревянная. Он испугался, нагнулся ближе и стал ее разглядывать; но и она еще ниже нагнула голову. Он пригнулся тогда совсем к полу и заглянул ей снизу в лицо, заглянул и помертвел: старушонка сидела и смеялась, – так и заливалась тихим, неслышным смехом, из всех сил крепясь, чтоб он ее не услышал. Вдруг ему показалось, что дверь из спальни чуть-чуть приотворилась, и что там тоже как будто засмеялись и шепчутся. Бешенство одолело его: изо всей силы начал он бить старуху по голове, но с каждым ударом топора смех и шепот из спальни раздавались все слышнее и слышнее, а старушонка так вся и колыхалась от хохота. Он бросился бежать, но вся прихожая уже полна людей, двери на лестнице отворены настежь, и на площадке, на лестнице и туда вниз – все люди, голова с головой, все смотрят – но все притаились и ждут, молчат!.. Сердце его стеснилось, ноги не движутся, приросли… Он хотел вскрикнуть и – проснулся».

Достоевский использует метод, когда : «…перескакиваешь через пространство и время и через законы бытия и рассудка и останавливаешься лишь на точках, о которых грезит сердце» . Эта логика сна и позволила здесь создать образ смеющейся убитой старухи, сочетать смех со смертью и убийством. Но это же позволяет сделать и амбивалентная логика карнавала. Перед нами типичное карнавальное сочетание.

Хотелось бы отметить, что образ смеющейся старухи у Достоевского созвучен с пушкинским образом подмигивающей в гробу старухи графини и подмигивающей пиковой дамы на карте . Перед нами существенное созвучие двух образов, а не случайное внешнее сходство, ибо оно дано на фоне общего созвучия этих двух произведений («Пиковой дамы» и «Преступления и наказания»), созвучия и по всей атмосфере образов и по основному идейному содержанию: «наполеонизм» на специфической почве молодого русского капитализма; и там и тут это конкретно-историческое явление получает второй, убегающий в бесконечную смысловую даль карнавальный план. И мотивировка этих двух созвучных фантастических образов (смеющихся мертвых старух) сходная: у Пушкина – безумие, у Достоевского – бредовый сон.

В сне Раскольникова смеется не только убитая старуха, но смеются люди где-то там, в спальне, и смеются все слышнее и слышнее. Далее появляется толпа, множество людей и на лестнице и внизу, по отношению к этой толпе, идущей снизу, он находится на верху лестницы. Перед нами образ развенчивающего всенародного осмеяния на площади карнавального короля-самозванца- Раскольникова вместе с его теорией о праве одной сильной личности строить свою жизнь на крови и костях других. Площадь – это символ всенародности и в конце романа Раскольников, перед тем как идти с повинною в полицейскую контору, приходит на площадь и отдает земной поклон народу. Это всенародное развенчание, которое «пригрезилось сердцу» Раскольникова во сне. [1, 197]

Таким образом, особый символический характер имеет смех сновидения Раскольникова который близок развенчивающему, карнавальному смеху, рассмотренный М.М.Бахтиным.

Итак, М.М.Бахтин показывает, что Ф.М.Достоевский является новатором в области создании нового типа полифонического романа. Он приводит пример как Достоевский использует в своем романе «Преступление и наказание» прием карнавализации.