Иван Сергеевич Тургенев. Начало творческого пути писателя

Реферат на тему:

«Иван Сергеевич Тургенев. Начало творческого пути писателя»

Оглавление:

Рождение

Детство

Первые литературные опыты

«Записки охотника»

Литература

Рождение

Иван Сергеевич Тургенев по отцу принадлежал к старинному дворянскому роду. Имена предков писателя встречались в описаниях исторических событий со времен Ивана Грозного. Но постепенно древний род Тургеневых беднел и мельчал, теряя одно за другим родовые поместья. Дед писателя служил при Екатерине II и после четырнадцатилетней службы ушел в отставку в чине прапорщика.

Военным был и отец Тургенева - Сергей Николаевич, родившийся в 1793 году. Семнадцатилетним юношей начал он службу в кавалергардском полку и ко времени встречи со своей будущей женой был в чине поручика.

Неподалеку от его родового имения - села Тургенево, Орловской губернии, Мценского уезда, - находилась усадьба Спасское, принадлежавшая богатой помещице Варваре Петровне Лутовиновой.

Трудно сложилась судьба этой женщины. Она рано потеряла отца, а отчим, невзлюбивший ее, обращался с нею так жестоко, что в конце-концов, она вынуждена была бежать из родительского дома.

Немногим легче жилось Варваре Петровне и у дяди ее, Ивана Ивановича Лутовинова, приютившего шестнадцатилетнюю беглянку в Спасском. У него были свои капризы, которым она вынуждена была беспрекословно подчинятся. В Спасском Варвара Петровна, по воле деспотичного старика, жила почти взаперти. Так и прошли ее молодые годы в постоянном одиночестве. Ей было около тридцати лет, когда внезапная смерть Лутовинова сделала ее одной из самых богатых помещиц в округе: несколько имений, сто тысяч десятин земли, тысячи душ крепостных крестьян...

Сергей Николаевич Тургенев, бывший в своем полку ремонтером, приехал однажды в Спасское к Варваре Петровне, чтобы купить лошадей из ее завода для полка. Знакомство, начавшееся с делового визита, кончилось сватовством. Но и сватовство, по-видимому, было вызвано деловыми соображениями.

Варвара Петровна была на шесть лет старше жениха и, в отличие от него, красотой не блистала.

Молодой офицер произвел неизгладимое впечатление на Лутовинову. Отец Сергея Николаевича настойчиво советовал ему добиваться руки Варвары Петровн:

 - Женись, ради бога, на Лутовиновой, а то мы скоро пойдем с сумой...

На предложение Сергея Николаевича варвара Петровна ответила согласием, и, обвенчавшись в феврале 1816 года в Орле, они поселились в собственном городском доме на Борисоглебовской улице.

Здесь и родился 8 октября 1818 года будущий писатель. Двумя годами старше его был первенец Тургеневых - Николай.

 

Детство

Вскоре Сергей Николаевич вышел в отставку в чине полковника и переселился с семьей из Орла в Спасское-Лутовиново.

Все управление усадьбой Варвара Петровна взяла на себя. Вокруг просторного двухэтажного городского дома были разбиты фруктовые сады, устроены оранжереи, парники, теплицы...

Сам основатель Спасского - Иван Иванович Лутовинов - уже давно покоился в мавзолее, который был воздвигнут им для себя на старом кладбище незадолго до смерти, а в усадьбе шла своим чередом иная жизнь, со своими радостями и огорчениями, страстями и тревогами, бурями и затишьями...

В гостиной по-прежнему изо дня в день тикали бронзовые часы, шли недели, месяцы, проходили зимы и весны, шли годы...

И с каждым годом все шире становился парк - немой свидетель смены поколений. Едва заметные прежде кустики сирени, акаций и жимолости разрослись в сплошные кусты Длинный спуск к пруду весь зарос орешником, рябиной, терновником, из-под которых выглядывал вереск и папоротник.

На всем громадном пространстве парка поразительное разнообразие создавало неуловимые переходы: то словно бы дремучий бор, то тенистые аллеи с песчаными дорожками, то заросли кустарника, то веселые березовые рощицы с овражками и глубокими рвами...

Казалось, не было таких пород деревьев, которых бы не нашлось здесь: могучие дубы, купы столетних елей, лиственницы, сосны, ясени, стройные тополи, каштаны, осины, клены, липы. В укромных местах - крупные ландыши, земляника, темные головки грибов, голубые цветы цикория...

Это был какой-то обособленный мир. И, вспоминая впоследствии, на закате жизни, о ранних годах своего детства, вспоминая, как один из дворовых, восторженный поэт в душе, уводил его в глушь сада читать стихи, Тургенев писал: «Эти деревья, эти зеленые листья, эти высокие травы заслоняли нас от всего остального мира, никто не знает где мы, а с нами поэзия, мы проникались, мы упивались ею...»

Мальчик любил забираться в самые отдаленные уголки парка, уходить на пруд, которым оканчивался Спасский сад. В пруду водилось много рыбы: караси, гольцы, пескари. Он забавлялся здесь кормлением их, бросал им хлебный мякиш, распаренные зерна ржи и пшеницы. В ненастные дни он скучал, жалея, что не удастся побывать на пруду.

Уже лет с семи он научился ловить птиц западней, сеткой. Птицы в изобилии водились в Спасском саду. В одной из комнат господского дома, окрашенной в зеленый цвет, помещался «садок»; там были канарейки, чижи, щеглы, попугаи... Сторож, прозванный за чрезмерную худобу и высокий рост Борзым, заготовлял корм и ухаживал за птицами.

Лесники и охотники Спасского, приметив интерес мальчугана к охоте, рассказывали ему о жизни пернатых, о перелете птиц, о повадках бекасов, куропаток, перепелок, диких уток. В погожие дни они брали его с собой в лес и на болото, научили стрелять из ружья. Так зародилась в нем страсть к охоте, рано сблизившая его с людьми из народа и помогавшая ему воочию наблюдать тяжелую крестьянскую жизнь...

Но любовь мальчика к природе, к родному Спасскому была отравлена рано пробудившимся сознанием того, что существование всех окружающих подчинено какому-то дикому произволу, капризам и прихотям необузданно властных родителей.

Ему запомнилось, как расправился однажды отец с гувернером-немцем, осмелившемся дернуть за вихор Николая, когда мальчик вывел его из терпения шалостями и непослушанием. В эту-то минуту и появился наверху в дверях классной комнаты Сергей Николаевич. Он схватил гувернера за шиворот, подтащил к лестнице и сбросил его в лестничный пролет, крикнув слугам, чтобы они тотчас собрали все вещи немца и вывезли его из имения.

Но обычно отец был замкнут, холоден и сдержан. С жадностью ловили дети те редкие минуты, когда он проявлял к ним хотя бы мимолетную нежность или видимость участия.

Будущность детей не слишком волновала его. Более всего он был занят собою, заботами о своих удовольствиях и покое.

Воспитанием сыновей занималась Варвара Петровна. Горести, выпавшие на ее долю в детстве и юности, отразились на ее характере. Она вся была словно соткана из противоречий. по отношению к детям была порой беспокойной, заботливой и даже сентиментально нежной, но это не мешало ей тиранить их, наказывать по всякому поводу, за любую мелочь.

 - Мне нечем помянуть моего детства, говорил позднее Тургенев, - ни одного светлого воспоминания. Матери я боялся как огня. Редкий день проходил без розог; когда я отваживался спросить, за что меня наказывали, мать категорически заявляла: «Тебе об этом лучше знать, догадайся...»

Если к своим детям так сурова была Варвара Петровна, то жестокость ее по отношению к крепостным не знала границ. Одно имя барыни наводило ужас на дворовых людей. Их постоянно секли розгами на конюшнях, подвергали издевательствам, ссылали в дальние деревни, отрывая от семьи, от близких.

Каждодневно по утрам Варвара Петровна выслушивала в господской конторе доклад домашнего секретаря, сообщения главного приказчика и бурмистра. Окружающие безошибочно угадывали, в каком расположении духа барыня, - если что-либо начинало досадовать ее, она тотчас принималась быстро и нервно перебирать янтарные четки, и тогда все знали: быть грозе...

Детские и юношеские воспоминания о жизни в Спасском глубоко запали в душу Тургенева и нашли потом отражение во многих его рассказах, повестях и романах.

Моя биография, - сказал он однажды, - в моих произведениях.

Портретные черты Варвары Петровны легко различимы и в характеристике барыни в «Муму», и в образе Глафиры Петровны из «Дворянского гнезда», и в описании бабушки в «Пунине и Батурине».

Странно уживалось в Варваре Петровне бессердечие к подвластным ей крестьянам с любовью к театру, живописи и даже к цветам... На столике у нее постоянно лежала книга по цветоводству на французском языке, подаренная сыновьями в день ее именин в 1825 году.

Позднее, Иван Сергеевич вспоминал, что нигде не встречал таких красивых цветов, как в Спасском. Но он помнил также, как жестоко обращалась мать с садовниками. Их наказывала за все и про все.

Каким трагизмом отмечена судьба одного из крепостных мальчиков, родившегося в Спасском, который обратил на себя внимание барыни незаурядными способностями к рисованию! Он был послан в Москву учиться живописи и так искусно овладел мастерством художника, что ему поручили расписывать потолок в Большом театре. А потом Варвара Петровна вытребовала его назад в деревню, чтобы он рисовал для нее цветы с натуры.

 - Он писал их тысячами, - рассказывал Тургенев, - и садовые, и лесные, писал с ненавистью, со слезами. Они опротивели и мне. Бедняга рвался, зубами скрежетал, спился и умер...

По вечерам в зале главного дома, где были устроены сцена и хоры, ставились домашние спектакли, участниками которых были крепостные актеры, музыканты, танцоры и певчие... Иногда представления давались в саду. Смутно вспоминались впоследствии Тургеневу театральные подмостки в парке под деревьями, где в дни его детства разыгрывались пьесы для гостей при свете плошек и разноцветных фонариков.

В домашней библиотеке Лутовиновых было много книг русских и иностранных писателей. Романы, повести, старинные альманахи, календари... Любознательный мальчик зачитывался сочинениями по истории, мифологии, описаниями путешествий по всем странам света.

Первые литературные опыты

Но вот пришла пора расстаться со Спасским на долгое время. Тургеневы решили переселиться в Москву, чтобы подготовить детей к поступлению в учебные заведения. Поначалу определили их в частный пансион. Ивану здесь отчетливо запомнилось, как однажды надзиратель начал пересказывать воспитанникам на память только что вышедший тогда из печати роман Загоскина «Юрий Милославский». Это растянулось на несколько вечеров. Затаив дыхание слушали они повествование о похождениях Кирши, Алексея, разбойника Омляша. Был момент, когда Тургенев вскочил и бросился бить одного мальчика, который вздумал заговорить посреди расказа.

Кирша, земский ярыжка, боярин Шалонский - все эти лица казались Тургеневу с того времени чуть не родными, и навсегда запечатлелись в его сознании малейшие подробности романа.

По выходе из пансиона Тургенев занимался с домашними учителями, а когда ему исполнилось пятнадцать лет, поступил на словесный факультет Московского университета. Но пробыл он здесь недолго: через год семья переселилась в Петербург и Тургенев был переведен туда на филологическое отделение философского факультета.

Еще в студенческие годы Иван Сергеевич начал писать стихи и поэмы в романтическом духе и занимался переводами стихотворных драм Шекспира и Байрона.

Вскоре стихотворения Тургенева стали появляться время от времени на страницах журналов, а 1843 год был ознаменован в его жизни выходом в свет поэмы «Параша», очень сочувственно встреченной Белинским. Это и было, собственно, началом сорокалетнего творческого пути Тургенева. За «Парашей» последовал еще ряд поэм: «Помещик», «Разговор» и другие.

«Записки охотника»

И все же не стихотворениям и поэмам Тургенева суждено было открыть новую страницу в летописях русской литературы. Она была открыта, как известно, «Записками охотника».

При переходе Тургенева от поэтических опытов к «Запискам охотника» исключительную роль сыграла его дружба с Белинским. Она длилась около пяти лет, и только смерть великого критика в 1848 году оборвала ее. Белинскому не суждено было увидеть полный расцвет литературной деятельности Тургенева. Но он внимательно следил за первыми шагами молодого писателя, отмечая в его произведениях благоуханную свежесть поэзии, оригинальность мысли, свободные переходы от лиризма к иронии, замечательное мастерство пейзажа.

Все усилия Белинского в последний период его жизни были направлены на то, чтобы объединить писателей, продолжавших гоголевские традиции обличения самодержавно-крепостнического строя. К этой литературной школе, которую принято было тогда называть «натуральной», примкнул и Тургенев. Рассказы его явились как бы ответом на призыв Белинского проникнуться сочувствием к угнетенному народу, показать безнравственность рабства, мешавшего прорасти «плодовитому зерну русской жизни».

С некоторых пор писатели, входившие в кружок Белинского, все чаще строили планы издания собственного журнала. По условиям того времени речь могла идти лишь о приобретении одного из существующих журналов, потому что власти не давали разрешений на издание новых, не желая увеличивать их числа.

Некрасов и другие литераторы видели, что редактор-издатель журнала «Современник», основанного еще Пушкиным, плохо ведет дело. В его руках журнал утратил связь с эпохой, захирел и растерял подписчиков.

С ним и решено было вступить в переговоры о покупке «Современника».

Расставаясь с Иваном Сергеевичем на летние месяцы 1846 года, Белинский просил его не забывать об обещанной литературной «дани» для альманаха, который он предполагал выпустить в свет в ближайшее время.

 - Вы уж, пожалуйста, это лето не увлекайтесь там охотой, а пишите, чтобы рассказ ваш не был с куриный носок, напишите как следует; слава богу, времени у вас будет много, достаточно пошалаберничали в Петербурге...

Но увлечение Тургенева охотой, проявившееся с особенной силой именно в это лето и осень, оказалось в высшей степени благотворным для его литературной судьбы.

В Спасском он прожил до глубокой осени и почти все это время не выпускал ружья из рук, а до пера не касался вовсе. «Охота» - это волшебное слово могло заставить его забыть обо всем.

 - Русские люди, - говорил он, - с незапамятных времен любили охоту. Это подтверждают наши песни, наши сказания, все предания наши. Да где же т охотится, как не у нас: кажется, есть где и есть по чем. Витязи времен Владимира стреляли белых лебедей и серых уток на заповедных лунах... Вообще охота свойственна русскому человеку: дай мужику ружье, хоть веревками связанное, да горсточку пороху, и пойдет он бродить, в одних лаптишках, по болотам да по лесам с утра до вечера. И не думайте, чтобы он стрелял одних уток: с этим же ружьем пойдет он караулить медведя «на овсах». вобьет в дупло не пулю, а самодельный, кой-как сколоченный жеребий - и убьет медведя, а не убьет, так даст медведю себя поцарапать, отлежится, полуживой дотащится до дому и, коли выздоровеет, опять пойдет на того же медведя с тем же ружьем...

Занятие охотой сблизило писателя с людьми из народа, широко открыло перед ним картины деревенской жизни, помогло понять и полюбить душу русского крестьянина.

Охота помогала ему и проникать глубоко в тайны природы, ибо только охотник «видит ее всякое время дня и ночи, во всех ее красотах, во всех ее ужасах».

Тургенев исходил с ружьем вся Орловскую и смежные с нею губернии. Частым спутником его в этих скитаниях по лесам и болотам был крепостной егерь помещика Черненского уезда Афанасий Алифанов, с которым никто в округе не мог сравнится в искусстве ловить весной, в полую воду, рыбу, доставать руками раков, отыскивать по чутью дичь, подманивать перепелов, вынашивать ястребов, добывать соловьев с «лешевой дудкой», с «кукушкиным перелетам».

Писатель привязался к Алифанову, полюбил его, помог выкупиться на волю, и Афанасий поселился в лесу, носившем название высокое, верстах в пяти от Спасского. Сюда нередко захаживал к Афанасию Тимофеевичу Тургенев посидеть за чашкой чая, потолковать об охоте, о жизни.

Заглядывая в глухие деревеньки, в усадьбы степных помещиков, посещая лесные угодья и лесные сторожки, совершая далекие поездки на беговых дрожках по соседним уездам, Тургенев пристально всматривался в крестьянский и помещичий быт, жадно впитывал народную речь.

Так прошло лето и короткая пора первоначальной осени с ее тихой красотой и «пышным увяданьем». Наступили холодные осенние дни, И Тургенева потянуло в Петербург, который он покинул чуть ли не полгода назад.

В середине октября, как только кончились осенние вальдшнепы, Тургенев выехал в Петербург, где его ждала радостная новость: вопрос о приобретении права на издание «Современника» разрешился благополучно. На подготовку первого номера оставалось уже немного времени. Белинский настойчиво убеждал друзей работать не покладая рук, чтобы каждый номер журнала был полон жизни и честного направления».

Он с Тургенева взял слово, что тот будет поддерживать «Современник» всеми силами.

В эти месяцы встречи его с Белинским особенно участились - они видались чуть ли не каждый день. Сначала Белинский огорчался, что Тургенев в Спасском весь отдался охоте и потому не привез с собою, как было условлено, готового рассказа.

Белинский еще не знал тогда, что из деревни Тургенев вернулся вовсе не с пустыми руками и что вскоре, взявшись за работу, он украсит страницы современника первыми рассказами из записок охотника».

Пожалуй, Тургенев и сам не вполне ясно представлял себе эту перспективу - сюжеты будущих отдельных произведений этого цикла еще не складывались в его сознании в нечто единое и целое. Кристаллизация замысла произошла позднее, в самом ходе работы над рассказами.

Наблюдения, вынесенные писателем за время пребывания в деревне, были так изобильны, что материала этого ему хватило потом на несколько лет работы, в результате которой сложилась книга, открывшая новую эпоху в русской литературе.

Тургенев был искренне убежден в том, что не написал бы «Записок охотника», если б остался в России: «Я не мог дышать одним воздухом, оставаться рядом с тем, что я возненавидел... Мне нужно было удалиться от моего врага затем, чтобы из самой моей дали напасть на него. В моих глазах враг этот... был - крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решился бороться до конца - с чем я поклялся никогда не примирятся... Это была моя Аннибаловская клятва...»

Но прежде чем надолго уехать за границу, Тургенев хотел приготовить, по крайней мере, для первых двух номеров «Современника», несколько рассказов, критическую статью и ряд стихотворений. «Работаю изо всех сил, - читаем мы в одном из его писем конца 1846 года. - Я взял на себя некоторые обязательства, хочу их выполнить и выполню». Тургенев рассчитывал, сделав все это, в начале следующего года покинуть Петербург.

Рассказ, написанный им для первого номера «Современника», назывался «Хорь и Калиныч». Подзаголовок рассказа - «Из записок охотника» - был придуман одним из редакторов современника И.И. Панаевым, который считал, что очерк этот, изданный с таким подзаголовком, расположит читателей «к снисхождению».

Но в снисхождении не было никакой нужды. Напротив, и в литературных кругах, и у читателей «Хорь и Калиныч» вызвал единодушное одобрение и сразу же высоко поднял автора в общем мнении.

Знакомые и друзья Панаева и Некрасова осаждали их вопросами, будут ли в «Современнике» продолжаться рассказы охотника.

появление в печати следующих произведений этого цикла («Ермолай и мельничиха», «Льгов», «Однодворец Овсянников») окончательно закрепило успех Тургенева. О них с восторгом заговорили в московской публике. «Нисколько не преувеличу, - писал Некрасов автору, - сказав вам, что эти рассказы сделали такой же эффект, как романы Герцена и Гончарова».

Стало ясно, что Тургенев вступил на свою настоящую дорогу. Эта творческая победа писателя была не только его личным успехом, но и торжеством реалистической эстетики, основы которой неустанно разрабатывал и провозглашал великий критик в своих статьях и беседах с писателями в последний период деятельности.

О том, как Белинский ценил «Записки охотника», красноречиво говорит его предсмертный обзор русской литературы за 1847 год, где он писал: «Не все его рассказы одинакового достоинства: одни лучше, другие слабее, но между ними нет ни одного, который бы чем-нибудь не был интересен, занимателен и поучителен. «Хорь и Калиныч» до сих пор остается лучшим рассказом охотника, за ним «Бурмистр», а после «Однодворец Овсянников» и «Контора». Нельзя не пожелать, чтобы г. Тургенев писал еще хоть целые тома таких рассказов».

Отдельное издание «Записок охотника» вышло в 1852 году и стало настоящим общественным событием. Современники почувствовали антикрепостнический характер сборника и по достоинству оценили его. Так началась карьера большого писателя Ивана Сергеевича Тургенева.

Литература:

1.  Брюсов о Тургеневе / Публ. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова // Тургенев и его современники. Л., 1977. С. 175.

2.  Зильберштейн И. С., Розыскания о Тургеневе, М., 1970.

3.  Иссова Л.Н. Романы И.С.Тургенева. Современные проблемы изучения: Учебное пособие. Калинингр. ун-т. — Калининград, 1999.

4.  Клеман М. К., Летопись жизни и творчества И. С. Тургенева, М. — Л., 1934.

5.  Михайловский Н. К. Литературная критика и воспоминания. Серия «История эстетики в памятниках и документах» М., «Искусство», 1995.