Сюжетно-психологическая коллизия: испытание любовью и преодоление душевного чувства (В романе «Дворянское гнездо» и «Утраченные иллюзии»)

1.3 Сюжетно-психологическая коллизия: испытание любовью и преодоление душевного чувства (В романе «Дворянское гнездо» и «Утраченные иллюзии»).

Коллизия чувства и долга вошла в творчество Тургенева еще до начала работы над «Дворянским гнездом» и первоначально была испытана в рамках иной жанровой структуры: эпистолярный жанр, повесть «Фауст». Это был подготовительный этап, своеобразный этюд к роману «Дворянское гнездо». «Роман явился как бы продолжением рассказа «Фауст» и повести «Ася», написанных на переломе…»

«Эти произведения связаны между собой и общностью настроения и сходством некоторых мотивов. Эпиграф из Гете, взятый для повести «Фауст»». «Отказывай себе, смиряй свои желания» мог быть предпослан и роману «Дворянское гнездо». И начальные строки «Фауста» отчасти перекликается с романом: «Вот я опять в своем старом гнезде». Повесть «Фауст» наиболее близка по своим идеям к «Дворянскому гнезду». Тургенев поднимает проблему чувства и долга, которую решает в трагическом ключе самоотречения: «Жизнь не шутка и не забава, жизнь даже не наслаждение… жизнь тяжелый труд. Отречение -постоянное - вот ее тайный смысл, ее разгадка… исполнения долга, вот о чем следует заботиться человеку… но стыдно тешиться обманом, когда суровое лицо истины глянуло наконец тебе в глаза» (А. Салим, с.86-87). В «Фаусте» «слышится почти отчаяние в образованном русском интеллигенте, который даже в любви оказывается неспособным проявить сильное чувство, которое снесло бы преграды, лежащие на его пути; даже при самых благоприятных обстоятельствах он может принести любящей его женщине только печаль и отчаяние»[26, 90]. В этом примечательном отзыве революционера П.А. Кропоткина «указан еще один аспект, который становится объектом пристального рассмотрения в романе «Дворянское гнездо»: это неспособность героя на сильное чувство и активное действие» [26,90]. Но также нужно отметить, что в романе наблюдается колебание авторского отношения к главным героям, Лизе Калитиной и Федору Лаврецкому, поэтому следует избегать однолинейных суждений по этому поводу.

Обманом тешит себя Лаврецкий, получив известие о ложной смерти жены. Обманом тешит себя Люсьен, надеясь, стать истинным аристократом, присвоив фамилию матери. Но оба героя русской и французской литературы приходят к отречению. Но отречения различны, по сути. В первом случае отречение от любви во имя долга. Во втором случае отречение от любви, семьи во имя «благ самого низменного порядка»[32, 81] При этом Лаврецкий достигает при таком раскладе нравственного совершенства, Люсьен же - нравственного уродства. « «Прекрасный принц»оказывается человеком с самой грязной изнанкой».[32, 81]

Нужно также отметить, что в отличие от «Фауста», в «Дворянском гнезде» автор поднимается на новую ступень в трактовке проблем долга, общественного служения, личного счастья, любви. Автор постепенно развивает эту тему. Тоже мы можем сказать и о Бальзаке, который постоянно из романа в роман возвращается к теме столкновения личности и общества, и наиболее полно и многосторонне осветил ее в романе «Утраченные иллюзии». Также как «Утраченные иллюзии» Бальзака являются продолжением «Человеческой комедии, роман «Дворянское гнездо» И.С. Тургенева явился как бы продолжением рассказа «Фауст» и повести «Ася», написанных на переломе, когда душа писателя… «вспыхнула последним огнем воспоминаний, надежд, молодости…»».[5, 264] Эти три произведения Тургенева связаны между собою и общностью настроения, сходством некоторых мотивов (тогда как у Бальзака сами герои переходят из романа в роман). Эпиграф из Гете, взятый для повести «Фауст»: «Отказывай себе, смиряй свои желания», мог быть предпослан роману «Дворянское гнездо». И само название романа отчасти перекликается с начальными строками рассказа «Фауст»: «Вот я опять в своем старом гнезде, в котором не был страшно вымолвить - целых девять лет».

В судьбе Лаврецкого и Лизы есть общее с участью Павла Александровича и Веры: в «Фаусте» жизненная драма завершается смертью героини, в романе - ее уходом в монастырь, то есть полным отречением от жизни. В романе Бальзака, актриса Корали, которую полюбил Люсьен также умирает. Ни в том, ни в другом, ни в третьем случае наши герои не могли быть счастливы, сковываемые условностями, предрассудками общества. Замужняя Вера полюбила Павла Александровича.

Он «разбудил ее душу». Но мысль о беззаконности этого чувства убивает ее: она заболевает и гибнет. Одно только сознание «преступности» чувства к женатому Лаврецкому заставляет Лизу Калитину покинуть родной дом, уединившись в монастырской келье. Корали ради Люсьена оставила своего богатого покровителя, ее любовь губит Люсьена и ее саму. Люсьен же не сможет быть с Корали, если добьется признания его в высшем обществе под фамилией Рюбампре, Корали, падшая женщина рядом с Люсьеном?

Как Тургенев, так и Бальзак в своей литературной работе отталкивались только от жизни и при создании образов, при описании действующих лиц им необходимо было постоянно «возиться» с людьми, «брать их живьем».

«Мне нужно не только лицо, его прошедшее, вся его обстановка, но и малейшие житейские подробности,- говорил И.С. Тургенев.- Так я всегда писал, и все, что у меня есть порядочного, дано жизнью…»[5, 265] Оноре де Бальзак также наблюдает за нравами людей, едет на места событий, о которых хочет писать, общается с людьми. Так при создании романа «Последний Шуан», Бальзак берет за образец своего любимого писателя В. Скотта. Он едет в Бретань к давнему другу его отца, чтобы увидеть места развертываемых действий романа, познакомиться с людьми.[1, 23]

Сложным общением явился образ Лаврецкого. Собирателен и образ поэта Люсьена Шардона.

Итак, мы нашли некоторые точки соприкосновения двух романов. Но можем ли мы усмотреть в романе «Утраченные иллюзии» проблему чувства и долга?

Любовная тема романа «Дворянское гнездо» возвышена до трагедийного уровня. Перед нами двойственная природа любви. Совершенно разные любовные истории, пережитые героем. Любовь к Варваре Павловне развертывается за пределами действия, в сюжетном прошлом героя. Ей словно бы отдано все темное, стихийно-страстное, катастрофическое значение любви. Госпожа де Баржетон в жизни Люсьена присутствует незримо всегда, но в то же время любовь его к Луизе также в сюжетном прошлом, но все темное, стихийно-страстное остается с Люсьеном. В отличие от тургеневского героя (который плюс ко всему намного старше героя Бальзака), который пытается после неудачи свить себе «покойное гнездо», герой Бальзака, Люсьен-прожигатель жизни, быстрый забывший воспитание детства, отрекшийся от отца и впитавший в себя как губка воспитание Луизы и вкус к светской жизни.

Чувство влечет Федора Лаврецкого к Лизе Калитиной, долг обязывает оставаться с Варварой Павловной. Общественное мнение мешает любимым находиться вместе Лизе и Лаврецкому, госпоже де Баржетон и Люсьену, общественное мнение их разводит. Любовь и счастье оказываются несоизмеримыми с требованиями долга.

Тургенев проводит своего героя через сложнейшие жизненные испытания, и в том числе через «испытание любовью».

Любовь для И.С. Тургенева-это бессознательная сила, перед властью которой человек беззащитен. Отсюда и трагический смысл этой любви. В повестях и рассказах, предшествующих «Дворянскому гнезду» и следующих за ним, Тургенев подвергает своих героев действию внеобщественных сил, стихийных, стоящих над человеком, сил природы и любви. В каждом произведении «звучит, нарастая один и тот же грозный мотив - мотив первобытной, нетронутой стихийной силы, перед лицом которой глубоко и неотразимо проникает в человеческое сердце сознание собственной ничтожности».[96] Тайные законы природной жизни открываются постепенно на протяжении всего повествования. «Старайся забыть, если хочешь покоя, приучайся к смирению последней разлуки, к горьким словам: «прости» и «навсегда» »(«Поездка в Полесье»). «Итак, смирение и терпение вот чему учит природа и жизнь… Невелики по Тургеневу права человека. Природа все время говорит ему о его собственной ничтожности; о тщетности и бессмысленности бурных порывов и страстных движений, о неизбежности смирения и терпения, о необходимости все время склонять голову перед стихийными законами жизни, враждебными человеку».[97]Это философское убеждение Тургенева, «метафизически-созерцательное, пассивное восприятие природы и связанная с этим восприятием идея трагического…», трагического в любви, такого же бессознательного и стихийного, как природа. «Так в «Затишье» (1854) любовь как трагедия безысходной зависимости и добровольного подчинения, безграничной власти человека над человеком, власти смертоносной… Под власть этой силы, стоящей вне человека и враждебной ему, попадает и герой «Переписки»… в тот момент, когда он меньше всего был к этому чувству предрасположен».[98] Такая любовь и нужна И.С. Тургеневу, это и есть испытания. Любовь для него болезнь. А она, как известно, приходит без спроса, против воли. От «Переписки» нити ведут к «Фаусту», где любовь – сила непреоборимая, внезапно возникающая у того человека, который, казалось бы, как нельзя лучше огражден от нее, от ее власти. Из «Фауста» мы узнаем, что искусство - прямой пособник любви. Неосуществимость личного счастья в любви - один из главных мотивов «Фауста», «Аси». Но в чем причина неосуществимости? «В бесхарактерности героя, порожденной социальными условиями жизни»,- утверждает Чернышевский в статье «Русский человек на rendez vous».

Однако, как природа у Тургенева может быть одновременно «и трагически бездушной и обольстительно прекрасной, так и любовь… имеет свою оборотную, радостную и смягчающую чувство трагизма сторону».[ ,100]

В «Дворянском гнезде» Тургенев требователен к своему герою, он не мирится уже со слабостями, которые прощал в Рудине, он выше его, лишен всех его недостатков и наделен многими достоинствами. Лаврецкий принадлежит, по мнению Г. Бялого, к передовым помещикам.

Как отмечает Добролюбов, Тургенев «умел поставить Лаврецкого так, что над ним неловко иронизировать». «При такой характеристике героя особенно значительным становится тот факт, что его душевная катастрофа трактована как законное наказание за пренебрежение своим общественным долгом», понятие которого приобретает тут особенный смысл. Это долг перед крестьянами. И Лаврецкий понимает эту главную цель своей жизни, «свой долг и свою вину». Что же оторвало его от выполнения жизненного долга своего? Жажда счастья, эгоистичный порыв… устройства личного счастья. Любовь к Лизе и явилась тем испытанием, которое покачнуло жизненные принципы Федора Лаврецкого, но это, же испытание вернуло его к тем, же жизненным принципам, от которых он ушел, но он поднялся на более высокую ступень в их понимании.

Сюжетная история Лаврецкого строится на двух противоположно направленных перипетиях, первая из которых означает переход от несчастья к счастью (главы XVII-XXIV), вторая - противоположный переход (главы XXXVI-XLV). Развязка- есть переход от счастья к несчастью. Перипетия каждый раз совмещается с узнаванием и вызвана им. Переход от «незнания к знанию» каждый раз означает у Тургенева глубокий мировоззренческий и духовный перелом. Тоже можно найти и в романе Бальзака «Утраченные иллюзии», но переходов этих значительно больше. Но вместе с тем сохраняется и совершенно элементарная традиционная форма подобного перехода: поступает некое известие (ложное сообщение о смерти жены Лаврецкого; госпожа де Баржетон признается в любви к Люсьену, с которой ему открываются большие возможности), обнаруживается некое обстоятельство (Варвара Павловна оказывается жива; госпожа де Баржетон отрекается от Люсьена, видя все его провинциальное невежество на фоне Парижа). И все сразу меняется. Основная предпосылка сюжетных переходов тоже соответствует классической традиции: перипетиям предшествуют ошибки героя, которые опять таки имеют как глубинный (погоня за ложными или преступными ценностями) так и совершенно элементарный смысл. Законченный цикл «страдания» героя тоже занимает свое каноническое место - в финальной части истории…[17, 136] Тургеневским героям, как и действующим лицам бальзаковских героев приходится выбирать между долгом и чувством и необходимость этого выбора обнаруживает непреодолимые трагические противоречия.

В движении сюжета обе темы: чувства и долга, слова и дела то и дело переплетаются и, в сущности, оказываются нерасторжимыми.

Противоречия Тургенева сказываются в «Дворянском гнезде» и в том, что «светлая поэзия» романа пробивается сквозь пессимистическую его философию. Проповедуя мораль долга и отречения, Тургенев показывает в то же время, каковы ее неизбежные логические последствия.

На протяжении всего романа автор проверяет силу духа Лаврецкого, его волю, его веру, его любовь.

Важное значение имеет и противоположность некоторых представлений Лаврецкого и Лизы. Лиза, например, убеждена в том, что «счастье на земле зависит не от нас».[29, 384] Она видит это во всех проявлениях жизни, видит во всем высшую справедливость. И то, что Варвара Павловна оказалась жива, было для Лизы знаком свыше. Лаврецкий и Лиза не могут быть вместе. «Это все в божьей власти». «Нам обоим остается исполнить наш долг… примиритесь… счастие зависит не от нас, а от бога».[29, 428] Чувства Лизы, основанные на религиозности берут верх над разумом. Чувство долга и сознание ответственности делало невозможным счастье Лизы и Лаврецкого. Чистота нравственных помыслов, неспособность ни на какие компромиссы, искреннее стремление к счастью соединяются в Лизе с твердостью, жертвенностью, чувством вины. «Тургенев в религиозности Лизы ценит прежде всего способность к беззаветной решимости во имя того, в чем видит она свою правду и свой долг,… ценит величие духа,- ту высоту, которая дает ей силу разом порвать с привычной обстановкой и привычной средой».[109] Лаврецкий «воспринимает поначалу «правду» Лизы как заблуждение, но знает, что натурам, подобным Лизе, она дает силу духа, твердость воли и бескомпромиссность действий»[109], считая в свою очередь, что счастье и несчастье людей дело их собственных рук. Меняет он свое мнение под воздействием пережитого, начиная допускать возможность случайности ничем не управляемой: «Ну да: увидел вблизи, в руках почти держал возможность счастия…- оно вдруг исчезло; да ведь и в лотерее - повернись колесо еще немного, и бедняк, пожалуй, стал бы богачом». «Что же изменило его положение?... самая обыкновенная, неизбежная, хотя всегда неожиданная случайность: смерть?...»[29, 385]

В несоединимости счастья и долга очень заметную роль играет случайность. В романе все как будто зависит именно от нее. Тяжело болевшая Варвара Павловна могла бы умереть, и тогда вся ситуация сложилась бы по- другому. Против случайности предостерегает и Гегель в своей «Эстетике», говоря «где исчезают простые случайности непосредственной индивидуальности», там проявляет себя трагическое. Получив известие о смерти жены, Лаврецкий недаром рассуждает о случайности «самой обыкновенной» и «неизбежной».

От подобных случайностей зависит судьба человека, его счастье и несчастье. Это своеобразный мировой закон, от которого зависят судьбы Лизы и Лаврецкого.

Несходство героя и героини очевидно. Это обнаруживает развитие сюжета. Их взгляды, психология, логика духовных исканий - различны. Но, тем не менее «совершенно разные пути сходятся в одной точке, и точкой этой оказывается идея самоотречения». Как уже говорилось выше некоторые жизненные представления Лизы и Лаврецкого различны. Отсюда вопросы бытия становятся в романе дискуссионными, причем Лаврецкий поставлен в такое положение, что его точка зрения наиболее доступна читателю. Лиза же изображена на некоторой дистанции. Таинственность ее образа заключена в недосказанности фраз, что говорит о том, что она живет в своем, понятном лишь ей мире. Она последовательная и строгая сторонница морали долга и отречения. Она не может быть счастлива в мире, где есть несчастные люди, в то время как Лаврецкий готов быть счастливым. Как мы уже говорили выше это такой тип людей, занятые собственными жизненными противоречиями и способные с «философским равнодушием пройти мимо реальных страданий других людей. В Лизе же живет изначально «не рассуждающая вера большинства». Чувство народной правды у каждого свое. В общем и целом оно лишено качеств «соборности»: «Оно делает людей в чем-то одинаковыми, но при всем том не объединяет их».

Сила героев Тургенева и Бальзака в том, что они умеют учиться у жизни. Соответственно законом жизни они перестраивают свой внутренний мир.

Так же как и Лаврецкий на начальном этапе жизненного опыта, Люсьен «живет под игом провинциальных законов», он трудолюбив, наивен в своих мыслях и поступках, наивен как ребенок, как он сам себя называет в дальнейшем.

ГЛАВА 2 ИЗОБРАЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПЕРЕЖИВАНИЙ В РОМАНЕ О ДЕ БАЛЬЗАКА «УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ В КОНТЕКСТЕ СОПОСТАВЛЕНИЯ С РОМАНОМ И.С.ТУРГЕНЕВА «ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО

Похожие работы

Психология душевных волнений

Скачать

42574

0

5

... характером цельности. Такой процесс может иметь двоякий исход. Или аффект уступает место обычному, более или менее изменчивому и сравнительно лишенному аффективной окраски гечению чувств — такие душевные волнения, замирающие без какого-нибудь окончательного результата, образуют класс подлинных аффектов. Или же аффект завершается тем, что состав представления и чувства внезапно изменяется, и это ...

Внутренний человек в русской языковой картине мира

Скачать

383174

0

0

... Образ внешнего человека в функционально-семиотическом аспекте (на материале русского языка) // Вест. Омск. ун-та. 2001. Вып. 1. С.68-70 Коротун, 2002 Коротун О.В. Образ-концепт «внешний человек» в русской языковой картине мира: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Омск, 2002. Котрюрова, 1997 Котюрова М.П. Стилистический и прагматический подходы к тексту: некоторые основания их дифференциации // ...

Сборник сочинений русской литературы с XIX века до 80-х годов XX века

Скачать

876679

0

0

... гнезда", "Войны и мира", "Вишневого сада". Важно и то, что главный герой романа как бы открывает целую галерею "лишних людей" в русской литературе: Печорин, Рудин, Обломов.  Анализируя роман "Евгений Онегин", Белинский указал, что в начале XIX века образованное дворянство было тем сословием, "в котором почти исключительно выразился прогресс русского общества", и что в "Онегине" Пушкин "решился ...

Риторика

Скачать

543469

4

1

... различных форм так называемого аргумента к человеку - включения слов или свойств говорящего в систему доводов: "Вы утверждаете то-то и то-то, потому что это вам выгодно". В традиционной риторике эристическая аргументация отождествляется с софистической и отвергается (Аристотель. О софистических опровержениях. Соч. Т. 2. С. 535-537). Это неразличение эристики и софистики, восходящее к Платону и ...