Навигация
Соотношение неопределённостей квантовой физики как предполагаемое пространство свободы субъекта
31176
знаков
0
таблиц
0
изображений
Введение
Данная работа представляет собой попытку объяснения феномена свободы воли с позиций физического индетерминизма. Физический индетерминизм в нашем понимании – это концепция, предполагающая потенциально вероятностный характер причинно-следственных отношений при взаимодействии физических объектов. Неоднозначность этих отношений трактуется нами как пространство свободы субъекта. Противоположная концепция – физический детерминизм - приводит, на наш взгляд, к фаталистической картине мира. «Физический детерминизм обрекает своего сторонникана полный квиетизм. Ведь если явления сознания - это эпифеномены, а «атомы нашего тела ведут себя согласно физическим законам столь же неуклонно, как и планеты, то к чему стараться?»[6]»[2].
В первом разделе свобода воли определяется нами как способность субъекта целенаправленно воздействовать на квантовую неопределенность микрообъектов. Соотношение неопределенностей, сформулированное в квантовой физике, мы используем в качестве теоретического обоснования физического индетерминизма.
Во втором разделе мы развиваем предложенную концепцию и исследуем предпосылки возникновения человеческой свободы. По нашему мнению, уже неживая материя обладает некоторыми свойствами, из которых исторически формируется субъект и его способность воздействовать на квантовую неопределенность.
1. Соотношение неопределенностей Гейзенберга и свобода воли
Размышляя и действуя на бытовом уровне, человеку представляется самоочевидным, что он свободен в своих действиях, или, другими словами, в каждый момент времени человек выбирает одну из множества возможных альтернатив поведения в соответствии со своими желаниями, намерениями и целями. При этом не отрицается значение ограничивающих этот выбор внешних обстоятельств, преодолеть которые человеку не удастся никаким усилием воли. (Последнее утверждение опровергается сторонниками некоторых форм субъективного идеализма, однако, в данной работе эта точка зрения приниматься во внимание не будет).
При переносе в сферу философских размышлений представления о свободе оказываются далеко не столь простыми и очевидными, что нашло свое отражение в формулировании философских категорий «свобода и необходимость». Эти категории представляют собой традиционную философскую пару взаимоисключающих друг друга понятий, выражающих взаимоотношение между деятельностью людей и объективными законами природы и общества.
Любой философ, признающий объективное существование материального мира и всеобщий характер причинности явлений, происходящих в нем, с необходимостью встает перед вопросом: если признать, что деятельность человека, подобно прочим явлениям природы, является причинно обусловленной, то каким образом следует увязать с этой обусловленностью наши представления о свободе? Очевидно, что прежде чем давать ответ на этот вопрос, необходимо определиться с формулировкой принципа причинности. В частности, необходимо решить проблему однозначности причинно-следственных отношений, то есть ответить на вопрос: порождает ли одна и та же причина одно и то же следствие, или же одна причина может порождать любое следствие из нескольких потенциально возможных? Может ли одно и то же следствие быть порожденным любой из нескольких причин?
Развитие классической механики привело к формулировке концепции, называемой «лапласовским детерминизмом». Эта концепция основывается на жесткой детерминации причинно-следственных связей, выражающейся в том, что любая причина (полная совокупность обстоятельств, влияющих на состояние системы) с необходимостью приводит строго к одному следствию и наоборот. Согласно лапласовскому детерминизму, состояние любой системы в любой момент времени (будущий или прошедший) может быть предсказано на основе полных знаний о состоянии системы в настоящий момент времени. Так как полное знание о состоянии Вселенной недоступно конечному человеческому разуму, многие явления представляются ему случайными. Однако гипотетическому демону Лапласа доступно полное знание о текущем состоянии Вселенной, следовательно, ему доступно также знание о состоянии Вселенной в любой момент времени (прошедший или будущий).
Концепция лапласовского детерминизма приводит к фатализму: любое высказывание относительно будущего момента времени является либо истинным, либо ложным в момент высказывания, независимо от того, доступна оценка данного высказывания конечному человеческому разуму или нет. В рамках этой концепции свобода воли выступает лишь как иллюзия, порождаемая неполнотой наших знаний о мире: незнание причин наших намерений мы принимаем за их отсутствие. Тем более, сложно говорить о какой бы то ни было ответственности человека за свои поступки: независимо от прилагаемых человеком усилий, он будет выполнять только действия, жестко определяемые текущим состоянием всех частиц Вселенной. Строго говоря, даже сами эти усилия будут являться однозначной функцией этого состояния.
Таким образом, в мире Лапласа абсолютную победу торжествует необходимость, свобода воли в таком мире может существовать лишь как иллюзия. Однако некоторым философам все же принадлежат попытки определить свободу в рамках этой глобальной необходимости. В частности, Спинозой эта свобода была определена, как «осознанная необходимость». «Спиноза отверг идеалистическое учение о свободе воли, признал волю всегда зависимой от мотивов, но вместе с тем считал возможной свободу как поведение, основывающееся на познании необходимости»[9]. Очень трудно согласиться с подобной трактовкой свободы. Согласно такому о ней представлению, мы свободны лишь в познании объективных законов природы, в том числе и тех законов, которые явились мотивами наших поступков. Другими словами, буриданов осел свободен в том и только в том случае, если уровень его интеллектуального развития позволит определить мотивы, побудившие его выбрать один из двух стогов сена при кажущейся их равноценности. Таким образом, на долю субъекта выпадает лишь свобода созерцать, терпеливо ожидая, когда же его развитие (опять же под воздействием внешних по отношению к нему факторов!) позволит с большей или меньшей достоверностью осознать происходящее.
Очевидно, что представления о свободе в рамках строгого детерминизма не соответствуют традиционным о ней представлениям, согласно которым «человек сам строит свое будущее». Таким образом, для разрешения этого противоречия, необходимо либо отвергнуть лапласовский детерминизм, либо согласиться с его выводом о существовании свободы воли лишь как иллюзии. Вторая возможность является в некотором роде более логичной (по крайней мере, на этом пути не возникает новых противоречий). Первая – более правильной, если мы хотим объяснить феномен свободы, не впадая при этом в фаталистические настроения.
Для того чтобы построить нефаталистическую картину мира, в котором есть место свободе и ответственности, необходимо признать, как минимум, неопределенность будущего. Другими словами, должно существовать множество высказываний относительно будущих событий, не являющихся до некоторого момента времени ни истинными, ни ложными. Свобода воли в этом случае ни что иное, как способность субъекта воздействовать на материальный мир таким образом, чтобы эти неопределенности выстраивались (определялись) в соответствии с его намерениями. При этом не отрицается существование множества высказываний о будущем, истинность или ложность которых определена за некоторое время до указываемого в них момента, - на такие события субъект оказывать воздействие не в силах. В частности, ложными являются все высказывания, противоречащие объективным законам природы, а истинными – отрицания ложных высказываний. Предложенная нами трактовка термина «свобода» во многом соответствует «бытовому» о ней представлению.
Таким образом, с целью преодоления фаталистических следствий лапласовского детерминизма, мы приходим к отрицанию однозначности причинно-следственных отношений, то есть, допускаем потенциальную неопределенность результата взаимодействия физических объектов или, другими словами, подлинную случайность. Подлинная случайность характеризуется тем, что она не сводится к действию множества каких-либо физических причин (пусть даже бесконечного). Следовательно, подлинно случайное явление не может быть объектом исследования физики, иначе как в форме выявления статистических законов распределения вероятности связанных с ним величин. Если же мы допустим, что нами обнаружены законы, позволяющие дать причинное объяснение явлению, казавшемуся ранее подлинно случайным, значит, оно перестает быть таковым в силу своего определения.
Здесь мы вплотную подходим к вопросу, являющемуся объектом спора детерминистов и индетерминистов: правомерно ли такое отрицание однозначности причинно-следственных связей? В «Философском словаре» индетерминизм определяется как учение, для которого «характерно отрицание всеобщего характера причинности (в крайней форме – отрицание причинности вообще)»[9]. На наш взгляд, такое определение не вполне верно. К индетерминистам в общем случае следует относить исследователей, отрицающих ту формулировку причинности, которая приводит к развитию лапласовского детерминизма. Таким образом, индетерминист, признающий всеобщую применимость принципа причинности, требует лишь переформулирования его таким образом, чтобы допустить элемент подлинной случайности в причинно-следственных отношениях. Такую трактовку термина «индетерминизм» диктует, на наш взгляд, лингвистический анализ этого термина (буквально – отрицание определенности). Соответственно детерминизмом условимся называть такую трактовку принципа причинности, в которой причина и следствие взаимно однозначно определяют друг друга.
Интересная попытка сочетать последовательный детерминизм с признанием свободы содержится в трудах классиков научного коммунизма. Энгельс пишет: "Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей… Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решение со знанием дела»[4]. По нашему мнению, подобное определение свободы весьма спорно. С одной стороны, Энгельсом отрицается любая форма независимости субъекта от природных факторов, с другой – утверждается «возможность заставлять законы природы действовать для определенных целей». Энгельс как бы «не замечает» неразрешимость противоречия между лапласовским детерминизмом и активной деятельностью субъекта, а если и замечает, то не считает нужным его комментировать. Ленин, разбирая высказывание Энгельса, от себя добавляет: «Разберем, на каких гносеологических посылках основано это рассуждение. Во-первых, Энгельс признает с самого начала своих рассуждений законы природы… Во-вторых, Энгельс не занимается вымучиванием «определений» свободы и необходимости… Энгельс берет познание и волю человека - с одной стороны, необходимость природы - с другой, и вместо всякого определения, всякой дефиниции, просто говорит, что необходимость природы есть первичное, а воля и сознание человека – вторичное»[3]. Другими словами, вместо того, чтобы «вымучивать» определение, необходимо всего лишь абстрагироваться от противоречия свободы и необходимости? Зерно истины в этом есть: действительно, если на определенном этапе философских исследований антиномия так и не разрешена, от нее необходимо отвлечься. Однако прежде чем абстрагироваться, необходимо определиться по ряду ключевых вопросов своего понимания свободы и необходимости, в частности, следует выразить свое отношение к лапласовскому детерминизму.
Определение свободы и необходимости, данное в «Философском словаре», в целом повторяет рассуждения классиков научного коммунизма. Здесь, однако, взгляды сторонников лапласовского детерминизма явным образом обозначаются как неверные. К сожалению, «Философский словарь» не делает разъяснений, по каким именно пунктам защищаемый им детерминизм расходится с лапласовским, за исключением оценки оного, как «абсолютизации объективной необходимости»[9].
Возвращаясь к спору между детерминистами и индетерминистами, попробуем выяснить, что необходимо для доказательства одной из этих позиций и опровержения другой. Очевидно, эта задача сводится к доказательству того, что, либо, все возможные в физическом мире причинно-следственные связи однозначно детерминированы, либо, что существует хотя бы одна форма взаимодействия, в которой присутствует элемент подлинной случайности. К сожалению, в обоих случаях, чтобы сделать окончательные выводы, нам необходимо полное знание обо всех возможных в физическом мире явлениях. Поскольку до полного знания современной физике еще далеко (и вообще возможность абсолютной полноты знаний ставится под сомнение), на данном историческом этапе мы вынуждены отказаться от строгого доказательства или опровержения индетерминизма. В тех случаях, когда одна из этих диаметральных позиций необходима нам в качестве отправной точки для дальнейших рассуждений, мы вынуждены ее постулировать, призывая по возможности на помощь знания современной физики.
Вплоть до начала ХХ века теория детерминизма получала многократные индуктивные подтверждения в форме подтверждения однозначности причинно-следственных отношений в законах классической механики. По-видимому, именно этот факт послужил причиной для развития и широкого распространения лапласовского детерминизма. Однако с развитием в физике раздела квантовой механики, ситуация коренным образом изменилась. Установленное в рамках этой теории соотношение неопределенностей позволяет обоснованно предположить, что поведение микрочастиц отчасти описывается вероятностными законами, что ставит под сомнение однозначную детерминацию причинно-следственных связей.
Развитие теории квантовой механики спровоцировало ожесточенные споры даже среди ее создателей. В основном эти споры касались интерпретации этой теории. «Одна из интерпретаций квантовой механики была построена с позиций лапласовского детерминизма. Фактически такую интерпретацию развивали Эйнштейн, Планк, Шредингер и их сторонники, когда утверждали, что принципиально вероятностный характер квантовой механики говорит о ее неполноте как физической теории. Против такой интерпретации квантовой механики выступили Борн, Бриллюэн и другие, кто видел в квантовой механике полноценную и полноправную физическую теорию. Хотя дискуссии в отношении статуса вероятностных представлений в современной физике не закончены до сих пор, тем не менее, развитие квантовой механики ослабляет позиции сторонников лапласовского детерминизма»[1]. Одним из сторонников трактовки квантовой механики как полноценной теории являлся Нильс Бор[5].
Итак, не имея возможности строго доказать или опровергнуть индетерминизм, мы становимся на эту позицию, постулируя ее. Для обоснования этой позиции мы призываем на помощь: а) соотношение неопределенностей квантовой механики; б) наше личное убеждение, что детерминизм, в том виде, в котором он был определен нами ранее, имеет своим следствием фатальную предопределенность всех происходящих во Вселенной процессов. Таким образом, индетерминизм необходим нам для того, чтобы опровергнуть фатализм, который абсолютно несовместим с нашими представлениями о свободе.
Из вышесказанного следует, что принципиальную возможность существования свободы мы поставили в зависимость от того, имеет место в физическом мире подлинная случайность или нет. Напрашивается решение: а не поставить ли нам знак равенства между терминами свобода и случайность? К сожалению (или к счастью?), такое решение вновь не соответствует нашим представлениям о свободе: «О какой ответственности, вине, вменяемости можно говорить по отношению к человеку, воля которого ничем не детерминирована и, следовательно, принципиально непредсказуема даже для него самого?»[2].
Для того чтобы не впадать в трактовку свободы, как ничем не детерминированной спонтанности, хаотичности, нам необходимо разграничить понятия свободы и случайности, хотя и признать их взаимосвязанными. Обозначим случайную составляющую физических явлений как пространство свободы субъектов. В пределах пространства свободы субъект может в той или иной степени влиять на события, отдаленные от текущего момента времени в направлении будущего настолько, что в настоящем высказывания об этих событиях не являются ни истинными, ни ложными. Таким образом, активная деятельность субъекта (акт воления) заключается в «подчинении» законов объективной случайности сообразно собственным целям. При этом мы подразумеваем, что чем с большей достоверностью субъектом прогнозируются результаты его действий, тем более они свободны. В случае неспособности субъекта дать хоть какую-либо оценку последствий собственной деятельности, мы говорим не о свободном, а о случайном выборе. Здесь мы соглашаемся с той частью высказывания Энгельса о свободе, где говорится, что свобода – это «способность принимать решения со знанием дела».
Рассуждая о случайности как о пространстве свободы, мы вновь сталкиваемся с логически неразрешимой проблемой. Мы вынуждены признать факт влияния объективной реальности на деятельность субъекта. В противном случае нам придется опровергнуть целевую направленность этой деятельности, которая таким образом сведется к хаотичности. Очевидно, что характер этого влияния не может носить физический характер, так как в этом случае мы придем к отрицанию подлинной случайности явлений, которую мы определяем как пространство свободной деятельности субъекта. Обозначим механизмы взаимного влияния деятельности субъекта и объективной реальности как духовные взаимодействия. Логическое противоречие, однако, нами не разрешено. Если мы говорим, что свободная деятельность субъекта определяется духовными взаимодействиями с объективной реальностью, то фактически, отрицая лапласовский детерминизм, мы принимаем другую форму детерминизма, менее очевидную, но с аналогичным обескураживающим следствием – отрицанию свободы воли. Если же мы, напротив, отрицаем какое-либо определяющее воздействие на волю субъекта, неизбежна трактовка воли, как спонтанности, случайности, опять же с последующим отрицанием ее свободы.
Итак, мы зашли в логический тупик. Единственное, что на данном этапе можно сделать для спасения формулируемой концепции – это абстрагироваться от упомянутого нами в предыдущем абзаце противоречия. Посылкой для такого абстрагирования мы примем следующее утверждение: говоря о характере духовных взаимодействий, мы не можем применять к ним категории детерминированности или индетерминированности, или, более строго, - никакие суждения о духовных взаимодействиях не могут сводиться к множеству (конечному или бесконечному) однозначных высказываний. Фактически, этим утверждением мы постулируем непознаваемость духовных взаимодействий в терминах двоичной логики.
Попробуем подвести итоги наших рассуждений.
Все виды физических взаимодействий в реальном мире строго подчинены законам причинности, которые допускают, однако, неоднозначность причинно-следственных связей. С ролью этой неоднозначности неплохо справляется соотношение неопределенностей Гейзенберга, сформулированное в квантовой механике.
Активная (свободная) деятельность субъекта заключается в «подчинении» законов объективной случайности, «направляя» ее таким образом, чтобы по возможности выстроить картину будущих событий в соответствии с желаниями субъекта.
Говоря о целевой направленности активной деятельности субъекта, мы не можем отрицать влияния объективной реальности на эту деятельность. Нами было показано, что такое влияние осуществляется не через физические, а через духовные взаимодействия. Духовные взаимодействия не могут быть объектом физического исследования.
Чтобы преодолеть противоречие между свободой и необходимостью в сфере духовных взаимодействий, мы вынуждены постулировать принципиальную несводимость суждений в отношении их характера к высказываниям двоичной логики. В частности, мы не можем говорить о детерминированности или индетерминированности духовных взаимодействий.
Похожие работы
... объективных знаний о мире. От других форм концептуального знания науку отличает специализированный профессиональный характер. Логические особенности науки рассматриваются в современной философии как критерии научности. Критерий научности: - Стремление к обоснованности, обязательное обоснование любого выдвигаемого положения. - Стремление к объективности. - Стремление открывать за явлениями ...
... общества, возникает «интерактивное» одиночество, спецификой которого является вытеснение живых социальных контактов контактами виртуальными. Выводы и рекомендации Анализ информационных технологий как средства трансформации повседневной жизни человека, проведённый в данной работе, позволил сделать следующие выводы. 1. Повседневность – это сфера эмпирической жизни человека, характерными ...
... , ведении войны, обороне и т.д. Таким образом, культура - это класс символизированных предметов и явлений, рассматриваемых в экстрасоматическом контексте. До появления культурологии в процессе расширения сферы наукиi натуралистическое (т.е. немифологическое, нетеологическое) объяснение поведения людей носило биологический, психологический или социологический характер. Соответственно то или иное ...
... все необходимые виды оценок, связанные как с логическим, так и образным мышлением. При этом вырабатывается в каждом конкретном случае метод нахождения этих оценок. Поэтому контекстный поиск определяет методологию философского поиска. При обсуждении науки, искусства и религии они не оцениваются как объекты со своей историей и местом в жизни человека, а рассматриваются как среда со своей спецификой ...
0 комментариев