Коммунистическая правящая элита и политические лидеры советской эпохи

1. Коммунистическая правящая элита.

Радикальное обновление всех сторон жизни российского общества актуализировало научный интерес к историческому прошлому. Глубинные реформы предполагают формирование новой парадигмы развития, учитывающей опыт мировой цивилизации и уроки десятилетий советского развития. Это обусловливает необходимость активизации научного поиска исторической истины, создания устойчивой деидеологизированной концепции освещения истории России и СССР.

Новый этап изучения истории означает коренное переосмысление накопленного исторического опыта с учетом реальных итогов социалистического эксперимента и в связи с проблемами социально-политического развития бывшего советского общества в границах СНГ, имея в виду введение в научный оборот корпуса новых источников из ранее закрытых архивов.

Перед исследователями стоит задача заново проанализировать содержание пройденного страной пути, объяснить достижения и провалы, успехи и поражения в их диалектическом единстве, не выпячивая отдельные события в угоду примитивной политической конъюнктуре. С такой постановкой вопроса в теории согласны все историки, однако при реализации на практике происходит заметная поляризация авторов исторических работ в зависимости от политической ориентации и интерпретации принципиальных социально-политических явлений прошлого. К числу таких проблем относится теория и практика большевизма, 90-летие которого исполнилось в июле 1993 года.

Наследие большевизма, выраженное в его организационно-централизаторских традициях, радикализме и утопизме, отнюдь не исчезло с роспуском ЦК КПСС. С одной стороны, возрождение необольшевизма заметно в стане ультраоппозиционных сил, пытающихся пропагандировать устаревшие идеологические догмы, с другой стороны, традиции большевизма, прежде всего стиль руководства, были вложены в душу и разум части правящих политиков вместе с образованием и всем укладом прошлой жизни. Придя в новые структуры власти и заявляя о своем демократизме, они зачастую реализуют необольшевистские методы проведения радикальных преобразований.

История большевизма — это прошлое, которое непосредственно связано с сегодняшним днем, определяет исходные пункты в ходе разработки политиками, теоретиками и рядовыми гражданами их позиций, в целом влияет на мироощущение, настроение, общественное мнение, оценку действительности.

Большевизм является сложным социально-политическим феноменом, в структуру которого входили идеологические, политические, социально-психологические, организационные компоненты, находившиеся в переплетении друг с другом. Как течение политической мысли и как партия, большевизм представлял собой многоуровневую систему со своей внутренней организационной иерархией. Одним из важнейших элементов его структуры являлась специфическая политическая и интеллектуальная элита большевизма: так называемые «вожди», «верхи», «старая партийная гвардия», «номенклатура», «руководящие кадры» и т. д. Косвенно признаваемое существование элитного слоя функционеров в эпоху правления КПСС после событий 1991 г. стало аксиомой, не подлежащей сомнению. Это нашло юридическое подтверждение в решении Конституционного Суда по делу о законности Указа Президента о роспуске КПСС. В заключении Суда подчеркивалась обоснованность ликвидации верхушечных структур партии и в то же время признавалась конституционность функционирования компартии как массовой политической организации. Постановление констатировало противоречивый характер КПСС, наличие в ней высшего эшелона бюрократии и широких партийных масс, не имевших доступа к политической кухне и влияния на принимаемые элитой решения. Это разделение партии категорически осуждалось в прессе и в общественном мнении, однако с политологической точки зрения оно в известной мере отвечало сложившимся в мировой практике властеотношениям.

Каждому обществу в истории мировой цивилизации, независимо от его мировоззренческих и политических характеристик, были присущи элитарные группы в качестве необходимого элемента организации и управления общественными процессами перераспределения власти в обществе. Функционирование в различных странах элитарных структур, формирующих политическую администрацию меняющихся правящих режимов, стало предметом исследования специальных направлений политологии и социологии. В этой связи становится очевидным, что происходящая в современной России реформация призвана не ликвидировать элитарность правящих кругов, а создать новую, доступную контролю, профессиональную политическую элиту на всех уровнях властвования. В новую политическую элиту, сформировавшуюся в России после августа 1991 г., вошли представители прежней коммунистической элиты и ряд деятелей демократических групп. К ним примыкает многочисленный аппарат чиновников, высококвалифицированных технократов, также усвоивших многие черты предшествующего партийно-государственного аппарата.

Взаимодействие демократического, коммунистического и технократического компонентов новой элиты характеризуется двумя состояниями: консолидацией и противоборством. Новые лидеры из числа бывших диссидентов и молодых научных кадров стремятся утвердить праволиберальные мировоззренческие ценности. В этом с ними солидаризируется та группа бывшей коммунистической номенклатуры, которая добивается юридического оформления права на часть государственного имущества, находившегося ранее в их распоряжении. Однако, несмотря на единодушное признание частнособственнической идеологии доминантой общественного развития, внутри возникшей политической элиты развиваются противоречия, приведшие к внутриусобной борьбе по вопросам вариантов реформ, темпов преобразований и личного лидерства. Процессы, происходящие в современной политической элите, по форме удивительно напоминают эволюцию бывших большевистских и коммунистических верхушек. Если учесть, что наряду с правящими кругами в современном обществе функционируют оппозиционные контрэлиты коммунистического, а также национал-патриотического направления, то становится очевидным, что изучение большевистской политической элиты является актуальной задачей. В России чрезвычайно популярно использование исторической аргументации для утверждения истинности курса партий или движений. Однако в отношении проблемы большевистской элиты, изучения опыта ее функционирования в общественно-политической литературе проявляется недопонимание и замалчивание. По мнению целого ряда политологов, элита в советском обществе сложилась только в послесталинскую эпоху, когда властвующая группа стала практически самостоятельной величиной и могла реально ограничивать власть первых лиц в государстве. Отрицание существования предшествующих коммунистических элит, прежде всего большевистской, во-первых, не дает возможности выявить генетические связи и преемственность советских партийно-государственных верхушек на различных этапах, во-вторых, не позволяет в полном объеме выявить причины победы и поражения ленинской когорты вождей большевизма, в-третьих, лишает перспективы полноценного элитологического анализа высшего эшелона власти.

Становление коммунистической элиты началось задолго до ее прихода к власти и превращения в политическую господствующую страту нового общества. Процесс зарождения этой специфической общности пришелся на конец XIX в., когда в ходе становления российской социал-демократии выявилась группа лидеров, относивших себя к так называемым профессиональным революционерам. В ее состав входили революционеры-интеллигенты, рабочие-«передовики» и маргинальные люмпен-интеллигенты, примкнувшие к рабочему движению по конъюнктурным соображениям, национальным или по другим причинам. После поражения первой русской революции 1905—1907 гг. партийная верхушка расслоилась на революционеров-эмигрантов и революционеров-«почвенников», местных комитетчиков. Несмотря на острую внутрипартийную борьбу и межличностные разногласия, партийная верхушка сохранила относительное единство, так как условия революционной нелегальной борьбы диктовали совершенно определенные правила и нормы. Именно это обусловило усиление централизаторских тенденций и нивелирование различий между группами на основе заявленной принадлежности к пролетарским революционерам.

Во время Октябрьской революции большевистская верхушка превратилась из контрэлиты в правящую политическую элиту, сосредоточившую в своих руках все рычаги власти от имени пролетариата. Встав во главе государства, большевистская элита сразу же обнаружила неоднородность своего состава и внутреннюю противоречивость.

Интеллигентская часть руководящих кадров большевизма, особенно из числа эмигрантов, учитывала неготовность страны к социалистическим преобразованиям и выдвигала различные варианты решения проблем о сроках переворота, о возможности создания однородного социалистического правительства без Ленина и Троцкого, о возможности сохранения в системе Советской власти Учредительного собрания. Эти взгляды В. И. Ленин оценил как «правый большевизм», который противостоит интересам рабочих и крестьян. Сам В. И. Ленин поддержал партийцев-практиков, стоявших на более радикальных позициях в этих вопросах, и категорически настоял на отказе от любых компромиссов с поверженными противниками из других партий.

Элита большевизма, исходя из представления о том, что она обладает нравственным правом осуществлять от имени пролетариата его диктатуру, возглавила государственный аппарат снизу доверху. Формально и логически это было обосновано тем, что не каждый рабочий может управлять обществом и рабочий класс должен делегировать свои полномочия лучшим представителям своей партии. Однако на практике отношения между рабочим классом и новой политической элитой сложились более противоречивыми, чем это ожидали теоретики марксизма. Большевистская верхушка обрела относительную самостоятельность и стала функционировать как самостоятельный политический организм, претерпев различные метаморфозы. К правящей партии, как всегда, примкнула большая группа карьеристов и проходимцев, которая стала прямо или косвенно дискредитировать новое государство. Известный теоретик марксизма, разошедшийся с Лениным, А. Богданов писал в письме Н. Бухарину, что к революции прилипло больше грязи и крови, чем требовалось ее сущностью, но винить здесь некого: виновата историческая отсталость и неподготовленность страны к социалистическим преобразованиям.

Большевистская верхушка стала проявлять в своей повседневной деятельности и быту определенные слабости, стремление к привилегиям, оправдывая их необходимость особой занятостью и политической ответственностью. Лидер меньшевиков Ю. Мартов проницательно отметил это новое явление в публичной полемике со Сталиным и обратил внимание общественности на его опасность.

С развертыванием широкомасштабной гражданской войны противоборство демократической и авторитарно-бюрократической тенденций завершилось в пользу второго направления. Во многом это было обусловлено жесткой необходимостью мобилизации всех сил большевизма и их сосредоточения на решающих участках военно-организаторской работы. Централизм и дисциплина стали главными принципами кадровой работы. Кадры большевистской элиты распределялись на основе метода совмещения партийных, советских и военных постов в одних руках. В. И. Ленин по этому поводу говорил, что «как правящая партия мы не могли не сливать с «верхами» партийными «верхи» советские, — они у нас слиты и будут таковыми». Персональная ответственность за судьбу дела было главным принципом функционирования политической системы в этот период. В деятельности большевистской политической элиты во главе с В. И. Лениным, пользовавшимся непререкаемым авторитетом в ее среде, воплотилась диктатура Коммунистической партии, выступавшей от имени рабочего класса в качестве его авангарда.

В. И. Ленин не скрывал, что именно тончайший слой старой партийной гвардии является главной организующей силой становления нового государства, а следовательно, фактической политической элитой советского общества. Естественно, он не позволял себе таких определений или даже намеков об ее избранности и элитарности, так как это противоречило принципиальнейшим основам коммунистической идеологии. В то же время В. И. Ленин понимал, что независимо от желания привлечь всех трудящихся к управлению государством, на данном конкретном этапе это практически неосуществимо.

Использование старых, воспитанных в дореволюционное время кадров партии не решало кадровую проблему в целом. Централизованная военно-политическая система нуждалась в значительно большем количестве чиновников не только высшего, но среднего и низшего эшелонов. 5—6 тысяч бывших подпольных комитетчиков и несколько сотен эмигрантов не могли покрыть потребности руководства. Кроме того, старая партийная гвардия состояла из людей, прошедших тюрьмы, каторги, ссылки, знавших нищету эмиграции, годы нелегального существования. Их здоровье было серьезно подорвано, что ограничивало их возможности как ответственных работников. В силу этого государственный и партийный аппарат активно комплектовался из новых кадров партии, вступивших в нее в 1917 г. и позднее. Полностью полагаться на новых работников, в числе которых были выходцы из меньшевистской и эсеровской партий, примкнувшие, сочувствующие и просто карьеристы, для которых членство в правящей единственной партии было единственно возможным путем обеспечить безбедное существование, большевикам было невозможно. Поэтому, начиная с 1918 г. началось формирование новой системы руководства, партийного и государственного строительства. До VIII съезда РКП (б) доминировал принцип элитности руководства на основе персональной ответственности каждого из членов элиты. Как говорил Осинский на VIII съезде РКП (б), ЦК не руководил всесторонне разработанной политической линией и не обеспечивал единство советской, партийной работы как системы «в смысле цельной, сознательной постановки вопроса».

VIII съезд партии принял решение об упорядочении взаимоотношений между партийными и советскими органами, о кадровой политике, о внутренней структуре Центрального Комитета партии. Было официально закреплено функционирование Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК РКП (б) и началось формирование в рамках партийно-государственных структур новой коммунистической иерархии. В. И. Ленин ультимативно требовал, чтобы весь аппарат состоял из коммунистов, а высшие посты занимали проверенные представители большевистской элиты. Поскольку эта система развивалась в ходе гражданской войны, она обретала милитаристский характер, но с выраженными чертами самостоятельности и инициативы местных органов и кадров. Авторитарно-бюрократические тенденции развивались постепенно и укреплялись по мере духовной трансформации элиты. Вся большевистская элита в целом стала заметно эволюционировать в сторону ужесточения отношения к демократии, к непролетарским слоям населения: к интеллигенции, к казачеству и к крестьянству, не говоря уже о буржуазии. Видные представители элиты с готовностью стали проводить тактику красного террора, часто не считаясь с местными конкретно-историческими условиями. Г. Зиновьев в Петрограде, И. Сталин в Царицыне, Бела Куна и Р. Землячка в Крыму, А. Бе-лобородов на Урале, С. Сырцов на Дону проявили эту тенденцию радикализации элиты. Причем С.Сырцов в октябре 1917 г. проявлял правобольшевистскую тенденцию в вопросе создания Военно-Революционного Комитета Объединенной Демократии, а в 1919 г. стал проводить террористическое расказачивание на Дону. Его конкретная работа отразила растущее недоверие большевиков к непролетарским слоям населения и особенно к казачеству как военному старорежимному сословию. Исходя из прагматических задач удержания власти, а также в целом доктрины мировой революции, ЦК РКП(б) и Донбюро санкционировали террористические формы расказачивания на грани геноцида. Сопротивление казачества, выразившееся в победоносном восстании на Верхнем Дону, заставило лидеров большевизма перейти к тактике дифференционного отношения к казачеству, но стратегический подход остался прежним — решительностью и жестокостью достичь победы в гражданской войне. Военно-коммунистический прагматизм был значительно слабее выражен среди интеллигентской части элиты, занявших умеренные позиции, в том числе в решении казачьего вопроса: у Г. Сокольникова, В. Ф. Ковалева, братьев Трифоновых. Но в целом произошла общая экстремизация политического сознания большевистской элиты. Прежние правые большевики стали радикалами, а радикалы превратились в подлинных экстремистов, способных во имя своей победы перешагнуть любой нравственный порог. Принцип нравственной саморегуляции личности, распространенный среди российской интеллигенции в XIX в., у большевиков-интеллигентов отошел на второй или третий план. Это обусловило принятие С. И. Сырцовым, И. Рейнгольдом, А. Г. Белобородовым, А Френкелем и другими донскими лидерами безнравственных решений о массовых расстрелах, конфискации имущества казачьих масс на основе примитивно понятого классового подхода. (Как показал анализ документальных источников, эта тактика носила осознанный характер и преследовала цель ускорения ассимиляции казачества среди крестьянства и его полной ликвидации как сословия.)

Известный историк М. Покровский писал, что гражданская война внесла в психологию и даже в идеологию большевиков определенные новые черты, чуждые ей в 1917—1918 гг. Молодые коммунисты-просвещенцы вернулись с фронта «бравыми молодыми людьми», настоящими «военными коммунистами». Они «вернулись с уверенностью, что все то, что дало такие блестящие результаты по отношению к колчаковщине и деникинщине, поможет справиться со всеми остатками старого в любой области». Как следствие начался угар милитаризации и элитизации.

На исходе гражданской войны в Советской России деформация основных принципов социализма, и прежде всего коллективизма в управлении народным государством, стало состоявшимся фактом. В большевистском руководстве нормой стали абсолютизм правления, строгое единоначалие в партии и иерархия власти, низведение коллективов до роли статистов. В партийной верхушке утвердилась власть большевистских вождей, которые возглавили иерархические структуры по праву неформального лидерства, но рано или поздно они должны будут уступить место уже легитимным высокопоставленным чиновникам.

В партии в это время насчитывалось около 400 тысяч членов, из них 10 тысяч «ответственных работников», несколько сотен представителей «старой партийной гвардии», регулярно участвующих в съездах партии, пленумах Центрального Комитета, и десяток высших лидеров. Начиная с 1921 г. В. И. Ленин начинает отходить от политического руководства ввиду ослабления здоровья, дав тем самым большую свободу апологетам «военного коммунизма». Все бразды власти были сосредоточены в руках фракционной официальной группировки в составе заместителя председателя СНК и СТО Л. Б. Каменева, председателя исполкома Коминтерна, Г. Е. Зиновьева, а также избранного в 1922 г. генсеком ЦК И. В. Сталина. Тройка вождей стремилась отстранить от руководства своего главного соперника — Л. Д. Троцкого и одновременно сократить влияние на высшие органы власти со стороны сформировавшейся политической элиты. Для политической элиты 20-х годов, и прежде всего большевистской партийной интеллигенции как ее составной части, был характерен фейерверк личностей, ярких индивидуальностей, имевших самый разнообразный жизненный опыт и общую выучку революционной борьбы. Пропустив через свой опыт и интеллект информацию о положении дел в стране, они представляли в распоряжение руководства партии множество концепций решения принципиальных проблем. В ходе дискуссий под руководством В. И. Ленина вырабатывались и принимались необходимые решения. Благодаря силе своего интеллекта, гигантскому авторитету и политической воле В. И. Ленин обеспечивал сотрудничество и взаимодействие различных групп и поколений членов партии, их лидеров.

В. И. Ленин оценивал разгоравшиеся дискуссии как проявление внутрипартийной борьбы, недопустимой в условиях общего кризиса в стране. Но при этом он призывал разбираться в сущности разногласий, выявлять конкретное развертывание и видоизменение их на разных этапах, критиковать группы инакомыслящих исходя не из факта образования таких групп, а из степени обострения фракционного противоборства. Он поддержал тезис Троцкого о том, что нужно выявлять в позициях сторон рациональные моменты, так как «идейная борьба в партии не значит взаимное отметание, а значит взаимное воздействие». В. И Ленин настоял на запрещении фракций и введении пункта о возможности исключения членов ЦК за фракционность, но одновременно писал о необходимости создания демократической атмосферы в партии, исключающей возникновение фракций. Для этого нужно было развертывать демократизм, самодеятельность, издание дискуссионных сборников. Он отмечал, что каждый коммунист вправе заниматься вопросами теории самостоятельно и иметь «уклон мысли» при условии сохранения организационного единства партии. Ленин обращал внимание на важность воспитания, умения работать с инакомыслящими, которые могут обеспечить поток новых идей и концепций.

Но Сталин и его единомышленники сознательно отказались осваивать эти ленинские подходы, изолировав Ленина от партии в ходе его болезни. Но и сам Ленин сформулировал в своих последних работах ряд положений, позволивших обосновать курс на бюрократизацию и централизацию партии-государства. Он писал в письме Молотову, что если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а только безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Он дал конкретные инструкции относительно того, как бюрократизировать процесс институализации элиты, контроля и распределения кадров, соблюдения единства рядов любой ценой.

Партия стала растворяться в госаппарате, трансформируясь из революционной в управленческую организацию со структурами массовой поддержки и подпитки. Процесс огосударствления партии в основном происходил в начальный период нэпа и завершился в ходе его слома. Это выражалось в том, что партийные органы принимали решения административного характера, превращаясь в официальную инстанцию с государственными функциями и все более отдаляясь от рядовых масс.

В начале 1921 г. некая «организация низов РКП (б)» в письме в ЦК указывала, что в партии «завелся страшный бюрократизм, доходящий до старорежимного жандармского покроя. Завелась страшная канцелярщина... личные счеты, подлизывание, сплетни, злоупотребления и заискивание и явное социальное неравенство».

Начался процесс отчуждения рядовых коммунистов от политического процесса, реальное участие в котором было закреплено за обладающими властными полномочиями партийными руководителями. Но в начале 20-х годов этот процесс не был еще широкомасштабным и официозным. Сохранялась практика выборности, определенного контроля за поведением руководителей, другие проявления демократизма, принимавшего постепенно все более нейтралистский характер. Когда в июле 1921 г. активизировалась разогнанная «рабочая оппозиция», ее Заявление «22-х» было резко осуждено всеми партийными инстанциями, в том числе XI съездом. Но при этом произошел казус — альтернативная резолюция Антонова-Овсеенко набрала 215 голосов против 227 на съезде, что свидетельствовало о том, что процесс перерождения партии еще был далек от завершения.

Накануне XII съезда партии распространялся документ «Современное положение и задачи пролетарского коммунистического авангарда», получивший известность под названием «анонимная платформа». В нем был поставлен давно дискутируемый вопрос об отмене пункта резолюции X съезда о запрете фракций, допуске беспартийных интеллигентов на все советские должности, выводе Советов из-под контроля партии, уничтожении монополии коммунистов. Подобные идеи были чрезвычайно похожи на мысли, развивавшиеся в статьях и речах Осинского и Сапронова, Красина и частично Троцкого.

XII съезд стал значительной вехой в становлении авторитарно-бюрократической системы диктатуры партии-элиты-вождей над обществом и государством. Здесь Сталин впервые открыто заявил, что демократизм не нужен, а инакомыслящие вредны. Внутрипартийная демократия мешала становлению нейтралистской системы, противоречащей демократической сущности Советов и Коммунистической партии как авангарда рабочего класса.

И. В. Сталин на словах отрицал идеи диктатуры вождей и диктатуры партии, но фактически он уже в это время организационно-политически подготовил условия для функционирования этого режима. Ему претил интеллигентский анархизм большевистской элиты, претендовавшей на обсуждение и разработку своих вариантов политики наравне с официальными партийно-советскими органами. По его мнению, члены партии с дооктябрьским стажем, как бы ценны и немногочисленны они ни были, должны быть включены в общую систему кадровой политики ЦК РКП(б), который держит все в руках и осуществляет руководство.

Резко осуждая фракции и оппозиционные течения в партии, носящие организованный и упорядоченный характер, Сталин поощрял межличностные конфликты, видя в них залог укрепления аппаратного ядра в партии.

С принципиальной критикой Сталина и его союзников в это время — Зиновьева и Каменева — выступили С. И. Косиор, Ю. Лутовинов, Н. Осинский. Они требовали прекращения группировщины в верхах партии, реальной демократии в партии, свободы критики и дискуссий.

Полемика на съезде закончилась компромиссом — выход из ситуации был увиден в укреплении позиций старой партийной гвардии, которая в силу исторических традиций обладала иммунитетом против нэповского бюрократического перерождения партии. Был официально утвержден курс «на старого партийца» в формировании кадрового корпуса партийной иерархии. В частности, было принято решение о необходимости для секретаря губкома иметь дооктябрьский стаж, секретаря низового укома — минимум 3 года. Это постановление институцианализировало старую партийную гвардию именно как особую политическую элиту. Вплоть до середины 20-х гг. в пропаганде культивировалось представление об ее исключительности, что нашло выражение в издании спецальбомов с фотографиями и биографиями, справках в энциклопедиях, в материалах учебных пособий и т. п. Сами большевики скромно именовали себя «духовной аристократией рабочего класса» (Луначарский).

Последовавшие после съезда события показали, что принятые решения не спасают от групповой борьбы в верхах, всевозможных разногласий и бюрократизации аппарата. Пользуясь неоднородностью элиты, сталинская группа успешно вербовала себе сторонников и заполняла ими важнейшие участки управленческого аппарата, изолируя сторонников Л. Д. Троцкого, А. Г. Шляпникова и других лидеров оппозиционного толка. Дискуссии вокруг событий в Германии 1923 г., выступления подпольных организаций «Рабочая правда» и «Рабочая группа», пытавшихся пропагандировать идеи политического плюрализма и свободы слова, продемонстрировали усиление всевластия аппарата, бюрократизацию режима и политической элиты.

Против устанавливавшейся системы активно выступил Л. Д. Троцкий и поддержавшая его «группа 46-ти». Они прямо указали на прогрессирующее разделение партии на «секретарскую иерархию» и «мирян» — рядовых партийцев. Л. Д. Троцкий в брошюре «Новый курс» подверг критике отношения старой гвардии-элиты и партийного молодняка и потребовал демократизации партийных отношений, но сам автор не порвал связей с элитой и не возглавил партийные массы в борьбе за обновление политического режима. Все вожди партии подчеркивали, что диктатура партии на самом деле есть диктатура большевистской элиты во главе с властным органом — ЦК. Оппозиции отрицали только последний компонент — чрезмерную роль ЦК и его генсека — Сталина. В этом был залог неминуемого поражения оппозиции, выглядевшей в глазах масс как группа интриганов. Этому в немалой степени способствовала политика сталинского ЦК, использовавшего средства массовой информации и органы госбезопасности в цепях обеспечения своей победы в схватке с Троцким. В то же время надо подчеркнуть, что в стратегических вопросах оппозиция придерживалась утопической концепции мировой революции, подрывавшей национальные интересы России-СССР в международных отношениях.

Острая борьба сыграла значительную роль в трасформации всей большевистской элиты. Во-первых, она была расколота на левых — во главе с Троцким, правых — во главе с Бухариным и аппаратный центр во главе со Сталиным. Наличие этих течений было осознано всеми членами руководства, правда, они по-разному обозначали свои позиции, считая свои исключительно ленинскими, а остальные — оппортунистическими. В середине 20-х гг. сталинский центр и бухаринцы совместными усилиями разгромили троцкистскую оппозицию, несмотря на присоединение к ней Зиновьева и Каменева. В ходе противоборства фактически оформилось расслоение политической элиты на интеллигентско-оппозиционную и аппаратно-бюрократическую часть, которая стремилась завершить бюрократизацию и институциализацию большевистской верхушки.

Еще при Ленине в 1922 г. был официально создан институт номенклатуры, который предполагал строгий учет руководящих должностей и подбор лиц на их замещение сообразно принципу иерархии партийных комитетов. Специально созданный учетно-распределительный отдел занимался регулированием этого процесса и обеспечением материальными благами личного состава элиты. Первоначально Сырцов и другие руководители отдела пытались вести научно обоснованную кадровую политику, не зависящую от политической конъюнктуры. Но принцип профессионализма плохо состыковывался с принципами сталинского режима и был заменен требованиями политической надежности и личной преданности. Новый завотделом Л. Каганович обеспечил превращение института номенклатуры в средство контроля над кадрами и в целом партии и государства. Были введены специальные шифры, секретное делопроизводство, теневая закрытая информационная система, дублирующие ЦКК органы номенклатурного контроля. Большую роль в бюрократической трансформации элиты сыграл искусно использованный вождями принцип «орабочивания партии». Бесспорно демократический лозунг стал основой для размывания партии малоподготовленными, почти безграмотными массами, желавшими ясности в партийной политике, простого и прочного единства, наличия признанного лидера, которому было бы можно доверить свою судьбу. Новые партийные призывники стали истинной и политической, и социальной базой становления культа Сталина и постепенного отстранения большевистской элиты от власти.

У элиты объективно был выбор двух путей или возможностей развития: либо она отстоит право на коллективное руководство и сформирует механизм своей будущей ротации и периодического обновления за счет усиления обратной связи с массами, либо в погоне за призрачными утопическими идеалами подчиниться единоличному лидеру, включиться в систему тоталитарного контроля и превратиться в подобие правящего сословия, построенного по иерархическому принципу. Развитие пошло по второму пути.

К концу 20-х гг. резко усилилось беспрецедентное давление со стороны сталинской субэлиты на противостоящую субэлиту — интеллигенцию оппозицонного характера. Все коммунистические вузы и партшколы, призванные готовить кадры партийной интеллигенции, были переформированы в кадровом и содержательном плане. Все газеты и другие печатные издания потеряли свой облик информационного средства и были превращены в пропагандистские органы. Важной вехой в развитии преследования стала пропагандистская кампания вокруг итогов судебного процесса 1928 г. над так называемыми шахтинскими вредителями. Партийная интеллигенция, симпатизировавшая старой технической интеллигенции, была поставлена в условия конфронтации с ней и выполнила функцию теоретического обеспечения этой задачи. Это связано с тем, что большевистская интеллигенция была одновременно интеллектуальным центром элиты и частью ее властно-бюрократической группы. Это порождало внутреннее противоречие — как интеллигенция она критиковала власть, но как ее составная часть она до конца поддерживала режим, который сама же и создала. Это во многом объясняет тот факт, что троцкистская оппозиция в полном составе, за исключением Троцкого, спустя три-четыре года после разгрома раскаялась и вернулась в политическую элиту, правда, уже во второй ее эшелон.

Партийно-интеллигентская часть элиты во главе с Н. И. Бухариным попыталась в самом конце 20-х гг. скорректировать политическую линию правящего режима, который к этому времени взял курс на форсированную индустриализацию и сплошную принудительно-добровольную коллективизацию. Поскольку эта линия очень напоминала программу Троцкого, Бухарин обвинил группу Сталина в сползании к троцкизму и предложил вернуться к ленинскому нэпу. Новая экономическая политика к этому времени переживала глубокий кризис и нуждалась в теоретическом и практическом обновлении. Кроме того, нэп сопровождался обуржуазиванием части элиты, ее перерождением и моральным разложением. Среди части партийной элиты началась социальная дифференциация и прочие «болезненные явления». Влияние частного капитала на политическую жизнь привело к росту взяточничества, бесконтрольности, бюрократизму, что подрывало основы режима и смысл всех социалистических преобразований. В этих условиях Сталин, давно не веривший в перспективу нэпа, принял решения пойти другим путем — революции сверху. Попытки Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и М. П. Томского привлечь на свою сторону часть большевистской элиты не удались, так как они не смогли предложить четко обоснованной реалистичной альтернативы и, самое главное, не смогли решительно противостоять аппаратному центру Сталина. Для генсека стало ясным, что отсечение «путаников-умников» и «интеллигентов-хлюпиков» является условием для успешного осуществления его радикальных планов переустройства советского общества. С помощью органов госбезопасности, средств массовой информации и с учетом опыта борьбы с троцкизмом сталинская группа блестяще провела операцию по разгрому «правого уклона» в ВКП(б). На волне этой кампании была развернута еще более широкая борьба с так называемой «правооппортунистической практикой», предусматривавшей вычищение из партии и госаппарата несогласных или ошибающихся в проведении сталинского курса. В высшем эшелоне власти были устранены со своих постов, помимо самих бухаринцев, А. И. Луначарский, Д. Б. Рязанов, Н. И. Угланов, В. В. Шмидт, И. А. Теодорович, В. В. Осинский и многие другие колеблющиеся большевики-технократы. На политический Олимп советской власти вырвалось новое молодое поколение партийных лидеров, не испытывавших колебаний и не сомневающихся в методах достижения цели.

Станин осуществил в начале 30-х гг. реорганизацию партийного аппарата, полностью подчинив его деятельность задачам формирования авторитарно-бюрократического режима. Бюрократизация внутрипартийных отношений, наряду со сломом нэпа в экономике и началом насильственной кампании по раскулачиванию зажиточного и части среднего крестьянства, вызвали новую волну сопротивления интеллигентской части партийной верхушки. Ее особенностью была стихийная попытка объединения всех правых и левых, оппозиционно настроенных большевиков. Не случайно Сталин назвал одну из таких групп «право-левацким блоком Сырцова—Ломинадзе». Помимо этой группы, возглавляемой предсовнаркома России Сырцовым, с критикой сталинского режима власти и его политики выступила группа наркомов, состоящая из А. П. Смирнова, Н. Б. Эйсмонта и В. Н. Толмачева. Известна также группа — так называемая «школа молодых профессоров» — учеников Бухарина, украинская группа Н. А. Скрыпиника и другие. Но самой знаменитой стала группа М. Рютина. Известность последней группы заключалась не в особенном составе — здесь были в основном рядовые члены элиты, а в том, что ей удалось подготовить уникальный теоретический документ, в котором впервые с марксистских позиций доказывалась необходимость ликвидации сталинской диктатуры как противоречащей идеалам социализма и задачам коммунистического движения в целом. Как справедливо заметил Б. Старков, эта группа спасла Честь партии. (Наличие антисталинского сопротивления внутри партии и сам факт разоблачения культа Сталина на XX съезде КПСС однозначно снимает вопрос о тождестве сталинизма и социализма.)

Разгромив эти и многие другие известные и неизвестные общественности группы в местных партийных организациях, сталинский режим начал генеральную чистку партии и, прежде всего, большевистской элиты. В ходе этой чистки было исключено из партии полтора десятка тысяч большевиков, как правило, замешанных в прошлых и настоящих уклонах, проявлявших слишком большую самостоятельность в политике. Публичное идейное линчевание показало, что демократические нормы партийной жизни ушли в далекое прошлое.

К середине 30-х гг. в СССР сложился уже законченный тоталитарный политический режим личной власти Сталина. Большевистская элита потеряла свою самостоятельность и попала целиком и полностью в зависимость от воли вождя. Но этого лидеру режима было мало. Ход XVII съезда ВКП (б) показал, что часть партийной верхушки лелеет надежды на обновление режима и смену Сталина на посту генсека. Находившийся в эмиграции Троцкий постоянно призывал своих бывших сторонников, а также высших армейских руководителей опомниться и выступить против режима, невольно провоцируя репрессии. Сталин обоснованно боялся разрастания оппозиционных взглядов и их преобразования в перспективе в инакодействие. Кроме того, приближалась вторая мировая война, а недавний опыт войны в Испании показал особую опасность для власти наличия «пятой колонны» внутри страны. Наконец, определенная часть большевистской элиты подверглась моральному разложению, погрязла в привилегиях и подрывала тем самым нравственные устои власти. Советскому обществу, как и всякому иному, важно было обеспечить периодическую легитимную ротацию элиты, но демократический механизм такого обновления верхушки не был отработан. Все эти соображения в сочетании с развивающейся психопатологической подозрительностью Сталина обусловили начало массовых репрессий. Современные политологи выделяют важную объективную причину кадрового террора, заключающуюся в необходимости для режима поддерживать в обществе определенный уровень напряжения, позволяющий обеспечить готовность нации к самопожертвованию, трудовому и воинскому энтузиазму в борьбе с многочисленными внешними и внутренними врагами и оправдать очевидные ограничения народовластия, не состыкующиеся с идеалами социализма.

Тотальные репрессии привели к практическому уничтожению старой партийной гвардии с одной стороны, и с другой — к изменению облика всей правящей партии в цепом. За период с 1933 по 1936 гг., то есть до пика террора, было исключено из партии свыше 37 %. Из имевшихся к 1937 г. 2,8 млн членов партии было арестовано свыше миллиона и две трети из них было расстреляно. К 1940 г. из ближайшего окружения Ленина в живых оставался один Сталин. В составе партии по данным Ю. В. Дербинова было: «тех, кто вступил в партию до 1929 г., а с дореволюционным стажем осталось полпроцента». Таким образом, можно согласиться с Р. Медведевым — это был настоящий политический геноцид. Даже если допустить, что какая-то часть репрессированных заслуживала казни, масштабы террора значительно перекрывали потребности режима. Раскрутив карательный механизм ротации элиты, Сталин не смог или не захотел его остановить и уничтожил бесспорно лучшую часть не только партии, но общества, в том числе ведущие военные кадры накануне великой войны. Сталин и его окружение также принадлежали к большевистской элите, которую они столь жестоко изничтожали. Это самоедство элиты также является результатом деградации большевистской верхушки. Ведущим и главным доказательством ее трансформации является поведение представителей старых революционеров на допросах и на расстрелах. Они не только не смогли противостоять террору, но в ряде случаев приветствовали его и шли на смерть со здравицами в честь Сталина. Капитуляция большинства деятелей элиты и их неспособность к решительной и последовательной борьбе со сталинизмом свидетельствует о том, что «стальная когорта» в целом потерпела политический и моральный крах. Гибель элиты была закономерным финалом эволюции старой партийной гвардии, зазнавшейся и не удержавшейся на достигнутых высотах, закосневшей в своих привилегиях и в комчванстве, оторвавшейся от трудящихся масс и тем самым обрекшей себя на страшный конец.

Главным результатом репрессий было уничтожение практически полностью партийной интеллигенции, характерными чертами которой являлись способность к политическому творчеству, критическое мышление, активное инакомыслие, гибкость в понимании господствующей идеологии, достаточно высокий образовательный уровень, интеллектуальный характер профессиональной деятельности, определенная преемственность с ментальностью революционно-демократической интеллигенции XIX в.

 Большие потери понесла партэлитная технократия — специфическая аморфная промежуточная группа между сталинской бюрократией и партийной оппозиционной интеллигенцией. Для нее, с одной стороны, было характерно эпигонство, конформизм, двойное сознание, абсолютизация организационно-технократической деятельности, отказ от самостоятельной политической инициативы, но с другой стороны — по многим своим качествам она была близка к интеллигенции, отличалась определенными творческими возможностями, была способна при определенных обстоятельствах поддержать оппозиционные кадры и Сталин это понимал. Были жертвы террора и среди партаппаратной бюрократии — рьяных сталинских сторонников. Хотя это были, как правило, добросовестные чиновники, доходящие в своем рвении до фанатизма, догматики и лично преданные вождю, они попадали под огонь органов безопасности либо в порядке правила «лес рубят — щепки летят», либо в результате интриг наиболее карьерной и властолюбивой и жестокой части бюрократии, не брезговавшей сознательным физическим уничтожением своих соперников. Именно эта группа осталась в конце концов рядом со Сталиным и в послевоенное время начала внутриусобную борьбу за перехват власти из рук дряхлеющего диктатора.

Следует отметить, что в период Великой Отечественной войны внутриэлитные противоречия отошли на второй план. Военные действия потребовали, как в годы гражданской войны, консолидации элиты и всей партии, повышения ответственности и инициативности каждого деятеля. Военно-политическая элита в целом успешно выполнила свои функции, внеся свой вклад в победу народа.

Выросшие в годы войны политические кадры обрели уверенность и опыт и претендовали на внимание к своему мнению со стороны высшего руководства. Но И. В. Сталин не желал поступаться ни на йоту своими полномочиями и по-прежнему оставался диктатором. Он перестал доверять своему ближайшему окружению, тем более, что часть его проявила себя в годы войны не с самой лучшей стороны (Каганович, Ворошилов, Молотов). Сталин пытался править, натравливая одну группу на другую по принципу «разделяй и властвуй». Так в результате кремлевской междоусобицы возникло «Ленинградское дело», в результате которого погибла группа талантливых политиков: Вознесенский, Кузнецов, Родионов — всего более 1000 человек. Параллельно начали осуществляться новые политические судебные процессы и новые уголовные дела. Сталин готовил новый виток массовых репрессий в среде военного поколения коммунистической элиты. Среди них уже не было оппозиционно настроенных интеллигентов. Это были технократы и бюрократы, преданные режиму и желавшие только одного — сокращения масштабов применения чрезвычайно-административных репрессивных методов управления. В принципе сформировавшаяся элита жаждала нормальной жизни, как и весь народ.

5 марта 1953 г. умер И. В. Сталин при невыясненных до конца обстоятельствах. Существует версия, что его смерти посодействовала группа деятелей во главе с Берия, вокруг которого начали сгущаться политические тучи. Практически весь год шло междоусобное противоборство групп Маленкова, Хрущева и Берия, пытавшихся обрести полноту власти. Все они разыгрывали антисталинскую карту, так как было очевидно, что сталинский режим себя изжил. Наиболее радикальный антисталинский вариант предложил Берия, пытавшийся тем самым отмыться от тех потоков крови, которые он пролил лично и возглавляемые им ведомства. Наиболее умеренный вариант предлагал Маленков, также замешанный в ряде репрессивных дел. Но победу одержал Н. С. Хрущев, имевший личные мотивы ненавидеть Сталина, но не обладавший законченным представлением о политике десталинизации и ее пределах. Он проводил ее достаточно импульсивно в течение десяти лет, крайне непоследовательно и зигзагообразно. Будучи сам плоть от плоти сталинской клики, он был замешан во всех акциях сталинизма без исключения и, естественно, впитал в себя сталинский стиль управления. Помимо своей воли он реализовывал его ежечасно на практике, что впоследствии было названо волюнтаризмом. Первоначально Хрущев заступался за аппаратных работников в пику Маленкову, но впоследствии подверг их резкой критике и сокращению. Такая позиция была связана с тем, что часть высшей номенклатуры приветствовала разоблачение культа личности Сталина только в определенных пределах, так как нуждалась в личной безопасности. Попытки Хрущева углубить десталинизацию и реформировать общество натолкнулись на сопротивление старых кадров. Дело усугублялось тем, что многие экономические реформы Хрущева были не продуманы и зачастую просто авантюристичны. Особое раздражение коммунистической номенклатурной элиты вызвала реформа управления, сначала создание совнархозов, затем разделение обкомов на промышленные и сельские. Происходило нарушение привычной схемы взаимодействия высшего/среднего и местного уровней власти. Заметной стала технократизация аппарата и его деидеологизация, что сказывалось на социальном качестве управленческих решений. Одновременно стали пропагандироваться совершенно утопические прожекты строительства коммунизма к 1980 г., закрепленные XXII съездом КПСС. На этом же съезде Хрущев нанес удар по номенклатуре — в устав КПСС было внесено положение о регулярном обновлении кадров аппарата. Однако демократические преобразования Хрущева не вызвали энтузиазма в обществе, так как сопровождались ухудшением экономической ситуации и кровавым подавлением ряда забастовок (Новочеркасск, 1962г.). Учитывая весь комплекс названных факторов, номенклатурная элита добилась смещения Хрущева с занимаемых постов, действуя в рамках существовавшей законности. Новым генсеком стал один из наиболее типичных представителей элиты — Л. И. Брежнев. На первых порах он продолжил реформы, задуманные предшествующим лидером, однако вскоре отказался от них. Правящая элита была чрезмерно уверена в потенциале советского строя и не собиралась более его либерализировать, ограничившись частичной десталинизацией. Более того, реформы 60-х гг. по повышению самостоятельности предприятий и усилению рыночных механизмов были дезавуированы, несмотря на то, что восьмая пятилетка (1966—1970) оказалась одной из лучших в истории страны.

Л. И. Брежнев и номенклатурная элита действовали в рамках системы достаточно эффективно приблизительно до середины 70-х гг., когда стали проявляться заметные симптомы приближающегося застоя в развитии экономики, особенно в сельском хозяйстве. Ситуация требовала радикального обновления всех сторон жизни общества, но деградирующая номенклатурная элита во главе с заболевшим лидером оказалась не в состоянии обеспечить качественное руководство страной. Технократическое крыло элиты во главе с А. Н. Косыгиным было оттеснено от власти, и Л. И. Брежнев сосредоточил в своих руках партийную и советскую власть. Конституция 1977 г. официально закрепила руководящую роль КПСС, а следовательно, и роль сложившейся элиты при полном отсутствии механизма ротации стареющей геронтократии. Удерживая деградирующего Брежнева на посту генсека, элита решала собственные личные и корпоративные проблемы, сохраняя непродуктивный курс конфронтационной внешней и консервативной внутренней политики.

Протекционизм и кумовство проникли в самые высокие инстанции. Брежнев назначал на высокие посты своих друзей, лично преданных клевретов и родственников. Эта порочная практика дублировалась на местах, многократно разрастаясь и усиливаясь. Кунаев в Казахстане, Алиев в Азербайджане, Рашидов в Узбекистане, Мжаванадзе в Грузии, Шакиров в Башкирии, Бодюл в Молдавии, Медунов в Краснодарском крае, и другие допустили значительные извращения кадровой политики и личные злоупотребления властью. (Справедливости ради следует заметить, что масштабы тех злоупотреблений не идут ни в какое сравнение с коррупцией современной демэлиты, называемой в народе ворократией.) Представители здоровых сил в партии П. Машеров в Белоруссии, А. Снечкус в Литве, братья Стародубцевы в Тульской области и многие другие не смогли противостоять напору бюрократического консерватизма, но в обществе нарастало понимание необходимости обновления политической элиты.

В 70-х гг. массовое пополнение номенклатурной элиты снизу, как это было во время ленинского призыва и после сталинских репрессий, фактически прекратилось. В партийно-элитном строительстве утвердилась практика индивидуального отбора молодых коммунистов, не связанных с социально-клановыми группировками, не запятнанных каким-либо образом и продемонстрировавших свою надежность и дисциплинированность. Будучи всем обязанные местной административно-политической группе руководителей, в круг которых они были допущены, новобранцы стремились любой ценой делать карьеру, воспроизводя дух и букву существующих партийно-элитных отношений. Именно так росли по иерархической лестнице М. С. Горбачев и Б, Н. Ельцин, Э. А. Шеварнадзе, А. Н. Яковлев и другие партчиновники, известные своим славословием вождям и бюрократическими прожектами и инициативами. (Например, А. Н. Яковлев по своей инициативе подготовил проект постановления ЦК КПСС о повышении политической бдительности, запрещавший историкам работать в спецфондах архивов, использовать «фальсификаторскую» зарубежную научную литературу, а Б. Н. Ельцин уничтожил дом Ипатьевых — место расстрела царской семьи и построил самое высокое в стране здание обкома КПСС.)

Значительную роль в таком воспроизводстве элиты играла система высших партийных школ и Академия общественных наук при ЦК КПСС. Если в 20-х гг. эта система была необходима в условиях острого кадрового дефицита и малочисленности партийной интеллигенции, то при наличии разветвленной системы высшего образования, считавшегося одним из лучших в мире, партийные вузы стали анахронистическим элементом, усиливающим отчуждение властной элиты от народа. Выпускники этих школ просто натаскивались на управленческую работу и прямо направлялись в эту систему, практически независимо от своих личностных качеств, ощущая свою избранность. Культивирование привилегированной системы подготовки партийно-государственных служащих как якобы настоящей элиты общества закономерно вызывало недовольство вузовской интеллигенции и в конечном счете опосредованно подрывало политический режим. Настоящая элита — лучшие и наиболее подготовленные кадры, обладающие личными, в том числе харизматическими способностями — формируется стихийно. Чем более формализуется этот процесс, тем меньше в нем действительно лучших и интеллектуально развитых людей. Толпа партчиновников, рыщущих в поисках теплых местечек и покровителей, своей псевдодеятельностью могла привести только к краху советской системы, превратившуюся, как говорил Ленин, в «поганое стойло карьеристов», разменявших власть на собственность.

Усиливающееся отчуждение псевдокоммунистической элиты от народа объективно создавало предпосылки для формирования демократической оппозиционной контрэлиты. Эти функции выполнило так называемое диссидентское движение, к которому примкнули, с одной стороны, часть сторонников демократического социализма, требовавшие решительной десталинизации общества, с другой стороны, — сторонники либерально-демократической ориентации буржуазного типа. При всей своей разнородности и аморфности, это движение подготовило кадры и, самое главное, сформировало комплекс идей и аргументов в пользу демократических преобразований. Несмотря на аресты практически всех участников движения и его фактическую ликвидацию в организационном плане, это движение заложило основу для развития антисоветских, антисоциалистических партий и организаций. Такой результат деятельности диссидентов был вполне прогнозируем как органами госбезопасности СССР, осуществлявших целенаправленное преследование диссидентских организаций, так и зарубежными спецслужбами, осуществлявшими финансирование движения, его популяризацию на радиостанциях «Свобода» и «Голос Америки». Следует признать, что деятельность США в этом направлении оказалась не в пример эффективнее деятельности госорганов СССР, финансировавших коммунистические и национально-освободительные контрэлиты во всем мире.

Негативно оценивая политику и деятельность политической элиты СССР, не сумевшей реализовать наличный потенциал социализма, следует отметить, что особую роль в этом сыграла целенаправленная и систематическая политика политической элиты США и всей западной цивилизации. П. Швейцер с гордостью пишет в своей книге «Победа»: «Советский Союз развалился не в результате стечения обстоятельств, не благодаря тому, что нам благоприятствовало время. Советский Союз не был организмом, способным на самопожирание ни в какой международной ситуации. Это именно американская политика смогла изменить и изменила ход истории.... неспособный прибегнуть к внутренним лекарствам, которые могли бы оживить или по крайней мере устранить симптомы болезни, этот организм наблюдал атаку на свои основные органы». П. Швейцер подробно перечисляет объекты этих атак, тактику действий США и с обидой заключает, что современная историография приписала Горбачеву все заслуги за такое окончание холодной войны — «Это воистину курьезный подход, все заслуги приписывать побежденному, а не победителю».

Начало перестройки, провозглашенной М. С. Горбачевым, воодушевило всю страну. Все помнили кратковременное правление Ю. В. Андропова, приведшее к улучшению экономической ситуации, и надеялись на повторение эффекта при новом молодом красноречивом руководителе. Сам Горбачев был представителем новой волны политической элиты, приведенной к власти Андроповым — человеком незаурядным, хитрым, властным и в то же время по-своему преданным идеалам социализма.

Хотя симптомы кризиса были налицо (тотальный дефицит, снижение темпов производства), тем не менее самого кризиса не было, как не было признаков политических потрясений. Лозунг «обновления социализма», его демократизации был с радостью воспринят населением, предполагавшим, что речь идет о конвергенции социализма и общечеловеческих ценностей. Политическая элита раскололась на ряд субэлит по критерию оценки степени допуска в политическую и экономическую жизнь несоциалистических элементов. Консервативное крыло (И. К. Полозков) выступало за ограничение масштабов перестройки и сохранение политических основ социалистической государственности по типу китайских реформ. Демократическая субэлита в КПСС (А. Н. Яковлев, Ю. Н. Афанасьев, Г. X. Попов), вдохновляемая созданными на базе возродившегося диссидентского движения либерально-демократическими антисоветскими движениями и организациями, требовала доведения перестройки до полного крушения социализма и роспуска советской «империи». М. С. Горбачев и его окружение пытались проводить центристскую политику и в конечном счете попали в настоящее болото. Не доведя экономической реформы до логического конца — создания многоукладной экономики и резко ухудшив экономическую ситуацию, горбачевская субэлита отпустила политические вожжи и антисоветская контрэлита получила отличный шанс реализовать свои далеко идущие замыслы. Отданные в распоряжение оппозиции средства телевизионной информации повели кампанию обработки населения в антисоветском духе, что предопределило выжидательную реакцию народа на попытку консервативного крыла политической элиты воспрепятствовать развалу СССР в августе 1991 г. Крах ГКЧП был концом всей коммунистической элиты, еще раз показавшей свою неспособность решить актуальную задачу сохранения Советского Союза как великой сверхдержавы.

В конце августа 1991 г. Президент России подписал серию указов о запрете КПСС и ликвидации ее имущества, которые поставили крест на формальном функционировании коммунистической элиты. Решения Конституционного Суда, отменившего ряд положений указов как неконституционных, создали предпосылки для формирования новых партийных структур и новой коммунистической элиты. Большая часть бывших высших партийных чиновников заявила о своем разрыве с коммунистической идеологией. Значительная часть партии — 9/10 ее состава — покинула ряды комдвижения. Оставшаяся верной коммунистическим идеалам часть партии сформировала новое руководство из числа бывшего консервативного крыла КПСС. Лишенное привилегий и собственности, подвергающееся административным гонениям и диффамации в средствах массовой информации, новое руководство воссозданной КПРФ во главе с Г. А. Зюгановым фактически образовало коммунистическую контрэлиту, ведущую борьбу за власть. Как и 90 лет назад, эта неформальная группа коммунистов вновь встала на путь борьбы за построение в России общества социальной справедливости. В какой мере коммунистическая контрэлита учтет чрезвычайно противоречивый исторический опыт функционирования и деятельности большевистской и номенклатурной элиты советского времени покажет будущее.