Понятие субъективной стороны преступления

1.2 Понятие субъективной стороны преступления

Субъективная сторона преступления – это внутренняя психологическая характеристика преступного поведения, заключающаяся в психическом отношении преступника к совершаемому преступлению в целом и его отдельным юридически значимым элементам объективного характера (общественно опасному действию или бездействию, преступным последствиям, причинной связи между действиями и последствиями, месту, времени, способу, орудиям, средствам и другим обстоятельствам совершения преступления) в частности. Она является относительно сложным образованием, состоящим из ряда взаимосвязанных социально – психологических элементов, имеющих общее и особенное уголовно – правовое значение. К ним относятся: вина, мотив и цель преступного поведения, эмоциональное состояние лица в процессе совершения преступления.

Под установлением субъективной стороны преступления понимается процесс установления в деянии субъекта признаков умысла или неосторожности, указанных в законе, выяснение вида, содержания и направленности умысла, содержания неосторожности, мотивов, цели преступления и иных признаков субъективной стороны и определение степени вины преступника [15, с. 30].

При установлении субъективной стороны преступления следствие и суд нередко испытывают значительные трудности. И это понятно: нужно исследовать не только внешнюю сторону действий обвиняемого, но и внутреннюю, психическую сторону этих действий, "помыслы и чувства" обвиняемого, его мотивы и желания. Причем, естественно, трудно ждать от обвиняемого чистосердечных показаний по этому вопросу. Психика (психическое) представляет собой внутреннее содержание жизни человека, его мысли, чувства, намерение, волю. Психические процессы обычно подразделяются на интеллектуальные (познавательные), эмоциональные и волевые. При этом надо иметь в виду, что такое деление является условным и в отдельности (сами по себе), такие процессы не существуют. Лишь в единстве, в тесном сплаве интеллекта (познания), чувства и воли и существует психика человека. Тем не менее, для уяснения содержания и значения, как в целом субъективной стороны преступления, так и образующих ее признаков привлечение внимания к составляющим психику элементам (процессам) является не только полезным, но и необходимым. Каждый из признаков, образующих субъективную сторону преступления, характеризует психическое содержание. Основным признаком субъективной стороны преступления уголовно – правовая наука считает вину. И это обоснованно. Поведенческий акт может быть признан преступлением лишь при наличии вины человека, его совершившего. Вина – понятие юридическое (уголовно-правовое, административно–правовое и гражданско-правовое). В то же время оно имеет глубинное психологическое содержание.

Мотив и цель преступления, а также эмоциональное состояние субъекта в момент совершения преступления – понятия, непосредственно заимствованные из психологии, но в уголовном праве имеющие узко юридическое толкование, ограниченное потребностями уголовной ответственности. И эти нормативные ограничения формально отодвигают основополагающие с точки зрения психологии элементы поведенческого акта (мотив, цель, эмоции) на второй план, делая их факультативными (необязательными) признаками субъективной стороны преступления.

Они становятся обязательными лишь тогда, когда в диспозиции статьи Особенной части УК в отношении их имеется прямое указание (убийство по мотиву религиозной ненависти – п. "л" ч. 2 ст. 105; изготовление в целях сбыта поддельных денег – ст. 186; причинение вреда здоровью в состоянии аффекта – ст. 113 и т. д.). Хотя, и это нужно подчеркнуть, при анализе любого деяния они по сути своей являются ключевыми факторами в понимании субъективного отношения лица к своим действиям и их последствиям. Общеизвестно, что вину лица невозможно установить без анализа того, что хотел преступник, какие цели он перед собой ставил, в каком состоянии находился. Установление вины вне мотивации, целеполагания и состояния субъекта в момент совершения преступления может носить лишь формальный оценочный характер. Поэтому попытки некоторых ученых представить вину, мотив и цель взаимосвязанными, но различными и самостоятельными формами психической активности, которые не включаются друг в друга [17, с. 36], не совсем корректны. Мотив и цель прямо "не входят" в вину лишь по воле законодателя, который, упрощая и формализируя ее в прагматических целях (мотивы и цели – трудно доказуемые обстоятельства), обрисовывает ее формы вне психологического ядра поведения (мотива и цели), хотя оно и входит в вину по своей сути. Косвенно мотивы и цели преступления представлены в виде нормативных положений: лицо желало или не желало наступления общественно опасных последствий. Поэтому те специалисты уголовного права, которые, различая вину, мотив и цель, как-то включают последние в вину, стоят ближе к психологическому пониманию данного вопроса, то или иное вхождение мотивов и целей в вину совсем не означает утраты ими своего собственного психологического и – в определенных законом пределах юридического значения. Это свидетельствует лишь о реальной взаимосвязи различных элементов субъективного отношения преступника к совершенному деянию.

Уголовное право обоснованно тяготеет к формальным и прагматичным границам понятий. Оно использует условные дифференциации, что облегчает правовой анализ. Но такое тяготение, обусловленное задачами уголовного права, не может быть определяющим, когда оно заимствует естественнонаучные понятия, имеющие объективно заданную систему взаимосвязей. Игнорирование этого обстоятельства может быть одним из условий объективного вменения.

Внутренняя психологическая характеристика преступного поведения субъекта, его отношение к совершаемым общественно опасным действиям, их социально вредным последствиям и другим объективным признакам занимает особое место в составе преступления как основания уголовной ответственности. И это находит прямое отражение в законе. УК РФ 1996 г. в своей Общей части около 50 раз прямо обращается к терминам вины (умысла и неосторожности), мотива и цели преступления. Косвенное присутствие этих понятий наличествует во многих разделах Общей части, особенно там, где решаются вопросы назначения наказания, освобождения от уголовной ответственности и наказания, ответственности несовершеннолетних и т.д. На субъективную сторону прямо и косвенно указывается в каждом составе преступления Особенной части УК: прямо – во всех случаях описания преступлений, совершаемых только по неосторожности (их около 50), и некоторого числа деяний, совершаемых умышленно (около 10); косвенно – при описании остальных умышленных деяний (более 200), поскольку в соответствии с ч.2 ст.24 УК в тех диспозициях статей Особенной части, в которых нет указания на неосторожную вину, ответственность возможна лишь при умышленном совершении преступления.

Такое внимание уголовного законодательства к субъективной стороне преступления обусловлено двумя основными обстоятельствами. Во–первых, провозглашение преступными тех или иных общественно - опасных действий жестко и однозначно связано с уголовной ответственностью лиц, их совершивших. Степень, формы и виды вины могут быть самыми разными, но вне установления конкретной ее формы и вида уголовный запрет утрачивает свой изначальный практический смысл. Реализация ответственности без конкретно установленной вины делает ненужным само существование уголовного права, ибо невозможно обеспечить законность, не соблюдая принципа ответственности за вину.

Во-вторых, субъективная сторона занимает основную долю доказательственной деятельности на предварительном следствии и в суде и вызывает основные споры государственного обвинения и защиты; более половины следственных и судебных ошибок приходятся на субъективную сторону преступления

Неполное, неточное, ошибочное или предубежденное установление (оценка) психического отношения субъекта к своим действиям и их последствиям является не только наиболее распространенным, но и самым грубым, а при определенных условиях и уголовно наказуемым нарушением принципа субъективного вменения (ст.299, 303, 305 УК РФ).

Субъективная сторона преступления, включающая в себя вину, мотив, цель преступления и психическое состояние преступника во время совершения преступления, является неотъемлемой частью любого состава преступления. Она имеет важное значение не только для обоснования уголовной ответственности и квалификации деяния, но и для назначения наказания, освобождения от уголовной ответственности и наказания, определения вида исправительного учреждения, а также для выработки стратегии и тактики ресоциализации осужденного и его исправления.

На статистическом уровне анализа различных элементов субъективной стороны решаются многие криминологические вопросы личности преступника, мотивации преступного поведения, его причинности и предупреждения. Значение принципа ответственности за вину в уголовном правосудии состоит в том, что он обеспечивает практически правильное применение уголовного закона к конкретным случаям совершения преступления, нацеливая деятельность судебных и следственных органов в исследовании фактических обстоятельств каждого дела на выяснение наиболее глубокой сущности содеянного - того действительного отношения лица к интересам общества, которое было проявлено в умышленном или неосторожном совершении лицом общественно опасного деяния [33, с. 61].

2. Мотив и цель, и их правовое значение   2.1 Понятие вины

Согласно ст. 14 УК РФ преступным признается лишь такое общественно – опасное деяние, которое совершается виновно. Без вины нет преступления, и лицо, какие бы социально опасные последствия от его действий не наступили, не подлежит уголовной ответственности и наказанию. Значение вины многоаспектно. Анализ научной литературы и действующего законодательства по проблемам вины показывает многофункциональное значение данной категории.

Так, в УК РФ законодатель под виной понимает не только институт уголовного права – глава 5, но и отождествляет ее с субъективным умением (этот вывод можно сделать из ч. 2 ст. 5 УК РФ). Кроме того, он рассматривает вину как непременное условие уголовной ответственности за совершение общественно опасного деяния (ч. 1 ст. 5 УК), выделяет как принцип уголовного права (название ст. 5) и называет ее одним из основных признаков в понятии преступления (ч. 1 ст. 14 УК РФ).

Еще более обширное функциональное назначение вины дастся в науке уголовного права.

Вина, по общему признанию, относится к субъективной стороне преступления, но соотношение этих категорий в уголовно-правовой литературе – предмет продолжительной дискуссии. Некоторые ученые рассматривают вину как синоним субъективной стороны преступления, высказывается и противоположная позиция.

Вина есть совокупность юридически значимых признаков, необходимых и достаточных для официального признания того, что данное деяние совершено – умышлено и неосторожно - именно данным лицом. Субъективная сторона, являясь более емким понятием, не исчерпывается содержанием вины, субъективная сторона якобы включает наряду с виной и другие психические моменты (мотив, цель, эмоции). Данная точка зрения получила распространение и в учебной литературе.

Ответ на этот вопрос можно получить лишь после раскрытия содержания вины и ее компонентов.

Субъективная сторона преступления есть совокупность признаков, необходимых и достаточных для юридически значимой характеристики психического отношения субъекта к своему преступлению и его последствиям то есть для официального признания того, что данное деяние было умышленно или неосторожно совершено именно данным лицом. Сравним предложенные определения.

Субъективная сторона включает только психологическую характеристику преступления, только умысел или неосторожность, а в особых случаях – еще мотив и цель. Особенно важно, что наличие этих признаков может предполагаться заранее. Так, о любом прошлом, нынешнем или будущем хищении можно с абсолютной уверенностью сказать, что оно совершено умышлено, потому что похитить можно только с прямым умыслом.

Констатация вины требует выявления не только психологических, но и всех иных, в том числе объективных факторов и признаков. Суждение о вине есть итоговое суждение и о преступлении, и о субъекте, его ответственности, и о многом другом.

Границы и условия применения принципа вины определяются во многих нормах Общей и Особенной части УК. Например, глава 5 УК так и именуется "Вина". Тем не менее, ни уголовное законодательство прошлого, ни действующий УК, употребляя этот термин, не дают ее законодательного определения. Понятие вины обычно раскрывается через нормативное описание ее форм и теоретическое обоснование. В некоторых исследованиях акцент сделан на этическое предназначение вины, что вина это моральный, нравственный упрек личности за содеянное им. Достаточно часто в научных работах вина рассматривается как субъективное основание ретроспективной уголовной ответственности, то есть то, что противоположно по своей сути позитивной ответственности. Эта позиция уходит своими корнями еще в дореволюционное право России. Так, например, С. Г. Фельдштейн основное предназначение вины видел в качестве критерия наказания. Этот вывод сторонниками данного понимания вины делается на том основании, что в процессе совершения преступления социально – психологический механизм восприятия действительности личности отражает не только нормативные требования, которые предъявляет общество к поведению (в том числе и преступному), но и те правовые последствия, которые могут наступить для этой личности. В некоторых работах вина представляется как регулятор преступного поведения. Порой она отождествляется с причастностью "...личности к противоправному поведению и его последствиям". Распространенной является трактовка вины как психического отношения к совершаемому преступлению или психическую оценку поведения. Понималась и понимается вина как признак преступления. Данное теоретическое положение нашло отражение в Уголовном Кодексе России 1996 года. И, хотя в ранее действующем Законодательстве признак виновности не указывался, при определении преступления он всегда подразумевался, и его всегда указывали как теоретики, так и практики. В значительной части научных трудов вина трактуется многоаспектно, в них, по сути дела, указываются почти все вышеперечисленные характеристики вины или большинство из них. Имеются и другие определения вины. Некоторые ученые в одном научном исследовании вину рассматривают в одном контексте и понимают под ней одно, а в другой работе она рассматривается и трактуется в ином аспекте.

Неоднозначное понимание вины в уголовном законодательстве и в науке уголовного права сказалось и на понимании ее в следственно – судебной практике. Можно с уверенностью утверждать, что воззрение практического работника на понимание вины в значительной мере определяется тем, какое научное направление в вопросах вины имело место в вузе, на факультете (или даже на кафедре), которые он окончил. Разноречивости в понимании вины способствует и законодатель, потому что не дает этого понятия в уголовном кодексе. И, хотя УК 1996 года сделал существенное продвижение на пути осуществления субъективного вменения при разрешении уголовных дел, что выразилось в изменении понятий умысла, неосторожности, определения случая и т.д., но все-таки понятия вины не дал. Между тем оно необходимо. И не только для смягчения разногласий между различными точками зрения. Оно необходимо, во-первых, для того, чтобы определить природу вины как психического феномена, проявившегося при совершении социально значимого деяния. Во-вторых, необходимо для выяснения того, что образует содержание вины и ее сущность. В–третьих, оно нужно для того, чтобы определить, к чему устанавливается, точнее, имеется виновное отношение – к деянию, его последствиям или преступлению в целом. В–четвертых, это понятие необходимо для уяснения того, является ли вина проявлением только осознанного или бессознательного психического, или же она есть результат взаимодействия того и другого. В–пятых, оно нужно для определения значимости вины в субъективном вменении.

Слово "вина" в русском языке имеет множество значений. Так, под виной понимаются и проступок, и преступление, и их причина, и ответственность за них и т.д. В уголовном праве под виной, прежде всего, принято понимать психическое отношение субъекта к совершаемому деянию. Такое понимание вины сложилось в результате дискуссии по проблемам вины, которая проходила в 50-е годы. В итоге дискуссии была отвергнута так называемая оценочная теория вины, которая рассматривала психическое отношение лица к совершаемому деянию и последствиям не как реально существующее, а лишь как оценку судом всех объективных и субъективных обстоятельств, связанных с преступлением, а также личностью преступника. Дальнейшие исследования понятия вины содействовали отрицанию не только оценочной деятельности суда как признака вины, но и признаков, характеризующих деяние, личность виновного, и других моментов. В определении вины подчеркивалась ее неразрывная связь с деянием, с преступлением путем указания на предмет психического отношения субъекта – деяние и его последствия. Итак, в ходе упомянутой дискуссии и в результате последующих исследований ученых – криминалистов "было сформулировано научно обоснованное материалистическое определение понятия вины, которое соответствовало советскому уголовному законодательству и из которого исходила теория советского уголовного права и судебная практика: вина – это предусмотренное законом и порицаемое советским судом от имени государства психическое, в форме умысла или неосторожности, отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию и его последствиям" [10, с. 69].

К этой "психологической" концепции вины склоняется и современная прогрессивная научная мысль. Ибо только эта теория дает возможность привлечь к уголовной ответственности лицо за объективно совершенное и субъективно "охваченное" деяние, т.е. за то, что лицо реально совершило, но в строгих рамках его желания, осознания и предвидения. Только на основе такого подхода уголовная ответственность может действительно строиться на виновности субъекта и быть справедливой. Только на этом пути создается возможность для внутреннего раскаяния лица за совершенное и принятия им примененных к нему уголовно – правовых санкций. Только при этих условиях возможен процесс переосмысления субъектом своего отношения к общественно опасному поведению, поскольку он знал и понимал, что делал; хотел наступления вредных последствий и предвидел их; должен был и мог их не допустить.

Итак, буду исходить из того, что вина – это правовая категория, обозначающая связь внутреннего мира человека с совершаемым противоправным деянием в виде психологического отношения к нему в определенных формах и являющаяся в силу этого одним из оснований субъективного вменения, квалификация содеянного, определения содержания и пределов уголовной ответственности за это деяние.

Сущность и понятие вины можно определить, прежде всего, как совокупность социально – психологических свойств, приобретенных в процессе социального общения и характеризующих отрицательное отношение личности к охраняемым уголовным законом интересам и ценностям общества, которое выражается по отношению к ним в общественно опасном, противоправном деянии [12, с. 120]. Применяя уголовно-правовую норму, правоохранительные органы не устанавливают этого отрицательного отношения субъекта к интересам личности и общества. Данное отношение трансформируется самим законодателем в уголовно-правовых нормах, социальная сущность вины получает юридическую оценку посредством ее описания в той или иной части УК Российской Федерации.

2.2 Мотив и цель как элементы содержания вины

Необходимой предпосылкой правильного понимания вины как субъективного основания уголовной ответственности является выяснение психологического содержания вины, т.е. тех психических мотивов, которые определяют и корректируют поведение преступника, характеризуя таким образом его отношение к своим действиям и их общественно-опасным последствиям, что, в свою очередь, позволяет судить о внутренней сущности данного лица, его отрицательном отношении к различного рода социальным ценностям, а иногда и к обществу в целом.

Основными сторонами психической жизни человека являются психические процессы (последовательность изменений психической деятельности при том или ином виде взаимодействия человека с миром, начиная от деятельности мышления и кончая двигательными реакциями); психические отношения (избирательные, активные, положительные или отрицательные связи человека с действительностью); психические состояния (общий функциональный уровень, на фоне которого развивается процесс); психические свойства личности (свойства отношений, состояний и деятельности). В психологическом содержании преступления также надо видеть эти стороны: субъективная сторона его (вина), во–первых, это психическое отношение субъекта к окружающей действительности и совершаемому деянию, во–вторых, это психический процесс, развертывающийся во времени, имеющий свою динамику, начало и конец; этот процесс протекает на фоне определенного психического состояния субъекта, которое нередко играет важную роль; в преступлении, в его субъективной стороне выражаются определенные психологические свойства, качества личности [17, с. 71].

Содержание вины, в конечном итоге, образуют и предопределяют через психические процессы, доминирующие отношения личности. Именно они в большей мере и глубже раскрывают, показывают нам внутренний мир человека, содержание его интеллектуальных, волевых и эмоциональных психических процессов, с помощью которых отличаются друг от друга внешне схожие, но социально различные действия и их последствия. Такими доминирующими отношениями при совершении социально значимых (в том числе и преступных) действий выступают:

Отношение лица к другим людям, обществу в целом, его ценностям (в том числе и правовым), идеалам (или наоборот, порокам);

Отношение к себе, своим потребностям, интересам, наклонностям, привычкам, смыслу своей жизнедеятельности;

Отношение к конкретным предметам внешнего мира, предметам своего удовлетворения через личностный смысл совершаемого и его социальной значимости. Без анализа этих отношений невозможно раскрыть содержание психического.

Коль скоро вина – это психическое отношение лица к доминирующим общественным отношениям выражается, проявляется через и посредством его противоправного деяния, то, как совершенно правильно подчеркивается юридической литературе, отношение это осуществляется осознанно, а само деяние выступает как сознательный волевой акт. Вне сознания нет отношения [37, с. 58]. Поскольку преступление всегда представляет собой конкретный акт человеческого поведения, то психологическая сторона его включает в себя все те компоненты (аспекты, моменты), которые присущи всякой человеческой психике, вступающей через посредство поступка человека, его деятельность в определенные отношения с окружающей средой, природой и обществом. Такими компонентами человеческой психики являются – интеллектуальный (познавательный), волевой и эмоциональный (чувственный). В жизни они тесно связаны и взаимообусловлены, образуя единый психический процесс, отдельные моменты которого могут быть выделены лишь условно и рассмотрены самостоятельно при теоретическом анализе для более глубокого уяснения их содержания и форм проявления. В этом можно убедиться, обратившись к структуре психической деятельности человека и тем этапам, которые она проходит в процессе его поведения. Как общеполезная, так и вредная деятельность человека детерминируется его материальными и духовными потребностями, которые в свою очередь, порождаются условиями жизни человека. На основании потребностей у человека возникают определенные интересы, на базе которых формируются побуждения (мотивы), обусловливающие постановку соответствующих целей.

Весь этот психический процесс имеет определенную эмоциональную окраску, происходит под контролем сознания и направляется волей лица, которое, осознав мотивы и цели, а также средства их достижения, принимает решение совершить определенные действия (или воздержаться от таковых).

Эти положения являются исходными в психологии, на них базируется и уголовное право, давая характеристику преступного поведения, спецификой которого является то, что лицом совершается общественно опасное деяние, влекущее за собой общественно опасные последствия.

Описывая субъективную сторону преступления, законодатель указывает на такие ее формы как умысел и неосторожность. Причем умысел делится на прямой и косвенный, а неосторожность на легкомыслие и небрежность. Описание этих форм также дается уголовным законом, в котором указывается, что "преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления" (ч.2 ст. 25 УК РФ); "преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично" (ч. 3 ст.25 УК РФ); "преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий" (ч.2 ст.26 УК РФ); "преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия" (ч. 3 ст.26 УК РФ).

Психологическое содержание вины, таким образом, включает в себя определенное состояние сознания и воли субъекта по отношению к содеянному – общественно опасному деянию и его последствиям. Однако совершенно очевидно, что описанное в законе состояние сознания и воли, образующие конкретные формы вины, как и в любом ином поведении человека, неразрывно связаны с эмоциональной (чувственной) стороной психической деятельности, мотивами и целями поведения лица. При конструировании как умышленной, так и неосторожной вины законодатель использует лишь два элемента психики – интеллектуальный и волевой. Однако, не включая мотив, цель и эмоции в определение форм вины, законодатель исходит из того, что эти компоненты человеческой психической деятельности всегда присущи человеческому поведению, в том числе и преступному.

Интеллектуальные моменты – это сознание лицом характера совершаемых действий, т.е. основанная на мышлении способность человека понимать фактическую сторону своих действий и обстоятельств, при которых они совершаются, так и их социальный смысл и значение. Важнейшей предпосылкой сознания характера своих действий является способность человека предвидеть их возможные последствия (фактическую сторону и социальный смысл), т.е. воспринимать причинную связь между действиями и последствиями. Совершая преступление, лицо охватывает своим сознанием объект преступления, характер совершаемых действий (бездействия), предвидит (либо имеет возможность предвидеть) последствия в материальных преступлениях. Если законодатель включает в число признаков преступления, например, место, время, обстановку, то осознание этих дополнительных признаков также входит в содержание интеллектуального элемента вины. Когда законодатель понижает или повышает уголовную ответственность за какое–либо преступление, учитывая смягчающие или отягчающие ответственность обстоятельства, то при совершении данного преступления эти обстоятельства должны охватываться сознание виновного.

Интеллектуальное отношение субъекта может быть неодинаковым по отношению к различным обстоятельствам. Одни обстоятельства могут быть осознаны определенно, другие – предположительно; одни отражаются в сознании правильно, адекватно, другие – в различной степени ошибочно.

Нередко лицо имеет возможность осознавать (предвидеть) определенные обстоятельства, но не воспринимает их сознанием. Нереализованная возможность в данном случае свидетельствует о том, что субъект располагал объективной информацией, и у него не было каких-либо препятствий к осознанию этой информации. Неосознание в данной ситуации тех или иных обстоятельств – также определенное психическое состояние, обусловленное личностными особенностями, которое зависит и от восприятия личностью тех раздражителей, которые воздействуют на нее.

Предметом волевого отношения субъекта служат те же фактические обстоятельства, которые составляют предмет интеллектуального отношения.

Воля – практическая сторона сознания, функция которой заключается в регулировании практической деятельности человека. Волевое регулирование поведения – сознательное направление умственных и физических усилий на принятие решения, затем на достижение поставленных целей, устранение препятствий или удержание от активности [10, с. 70]. Воля – это способность человека, проявляющаяся в самодетерминации и саморегуляции им своей деятельности. Благодаря волевым усилиям человек контролирует свое поведение, руководит своими действиями, подчиняет свое поведение правовым требованиям. Волевой акт предполагает постановку цели, планирование средств ее достижения, действие, направленное на ее осуществление.

В уголовном законодательстве волевые признаки виновного психического отношения принято выражать в желании наступления, в сознательном допущении последствий, в расчете на их предотвращение. Во всех случаях волевое отношение своим предметом имеет последствие, а различные формы вины характеризуются различным волевым отношением именно к последствиям. Действие (или бездействие) лица должны быть волевыми, они являются средством достижения его цели. В некоторых случаях причиной совершения преступления служат слабые волевые усилия, проявленные субъектом. Например, растерявшись, врач не находит правильных средств для оказания помощи больному, не ставит правильного диагноза, что влечет или может повлечь смерть больного. Подобные случаи могут повлечь уголовную ответственность лишь при условии, что субъект имел возможность проявить требуемые волевые усилия.

В ситуациях, когда волевой акт отсутствует (проспал, потерял), человек отвечает за то, что не использовал свой возможности для предотвращения вредных последствий. Это также характеризует отношение лица к интересам личности, общества, а поэтому установление признака реальной возможности имеет значение для установления наличия вины. Стоит описать и такие характеристики вины как направленность, объем и степень вины.

Судебной практике известны случаи несовпадения действительного содержания вины субъекта с фактически содеянным им. Поэтому в таких случаях решающее значение для установления субъективной стороны и квалификации преступления приобретают направленность умысла, раскрывающая его действительное содержание. Под направленностью умысла понимается "сосредоточенность сознания и воли лица под воздействием определенных мотивов на достижении конкретного, мысленно представляемого результата (поставленной цели), который должен наступить вследствие совершаемого им деяния" [16, с. 87]. Установление направленности вины – это частный случай конкретизации ее содержания. Содержание и направленность - это две стороны одного и того же явления – психического отношения субъекта к содеянному им. К существенным характеристикам вины следует отнести не только ее содержание и форму, но и объем вины, т.е. "совокупность психических отношений виновного ко всем объективным признакам преступления, инкриминируемым субъекту... Он устанавливает границы круга фактических обстоятельств, характеризующих юридическую сущность совершаемого деяния, виновное отношение к которым обосновывает возможность их вменения субъекту преступления" [16, с. 89].

Вина, являясь свидетельством "отрицательного отношения" может иметь различные степени, обусловливающие различную меру порицания лица и меру его ответственности. Степень вины определяется тяжестью провинности лица перед обществом и зависит от обстоятельств, как относящихся к составу преступления, так и находящихся за его пределами, а также от степени осознанности всех этих обстоятельств и характера мотивации поведения лица. Определение наличия и степени вины является завершающим этапом в решении вопроса об ответственности и наказуемости. Поскольку уголовное право исключает возможность объективного вменения, то все обстоятельства, влияющие на характер и степень общественной опасности совершенного преступления должны преломиться через содержание той формы вины, которая присуща вменяемому в ответственность преступления.

Уголовно-правовое значение вины трудно переоценить. Во-первых, исходя из принципа виновной ответственности, вина служит для отграничения преступных деяний от непреступных. В соответствии с ч. 2 ст. 5 УК РФ объективное вменение, т.е. уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается. Во-вторых, если законодатель дифференцирует ответственность в зависимости от формы вины, она влияет на квалификацию преступления. Например, убийство квалифицируется по ст. 105 УК РФ, а причинение смерти по неосторожности – по ст_. 109 УК РФ. Форма вины служит также разграничительным признаком умышленного и неосторожного причинения вреда здоровью (ст. 111 и 118 УК РФ) умышленным и неосторожным уничтожением или повреждением чужого имущества (ст. 167 и 168 УК РФ) и другими преступлениями. В–третьих, формы вины учитываются при законодательной категоризации преступлений. К преступлениям небольшой, средней тяжести и тяжким могут относиться как умышленные, так и неосторожные, а к особо тяжким преступлениям могут быть отнесены только умышленные преступления (ст.15УКРФ). Различие умышленной и неосторожной вины учитывается в целом ряде других случаев реализации уголовной ответственности и наказания (для определения оснований уголовной ответственности за предварительную и совместную деятельность, при отмене условного осуждения и условно – досрочного освобождения и т.д.).

3. Формы вины 3.1 Умысел и его виды

Уяснив понятие вины, то есть содержание этого важнейшего уголовно – правового института, принципа и общего начала уголовной ответственности, ее субъективного основания, перейдем к характеристике конкретных ее форм.

В самой общей первоначальной схеме вина делится в соответствии сч.1 ст.24УКна: умышленную; неосторожную. Затем, в свою очередь, умышленная вина подразделяется на различные виды прямого и косвенного умысла (ст.25УК), а неосторожная вина – на легкомыслие и небрежность (ст. 26 УК). Умысел как форма вины гораздо чаще предусматривается законодателем, чем неосторожность. Это обусловлено, прежде всего, традиционным представлением о большей тяжести умышленных деяний, которые криминализировались законодателем. Действующее уголовное законодательство характеризует умысел как психическое отношение, при котором лицо сознавало общественно опасный характер своего деяния или бездействия, предвидело возможность или неизбежность и желало или сознательно допускало наступление этих последствий. Прямой умысел включает в себя три взаимосвязанных признака: 1) осознание лицом общественной опасности своих действий (бездействия); 2) предвидение возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий; 3) желание их наступления. Косвенный умысел тоже предполагает три признака: 1) осознание лицом общественной опасности своих действий (бездействия); предвидение возможности наступления общественно опасных последствий; 3) нежелание, но сознательное допущение этих последствий либо безразличное к ним отношение. Первым общим признаком обоих видов умысла по действующему законодательству является осознание лицом общественной опасности своих действий (бездействия). Общественная опасность деяния, с точки зрения законодателя или правоприменителя, является сложным и многоаспектным понятием. Оно лежит в основе декриминализации деяний, категоризации преступлений по тяжести, назначении наказания и т.д.

Применительно к умышленной вине конкретных лиц это понятие употребляется в номинальном и упрощенном значении. Судебная практика исходит из того, что лицу достаточно лишь в общих чертах осознавать, что совершаемое им действие (бездействие) причиняет вред личности, собственности, общественному порядку и другим общественным отношениям, охраняемым уголовным законом. Большинство криминалистов также полагают, что содержание умысла – не что иное, как отражение психикой виновного объективных свойств общественно опасного деяния. Такое понимание содержания умысла обусловливало идеологизированный подход к оценке психического отношения лица к содеянному, в то время как задача юридической науки – установление отражения психикой виновного противоправного характера деяний. Поскольку уголовная противоправность служит юридической характеристикой общественной опасности, нас должно интересовать негативное отношение к правовым запретам, а не к социальной оценке содеянного. Однако сознание противоправности нельзя отождествлять с сознанием запрещенности деяния той или иной нормой. Сознание уголовной противоправности означает, что лицо, зная (хотя бы в общих чертах) об уголовной ответственности за деяния, которые оно совершало, понимало, что его деяния запрещены под страхом наказания.

Как и предшествующее уголовное законодательство России, УK РФ 1996 г. прямо не включает в формулу умысла осознание уголовно – правовой противоправности, являющейся юридически более точным выражением общественной опасности. Тем не менее, о правозначимом осознании общественной опасности действия (бездействия) можно говорить лишь в том случае, если это предусмотрено в законе. Осознание объективной вредности действия (бездействия), которое не признано преступным, оценивается как юридическая ошибка и исключает уголовную ответственность.

В реальной действительности осознание общественной опасности и уголовной противоправности исторически традиционных деяний (убийств, краж, грабежей и т.д.) практически едино. Оно формируется в процессе социализации, приобретения жизненного опыта, получения образования, чтения художественной литературы, просмотра фильмов и т.д. Но в действующем УК много норм, которые нельзя познать на бытовом уровне. А судебная практика продолжает идти по устоявшейся в советское время традиции: незнание уголовно – правового запрета лицом, совершившем преступление, не является законным основанием для освобождения его от уголовной ответственности, так как, с одной стороны, осознание противоправности не является юридически значимым элементом вины (противоправности нет в формуле вины), а с другой – уголовное право исходит из древней исторической презумпции: Ignorantia juris nocet – незнание закона не является оправданием. Эта формула римского права не закреплена в действующем законе и ее требование не может быть абсолютным при строгом соблюдении законодательно определенного принципа вины. Данное положение в отечественном законодательстве имеет своеобразную историю. В 20-е гг. советское уголовное право, критикуя буржуазную науку за приверженность такому формальному признаку, как противоправность, отдало предпочтение якобы не формальному, а материальному признаку общественной опасности деяния. Такой подход сохраняется и сейчас. Предполагается, что эта объективная категория, живущая вне нашего сознания, является сущностным признаком преступления. С точки зрения абстрактной теории, это может быть и так. Реально же преступлениями признаются далеко не все общественно опасные деяния, а многие из тех, которые значатся противоправными, не являются общественно опасными. Об этом свидетельствует уголовное законодательство 20-х, 60-х и 80-х гг., массовый процесс криминализации и декриминализации деяний. Поэтому если смотреть на общественную опасность преступлений через призму динамики уголовных законов и судебной практики, то они не подтверждают декларируемой объективности.

По действующему законодательству от субъекта требуется сознание общественной опасности деяния и его последствий. Полагать, что субъект при совершении преступления задумывается над общественной опасностью своего деяния, значит впадать в уголовно – правовую иллюзию, которая держится на идеализации социально-правовой действительности и высокого правосознания наших граждан. Единственной реальностью для правонарушения является возможное знание противоправности деяния, но ее в формуле вины (ст.25, 26 УК РФ), повторим еще раз, нет. В советских учебниках так и говорилось: "Противоправность есть юридическое выражение общественной опасности. Поэтому всякое противоправное деяние (в советском праве) общественно опасно, но не каждое общественно опасное деяние является обязательно противоправным. Осознание противоправности не имеет значения для признания прямого умысла, так как закон не включает сознание противоправности в формулу умысла". Такой подход подменяет четкий и понятный термин "противоправность" исторически неопределенным и ситуационно оценочным – "общественная опасность". Данный признак в формуле вины содержится с 20-х гг. и только в отечественном уголовном законодательстве и законодательстве ориентированных на него стран [28, с. 15].

Впервые термин "общественная опасность" был введен в понятие преступления УК РСФСР 1922 г. (ст. 6). Он был воспроизведен в УК РСФСР 1926 г. в понятии преступления (ст. 6) и в формуле вины (ст. 10). Какого – либо указания на противоправность в кодексах не было, да и не могло быть при наличии аналогии, которая позволяла привлекать к ответственности за деяния, не указанные в УК.

Ученые 20-40-х гг., выступающие против противоправности в формуле вины, откровенно говорили, что признание сознания противоправности элементом вины не должно иметь места ввиду того, "что 1) враги народа будут ссылаться на незнание закона и 2) малосознательные элементы не знают законов" [11, с. 354]. Эти "научные" доводы можно расценить как "протаскивание" принципа объективного вменения в классовых и бюрократических интересах.

Основы 1958 г. отказались от аналогии и ввели в понятие преступления уголовно-правовую противоправность, но формула вины в этом отношении осталась неизменной. Нет признака "сознание противоправности" и в определении умысла и неосторожности в УК РФ 1996 г. В нем, как уже говорилось, значится признак сознания общественной опасности действий (бездействия) и предвидение (непредвидение) общественно опасных последствий.

Введение в формулу вины признака сознания уголовной противоправности деяния – путь к преодолению имеющихся элементов объективного вменения.

Но для этого придется отказаться от фактической презумпции "никто не может отговариваться незнанием закона". Ныне же она позволяет не выяснять важного признака вины – сознания противоправности, а презюмировать его. И только в тех случаях, когда судом точно установлено, что подсудимый не только не знал о противоправности своих действий, но и объективно не имел возможности знать об этом, решение может быть принято в рамках субъективного вменения.

Сознание противоправности следует ввести в формулу вины, и уголовный закон должен содержать норму об ошибке в запрете. В параграфе 17 УК ФРГ, поименованном "Ошибка в запрете", говорится: "Когда у лица, совершающего деяние, отсутствует понимание того, что оно действует противоправно, то оно действует невиновно, если оно не могло избежать этой ошибки. Если лицо могло избежать этой ошибки, то наказание может быть смягчено..." Аналогичная норма имелась и в одном из проектов УК РФ, но она была отвергнута практически по тем же мотивам, которые приводились еще в 20-е гг. Введение такой нормы в наше законодательство при постоянной криминализации и декриминализации деяний (за время действия УК РСФСР 1960 г. в него, например, было внесено 700 изменений и дополнений, которые коснулись значительного числа статей Особенной части, причем некоторые из них изменялись по 2 – 3 раза), уследить за которыми не всегда успевали даже профессионалы, существенно осложнит доказывание вины. Но, может быть, эти трудности помогут избавиться от ситуационно рефлексирующего и политически конъюнктурного законотворчества и организовать широкое правовое обучение и воспитание населения вместо беспрецедентной пропаганды насилия и других форм преступного поведения с телевизионных экранов. Консервативность уголовного законодательства во многих странах обусловлена не только большим запасом его жизненной прочности, но и уважением к нему законодателей и всего народа. В этих случаях нормы уголовного закона действуют на протяжении нескольких поколений и усваиваются гражданами, как говорится, с молоком матери. Не случайно, например, УК ФРГ, принятый в 1871 г., после внесения в него необходимых изменений и дополнений, так и остался УК 1871 г. Аналогична ситуация в Великобритании, где наряду со статусным правом действуют многовековые прецеденты, в США и других странах.

Второй признак умысла – предвидение – не полностью совпадает при прямом и косвенном умысле. При прямом умысле имеется предвидение возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий, а при косвенном умысле – только предвидение возможности их наступления.

Предвидение как конструктивная часть формулы умысла в материальных составах означает мысленное представление лица о последствиях, которые могут наступить в результате его действия или бездействия. Прогнозируемые последствия могут быть самыми разными, ближайшими и отдаленными, юридически значимыми и нет. В действующем законодательстве речь идет только об общественно опасных последствиях, указанных в законе. Предвидение возможных последствий и развития причинной связи их возникновения, как правило, осуществляется на интуитивном практическом уровне, хотя при совершении некоторых преступлений возможно применение и методов научного прогнозирования. Однако в любом случае от виновного не требуется осознания всех деталей механизма причинной связи. Для констатации наличия рассматриваемого элемента вины достаточно, чтобы лицо в общих чертах предвидело наступление юридически значимых последствий как результата своих действий или бездействия. Ошибка прогноза отражается на вине субъекта. Он должен нести ответственность в рамках фактически содеянного и в пределах субъективного вменения. Например, производя выстрел при убийстве, виновный может точно не знать, попадет пуля в голову или в сердце, наступит смерть немедленно или спустя некоторое время. Для наличия умысла достаточно, чтобы субъект сознавал, что от его выстрела потерпевший может лишиться жизни.

Возможны случаи, когда вмешавшиеся посторонние силы (например, естественные силы природы, работа различных машин и механизмов, действия самого потерпевшего или других лиц) настолько изменяют развитие причинной связи, что предполагаемый виновным результат наступает, но не таким образом, как он его предвидел. Например, злоумышленник, желая убить потерпевшего, стреляет в него, но только ранит. Впоследствии на пострадавшего, находящегося в бессознательном состоянии, наезжает автомашина и в результате он гибнет. В подобных ситуациях отсутствует требуемое для умысла сознание развития причинной связи. Наступивший конечный результат не может рассматриваться, как причиненный умышленно, поэтому виновный должен нести ответственность за покушение на умышленное убийство.

Различия предвидения при прямом и косвенном умысле заключены в степени вероятности прогнозирования наступивших общественно опасных последствий. Вероятность предвидения при прямом умысле выше, чем при косвенном.

Для прямого умысла характерным является предвидение неизбежности наступления общественно опасных последствий. Так стреляя в упор в сердце другого человека, субъект предвидит неизбежность смерти. Однако в некоторых случаях желаемые последствия виновный может предвидеть только как реально возможные в данном конкретном случае. Например, виновный пытается с большого расстояния убить своего недруга выстрелом из пистолета, хотя понимает, что у него мало шансов произвести меткий выстрел. Косвенному же умыслу свойственно предвидение лишь реальной возможности наступления общественно опасных последствий, поскольку субъект считает их закономерным результатом развития причинной связи именно в данном конкретном случае. Поэтому косвенный умысел исключается, если виновный не распространяет возможность наступления вредных последствий на данный конкретный случай, а предвидит ее абстрактно, т.е. сознает закономерность наступления таких последствий в других аналогичных ситуациях [10, с. 13].

Предвидение лишь возможности наступления общественно опасных последствий судебная практика связывает именно с косвенным умыслом.

По приговору суда присяжных Ростовского областного суда от 15 сентября 1997 г. Селиванов осужден по ч.1 ст. 222, пп. "б", "в", "г" ч. 2 ст. 158, п. "в" ч. 3ет. 162, п.п. "з", "к" ч. 2 ст. 105 УК РФ. Согласно приговору суда, основанному на вердикте коллегии присяжных заседателей, Селиванов признан виновным в умышленном убийстве Драгневой, совершенном 10 января 1997 г. при разбойном нападении, а также в незаконном приобретении, передаче, перевозке, хранении и ношении огнестрельного оружия и краже имущества Данилова, Кассационной палатой Верховного суда РФ приговор в отношении Селиванова оставлен без изменения. Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте поставил вопрос о переквалификации действий Селиванова с п.п. "з", "к" ч.2 ст. 105 на ч.4 ст.111 УК РФ. Президиум Верховного суда РФ 13 мая 1998 г. протест оставил без удовлетворения, указав следующее. Как обоснованно утверждается в приговоре и в кассационном определении, вердиктом коллегии присяжных заседателей признано доказанным, что Селиванов в процессе завладения ценностями в магазине и с целью его облегчения выстрелом из обреза причинил продавцу Драгневой огнестрельное ранение шеи, от которого она скончалась, и что эти действия Селиванов совершил, не имея намерения лишить жизни Драгневу. Исходя из изложенных в вердикте коллегии присяжных заседателей обстоятельств, судья правильно признал установленным, что Селиванов совершил убийство Драгневой с косвенным умыслом, т.е., производя с близкого расстояния прицельный выстрел в шею потерпевшей с целью облегчить завладение ценностями, он предвидел наступление ее смерти и к этим последствиям относился безразлично. Поэтому изложенные в протесте доводы о необходимости переквалификации действий Селиванова на другой уголовный закон необоснованны [8]. Осознание общественной опасности деяния и предвидение вероятности наступления общественно опасных последствий осуществляются на рациональном уровне и образуют интеллектуальный момент вины в форме умысла (умышленной вины), оценка которого должна быть адекватной. Психология преодолела устаревшую концепцию интеллектуализма, согласно которой сознание полностью "управляет" поведением. В уголовном праве она пока существует, хотя в реальном поведении, в том числе и преступном, субъект, как правило, принимает решение действовать не столько на основе глубокого осознания и взвешивания вероятностей возможных событий, сколько под влиянием ситуационных эмоциональных состояний. Во избежание объективного мнения при оценке интеллектуального момента вины необходимо учитывать эмоциональное состояние субъекта. Отрицательные эмоции могут парализовать интеллект субъекта, сузить сферу его деятельности, снизить его прогностические возможности.

УК РФ учитывает это только при оценке совершения убийства, а также тяжкого или средней тяжести причинения вреда здоровью в состоянии аффекта (ст. 107 и 113), Но состояние сильного душевного волнения (аффекта) возникает не только при совершении названных преступлений и не только в результате неправомерных действий со стороны потерпевшего. Поэтому интеллектуальный момент вины следует устанавливать исходя из всех обстоятельств совершения преступления, а не презюмировать его, базируясь только на вменяемости лица и его возрасте.

Третьим и наиболее важным признаком умысла является желание или нежелание наступления прогнозируемых общественно опасных последствий. Желание или нежелание наступления общественно опасных последствий теория уголовного права традиционно относит к волевому моменту.

По этому признаку прямой умысел существенно отличается от косвенного. При прямом умысле виновный желает наступления общественно опасных последствий, которые он предлагает достигнуть в результате своих общественно опасных действий (бездействия). Наступившие последствия могут и не отражать конечных целей виновного, а служить лишь средством достижения более отдаленных целей, как преступных, так и непреступных.

Примером может служить "заказное" убийство руководителя предприятия с целью занятия его должности. Реализация или нереализация этой конечной цели в данном случае не имеют юридического значения, если виновный пытался достигнуть ее через убийство руководителя.

При косвенном умысле лицо не желает наступления общественно опасных последствий, но осознанно допускает их либо относится к их наступлению безразлично. Убегая из-под стражи, виновный стреляет в преследующего его милиционера и убивает его, хотя он не желал его смерти, а лишь стремился таким путем уйти от задержания. Но, стреляя в преследователя, он субъективно допускал, что может убить или тяжело ранить его, либо относился к таким последствиям безразлично, полагаясь на то, как получится, лишь бы избежать задержания. Нежелание наступления общественно опасных последствий связано с иным, более важным для субъекта желаниями (целями), при стремлении к которым наступление прогнозируемых лицом общественно опасных последствии является для него вероятностно прогнозируемым, но побочным результатом.

Действуя с косвенным умыслом, лицо сознательно допускает преступное последствие – не цель, не средство ее достижения, не этап на пути достижения цели. Виновный в этом случае занимает пассивную позицию по отношению к последствиям, поэтому преступления с косвенным умыслом (при прочих равных условиях) принято считать менее опасными, чем преступления, совершаемые с прямым умыслом. Преступное последствие в преступлениях, совершаемых с косвенным умыслом, не обусловлено мотивом. Напротив, оно может быть контрмотивом (слабой психологической силой, которая не останавливает лицо и не заставляет его отказаться от преступных действий). Чаще всего лицо относится к возможным последствиям отрицательно, оно не желает их наступления, поэтому эти последствия и превращаются в контрмотивы. Совершая преступление с косвенным умыслом, лицо может надеяться, что последствия почему–либо не наступят (надежда на "авось"), может надеяться на какие – то обстоятельства, позволяющие рассчитывать на предотвращение преступных последствий [34, с. 140].

Итак, предметом желания, целью действий виновного при прямом умысле является общественно опасное последствие, представляющее собой элемент (признак) данного состава преступления. При убийстве – это смерть потерпевшего, при краже – причинение имущественного ущерба и т. д.

Цели, которые ставит перед собой человек в своей деятельности, определяются его побуждениями (мотивами), поэтому преступное последствие, причиненное с прямым умыслом, являясь целью действий виновного, вытекает из мотива деятельности лица, определяется этим мотивом.

О желании наступления общественно опасного последствия при прямом умысле можно говорить в случаях, когда:

а) общественно опасное последствие является конечной целью действий виновного. Таким последствием может быть, например, смерть недруга при убийстве из мести, завладение имуществом при хищении и т. п. С наступлением этого последствия цель виновного достигнута, а его мотив удовлетворен;

б) общественно опасное последствие - не конечная цель, а промежуточная, выступает в качестве необходимого средства или этапа достижения конечной цели, самой по себе преступной или непреступной (например, убийство с целью скрыть преступление, либо хищение небольшой суммы денег при реализации умысла на хищение в крупных размерах).

Во всех этих случаях виновный относится к преступному результату, как к нужному ему событию. Наличие хотя бы одного из указанных вариантов свидетельствует о причинении преступного последствия с прямым умыслом.

Волевой момент косвенного умысла характеризуется, согласно закону сознательным допущением наступления общественно опасных последствий.

В отличие от прямого умысла, при косвенном умысле лицо не желает, а сознательно допускает наступление преступных последствий. При сознательном допущении преступное последствие не является целью действий виновного, ни средством ее достижения, ни этапом на пути к цели. Сознательное допущение характеризуется, прежде всего, нежеланием наступления общественно опасных последствий. Лицо, действующее с косвенным умыслом, не заинтересованно в наступлении этих последствий, хотя внутренне с ними соглашается, готово их принять ради достижения другой, преступной или непреступной цели. При этом стремление достичь поставленную цель бывает иногда настолько сильно, что сознание наступления побочных последствий не удерживает лицо от совершения действий, влекущих наступление этих ненужных ему последствий.

Сознательное допущение как волевой момент косвенного умысла может проявляться и в форме безразличного отношения виновного лица к возможности наступления общественно опасных последствий своих действий. В теории уголовного права указывается, что "иногда действующий с косвенным умыслом относится к преступным последствиям с полным безразличием" [17, с. 84].

Можно привести следующий пример.

Смирнов и Иванов по предварительной договоренности, с целью хищения вещей, проникли в дом 76-летней гражданки А., связали ее и вставили в рот кляп. В процессе связывания Смирнов нанес А. несколько ударов ногами по голове и другим частям тела, причинив тяжкие телесные повреждения, в том числе переломы костей носа, скуловых костей и основания черепа. Похитив интересовавшие их вещи, Смирнов и Иванов скрылись. А. в результате механической асфиксии, развившейся вследствие введения тряпичного кляпа в рот, на месте происшествия скончалась. Органы следствия действия Смирнова и Иванова квалифицировали по ч. 3 ст. 146 и п.п. "а", "г", "е", "н" ст. 102 УК РСФСР. Суд первой инстанции действия Смирнова, связанные с убийством А., переквалифицировал с п.п. "а", "г", "е", "н" ст. 102 УК РСФСР на ст. 106 УК РСФСР, а Иванова в совершении убийства оправдал. Однако такое решение Военной коллегии Верховного Суда РФ признано не соответствующим объективным данным, имеющимся в деле. Суд первой инстанции поверил объяснениям осужденных о том, что А. Они избили, чтобы сломить ее сопротивление, а не с целью убийства. Оставляя связанную потерпевшую с кляпом во рту, они рассчитывали, что утром к ней придут родственники и знакомые и ее освободят. Но эти объяснения противоречат объективным данным, которые установил суд. Осужденные знали о преклонном возрасте А., но применили к ней насилие, опасное для жизни, а затем, связав рук и ноги, оставили ее с разбитым лицом, с залитой кровью носоглоткой и с кляпом, закрывавшим дыхательные пути, забросав ее одеялом и матрацем. Для Смирнова и Иванова беспомощное состояние А. и физические страдания, которые она испытывала, были очевидными, но они безразлично относились к тому и к возможным последствиям, о чем заявили в суде. Они не являлись жителями деревни, где проживала потерпевшая, не были знакомы с ней, не знали об образе ее жизни и имеются ли у нее родные, а поэтому их доводы о том, что потерпевшую могли бы спасти ее родственники и знакомые, Военной коллегией признаны несостоятельными. Приведенным объективным данным, характеризующим умысел Смирнова и Иванова, суд не дал надлежащей оценки.

Военная коллегия, рассмотрев дело по протесту прокурора, отменила приговор и дело направила на новое судебное рассмотрение [4].

Иногда преступление с косвенным умыслом происходит одновременно с совершением другого преступления, осуществляемого с прямым умыслом.

Например, А. поджигает дом, чтобы отомстить своему соседу путем причинения ему таким образом имущественного ущерба. При этом он знает, что в доме находятся прикованные к постели люди, которые могут погибнуть при пожаре. В результате поджога сгорает дом и погибают находившиеся в нем люди. А. в данном случае виновен в уничтожении имущества, совершенном с прямым умыслом, а также в убийстве, совершенном с косвенным умыслом: он предвидел, что в результате его действия могут погибнуть люди, не желая их смерти, но сознательно допускал такой исход.

Наряду с материальными составами умышленных преступлений, в объективную сторону которых включены юридически значимые общественно опасные последствия, в УК есть так называемые формальные составы, объективная сторона которых ограничена лишь общественно опасными действиями или бездействием, например, бандитизм, пиратство, разбой и т.д. В этих случаях умысел формально включает в себя лишь осознание общественной опасности действия (бездействия) и желание его совершения. В деяниях с формальными составами могут быть самые разные общественно опасные последствия, наступление которых виновный предвидит, желает или не желает, но это находится в рамках формального состава и имеет значение либо как самостоятельное преступление, либо как отягощающее вину обстоятельство. В связи с тем, что косвенный умысел предполагает определенное психическое отношение лица к возможности наступления общественно опасных последствий сознательное их допущение, то принято считать, что область совершение преступлений с этим видом умысла ограничена только материальными составами.

В УК есть и "смешанные", формально-материальные составы. Например, уголовная ответственность за нарушение правил населения боевого дежурства (ч. 1 ст. 340) или правил населения пограничной службы (ч. 1 ст. 341) наступает при условии, если допущенные нарушения повлекли или могли повлечь причинение вреда безопасности государства. Верхней юридической границей умысла является сознание и желание, а нижней – сознание и сознательное допущение общественно опасного характера деяния. В указанных границах при совершении материальных преступлений умысел выражается в предвидении общественно опасных последствий действия или бездействия, соединенном с их желанием или сознательным допущением [19, с. 9].

Деление умысла на прямой и косвенный имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение. Без точного установления в деянии признаков прямого или косвенного умысла невозможно сделать вывод о наличии умышленной вины. Некоторые преступления могут совершаться только с прямым умыслом и, следовательно, при отсутствии его признаков отсутствует состав данного преступления. Можно привести следующий пример. Пермским областным судом 23 апреля 1998 г. Садиев осужден по ч. 3 ст. 213 и по ч.2 ст. 318 УК РФ.

Он признан виновным в хулиганстве, совершенном с применением ножа, и в применении насилия опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти Боринских в связи с исполнением им своих должностных обязанностей.

Заместитель прокурора Пермской области, не оспаривая приговор в отношении осуждения Садиева за хулиганство, в кассационном протесте поставил вопрос об отмене приговора в части его осуждения по ч. 2 ст. 318 УК РФ с направлением дела на рассмотрение, указав, что Садиев ударами ножа причинил работнику милиции колото – резаные ранения в левой паховой области и на левой ушной раковине и пытался нанести еще несколько ударов, т.е. совершил посягательство на жизнь работника милиции, в связи с чем органы предварительного следствия обоснованно квалифицировали его действия по ст. 317 УК РФ.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 30 сентября 1998 г. приговор Пермского областного суда оставила без изменения, а кассационный протест – без удовлетворения, указав следующее. Садиев осужден обоснованно. Доводы прокурора о необходимости изменения квалификации действий Садиева опровергаются материалами дела.

Вина Садиева в применении насилия, опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти установлена показаниями потерпевшего Боринских, свидетелей, работников милиции Вяткина, Фотина и других, протоколом осмотра места происшествия, заключением судебно-медицинского эксперта о тяжести причиненного потерпевшему телесного повреждения и другими доказательствами. Осужденный не отрицал, что причинил Боринских телесные повреждения ножом. Однако как на предварительном следствии, так и в судебном заседании он утверждал, что не имел умысла на посягательство на жизнь работника милиции. Показания Садиева об отсутствии у него умысла на убийство материалами дела не опровергнуты.

По смыслу закона лицо может быть признано виновным в посягательстве на жизнь сотрудника правоохранительного органа только при наличии прямого умысла, т.е. когда действия виновного свидетельствуют о том, что он предвидел наступление смерти и желал этого.

В протесте не приведены доказательства наличия у Садиева прямого умысла на убийство потерпевшего.

Высказывание осужденного во время совершения хулиганства, что он всех порежет, в том числе и себя, не свидетельствует о прямом умысле на убийство Боринских, поскольку конкретно кому–либо убийством не угрожал, а, как видно из его показаний, размахивал ножом, пытаясь закрыть дверь и не пустить сотрудников милиции в свою квартиру, в результате чего Боринских были причинены легкие телесные повреждения в паху и на левой ушной раковине. При таких обстоятельствах, оценив показания Садиева, потерпевшего Боринских и свидетелей в совокупности со всеми материалами дела, суд обоснованно пришел к выводу об отсутствии у виновного прямого умысла на посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа и правильно квалифицировал его действия по ч. 2 ст. 318 УК РФ как применение насилия, опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти [5].

Деление умысла на прямой и косвенный имеет также важное значение для отграничения покушения на преступление от оконченного преступления, поскольку теория уголовного права и судебная практика ограничивают возможность покушения на преступление лишь кругом преступлений с прямым умыслом.

Кроме того, деление умысла на прямой и косвенный имеет значение для индивидуализации наказания. По общем правилу считается, что общественная опасность преступлений, совершенных с прямым умыслом, выше, чем совершенных с косвенным умыслом. Это связывается с тем, что в первом случае осознание и воля виновного непосредственно направлена на совершение общественно опасного деяния и причинение преступных последствий.

Законодатель ограничивается указанием лишь на два вида умысла – прямой и косвенный. Однако теории уголовного права и судебной практике известны и другие виды умысла

В зависимости от степени определенности представления виновного об общественно опасных последствиях совершаемого им деяния умысел делится на определенный (конкретизированный) и неопределенный (неконкретизированный).

Определенный умысел характеризуется тем, что лицо четко представляет себе характер и размер последствий совершаемого им общественно опасного действия или бездействия. При этом определенный умысел может быть простым, когда виновный предвидит наступление одного преступного последствия, и альтернативным, когда виновный предвидит возможность наступления двух или более преступных последствий. Так, например, убийца, нанося удар ножом в сердце, действует с простым определенным умыслом, предвидя наступление смерти. Тот же, кто наносит жертве удар ножом в живот, действует с альтернативным умыслом, так как предвидит возможность наступления вследствие этого либо смерти потерпевшего, либо причинения тяжкого вреда его здоровью и желает или сознательно допускает наступление любого из этих последствий.

При неопределенном умысле преступное последствие хотя и предвиделось виновным, но не было конкретизировано. Это может быть, например, при посягательстве на жизнь и здоровье потерпевшего такими орудиями и средствами, применение которых может привести к самым разнообразным последствиям. Например, нанесение удара потерпевшему палкой по голове, нанесение ему удара камнем в голову, ударов ногами по голове, груди, животу. В этих случаях возможно причинение самых разных последствий – от смерти до легкого вреда здоровью. Теория уголовного права и судебная практика исходят в этих случаях из того, что ответственность определяется в зависимости от фактически причиненных последствии, так как виновный предвидел наступление любого из этих последствий и желал либо сознательно допускал их наступление. Однако такая квалификация будет обоснованной лишь в случае установления именно неопределенного умысла. Если же в конкретном случае и при ударе потерпевшего палкой по голове будет установлен прямой умысел на лишение жизни, то фактическое причинение потерпевшему менее тяжкого вреда (допустим, причинение вреда здоровью средней тяжести) следует квалифицировать как покушение на умышленное убийство. По времени возникновения умысел может быть заранее обдуманным в так называемых предумышленных преступлениях или внезапно возникшим в ситуационных или случайных деяниях.

Заранее обдуманный умысел может возникнуть задолго до непосредственного совершения преступления. Субъект заблаговременного готовится к его совершению, разрабатывает способы осуществления, производит подготовительные действия, обеспечивает алиби и т.д. То есть намерение совершить преступление и само преступление отделены друг от друга определенным промежутком времени.

Внезапно возникший умысел характеризуется тем, что он возникает внезапно и сразу же реализуется. Формируется в ситуации совершения преступления в условиях конфликта, в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, в иных обстоятельствах (например, при виде вещи без надзора), способствующих совершению преступления.

Оценка общественной опасности предумышленных и ситуативных деяний может быть разной. Предумышленные деяния обычно оцениваются как более опасные. Однако конкретная социальная оценка деяния и субъекта психологически готового совершению преступления в удобной для него ситуации (пожар, землетрясение, авария), также свидетельствуют о повышенной опасности и преступления, и лица, его совершившего. Уголовный кодекс в двух случаях считает преступление, совершенное с внезапно возникшим умыслом, менее опасным, когда он возникает под воздействием аффекта [30, с. 417]. Так, убийство или причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта выделено законодателем в самостоятельные составы преступлений со смягчающими обстоятельствами (ст. 107 и 113 УК РФ). Данное обстоятельство может учитываться и в рамках такого смягчающего обстоятельства при назначении наказания, как противоправность или аморальность действий потерпевшего, явившихся поводом к преступлению (п. "з" ч. 1 ст. 61 УК РФ).

3.2 Неосторожность и ее виды

Судебная практика в большей степени имеет дело с умышленными преступлениями в силу их значительной по сравнению с неосторожными преступлениями распространенностью. Однако, стоит отметить, что сегодня число преступлений, совершенных по неосторожности, постоянно возрастает. Кроме того, в условиях научно-технического прогресса значительно повышается опасность этих преступлений, особенно связанных с нарушением специальных правил в сфере использования техники, а также экологических преступлений. Достаточно по этому поводу вспомнить известные трагические аварии: на Чернобыльской АЭС, на теплоходе "Адмирал Нахимов" и некоторые другие. В связи с этим проблема уголовной ответственности за неосторожные преступления приобретает все более важное практическое значение.

Неосторожность – это особая форма психического отношения виновного к вредным последствиям совершенного им действия или бездействия.

В отличие от умышленной вины вина в форме неосторожности (неосторожная вина) возможна только при совершении преступлений с материальным составом преступлений, т.е. когда в диспозициях статей предусмотрены общественно опасные последствия, являющееся результатом действия (бездействия) виновного.

Содержание внутреннего отношения субъекта к наступившим последствиям главным образом и составляет неосторожную вину в двух ее видах: легкомыслия и небрежности (В.А. Нерсесян говорит об "осознанной неосторожности" и "неосознанной неосторожности" [31, с. 112]). Преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но при необходимой внимательности к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение.

Уголовная ответственность при небрежности наступает тогда, когда лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предвидеть.

Психологический механизм поведенческого акта при неосторожных преступлениях не отличается от механизма умышленных преступлений. И в тех, и в других есть соответствующее отношение лица к своим действиям (бездействию) и наступившим последствиям. Различия носят, в сущности, лишь нормативный характер. Из юридических формул преступного легкомыслия и преступной небрежности исключен признак осознания лицом общественной опасности (вредности, противоправности) своих действий или бездействия.

В реальной действительности такие действия (бездействия), в результате которых наступают общественно опасные последствия, существуют и в неосторожных деяниях, о чем упоминается в ст. 26 УК РФ, хотя сами по себе они не являются преступными, в связи с чем в неосторожных деяниях отсутствуют формальные составы. Однако действия (бездействие) в неосторожных преступлениях, как правило, являются административными, дисциплинарными, производственными, технологическими и иными нарушениями писаных правил или правил элементарной осторожности. Именно поэтому и возникает вопрос о необходимости предъявления лицом возможности наступления общественно опасных последствий в результате совершаемых нарушений и об уголовной ответственности при их наступлении. При неосторожной вине в виде легкомыслия (легкомысленной вине) субъект, совершая соответствующие действия (бездействия), как и при косвенном умысле, предвидит возможность наступления общественно опасных последствий. И если при косвенном умысле он, не желая их наступления, допускает их или относится к их наступлению с безразличием, то при легкомысленной вине лицо рассчитывает на их предотвращение, хотя и самонадеянно. Самонадеянность субъекта свидетельствует о том, что его предвидение было абстрактным и неопределенным, без точного представления развития причинных связей между своим поведением (нарушением) и возможными последствиями. Адекватность предвидения развития причинных связей и характера общественно опасных последствий исключила бы самонадеянный расчет на их предотвращение.

Закон указывает, что расчет на предотвращение общественно опасных последствий является самонадеянным, если осуществляется без достаточных к тому оснований. К ним относятся жизненный и профессиональный опыт, знания, навыки, реальные представления о механизме причинных связей, объективная оценка собственных возможностей и способностей. Критерием оценки недостаточности оснований, положенных субъектом в основу своего поведения, служит объективное наступление прогнозируемых последствий при субъективной надежде на их предотвращение. Выезжая на перекресток при красном свете, водитель автомашины сознает, что грубо нарушает правила дорожного движения, что в результате этого могут быть столкновения с пересекающим дорогу транспортом и наступление тяжких последствий, в том числе и для себя, но он надеется на мобильность своей машины, ее высокую скорость, внимательность других водителей, прежний успешный опыт таких действий и, наконец, на тормоза своей машины в случае необходимости. Расчет оказывается ошибочным, значит и самонадеянным, так как для него не было достаточных объективных оснований. При неосторожной вине в виде небрежности (небрежной вине), в отличие от легкомысленной, лицо, совершая действия или бездействие, не предвидит возможности наступления общественно опасных последствий, но при соответствующей внимательности и предусмотрительности, как полагает закон, должно было и могло по своим объективным и субъективным возможностям предвидеть эти последствия [28, с. 24].

Обязанность лица предвидеть общественно опасные последствия своих действий (бездействия), выраженная в законе словами "должно было", может вытекать из писанных или обычных, но общеизвестных правил предусмотрительности. Например, лицо, выбрасывая из окна квартиры, находящейся на пятом этаже, горшок с цветами в ночное время, не предвидит, что в эти часы под окном могут быть люди, но элементарные правила осторожности обязывали его осознать неправильность таких действий и не совершать их. Применяя этот объективный критерий должной предусмотрительности, судебная практика исходит не только из существующих писаных правил предосторожности, но и из усредненного понимания степени предусмотрительности применительно к любому "среднему" человеку или группам лиц определенной профессии или вида деятельности. Объективный критерий не учитывает индивидуальных особенностей конкретных лиц.

Субъективная возможность ("могло предвидеть") вытекает из индивидуальных особенностей субъекта, его возраста, жизненного опыта, образования, квалификации, эмоционального состояния и из той конкретной ситуации, в которой он действовал. Субъективный критерий в силу законодательно закрепительного принципа виновной ответственности и психологической теории вины является главным. Можно привести следующий пример преступной небрежности. Ленинским районным народным судом г. Красноярска Шибанов осужден по ст. 103 У К РСФСР. Он признан виновным в совершении умышленного убийства без отягчающих обстоятельств. 19 ноября 1993 г. Шибанов, находясь в своей квартире, во время употребления спиртных напитков со своим другом Федотовым и возникшей при этом ссоры, произвел выстрел из имеющегося у него обреза гладкоствольного охотничьего ружья в Федотова, в результате чего смертельно ранил его в голову. Судебная коллегия по уголовным делам Красноярского краевого суда приговор суда оставила без изменения. Президиум Красноярского краевого суда протест прокурора края о переквалификации действий Шибанов со ст. 103 на ст. 106 УК РСФСР оставил без удовлетворения. Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте поставил вопрос об изменении приговора и переквалификации действий Шибанова со ст. 103 на ст. 106 УК РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РФ 19 марта 1996 г. протест удовлетворила, указав следующее.

Как видно из материалов дела, Шибанов с Федотовым находились в дружеских отношениях. Летом 1993 года Шибанов передал Федотову находящийся у него неисправный обрез для самообороны в период поездки на отдых. Федотов обещал отремонтировать оружие и вернуть его, как только минует надобность в нем. 19 ноября 1993 г. в восьмом часу вечера Шибанов пришел в дом Федотова и пригласил его к себе в гости. В квартире Шибанова они выпили бутылку водки. В десятом часу Вечера Федотов из пальто достал обрез, взял его в правую руку и в беседе с Шибановым, находясь за столом, бесцельно размахивал оружием перед его лицом. Шибанову эти его действия не понравились, и он попросил Федотова убрать обрез, однако тот, не обращая внимания, продолжал разговор. Шибанов со словами "маши обрезом перед своим носом" резко повернул руку Федотова, в которой находилось оружие, в его, Федотова, сторону, в результате чего неожиданно произошел выстрел, и Федотов с ранением в голову упал на пол. Повернув руку Федотова, он, Шибанов, на спусковой крючок обреза не нажимал, не знал и не предполагал, что может произойти выстрел.

После случившегося Шибанов пришел к соседке Кристелюк, из квартиры которой по телефону вызвал "скорую медицинскую помощь" и милицию. На следствии и в суде Шибанов утверждал, что 19 ноября 1993 г. во время употребления спиртных напитков он с Федотовым не ссорился, не дрался, отношения были дружескими, умысла убить своего друга у него не было. В начальной стадии следствия он из чувства страха за содеянное дал показания, что якобы кто-то выстрелил в Федотова с лестничной площадки. Смерть потерпевшего он глубоко переживает и сожалеет о случившемся. Результаты следственного эксперимента с участием судебно-медицинского эксперта не противоречат показаниям Шибанова об обстоятельствах причинения ранения Федотову. Федотова – жена погибшего пояснила о том что у мужа с Шибановым были дружеские отношения. Вечером 19 ноября 1993 г. к ним пришел Шибанов, позвал мужа и они ушли. Их отношения в этот день, как и раньше, были доброжелательными. О наличии дружеских отношений между Шибановым и Федотовым подтвердили в суде их общие знакомые – свидетели Лобовцев и Касьянов. Показания Шибанова о передаче обреза Федотову подтвердил свидетель Голденок, который пояснил, что в сентябре 1993 г. к нему обращался Федотов с просьбой отремонтировать обрез.

Поскольку суд не установил умысла Шибанова на убийство Федотова и в деле не имеется таковых доказательств, следует признать, что Шибанов грубо нарушил правила обращения с оружием, резко направил кисть руки с обрезом Федотова в его сторону, полагая, что выстрела не произойдет. В сложившейся ситуации Шибанов должен был и мог предвидеть возможность выстрела, а потому его действия следует квалифицировать как убийство, совершенное по неосторожности в результате преступно-небрежного обращения с оружием [6]. Стоит отметить проблемный вопрос преступной небрежности. Традиционно к интеллектуальному моменту в неосторожной вине относят предвидение лицом общественно опасных последствий (при легкомыслии) и непредвидение таковых (при небрежности). Самонадеянный расчет на предотвращение прогнозируемых последствий (при легкомыслии) и объективно – субъективная возможность их предвидения (при небрежности) обычно считают частями волевого момент [24, с. 63]. Подобное сочетание признаков и моментов придает учению о неосторожной вине видимую стройность. Однако это - более чем условность.

Любой расчет, в том числе и самонадеянный, прежде всего интеллектуальная (рассчитывает не воля, а разум) и только потом – волевая деятельность, выразившаяся в не проявлении субъектом необходимых волевых усилий для более обстоятельного расчета возможности предотвращения общественно опасных последствий. Отнесение же к волевому моменту тезиса "должен был и мог предвидеть" следует рассматривать лишь как нереализованную потенцию сознания и воли вместе взятых. В действительности ни того, ни другого в небрежном поведении нет. Правы М.П. Карпушин и В.И. Курляндский, считавшие, что "искать волевое отношение человека к наступившим опасным последствиям при небрежности – безнадежное дело" [22, с. 191]. И это чревато скатыванием к оценочной теории вины (в уголовно – правовой науке такое скатывание даже оправдывается), а значит, и к объективному мнению.

Таким образом, действенную основу психологического отношения к общественно опасным последствиям (при самонадеянности) составляет только интеллектуальный момент. Воля по отношению к ним бездействует, хотя само поведение субъекта волевое, но мотивированное на достижении других результатов. При небрежности нет не только волевых усилий, направленных на причинение общественно опасных последствий, но и осознания возможности их наступления, т. е. здесь отсутствуют и волевой и интеллектуальный момент. А это значит, отсутствует и действенное психическое отношение субъекта к общественно опасным последствиям. Такое состояние можно охарактеризовать как бездействие психики к общественно опасным, но побочным последствиям, так как возможность – не действительность. В. А. Якушин без некоторых оснований называет такое психологическое состояние "психологическим вакуумом". "При такой трактовке вины, – пишет он, – объявить виновным можно кого угодно и за что угодно. Ибо всегда можно сказать, что лицо должно было и могло предвидеть, так как наделено разумом, волей, т.е. у него имелась возможность сознавать и предвидеть" [36, с. 47].

Как уже говорилось, психологический механизм поведенческого акта при небрежности ничем не отличается от действий при других формах вины. Имеющиеся различия носят не психологический, а нормативный характер. От законодателя зависит, какие общественно опасные последствия побочного характера считать неосторожно преступными. Только в связи с этим становится правозначимым и психологическое отношение субъекта к последствиям. По своей же психологической сути само действие (бездействие) при небрежности, в результате которого нарушаются правила предосторожности, – мотивированное и целенаправленное, волевое и сознательное. Если к такому деянию применить элементный анализ и условно, в отрыве от возможных последствий, описать его в терминах вины, как, например, любое не сопряженное с последствиями деяние с формальным составом, то оно может быть и умышленным, и неосторожным [36, с. 48]. В последнем случае объект может не сознавать нарушений правил предосторожности, хотя (по отечественной теории вины) он должен был и мог сознавать; не предвидеть наступления общественно опасных последствий, но (по той же теории) должен был и мог предвидеть ("двойная неосторожность"). При неосторожном действии в формальных деяниях (например, при клевете или оскорблении) нет состава преступления. Но в формуле вины неосторожности нет отношения лица к действиям, а значит, оно может быть как умышленным, так и неосторожным. Поэтому при неосторожном действии и неосторожных последствиях (например, уничтожение или повреждение лесов в результате неосторожного обращения с огнем – ч. 1ст.261УКРФ) может быть состав преступления при "двойной неосторожности".

Конечно, отсутствие действенного психического отношения к нарушению правил и их общественно опасным последствиям в широком понимании – тоже отношение, и отношение психическое. Если можно говорить о специфике, то она только в том, что рассматриваемое отношение представляет собой объективно-субъективную потенцию конкретного лица в конкретной ситуации [28, с. 29]. Но может ли это быть психологической виной, которая всегда реальна и предметна? Согласуется ли это с принципом субъективного вменения? Ответы на эти вопросы – отрицательные и неоднозначные, противоречивые.

Проблема уголовно-правовой небрежности – проблема мировая. Она дискутируется в науке и судебной практике не одно столетие. И это не случайно. Во–первых, небрежность лежит на границе преступления и случая. Достаточно только чуть – чуть расширительно истолковать понятие психического отношения, как случай переходит в разряд преступлений. Во–вторых, с небрежным поведением людей могут быть связаны исключительно тяжкие последствия мирового значения, например, взрыв на Чернобыльской АЭС. Эта опасность с развитием науки и техники постоянно возрастает и даже умножается.

Принцип субъективного вменения стимулирует юридическую науку и практику к ограничению ответственности за небрежность, а рост вреда человеку, природе, обществу, миру от небрежных действий – к расширению уголовной ответственности. Поэтому некоторые считают "конструирование составов оставления в опасности по небрежности" перспективным направлением в уголовном праве [22, с. 14]. В столкновении названных тенденций и рождается противоречивая теория и практика уголовной ответственности за небрежность. В этой борьбе побеждает житейская целесообразность, а не принцип виновной ответственности, что позволяет считать ответственность за неосторожность своеобразным остатком царившей некогда объективной ответственности. Главный аргумент, который выдвигается в защиту такого объективного вменения, носит не психологический, а нормативный оценочный характер: лицо должно было предвидеть общественно опасные последствия и могло это сделать (объективное долженствование и субъективная возможность). Далее эта правовая модальность идентифицируется с психическим отношением и даже социально-психологическими чертами личности. "Невнимательность, непродуманность, безалаберность, считал А.А. Пионтковский, свидетельствуют... о наличии определенного реально существующего в действительности психического отношения к наступившим последствиям. В другом месте он не только этизирует, но политизирует вину, расширяя ее до отношения к советскому государству, социалистической собственности, социалистическому общежитию. Тем самым Пионтковский повторяет идеи Б.С. Утевского, которого он жестко критиковал. Утевский же писал: "Уголовно-правовой упрек (при небрежности) вполне заслужен лицом, которое сознательно пренебрегает установленными в социалистическом общежитии правилами предосторожности..." [35, с. 215].Последующие исследователи неосторожности, как правило, повторяли положения оценочной теории вины, фактически идентифицируя вину с отрицательным отношением лица к ценностям социалистического общества. Это положение развивает В. Б. Квашис: "Рассмотрение неосторожной вины с аксеологических позиций приводит к необходимости такого понимания неосторожности, которое выходит за рамки психического отношения субъекта последствиям своих действий и их общественной опасности. Оно указывает на более широкое социально – психологическое и социально-политическое содержание неосторожной вины, выступающей в качестве одной из форм отрицательного отношения к ценностям общества. В конечном итоге, при таком подходе рассматривается не только и не столько в качестве сугубо психологической, сколько в качестве категории социально-этической, предполагающей порицаемость психологического отношения субъекта к содеянному с позиций коммунистической морали и нравственности" [23, с. 79]. Даже Г.А. Злобин, занимавший последовательную позицию о субъективном вменении, писал, что критика ошибочной "оценочной теории" оказалась односторонней, не способной заметить "рациональное зерно" в стремлении ее сторонников включить в содержание вины общественную оценку преступления [20, с. 19]. М.П. Карпушин и В.И. Курляндский подошли к этому вопросу еще более прагматично: "Мы придерживаемся мнения тех советских юристов, которые обосновывают вменение вреда от неосторожных действий не наличием соответствующей связи между психической оценкой человеком происходящего и фактически наступившими последствиями (при небрежности такой связи нет или почти нет), а неосмотрительностью, невнимательностью, проявленными человеком в поведении, предшествующем наступлению вреда" [20, с. 20]. При всей разноголосице мнений напрашивается ответственность за небрежность в той трактовке, как она представлена в отечественной науке и практике, не укладывается в принцип субъективного вменения. Может быть, были правы нормативисты, когда более ста лет назад писали, что на базе психологического понимания вины невозможно обосновать ответственность за небрежность? Видимо, сознавая это, некоторые ученые – правоведы не без оснований полагают, что небрежное поведение, являющееся результатом неосознанной неосторожности, должно быть исключено из круга уголовно наказуемых деяний; неосознанная неосторожность не может рассматриваться как форма вины, имеющая уголовно-правовое значение, она может обосновать только гражданскую или моральную ответственность. И с этим нельзя не согласиться. Но целесообразность, о которой пишут многие авторы, с не меньшей, а может быть, и с большей силой "давит" на общественное мнение. А оно, как правильно заметил Б. С. Никифоров, кое-как мирится с безнаказанностью случайного причинения, но категорическим считает "виновным" тех, кто причинил вред по небрежности [28, с. 44].

Чтобы избежать оценочных элементов объективного вменения при небрежности и остаться на позициях субъективного вменения В.В. Лунеев предлагает следующий путь – ограничить привлечение к уголовной ответственности за небрежность лишь случаями, где психическое отношение к деянию (к действиям и последствиям) в той или иной мере просматривается. Что касается профилактических мер, необходимых для предупреждения неосторожных преступлений, то они соответствуют двум группам факторов, лежащих в плоскости ситуации и личности субъектов преступной неосторожности. Применительно к первой из данных групп факторов основное внимание должно быть обращено на устранение тех объективных условий, которые связаны с созданием опасных ситуаций и наступлений преступного результата. Применение ко второй группе факторов, основные направления профилактики должны предусматривать комплекс мер по воспитанию всех граждан и должностных лиц в духе строжайшего соблюдения норм предосторожности и специально установленных правил; профессиональную и профотбор и др.

Рядом с небрежным преступлением стоит невиновное причинение вреда. По закону (ст. 28 УК) деяние признаётся совершенным невиновно, если лицо, его совершившее, не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своих деяний (бездействия) либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельством далее не должно было или не могло их предвидеть. Деяние признаётся также совершённым невиновно, если лицо, его совершившее, хотя и предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но не могло предотвратить эти последствия в силу несоответствия своих психофизических качеств, требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам. Невиновное причинение вреда, именуемое в судебной практике случаем или казусом, граничит, главным образом, с неосторожной виной, особенно в виде небрежности. Но ст. УК РФ даёт разграничение виновного и невиновного причинения вреда по основным признакам всех форм и видов вины. В первой части приведённой статьи формируются основные признаки полного отсутствия интеллектуального момента (осознания и предвидения) при казусе – так же, как при умышленной и неосторожной вине, как в формальных, так и в материальных составах преступлений – у лица, объективно совершившего общественно опасные или иные действия (бездействия), в результате которых наступили общественно опасные последствия.

Отсутствие сознания общественной опасности деяния и непредвидение возможности наступления общественно опасных последствий связано главным образом с личностными свойствами субъекта, его возрастом, опытом, образованием, квалификацией, психическим состоянием и т.д. Тогда же, когда лицо по обстоятельствам дело не должно было и не могло предвидеть наступления общественно опасных последствий, то на первое место выходят объективные возможности субъекта, включая его служебные профессиональные и иные функциональные обязанности. Совокупность субъективных и объективных "невозможностей" осознания и предвидения и дает основания признать действия (бездействия) лица, повлекшие общественно опасные последствия, невиновными.

Так, органами предварительного следствия Л. обвинялся в неосторожном убийстве С. совершенном при следующих обстоятельствах.

Несовершеннолетние Л., М., 3., Р., X. и С. приехали в охотничье зимовье. За ужином они выпили бутылку вина, после чего около зимовья по очереди стали стрелять по пустым банкам и бутылкам из самодельного пистолета. Сделав несколько выстрелов, С, X. и Р. вернулись в зимовье и сели за стол у окна, затянутого двумя слоями полиэтиленовой пленки, а Л., М. и 3. продолжали стрелять.

Около 18 часов, когда наступили сумерки, Л., будучи близоруким и находясь в нетрезвом состоянии, зарядил пистолет и со взведенным курком стал бегать около зимовья в поисках более крупной мишени, по которой можно произвести выстрел. Пробегая мимо зимовья, Л. споткнулся и, падая, непроизвольно нажал на курок пистолета. Произошел выстрел, которым сидевшему в зимовье напротив окна С. было причинено проникающее ранение левой половины грудной клетки с повреждением легкого, от которого наступила смерть. Районный народный суд оправдал Л. в совершении неосторожного убийства за отсутствием в его действиях состава преступления. В кассационном и надзорном порядке приговор был оставлен без изменения. Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте поставил вопрос об отмене всех судебных решении и направлении дела на новое судебное рассмотрение, указав, что Л. не предвидел последствий своих действий, но по обстоятельствам дела должен был и мог их предвидеть. Судебная коллегия Верховного Суда РФ протест оставила без удовлетворения, указав следующее.

На основании рассмотренных доказательств суд обоснованно пришел к выводу о том, что Л., пробегая под окном зимовья с заряженным пистолетом, дуло которого было направлено вниз, не предвидел и не мог предвидеть, что не заметит ведро, споткнется о него, падая, взмахнет руками, непроизвольно нажмет на спусковой крючок и произойдет выстрел в сторону окна зимовья, которым будет смертельно ранен С. Поэтому суд правильно пришел к выводу об отсутствии в действиях Л. состава преступления и постановил в отношении него оправдательный приговор [7].

Вторая часть ст. 28 УК предусматривает ситуацию, когда в психическом отношении лица к общественно опасным последствиям наличествует интеллектуальный момент: оно предвидит наступление общественно опасных последствий. Но его воля и мотивация направлены не на достижение прогнозируемых общественно опасных последствий, а на их предотвращение. Как видно, волевой момент здесь есть, но, образно говоря, с обратным знаком. Однако в силу несоответствия психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно – психическим перегрузкам, данное лицо не могло предотвратить названные последствия. Под экстремальными условиями понимаются обстоятельства крайние, необычные по трудности и сложности. Объективного уровня нервно-психических перегрузок для всех людей не существует. Он может быть определен лишь для конкретного человека, находящегося в конкретных условиях. В законе речь идет о запредельных для конкретного лица нервно-психических перегрузках.

Несоответствие психофизиологических качеств лица требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам означает то, что лицо, имеющее необходимые профессиональные навыки, знания, опыт, состояние здоровья, допуск к таким видам работ и т. д., при всем напряжении своих субъективных возможностей и при профессиональной грамотности действий не могло предупредить наступление общественно опасных последствий. В этом случае оно в соответствии с принципом субъективного вменения является невиновным и не может нести ответственность ни за создание опасной ситуации, ни за вредные последствия, наступление которых оно предвидело, но не смогло предотвратить. Любые отступления от заданных законом условий (субъект не имел прав, допуска, лицензии и т. д. Заниматься данным видом деятельности, умышленно или неосторожно создал опасную ситуацию, неправильно действовал при предотвращении последствий и т. д.), при всех прочих условиях, схожих с теми, которые описаны в УК, не исключают уголовной ответственности. Наличие института невиновного причинения вреда помогает в сложных условиях установления виновности (при всех погрешностях отечественной теории и нормативного определения различных форм и видов вины) в конкретных случаях реализовать принцип субъективного вменения.

Статья 27 УК РФ впервые определила ответственность за преступление, совершенное с двумя формами вины – умышленно и неосторожно. В ней говорится: если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за такие последствия наступает только в том случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно было и могло предвидеть возможность наступления этих последствий. В целом такое преступление признается совершенным умышленно. В реальной и правовой действительности такие случаи нередки. Например, ч. 1 ст. 111 УК предусматривает умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни или повлекшего за собой серьезные последствия, четко описанные в законе. Части 2 и 3 этой статьи предусматривают то же деяние, совершенное при различных отягощающих обстоятельствах, а ч. 4 сформулирована следующим образом: "Деяния, предусмотренные частями первой, второй и третьей настоящей статьи, повлекшие по неосторожности смерть потерпевшего". В статье содержатся несколько составов умышленных преступлений и одно умышленно- неосторожное. Раздельное определение умышленной и неосторожной вины осуществляется по известным признакам, описанным в ст. 25 и 26 УК, и не представляет особых трудностей. Они возникают лишь при оценке деяния в целом.

Если оценивать такое деяние по отношению субъекта к действиям, то оно должно считаться умышленным, а если по отношению к наступившим самым тяжким последствиям, то - неосторожным. В зависимости от данной оценки рассматриваемое преступление может быть отнесено к различным категориям (ст. 15 УК) и в связи с этим повлечь другие юридические последствия, особенно при наличии наказания и освобождении уголовной ответственности и наказания.

Объединение двух самостоятельных форм вины – умысла и неосторожности, – относящихся к различным составам преступлений, в одном сложном составе нельзя трактовать в качестве какой-то новой, или третьей, или смешанной формы вины, как это делают некоторые теоретики уголовного права УК в определенной мере кладет конец таким спорам. Во–первых, в самих статьях, содержащих сложные составы, прямо предусматривается, какие их составные части являются умышленными деяниями, а какие неосторожными. Во–вторых, ст. 27 УК прямо устанавливает, что если в результате умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за них наступает только в случае их причинения по легкомыслию и небрежности, повторяя нормативные формулы этих видов неосторожности, разработанные в ст. 26 УК.

Общая оценка сложного состава, если исходить из общественно опасных последствий для виновного, могла быть спорной. УК предваряет эти споры и законодательно определяет целесообразность: в целом такое сложное преступление признается совершенным умышленно.

Анализ мотивации как обязательного элемента вины дает возможность по–иному взглянуть на так называемую сложную вину.

Расхождения между направленностью желания (мотива) и различными объективными признаками, обстоятельствами и последствиями – постоянный спутник любого человеческого поведения, правомерного или противоправного, умышленного или неосторожного, предумышленного или ситуативного. В каждом преступлении имеется "веер" отношений к различным его признакам, обстоятельствам и последствиям. Только одни признаки в силу своих свойств имеют то или иное уголовно-правовое значение, а другие не являются таковыми. Их закон игнорирует. Действие (бездействие), если рассматривать его в абстракции, вне правовых установлений, не только в умышленном, но и в неосторожном деянии, как правило, условно говоря, является "умышленным".

Отношение субъекта к нарушению правил безопасности движения или любых других правил, приведшему к общественно опасным и противоправным последствиям (например, к смерти потерпевшего), может быть описано в тех же терминах вины, что и нажатие на спуск пистолета при умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшему смерть потерпевшего. Сущностные различия заключены в соотношении мотивации и целеполагания субъекта с правозначимыми признаками, обстоятельствами и последствиями.

Достаточно будет установить, что субъект нарушил правила безопасности не с целью, например, обгона впереди идущего транспорта, а для того, чтобы причинить вред здоровью потерпевшего, то сравниваемые деяния и в правовом отношении станут равнозначными. И наоборот, если выстрел из пистолета был сделан без цели причинить вред здоровью, а при неосмотрительной стрельбе по мишени, то это деяние приобретает ту же характеристику, что и транспортное преступление, хотя квалификация их будет разной. Но это уже формальный, сугубо правовой вопрос.

В состав преступлений с двойной (смешанной, сложной) виной, которую можно обнаружить в ряде статей УК, никакой новой формы вины нет. Есть лишь неоднозначное соотношение мотива (цели) с наступившими последствиями, которые по-разному отражены в законе. Поэтому квалификация отношения субъекта к ним требует не изобретения новой формы вины, не оценочных волевых суждений "считать эти деяния умышленными или неосторожными", а раздельного установления вины субъекта к различным действиям или последствиям, поскольку последние по–разному криминализированы. Только такой подход, который разрабатывался и ранее, соответствует психологическим реалиям и принципу субъективного вменения.

В связи со сказанным трудно разделить позицию закона (ст.27 VK) о том, что виновность лица при двойной вине в целом следует оценивать по отношению к действию, т. е. как умышленную, поскольку такая позиция близка к оценочной формуле вины. Эта позиция высказывалась и ранее. В частности, М.Г. Угрехеладзе писал: "Если в результате умышленного совершения преступления лицо по неосторожности причинит иные общественно опасные последствия, с которыми закон связывает повышенную уголовную ответственность, то это преступление в целом признается совершенным умышленно.

В литературе формировалась и противоположная позиция, которая также, на наш взгляд, неприемлема. Критикуя концепцию сложной вины, сторонники данной позиции, указывают на научную несостоятельность ее из-за того, что она придает самостоятельное правовое значение психическому отношению к отдельным признакам преступления, в то время как действие или бездействие вне связи с последствием самостоятельного значения не имеет. Обе приведенные позиции могут быть в чем-то целесообразны, но не более того. Правда, их авторы, хотя и по разным основаниям, в конечном итоге приходят к пониманию раздельного установления каждой из форм вины, считая, что в деяниях с двойной виной есть два самостоятельных состава преступления. С этим нельзя не согласиться, но основания для такого подхода шире, и они не правовые, а сущностные, психологические. Вина всегда должна устанавливаться по отношению и к действиям, и к последствиям. Они возможны при умышленных действиях и неосторожных последствиях, при неосторожных действиях и неосторожных последствиях. Во всех этих случаях преступления согласно ст. 27 УК в целом будут умышленными. Не учитывать этого важного момента в целях строгой реализации виновной ответственности нельзя. Иной подход будет противоречить психологии поведения и принципу виновной ответственности. Стремление "договориться" определять форму вины того или иного сложного деяния, как это сделано в действующем законодательстве, только по действиям или только по последствиям - оценочно и не психологично. Практическая потребность в таком упрощении есть: от формы вины зависят многие вопросы уголовной ответственности и наказания. Но это уже другие проблемы. Они могут решаться по различным правилам сложения, но только не за счет принципа виновной ответственности. Установление форм вины к действиям и последствиям не охватывает выяснения виновного отношения субъекта к тем или иным квалифицирующим и отягчающим обстоятельствам. Эти вопросы давно ставятся практикой. Пленум Верховного Суда СССР, например, обоснованно полагал, что уголовная ответственность по ч. 3 ст. 117 УК РСФСР 1960 г. возможна лишь в том случае, если лицо "знало или допускало, что совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней, либо могло и должно было это предвидеть" [3, с. 151]. Оставим за скобками суть этих широких рекомендаций. Важен сам элементный подход к субъективной стороне преступления. Аналогичное отношение может быть применено к квалифицирующим признакам любых деяний. И это реализуется в судебной практике. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР "О судебной практике по делам о взяточничестве" от 30 марта 1990 г. говорится, что квалифицирующие признаки, характеризующие повышенную общественную опасность преступления (вымогательство, крупный или особо крупный размер взятки, ответственное должностное положение взяткополучателя), должны вменять в вину и соучастникам получения взятки, если эти обстоятельства охватывались их умыслом [3]. На субъективном вменении квалифицирующих и отягчающих обстоятельств строится вся теория ошибок в уголовном праве [36, с. 64]. Потому резонно считается, что вменение лицу в вину отягчающих обстоятельств, которых он в силу тех или иных причин не предвидел, не мог или не должен был предвидеть, означало бы, в сущности, переход на позиции объективного вменения.

Заключение

Итак, на основании всего вышесказанного можно сделать следующие выводы.

Преступление как единый волевой акт характеризуется сложным психологическим процессом, на содержание которого оказывает влияние не только система внешних обстоятельств, воздействующих на человека, но и многочисленные индивидуальные особенности личности. Существенной частью этого процесса является динамическое отражение действительности и отношение к ней, сознание социального смысла совершаемых действий и вызванных ими во внешнем мире изменений, другими словами, – все то, что мы называем внутренним содержанием общественно опасного деяния, субъективной стороной преступления.

Субъективная сторона деяния – это вся психическая деятельность, которая сопровождает совершение преступления и в которой интеллектуальные, волевые и эмоциональные процессы протекают в полном единстве и взаимообусловленности. Наряду с умыслом и неосторожностью она включает в себя и другие признаки – мотив, цель, эмоциональные моменты.

В уголовно – правовой литературе прошлых лет и современности не существует единства мнений по многим вопросам субъективной стороны преступления. Например, понятие вины.

В предлагаемой работе сделана попытка рассмотреть понятие вины как признака субъективной стороны преступления.

Установление субъективной стороны преступления необходимо для практической реализации принципа вины при разрешении конкретного уголовного дела.

Значение принципа ответственности за вину в уголовном правосудии состоит в том, что он обеспечивает практически правильное применение уголовного закона к конкретным случаям совершения преступления, нацеливая деятельность судебных и следственных органов в исследовании фактических обстоятельств каждого дела на выяснение наиболее глубокой сущности содеянного – того действительного отношения лица к интересам общества, которое было проявлено в умышленном или неосторожном совершении лицом общественно опасного деяния.

Подводя же итоги анализу проблемы субъективного вменения, можно констатировать, что по целому ряду обстоятельств теоретического, нормативного и практического характера субъективная виновная ответственность очень часто не реализуется в полном объеме. Создается впечатление о непреодолимости элементов объективного вменения и его оценочных категорий, без которых якобы невозможно обосновать уголовную ответственность.

Это не так. Другое дело, что в уголовном праве с трудом преодолеваются устоявшие стереотипы и конструкции.

Провозглашение принципа субъективного вменения требует надежных гарантий его реализации, и в первую очередь законодательных, которые обеспечивали бы безошибочную деятельность правоприменительных органов. Это связано, прежде всего, с научным определением вины и со всеми иными институтами уголовного права, а также с соблюдением процессуальных гарантий на предварительном следствии и в суде, строго обеспечивающих презумпцию невиновности.

Исходя из вышеизложенного предлагается следующее определение вины. Вина – это психическое отношение лица к совершаемому деянию, мотивированное достижением преступных целей. Данное определение, на наш взгляд, позволит более правильную более правильную классификацию субъектной стороны преступления.

Список использованных источников

Нормативно-правовые акты

1)         Конституция Российской Федерации: с гимном России: принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 года: с учетом Законов об изменении срока полномочий Президента РФ и Государственной Думы и о контрольных полномочиях Государственной Думы в отношении Правительства РФ. – М.: Проспект, 2010. – 30, [4] с.

2)         Уголовный кодекс Российской Федерации: текст с изменениями и дополнениями на 1 марта 2010 года. – М.: Эксмо, 2010. – 143, [1] с.

Материалы судебной практики

1)         Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам: [Часть 2] / Сост. А. Я. Качанов и др. – М.: Спарк, 1999. – 560 с.

2)         Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Феде рации за второй квартал 1996 года // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1997. – №3. – С. 8 – 9.

3)         Определение СК Верховного Суда РФ от 30.09.98 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1999. – №6. – С. 8 – 9.

4)         Определение СК Верховного Суда РФ от 19.03.96 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1997. – №2. – С. 7 – 9.

5)         Пленума Верховного Суда Российской Федерации 20 октября 1994 г. N 9 // Бюллетень Верховного суда РФ. – 1994. – № 4

6)         Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 13.05.98 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1998. – №12. – С. 10.

Учебная и научная литература

1)         Борисов О. А. Взаимосвязь объекта и мотива преступления: автореферат дис. ... кандидата юридических наук: 12.00.08 / Волгоградский юрид. ин-т. – Волгоград, 1996. – 19 с.

2)         Ворошилин Е.В., Кригер Г. А. Субъективная сторона преступления: Учеб. пособие / Е. В. Ворошилов, Г. А. Кригер; МГУ им. М. В. Ломоносова, Юрид. фак. – М.: Изд-во МГУ, 1987. – 75, [1] с.

3)         Герцензон, А. А. Уголовное право. Часть общая: Учебное пособие для слушателей ВЮА / Военно-юридическая академия Вооруженных Сил СССР. – [2-е изд., перераб.]. – М.: Издание РИО ВЮА, 1948. – 496 с.

4)         Гилязев, Ф. Г. Вина и криминогенное поведение личности: Уголовно-правовые, криминологические и социально-психологические черты / Ф. Г. Гилязев; Под ред. Ф. М. Раянова. – науч. изд. – М.: Изд-во ВЗПИ,1991. – 144 с.

5)         Гончаренко СВ. Преступная небрежность: Уголовно-правовой и криминологический аспекты: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Специальность 12.00.08 – Уголовное право и криминология; Исправительно-трудовое право / С. В. Гончаренко; Министерство внутренних дел СССР. Киевская высшая школа им. Ф. Э. Дзержинского. – Киев,1990. – 20 с.

6)         Горбуза А.Д. Смешанная форма вины по советскому уголовному праву: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Специальность 12.715 – Уголовное право и уголовный процесс /Высшая школа МВД СССР. – М.,1972. – 15 с.

7)         Дагель П.С., Михеев Р.И. Установление субъективной стороны преступления: Учебное пособие / П. С. Дагель, Р. И. Михеев; Отв. ред. И. М.Резниченко; Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР. Дальневосточный государственный университет. – Владивосток, 1972. – 36 с

8)         Дагель ПС, Михеев Р.И. Теоретические основы установления вины: Учебное пособие / П. С. Дагель, Р. И. Михеев; Науч. ред. И. М. Резниченко; Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР. Дальневосточный государственный университет. – Владивосток, 1975. – 167 с.

9)         Дагель П.С., Котов Д.П. Субъективная сторона преступления и ее установление / П. С. Дагель, Д. П. Котов; Науч. ред. Г. Ф. Горский. – Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 1974. – 243 с

10)      Журавлёв М.П., Рарог А.И. Уголовное право России: части общ. и особ.: учеб. для студентов вузов, обучающихся по специальности 021100 "Юриспруденция" / [М. П. Журавлев и др.]; под. ред. А. И. Рарога. – 5-е изд., перераб. и доп. – М.: Проспект, 2005. – 693 с.

11)      Злобин Г.А., Никифоров Б.С. Умысел и его формы / Г. А. Злобин, Б. С. Никифоров; Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности. – М.: Юрид. лит., 1972. – 262 с.

12)      Злобин Г.А. Виновное вменение в историческом аспекте // Уголовное право в борьбе с преступностью. – М.: Изд-во ИГиП АН СССР, 1981. – С. 22 – 34.

13)      Иногамова-Хегай Л. В., Рарог А. И., ЧучаеваА. И. Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: учебник для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности 021100 "Юриспруденция" / [Грачева Ю. В. и др.]; под ред. Л. В. Иногамовой-Хегай, А. И. Рарога, А. И. Чучаева. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: ИНФРА-М, 2009. – VI, 793 с.

14)      Карпушин М.П., Курляндский В.И. Уголовная ответственность и состав преступления / М. П. Карпушин, В. И. Курляндский. – М.: Юрид.лит, 1974. -232 с.

15)      Квашис В.Е. Теоретические основы профилактики неосторожных преступлений: Учебное пособие / В. Е. Квашис; Академия МВД СССР. – М.: редакционно-издательский отдел, 1977. – 84 с.

16)      Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Х. М. Ахметшин, О. Л. Дубовик, С. В. Дьяков и др.; Под общ. ред. Ю. И. Скуратова, В. М. Лебедева; Генеральная прокуратура РФ. – М.: ИНФРА-М - НОРМА, 1996. – 832 с.

17)       Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Авт. кол.: Г. Н. Борезенков, В. П. Верин, Б. В. Волженкин и др.; Отв. ред. В. М. Лебедев; Верховный суд России. – 2-е науч.-практ. изд., доп. и исправ. – М.: Юрайт-Издат, 2002. – 760 с.

18)      Кочои С. М. Уголовное право. Общая и Особенная части: учебник / С. М. Кочои. – М.: Контракт, 2010. – 575, [1] с.

19)      Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. – М.: Наука, 1984. – 444 с.

20)      Лунеев В.В. Субъективное вменение / В. В. Лунеев; Ин-т государства и права Рос. акад. Наук. – М.: Спарк, 2000. – 71, [1] с.

21)      Назаренко Г.В. Вина в уголовном праве / Г. В. Назаренко; М-во внутрен. дел России, Орл. высш. шк. – Орел: Орл. ВШ МВД РФ, 1996. – 94, [2] с.

22)      Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. – М.: БЕК,1996. – 550 с.

23)      Нерсесян В.А. Неосторожные преступления: Проблемы и решения / В.А. Нерсесян. – Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та , 1991. – 175 с.

24)      Рарог А.И. Теория вины в советском уголовном праве: (Общ. и спец. вопр.): автореферат дис. ... доктора юридических наук: 12.00.08 / Всесоюз. юрид. заоч. ин-т. – М., 1988. – 30 с.

25)      Тихонов К.Ф. Субъективная сторона преступления: Проблема социального содержания вины в советском уголовном праве / К. Ф. Тихонов; Отв. ред. Н. С. Ной; Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР. Саратовский юридический институт им. Д. И. Курского. –Саратов: Приволжское книжное изд-во, 1967. – 104 с.

26)      Уголовное право. Общая часть: Учебник / [Беляев В. Г., Бойко А. И., Ветров Н. И. и др.]; Под ред. В. Н. Петрашева. – М.: ПРИОР , 1999. – 542, [1] с.

27)      Утевский Б.С. Вина в советском уголовном праве / Б. С. Утевский; Всесоюзный институт юридических наук Министерства юстиции СССР. – М.: Госюриздат, 1950. – 320 с.

28)      Якушин В.А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение. - Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1988. – 128 с.

29)      Якушин В.А., Каштанов К.Ф. Вина как основа субъективного вменения / Якушин В. А., Каштанов К. Ф. – Ульяновск: Изд-во Средневолж. науч. центра, 1997. – 65, [1] с.