Анна Иоанновна (1730-1741). Бироновщина

4. Анна Иоанновна (1730-1741). Бироновщина

Значение царствования Анны Иоанновны, длившегося десять лет, прежде всего в том, что в это время совершился окончательный переход от старой к новой России. В восприятии этого царствования современниками, а через них и потомками отразилось то обстоятельство, что в этот период произошла смена поколений. Сошли со сцены старые соратники Петра I, и пришли более молодые, не менее честолюбивые, но, может быть, еще более свободные от нравственных ограничений. Именно им, чьи детство и юность, обыкновенно окрашенные в наших воспоминаниях в розовые тона, совпали с Петровской эпохой, новое царствование казалось удушливым безвременьем.

Уже в 1731 году была восстановлена ликвидированная четырьмя годами ранее Тайная канцелярия, которую на многие годы возглавил А.И. Ушаков. В ведение этого ведомства были переданы все дела, которые можно было трактовать как измену, заговор, покушение на жизнь и честь государя. Причем по указу 1730 года за подобные прегрешения можно было присудить к смертной казни, которую на практике обычно заменяли физическим наказанием и ссылкой в Сибирь. Как преступление мог быть расценен отказ выпить за здоровье государыни, рассказ о неподобающем сне, виденном накануне, и уж тем более переход в иную веру (в особенности иудаизм). Еще более чем прежде, расцвело доносительство — дворовых и крестьян на своих помещиков, жен на мужей и, наоборот, детей на родителей и т.д. Во время следствия и обвиняемый, и доносчик подвергались пыткам, после которых большинство оставалось калеками. Доносчик, не сумевший доказать истинности своего доноса, наказывался как преступник. Жертвами Тайной канцелярии стали в 30-е годы около 10 тысяч человек, представлявшие все социальные слои. Наиболее шумные политические процессы царствования Анны связаны с именами тех, кто пытался навязать ей «кондиции».Сперва императрица сделала вид что не держит зла против Долгоруких, но уже через несколько месяцев они были высланы сперва в свои имения, а затем в тел самый Березов, где недавно умер А.Д. Меншиков. В 1738 году было возобновлено следствие о событиях междуцарствия, и в следующем, 1739 году четверо из князей Долгоруких были казнены, а еще несколько членов семьи приговорены к тюремному заключению. Д.М. Голицын окончил свои дни в крепости.

Неудавшаяся личная жизнь рано овдовевшей императрицы парадоксальным образом сказалась на управлении страной. Еще в Митаве самым близким к Анне человеком стал курляндский дворянин Эрнст Бирон. С ним, приехавшим вскоре после воцарения императрицы в Москву, Анна не расставалась ни на минуту. Она постоянно нуждалась в его обществе, делила с ним все горести и радости. Бирон со своей женой и детьми и императрица составляли, по существу, одну семью, причем Анна была очень привязана к детям своего любимца, и некоторые историки, по-видимому, не без основания, полагают, что, по крайней мере, один из его сыновей был ее собственным ребенком. Привязанность государыни к Бирону была столь велика, что стоило у него испортиться настроению, как тут же портилось настроение и у императрицы. Власть Бирона над ней была поистине безгранична, и вполне понятно, что ни одно важное решение не принималось без его участия. Бирон был человеком честолюбивым, властным, расчетливым и достаточно осторожным, а поэтому старался не афишировать свое участие в управлении и не занимать ключевых постов, что впоследствии ввело в заблуждение некоторых историков. Современникам, однако, роль Бирона была, видимо, ясна. А поскольку в сознании русских людей того времени, готовых снести все от своего законного государя, власть любого фаворита, неважно — официальная или неофициальная, способного или бездарного как государственного деятеля, казалась нелегитимной, то, естественно, все дурное во времена Анны ассоциировалось с Бироном. С его именем связано и понятие «бироновщины», прочно вошедшее в историческую литературу.

Как правило, под «бироновщиной» понимают тот разгул полицейского террора, о котором сказано выше и основы которого, конечно же, были заложены Петром I, а также так называемое «засилье иностранцев».

5. Иоанн VI (1740–1741), правление Анны Леопольдовны. Ноябрьский переворот 1741 г

Уже в 1731 году, вскоре после вступления на престол, Анна Иоанновна позаботилась о своем возможном преемнике. Им был провозглашен еще не родившийся сын племянницы императрицы — дочери ее сестры Екатерины и герцога Мекленбург-Шверинского Анны Леопольдовны. Последней было в то время лишь 13 лет. Спустя некоторое время ей подобрали жениха — герцога Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского.

Дабы развеять первое не слишком благоприятное впечатление, ему предложили завоевать руку принцессы воинской доблестью и отправили воевать с турками под командованием Миниха. Принц проявил себя храбрым и честным офицером, участвовал во взятии Очакова и заслужил звание генерал-майора. Возмужавшим, повзрослевшим и даже вытянувшимся и раздавшимся в плечах Антон-Ульрих вернулся в Петербург. Правда, за годы его отсутствия Анна Леопольдовна успела безнадежно влюбиться в красивого иностранца графа Линара, но императрица настаивала на браке, и в июле 1739 года наконец состоялась свадьба. В августе 1740 года Анна Леопольдовна родила мальчика, которому суждено было ненадолго стать российским императором Иоанном VI.

Историки считают, что умирающая императрица колебалась и, возможно, раздумывала, не оставить ли ей престол самой Анне Леопольдовне, но невнимательность племянницы к тетке во время болезни решила дело, и наследником был провозглашен Иван Антонович. Но теперь вставал вопрос о регенте при двухмесячном младенце. Возможностей было три. Во-первых, роль регента могла быть поручена его родителям или одной Анне Леопольдовне, но императрица, видимо, опасалась, что в этом случае реальная власть окажется в руках герцога Мекленбургского Леопольда, славившегося скверным характером и вовсе не желательного в России гостя. Можно было бы отдать бразды правления страной в руки коллегиального органа — Кабинета министров, но это означало бы, по сути, возврат к той модели власти, которую Анна Иоанновна отвергла в самом начале своего царствования. Наконец, третьим претендентом на регентство был Бирон, затеявший ради этого сложную интригу. Помимо просто властолюбия им, видимо, двигало и сознание того, что до сих пор гарантом его благополучия была лишь сама императрица и при смене власти шансов сохранить его было немного. Получить регентство из рук императрицы значило для Бирона не только сохранить власть в своих руках, но и приумножить ее, причем законным путем. В результате ему удалось привлечь на свою сторону влиятельных членов Кабинета и добиться от Анны Иоанновны подписания соответствующего указа. Впрочем, сама императрица, по преданию, подписывая указ, который должен был быть оглашен после ее смерти, воскликнула: «Жаль мне тебя, герцог, ты сам стремишься к своей погибели!».

Среди тех, кто активно помогал Бирону в получении регентства, был Миних, по мнению некоторых историков, уже тогда лелеявший планы свержения регента, если тот не поделится с ним властью. Но, видимо, ситуация была такова, что в короткое время когда императрица могла вот-вот умереть, можно было успеть уговорить ее только в пользу Бирона. Если же указ о регентстве не был бы подписан вовсе, начались бы беспорядки, при которых на фоне общего недовольства временщиками реальный шанс получить престол оказался бы у той, кого и Миних, и Бирон опасались более всего — у цесаревны Елизаветы Петровны.

Как бы то ни было, но массового выступления против младенца-императора и его регента в октябре 1740 года не произошло, хотя борьба за власть в правящей верхушке не утихала. Уже через несколько дней после объявления его регентом Бирон проведал о враждебных ему разговорах принца Антона-Ульриха со своими приближенными. Последовало бурное объяснение и публичное покаяние принца, после которого в течение двух недель он не покидал свои покои. Легкая победа вскружила Бирону голову, и он, видимо, решил, что теперь ему все нипочем. 7 ноября он поссорился с Анной Леопольдовной, наговорил ей грубостей и пригрозил отправить вместе с мужем в Германию. Этот разговор оказался для Бирона роковым: в ту же ночь произошел переворот, положивший конец его правлению.

Главным организатором переворота был Миних, полагавший, что, избавив Брауншвейгское семейство от Бирона, он сослужит ему такую службу, что ничего не будет стоить заполучить вожделенное звание генералиссимуса и навсегда обеспечить первенствующее положение при российском дворе. При этом он не претендовал на роль регента, собираясь отдать ее Анне Леопольдовне, а, призывая гвардейцев арестовать Бирона, ловко манипулировал именем Елизаветы, ради которой они готовы были идти в огонь и в воду. Переворот свершился без осложнений, и 9 ноября появился изданный от имени императора манифест об отрешении герцога Курляндского от регентства. Бирон отправился в сибирскую ссылку.

По свидетельству современников, переворот был встречен с восторгом. После принесения присяги Анне Леопольдовне в качестве правительницы к окну дворца поднесли младенца Ивана Антоновича и показали толпе народа, приветствовавшей его радостными криками. Так началось правление герцогини Брауншвейгской.

Первые распоряжения новой власти были традиционны для подобных случаев: участники переворота получили награды, хотя и несколько иначе, чем задумывал Миних. Звание генералиссимуса досталось не ему, а принцу Антону-Ульриху. Фельдмаршалу пришлось довольствоваться орденами, деньгами и должностью кабинет-министра. Этот факт свидетельствует о том, что родители Ивана Антоновича собирались править самостоятельно. Членом Кабинета стал также граф М.Г. Головкин, и в результате половину состава правительства составили русские, а половину иностранцы. Так же обстояло и с придворным штатом, где обертгофмаршалом был лифляндец Левенвольде, а гофмаршалом русский Д. Шепелев. Из восьми камергеров русских было шестеро. Таким образом, нет оснований утверждать, что правительница отдавала предпочтение иностранцам. Причем Анна Леопольдовна была набожна, пунктуально соблюдала все обряды православной церкви.

Сама правительница не испытывала влечения к государственной деятельности и нередко, вздыхая, говорила о том, как она мечтает, чтобы ее сын скорее вырос. В этой ситуации, быть может, если бы в правительстве оказались люди энергичные и решительные, они могли бы многого добиться. Но Анна Леопольдовна сохраняла вокруг себя в основном тех же, кто окружал ее тетку. Столь же неспособным к государственной деятельности был и принц Антон Ульрих.

Между тем Иван Антонович рос под присмотром фаворитки его матери фрейлины Юлии Менгден, и его очень редко показывали посторонним, даже когда этого требовал этикет.

Откровенное нежелание правительства всерьез заниматься управлением страной вызывало все большее недовольство. Легитимность власти Анны Леопольдовны была сомнительной, а перспектива семнадцать лет ее правления провести подобным же образом мало кого вдохновляла. Напряжение в обществе росло, и возможность свержения правительницы становилась все реальнее, и лишь она сама, казалось, ничего не хотела замечать. Еще в марте 1741 года ушел в отставку отчаявшийся что-либо изменить Миних, грозил отставкой Остерман. Опытные политики хорошо знали положение в Петербурге, были осведомлены о том, что недовольные все больше концентрируются в окружении цесаревны Елизаветы, и считали необходимым принять меры безопасности. Одни предлагали отправить ее в монастырь, другие срочно выдать замуж. Но и Елизавета знала об этих планах, и именно опасность их осуществления более, чем что-либо иное, быть может, толкнула ее, любившую веселый и беззаботный образ жизни не меньше своей племянницы, на путь заговора.

Между тем сведения о заговоре, в котором были замешаны и некоторые иностранные дипломаты, не могли не достичь ушей членов Кабинета. 11 ноября в покои правительницы на носилках принесли больного Остермана, умолявшего немедленно арестовать одного из главных заговорщиков — врача Елизаветы Лестока, а также изолировать саму цесаревну. Правительница отвечала, что не верит в виновность цесаревны и сама переговорит с ней. 23 ноября состоялся разговор Анны с Елизаветой, относительно содержания которого существуют различные версии, однако очевидным является то, что цесаревна категорически отрицала причастность к заговору и вполне убедила в этом легковерную правительницу. Переубедить ее не удалось ни принцу Антону Ульриху, ни членам Кабинета. Единственное, на что Анна Леопольдовна согласилась, так это на провозглашение себя императрицей, что было решено сделать в день ее рождения 18 декабря, но времени уже не оставалось. Разговор 23 ноября лишь ускорил развитие событий, и в ночь с 24 на 25 ноября 1741 года новый государственный переворот положил конец царствованию Ивана Антоновича.

Свергнуть годовалого императора было делом нетрудным, не допустить ошибки при решении дальнейшей судьбы Брауншвейгского семейства было едва ли не труднее. Поначалу было решено выслать опальную семью за границу. Но довезли лишь до Риги, где задержали на год, затем еще год продержали в пригороде Риги — Дюнамюнде. К этому времени Анна Леопольдовна родила еще двух дочерей — Екатерину и Елизавету. После этого всех их повезли обратно в Россию, сперва в Ранебург, а затем в Холмогоры, где в 1744 году Ивана Антоновича забрали у родителей. В 1745 и 1746 годах Анна Леопольдовна родила еще двух сыновей Петра и Алексея, после чего умерла. Ее тело было привезено в Петербург и похоронено с полагающимися почестями. Многочисленные слухи вокруг судьбы свергнутого императора заставили правительство в 1756 году отправить его в Шлиссельбургскую крепость, где ему и предстояло погибнуть в 1764 году от рук тюремщиков, когда поручик В.Я. Мирович предпринял попытку освободить его. Между тем его отец, братья и сестры оставались в Холмогорах. В 1774 году умер принц Антон Ульрих, а в 1780-м его несчастных детей отправили в Данию к их тетке королеве Юлиане-Марии. Принцесса Елизавета умерла в 1782 году, Алексей в 1787-м, Петр в 1798-м. Единственная оставшаяся в живых состарившаяся, глухая принцесса Екатерина в 1803 году безуспешно просила у императора Александра I разрешения возвратиться в Холмогоры.