В топографическом отношении театры военных действий подготовлены далеко не достаточно и потребность войск в картах не обеспечена»

4. В топографическом отношении театры военных действий подготовлены далеко не достаточно и потребность войск в картах не обеспечена».

Акт продолжает и продолжает в том же духе, порицая плохую работу комиссариата Ворошилова. Он критикует «недостаточную» сеть аэродромов в приграничных военных округах, отсутствие «ясного и четкого плана подготовки театров военных действий в инженерном отношении», отсутствие директив для осуществления плана 1940 года по строительству укрепрайонов и отсутствие необходимых карт для оперативной поддержки на ТВД.

Еще более критическими были замечания по структуре сил Красной Армии, мобилизационному планированию и состоянию кадровой армии. Акт признает, что «точно установленной фактической численности Красной Армии наркомат... не имеет», «по вине Главного Управления Красной Армии учет находится в исключительно запущенном состоянии», кадровый состав войск неясен, а план увольнения приписного состава находится в процессе разработки. Акт отмечал, что все недавние планы замены кадров и создания частей были незавершенными и плохо осуществлялись.

Мобилизационные планы пребывали в схожем состоянии. Так, «в связи с войной и значительным перед дислоцированием войск мобилизационный план нарушен». Акт определял причины многих недостатков в мобилизационных планах и делал вывод, что «наставления по мобилизационной работе в войсках и военкоматах, признанные устаревшими, не переработаны». А относительно оптимистических докладов Щаденко по формированию кадров Красной Армии он констатировал, что «некомплект начсостава в армии составляет 21 проц. к штатной численности». Более того, он считал, что ежегодные пополнения не создадут необходимых военных резервов для поддержания требуемого роста Красной Армии. И продолжал, подтверждая подозрения о плохом качестве офицерского состава: «Качество подготовки командного состава низкое, особенно в звене взвод-рота, в котором до 68 проц. имеют лишь краткосрочную 6-месячную подготовку курса младшего лейтенанта». После порицания и других аспектов системы акт делал вывод: «Плана подготовки и пополнения комсостава запаса нет».

Противореча утверждениям Щаденко об улучшении подготовки, акт далее перечислял огромное количество недостатков в подготовке войск, отмечая «низкую подготовку среднего командного состава», «слабую тактическую подготовку во всех видах боя и разведки», «неудовлетворительную практическую полевую выучку», «крайне слабую выучку родов войск по взаимодействию на поле боя», «слабую отработку применения маскировки... управления огнем... необученность войск атаке укрепленных районов, устройству и преодоления заграждений и форсированию рек». Наконец, акт приводил подробный список многих недостатков, обнаруженных во всех видах вооруженных сил и в службах тыла. Хотя он был подготовлен в 1940 году, и новый нарком обороны Тимошенко впоследствии начал развернутую программу реформ, предназначенных искоренить данные проблемы, содержащийся в нем подробный список недостатков Красной Армии точно предсказал те трудности, с которыми она столкнется в июне 1941 года — особенно в отношении численности, качества и состояния подготовки кадров Красной Армии.

После совместного документа Ворошилова и Тимошенко и в ходе дальнейших «реформ Тимошенко» НКО попытался улучшить систему обучения и подготовки Красной Армии. На самом высшем своем уровне наркомат пытался расширить обучение в Академии Генштаба имени Ворошилова. Серия краткосрочных курсов высших командиров, которую НКО добавил к программе обучения между 1938 и 1940 годами, дала только в 1939 и 1940 годах 400 выпускников. Вдобавок приказ НКО от 25 февраля 1941 года расширил Военно-воздушную академию имени Жуковского, создал в Ленинграде Военно-воздушную академию имени Можайского и образовал новое училище ПВО. К маю

1941 года существовало 18 военных академий, дополняемых сотнями военных училищ более низкого уровня. Общая штатная численность преподавательского состава военных академий возросла с 8189 офицеров в 1937 году до 20 315 в 1940 году.

В период с 1937 по 1949 год общее число учреждений, занятых военным обучением и подготовкой, поднялось с 49 до 114, а число выпускников увеличилось с 36 085 до 169 62043. Несмотря на это увеличение производства подготовленных офицеров и на вызванные чистками ускоренные повышения в чинах (а, возможно, как раз из-за них), лишь немногие офицеры обладали боевым опытом, а большинство только-только приступило к своим новым обязанностям. В 1941 году только 5,8 процента командных кадров обладало опытом Гражданской войны (ценность которого была зачастую сомнительной), а еще 29 процентов имели боевой опыт, полученный с 1938 по 1940 год. Таблица 2.1 показывает относительный командный опыт командиров в июне 1941 года.

Основываясь на этих данных о командном военном опыте, в одном недавнем российском анализе делался вывод:

«В предвоенные годы была проделана огромная работа по подготовке военных кадров по всем специальностям. В результате большое число офицеров имело приличную профессиональную подготовку и было предано коммунистической партии и социалистическому Отечеству. Среди них были выдающиеся военные руководители и командиры, которые во время войны покроют себя немеркнущей славой победы. В то же время массовые репрессии против кадровых военных и гибель многих военных руководителей высокого уровня привели к ослаблению офицерского корпуса, сказались на боеспособности вооруженных сил и были одной из причин поражения в начальный период войны. И оно ощущалось на всем протяжении войны».

Программа подготовки командных кадров и солдат для Красной Армии, которую в 1938 и 1939 годах поддерживали лишь на словах, впоследствии ускорилась — большей частью благодаря тягостному впечатлению от того, как проявили себя советские войска в боях Финской войны. Надвигающиеся международные угрозы и происходящее из-за них расширение Красной Армии придали этой задаче настоятельность. Программы Тимошенко были амбициозными и хорошо продуманными, но они тоже слишком запоздали. Человеческих и технических ресурсов для программы не хватало, а переформирования в Красной Армии, произведенные в 1940-1941 годах сперва при оккупации части польской и румынской территории и стран Прибалтики, а затем в ходе частичной мобилизацией весной 1941 года, нарушили целостность всей системы военной подготовки.

В результате командующие были незнакомы со своими войсками и с современной тактической и оперативной техникой ведения боя, штабы — недоукомплектованы и не привыкли работать как единые команды, части и соединения — не сплавлены в настоящие боевые части, а рода войск — неспособны действовать совместно. Военнослужащие боевых частей и частей боевого обеспечения не овладели поступившей на склады новой техникой (танками, самолетами, артиллерией) и не были подготовлены действовать в современной войне. Вдобавок к этим проблемам все командные звенья слабо представляли себе технологию ведения оборонительных боев, поскольку все они были пропитаны традиционным наступательным духом Красной Армии. Они этому научатся — но лишь ценой громадных потерь и личных жертв. В целом, как писал проницательный критик:

«Советское военное и политическое руководство, считая военное столкновение с мировым империализмом неизбежным и оснастив армию огромным количеством основных средств вооруженной борьбы, не потрудилось создать необходимый резерв командных кадров, а вместо этого занялось истреблением их, что привело не только к дефициту этих кадров, но и создало в армии атмосферу страха, подозрительности, недоверия и Опасения любого проявления независимости и инициативы».

Ключевые командные и штабные кадры

В июне 1941 года Красной Армией командовали большей частью клевреты Сталина и неопытные или малоопытные командиры и штабные работники, уцелевшие после чисток. Первые были обязаны своей карьерой и благополучием своим давним связям с диктатором. Уцелевшие после чисток, отлично зная о судьбе своих товарищей, пребывали в состоянии постоянного беспокойства.

Несомненно, многие из них были вполне компетентными и ненавидели обстоятельства, при которых им приходилось жить; большинство этих командиров продемонстрирует свою компетентность и преданность во время войны. Другие же, как А. А. Власов, воспользуются первой же возможностью нанести режиму ответный удар. Но в июне 1941 года все они разделяли общее состояние — фаталистическую решимость любой ценой пережить наступившие времена.

Наверное, имелась определенная ирония судьбы в том, что в 1941 году, несмотря на чистки, офицерский корпус Красной Армии, по счастью, обладал некоторым скромным числом талантливых, пусть и малоопытных штабных офицеров, а также ядром способных боевых командиров. Эти люди пережили первоначальное кровопускание и впоследствии привели Красную Армию к победе. Но важно помнить, что на каждого из тех, кто достиг успехов и добился славы, пришлось много других, равно талантливых, которые погибли, — а также множество подхалимов (или просто менее компетентных командиров), которые делали эту задачу для Красной Армии намного более трудной и дорогостоящей. Большинство компетентных военачальников начали свое восхождение к известности в ходе реформ Тимошенко и благодаря этим реформам.

В июне 1941 года на вершине советской военной иерархии находился маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко, который 8 мая 1940 года сменил бездарного К. Е. Ворошилова на посту народного комиссара обороны. Свои звезду Наркома Обороны (и героя Советского Союза) Тимошенко заслужил во время бесславной Финской войны. Как организатор наступления в феврале 1940 году, выбившего финнов из войны, он частично восстановил поблекшую репутацию Красной Армии. Бывший кавалерист и приятель Сталина во время Гражданской войны, Тимошенко получил пугающую своей сложностью задачу вновь укрепить Красную Армию накануне войны. Он попытался провести реформы, которые с тех пор носят его имя, и сделать это посреди парализующих его работу чисток сильнейшей неопределенности международного положения, донимаемый личными предубеждениями Сталина.

Г.К. Жуков, тогдашний начальник Генерального штаба Красной Армии, позже защищал Тимошенко как старого и опытного военачальника, упрямого, наделенного сильной волей и хорошо разбирающегося в тактических и оперативных вопросах. «Как нарком обороны он был, — говорил Жуков, — намного лучше Ворошилова, и за короткое время, которое он занимал этот пост, армия начала меняться к лучшему». Жуков добавлял, что Тимошенко никогда не заискивал перед Сталиным, и несмотря на серию поражений, которые Тимошенко потерпел позже в 1941 году и в мае 1942 года под Харьковом, он все же уцелел и в конце войны получил орден «Победы» за заслуги перед Отечеством.

Тимошенко помогал заместитель наркома обороны Борис Михайлович Шапошников. Этот бывший офицер царской армии, хорошо известный своим талантом военного теоретика и независимостью, сыграл первейшую роль в создании после Гражданской войны Красной Армии и вступил в конфликт с Тухачевским по поводу интерпретации неудачной кампании последнего на Висле в 1920 году. Это, вкупе с его репутацией «военачальника высшей марки... не знающего равных по части эрудиции, профессионального мастерства и интеллектуального развития», да еще его любовь к кавалерии обеспечил его выживание в разгар чисток и назначение весной 1937 года на высокую должность начальника Генерального штаба Красной Армии — пост который он с короткими перерывами занимал вплоть до августа 1940 года. В 1930 году Шапошников был принят в коммунистическую партию, и XVII съезд партии избрал его кандидатом в члены ЦК КПСС. Фундаментальный научный труд Шапошникова «Мозг Армии» подтолкнул к созданию в 1935 году Генерального штаба Красной Армии. Всегда далекий от идеологии (в партию его приняли в 1939 году)*, Шапошников часто не соглашался со Сталиным в отношении советской оборонной стратегии, в том числе и по вопросам предвоенного планирования советской обороны. Тем не менее он все же уцелел — вероятно, потому, что Сталин не боялся этого эрудированного штабного офицера и даже уважал его за подобную неугрожающую прямоту. У Шапошникова сложились странные отношения со Сталиным: он был одним из немногих, к кому Сталин обращался по имени и отчеству.

Шапошников вернулся на пост начальника Генштаба в июле 1941 года, и после этого, вплоть до своей замены по болезни в мае 1942 года, служил архитектором заново организованного Генштаба, который обеспечил победу в войне. Во время войны он оказывал умеренное влияние на Сталина, и хотя его имя связывалось с катастрофой под Киевом в сентябре 1941 года, именно влияние Шапошникова в конечном итоге побудило Сталина считаться в руководстве войной с мнением Генерального штаба.

В июне 1941 года начальником Генштаба Красной Армии был генерал армии Георгий Константинович Жуков — кавалерийский офицер, ветеран Мировой и Гражданской войн, бывший командующий Киевским особым военным округом, где у него служил начальником штаба Ватутин, и герой сражения с японцами на Халхин-Голе в августе 1939 года. После 1937 года Жуков резко поднялся в высший командный состав, несмотря на контакты с такими попавшими под чистку командирами, как Уборевич и Егоров, под началом которых он служил. В июне 1940 года Жуков стал командующим Киевским особым военным округом и в январе 1941 года сыграл значительную роль в московских военных играх. Благодаря энергичным и умелым действиям в ходе этих игр по их завершении он сменил К. А. Мерецкова на посту начальника Генштаба. После этого назначения Жуков, под внимательным присмотром Шапошникова и в тесном сотрудничестве со своими заместителями Н. Ф. Ватутиным, Г. К. Маландиным и А. М. Василевским, первым заместителем начальника оперативного управления, работал над созданием более согласованных военных и мобилизационных планов. Несмотря на угрожающий пример чисток, Жуков обращался к Сталину с максимально возможной настойчивостью, и именно благодаря его побуждениям Сталин провел перед войной тайную частичную мобилизацию. Очевидно, Жуков призывал и к более активным мерам — но их Сталин отверг.

Командующим Жуков был энергичным, но упрямым. Он под ходил к войне с упрямой решительностью. Его сила воли, иной раз с примесью безжалостности и полнейшего нежелания считаться с потерями, провела советские войска через тяжелые испытания в начальный период войны и в конечном итоге привел их к победе. Подобно американскому генералу Гранту, он пони мал страшную природу современной войны и был психологи чески готов вести ее. Он требовал и добивался абсолютного повиновения приказам, распознавал и защищал военные таланты среди своих подчиненных и временами даже противостоял Сталину, навлекая на себя его гнев. Его операции не отличались особым хитроумием, но он умело пользовался Красной Армии как дубиной. Его характер идеально подходил к природе войн! на советско-германском фронте, и Сталин это знал — ведь лишь поэтому он и вся Красная Армия, несмотря на громадные потери, вышли из войны победителями.

Первым заместителем Жукова был Н. Ф. Ватутин — предводитель из ускоренного выпуска Академии Генштаба в 1937 год; бывший начальник штаба Киевского особого военного округа бывший начальник оперативного управления Генерального штаба. Описываемый своими современниками как человек, являющийся квинтэссенцией штабного офицера, Ватутин втайне горячо желал командовать войсками. Именно энергичный Ватутин составил в сентябре 1939 года план вторжения в Польшу, а июне 1940 года — в румынскую Бессарабию: Благодаря свое блестящей службе он был затем переведен в Генштаб, где сыграл видную роль в составлении под руководством Жукова, Тимошенко и Шапошникова военных и мобилизационных плана и переработке уставов Красной Армии. Сталин, невзирая на протесты Ватутина, использовал его качестве своего личного представителя на тех ключевых участках фронта, где положение становилось угрожающим.

Жуков описывал Ватутина «как человека исключительно талантливого и обладателя большого стратегического ума». Когда Ватутин поднялся наконец до командующего фронтом, Василей отметил его огромное мастерство по части проведения комбинированных операций. Ватутин, показавший себя одним из самых компетентных и смелых командиров Красной Армии, был смертельно ранен весной 1944 года.

Начальником оперативного управления Генштаба был выпускник Академии Генштаба 1938 года генерал-лейтенант Герман Капитонович Маландин, профессиональный штабной офицер, занимавший посты начальника штаба в пехотных частях на всех командных уровнях, а под конец прослуживший четыре года начальником штаба корпуса на Дальнем Востоке с 1930 по 1935 год. После окончания Академии Генерального штаба он в 1938-1939 годах занимался в ней преподавательской работой, а затем был назначен к Жукову заместителем начальника штаба Киевского Особого Военного округа (под начало Ватутина). Здесь в 1939 и 1940 годах он помогал составить планы военных операций в Польше и Бессарабии. После этого в феврале 1941 года Маландин перешел вместе с Жуковым в Генеральный штаб, где работал в тесном сотрудничестве с Ватутиным и Василевским над составлением предвоенных оперативных планов Красной Армии. Когда началась война, Тимошенко взял Маландина с собой в качестве начальника штаба Западного направления. Позже, во время обороны Москвы, Маландин служил начальником штаба у Жукова.

О работе этого профессионально компетентного штабного офицера нам лучше всего известно из уцелевших донесений, подготовленных им в период службы начальником штаба Западного направления и Западного фронта во время тяжелых боев 1941 года. Будущий начальник Генерального штаба С. М. Штеменко так описывал Маландина:

«Очень уравновешенный, всегда корректный человек, необычайно скромный и душевный. До самозабвения отдавался работе и умел ее выполнять, какой бы сложной она ни была. Герман Капитонович пользовался в Генштабе большим уважением за свою пунктуальность и глубину анализа обстановки. Он тоже вырос в крупного военного ученого и руководил Академией Генштаба».

Однако, хотя все эти качества требовались Маландину для выживания, они не обеспечили ему длительной славы.

Заместителем Маландина в оперативном управлении был Александр Михайлович Василевский — вероятно, наиболее способный офицер, какого произвела Красная Армия за время войны. Пехотинец, не пользующийся выгодами принадлежности к «кавалерийскому лобби», Василевский поднялся лишь благодаря своим достоинствам и пришел в Генеральный штаб после ускоренного выпуска учащихся Академии Генштаба в 1937 году. В предвоенные месяцы он тоже работал над оборонительными и мобилизационными планами. Поднявшись за четыре года в чинах от полковника до генерал-полковника, Василевский был любимцем Шапошникова и фактически стал его прямым наследником в Генштабе. Ровный характер и интеллектуальная острота Василевского уравновешивали голую силу и грубость Жукова, и за время войны из этой пары вышла превосходная «пожарная команда» эффективных представителей и командиров Ставки. В конце войны Василевский дорос до командующего театром военных действий, он спланировал и провел Манчжурскую операцию против японцев. Из штабных офицеров никто не внес большего вклада в разгром нацистской Германии, чем Василевский, Ватутин и их протеже А. И. Антонов.

В то время как Ватутин, Маландин и Василевский начинали войну на ключевых штабных постах, Алексей Иннокентьевич Антонов, будущая ведущая фигура в Генштабе Красной Армии, начал войну в относительной безвестности. Ветеран Мировой и Гражданской войн, Антонов оставался относительно незаметным до своего поступления в начале 1930-х годов на курсы академии имени Фрунзе, где в нем распознали «блестящего оперативного штабного работника». Превосходно проявив себя на посту начальника оперативного отдела Харьковского военного округа во время киевских маневров 1935 года, Антонов заслужил похвалу наркома обороны Ворошилова и принятие в Академию Генштаба — где он тоже попал в ускоренный выпуск 1937 года. После выпуска Антонов ненадолго сделался начальником штаба Московского военного округа под началом сталинского фаворита Буденного, а затем был назначен в академию имени Фрунзе на замену попавших под чистку преподавателей.

Произведенный в июне 1940 года (вместе с Василевским и многими другими) в генерал-майоры, Антонов во время массовых замен командующих в январе 1941 года сменил Маландина на посту заместителя начальника штаба Киевского особого военного округа, где и служил до начала войны. После того, как Антонов принял участие в неудачных боях 1941 года и в закончившемся поражением сражении под Харьковом в мае 1942 года, Василевский в декабре 1942 года привел его в Генштаб на пост начальника оперативного управления. Именно здесь Антонов впоследствии заслужит своей работой уважение и похвалу со стороны всех, кто его знал или работал с ним.

Трагический ход начального периода войны подверг тяжелому испытанию довоенных советских командующих военными округами. Немногие пережили это испытание. Генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос поднялся с командира 70-й стрелковой дивизии во время Финской войны до командующего Киевским особым военным округом. Ветеран Первой Мировой войны, он был в Гражданскую войну начальником штаба знаменитой 51-й стрелковой дивизии во время штурма Крыма, посещал в 1923 году Академию Генштаба, а с 1934 по 1939 год был начальником Казанского пехотного училища. После участия в боях на Дальнем Востоке (у озера Хасан и на Халхин-Голе) и в Финской войне Кирпонос командовал корпусом, Ленинградским военным округом, а в феврале 1941 года — Киевским особым военным округом, где и служил, когда началась война. Жуков в своих воспоминаниях хвалил Кирпоноса:

«Я был рад, что Киевский особый военный округ поручается такому достойному командиру. Конечно, у него, как и у многих других, еще не было необходимых знаний и опыта для руководства таким большим приграничным округом, но жизненный опыт, трудолюбие и природная смекалка гарантировали, что из Михаила Петровича выработается первоклассный командующий войсками».

Кирпонос доказал правоту Жукова. Он боролся (большей частью тщетно) с Главным командованием, добиваясь увеличения готовности к войне, а когда война началась, его войска вели себя в зачастую неудачных боях много лучше, чем войска других командующих фронтами. В сентябре 1941 года Кирпонос погиб в окружении в Киеве вместе с большей частью своего фронта и был лишен славы, которую он столь сильно заслужил.

Соседним Западным особым военным округом командовал генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, тоже ветеран (и военнопленный) Первой мировой и участник Гражданской войны. Павлов был кавалерийским офицером, посещавшим в 1928 году академию имени Фрунзе ив 1931 году — Военно-техническую академию, где он, согласно рапорту, «активно боролся с троцкистами». После выпуска Павлов командовал одной из первых механизированных частей Красной Армии — 4-й механизированной бригадой. Затем в 1937 году, он поднялся до главы Автобронетанкового управления Красной Армии, где заслужил неуместное прозвище «советский Гудериан». Во время Гражданской войны в Испании, Павлов был отправлен в Испанию для получения опыта боевого применения танковых войск и вернулся оттуда с более трезвым взглядом на использование бронетанковых сил в современной войне. Эти взгляды способствовали тому, что Красная Армия в конце 1939 года отказалась от громоздких механизированных соединений. В 1940 году Павлов стал командующим Западным особым военным округом, а в январе 1941 года принял участие в московских военных играх — где проявил себя, по оценке наблюдателей, не очень блестяще.

Когда началась война, Павлов пал жертвой сталинского гнева за то, что потерял контроль над обстановкой — которую, наверное, не смог бы контролировать никто. Сталин обвинил

Павлова в измене, снял с поста командующего и велел расстрелять. Трагическая судьба Павлова стала одним из последних проявлений дотянувшихся до войны безжалостных чисток.

Генерал-полковник Федор Сидорович Кузнецов был накануне войны третьим командующим крупным приграничным военным округом. Пехотный офицер и ветеран Первой Мировой и Гражданской войн, Кузнецов посещал в 1926 году академию имени Фрунзе, где в нем распознали присущие ему боевое мастерство и большой потенциал. В июле 1938 года, после службы преподавателем в Московском пехотном училище и в академии имени Фрунзе, он был назначен заместителем командующего Белорусским особым военным округом и помогал организовать вторжение в Восточную Польшу. Позже в том же году он командовал корпусом на Финской войне. Являя собой типичный пример «турбулентности» в советском командовании, Кузнецов на короткое время возглавил в 1940 году Академию Генерального штаба, затем принял командование Северокавказским военным округом, и наконец, в конце того же года, Прибалтийским особым военным округом.

Получивший в феврале 1941 года звание генерал-полковника, Кузнецов тоже тщетно боролся с Главным командованием, добиваясь увеличения боеготовности войск округа. Накануне войны он самостоятельно принял меры для улучшения боеготовности войск округа. Хотя его войска были в июне-июле 1941 года разбиты, а Кузнецова освободили от командования армией, он все же пережил это испытание и позже служил заместителем командующего фронтом и возглавлял Академию Генштаба.

Командование армией было в Красной Армии 1941 года задачей неблагодарной, а зачастую и гибельной. Среди уцелевших командующих армиями должно хватить двух примеров. 22 июня 1941 года генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин командовал 16-й армией из резерва Ставки, сформированной на Дальнем Востоке и переброшенной в апреле-мае 1941 года на запад в качестве части стратегического резерва. Карьера Лукина может служить примером довоенной и военной судьбы многих командующих советскими армиями. Бывший в Первую Мировую войну унтер-офицером, Лукин в Гражданскую войну командовал стрелковым полком и бригадой, в начале 1920-х годов был заместителем командующего 7-й, а потом 99-й стрелковой дивизии и посещал в 1926 году академию имени Фрунзе. После выпуска из академии имени Фрунзе он командовал 23-й стрелковой дивизией и московским гарнизоном. В 1937 году чистки вознесли его на пост помощника начальника штаба, а потом и в начальники штаба Сибирского военного округа, а в 1938 году — в заместители командующего этого военного округа.

В июне 1940 году Лукину доверили формировать и возглавить 16-ю армию, а в апреле 1941 года он занимался перед дислоцированием этой армии на запад. Предназначавшаяся первоначально для поддержки Киевского особого военного округа, армия Лукина был с началом войны развернута к северу и вступила в бои в бурлящем котле к западу от Смоленска. Уцелевшие боевые донесения Лукина четко запечатлели то угнетающее положение, в которое попала его армия до ее окружения и уничтожения под Смоленском. К счастью, Лукин избежал судьбы, постигшей его армию. Позже, в таких же тяжелых боях под Вязьмой, Лукин сам был тяжело ранен и попал в плен, и, хотя первоначально Сталин объявил его предателем, Лукин пережил и немецкий плен, и гнев Сталина, заслужив уважение своих боевых товарищей и страны. Жуков считал, что доблестная оборона Смоленска Лукиным и его войсками внесли немалый вклад в итоговое поражение немцев под Москвой.

Коллегой Лукина по резервному эшелону был командующий 20-й армией генерал-лейтенант Павел Алексеевич Курочкин — участник штурма Зимнего дворца в 1917 году, а также ветеран боев на Западном фронте в Гражданскую войну. Кавалерийский офицер, Курочкин сначала учился и преподавал в Академии имени Фрунзе, а потом командовал кавалерийской бригадой и дивизией. В Финскую войну он командовал 28-м стрелковым корпусом, а в 1941 году закончил Академию Генштаба. После выпуска он был назначен командовать сперва Забайкальским, а потом, всего за несколько часов до начала войны, Орловским военным округом. По его словам, он «вступил в войну с марша». Известие о начале войны Курочкин получил по пути из Читы в свою новую штаб-квартиру. Когда он сделал остановку в Москве, Генштаб приказал ему набрать из войск военного округа 20-ю армию и «вести оборонительные операции на одном из решающих направлений на Западном фронте».

Курочкин так и поступил, и через неделю его армия, впервые теперь действовавшая в боевых условиях под началом незнакомого командующего, развернулась на линии Днепра западнее Смоленска, чтобы дать бой передовым частям двух немецких танковых групп. Армия Курочкина сражалась храбро, но была большей частью уничтожена в Смоленском котле. Курочкин уцелел и впоследствии командовал армиями и фронтом, а в послевоенные годы стал плодовитым и талантливым автором работ по структуре и теории вооруженных сил.

Это лишь два примера из многих, которые иллюстрируют шоковую и парализующую обстановку, в которой оказались командующие фронтами и армиями. Многие из них погибли, но другие пережили это испытание и впоследствии воевали на более высоких постах. Схожий шок испытали и офицеры на более низких командных уровнях, где потери были еще более высокими. Именно из этих более низких уровней впоследствии вышли самые лучшие командиры корпусов и армий. Одним из них был Павел Алексеевич Ротмистров — кавалерийский офицер, участник Гражданской войны и армейский командир нижнего звена в 1930-е годы. Он начал войну в должности начальника штаба недавно сформированного 3-го механизированного корпуса в Прибалтийском особом военном округе. Ротмистров уцелел и позже командовал танковой бригадой под Москвой, танковым корпусом под Сталинградом и 5-й гвардейской танковой армией на более позднем этапе войны, а закончил войну в должности заместителя начальника автобронетанковых и механизированных войск советской армии.

Михаил Ефимович Катуков, начавший воевать полковником в должности командира 20-й танковой дивизии, впоследствии стал командующим 1-й гвардейской танковой армией. Полковник Семен Ильич Богданов схожим образом поднялся из командующего 30-й танковой дивизией до командующего 2-й гвардейской танковой армией. Та же картина проглядывает во всех родах войск. Уцелевшие при чистках и в первые кровавые месяцы войны не ударили в грязь лицом и в итоге победили. К чести Тимошенко, его реформы и та защита, которую он и другие обеспечили этим офицерам, дали возможность им и Красной Армии уцелеть и выйти из войны триумфаторами.

Однако на каждого из этих победителей хватало некомпетентных командиров и различных креатур Сталина, чьи положение и влияние создавали компетентным военачальникам массу проблем и затрудняли достижение победы. Шаблон их деятельности заложил непригодный для своего поста Ворошилов — и даже после замены на Тимошенко Ворошилов продолжал оказывать отрицательное влияние на доверенную ему часть военного руководства и распространять свою непригодность на весь доверенный ему фронт.

Однако больше всего вреда причиняли злобные и мстительные политработники, окружавшие Сталина, которых он использовал в качестве своих личных «инспекторов» для гарантирования дальнейшей преданности и повиновения всем его желаниям. Лишь самые сильные командующие могли противиться им, да и то с изрядным риском. Тут хватит и одного примера.

Лев Захарович Мехлис, который в 1944 году получил звание генерал-полковника, служил в Красной Армии партийным активистом со времен Гражданской войны, когда у него и завязались тесные отношения со Сталиным. Став выпускником Института Красной Профессуры, он с 1937 по 1940 год в звании армейского комиссара первого ранга являлся начальником Главного Политического Управления (ГлавПУР) Красной Армии, которое надзирало за проведением чисток. Назначенный в 1940 году народным комиссаром госконтроля СССР, он вскоре также стал заместителем наркома обороны. Во время войны, хотя Мех-лис проявил некомпетентность, служа представителем Ставки (в Крыму в 1942 году) и был смещен с поста начальника ГлавПУРа, он не лишился милости Сталина как партийный сторожевой пес и продолжал досаждать командующим.

Хотя мало кто из командующих чувствовал в себе достаточно уверенности, чтобы даже в послевоенные годы критиковать Мехлиса, у Жукова нашлось для него мало добрых слов, а Штеменко впоследствии писал:

«Донесения его часто проходили через мои руки и всегда оставляли в душе горький осадок: они были черны как ночь. Пользуясь предоставленными ему правами, Мехлис снимал с командных постов десятки людей, тут же заменяя их другими, привезенными с собой. Для комдива Виноградова он потребовал расстрела за потерю управления дивизией [в 9-й армии во время Финской войны]. Позже мне не раз приходилось встречаться с Мехлисом и тут я окончательно убедился, что человек этот всегда был склонен к самым крайним мерам»".

Тот факт, что Штеменко смог даже во времена, когда вовсю свирепствовала советская цензура, столь открыто обратить внимание читателей на эти и другие деяния Мехлиса, служит подтверждением той ненависти, которую советские командующие испытывали к своим мучителям вроде него.

Были, однако, и те, кто подтверждал наихудшие страхи Сталина и чье недовольство состоянием Красной Армии и страны побуждало их отвергнуть советское государство. Тоже явившиеся продуктами чисток, они прореагировали на них иначе, чем их коллеги, и из-за этого в памяти людей остались лишь немногих из них. Самым известным среди таких командиров был Андрей Андреевич Власов — еще один ветеран-кавалерист, участник Первой Мировой и Гражданской войн, чьи карьера и послужной список мало чем отличались от карьеры его товарищей. Он вступил в коммунистическую партию в 1930 г, до того как это стало необходимым для всех офицеров, служил под началом Тимошенко в Киевском особом военном округе, а затем в 1938 и 1939 годах в Китае в качестве военного советника Чан Кайши. В конце 1939 года он вернулся и стал командовать 99-й стрелковой дивизией в Киевском особом военном округе, где был награжден за наведение порядка в этой славящейся своей расхлябанностью части. За проявленные им блестящие способности к руководству его назначили командовать новым 4-м механизированным корпусом, и он командовал этой сильной частью в первые недели войны.

Избежав со своим корпусом окружения, а потом и окружения под Киевом с 37-й армией, которой он тогда командовал, Власов в качестве командующего 20-й армией принял участие в обороне Москвы. За выдающиеся достижения Ставка произвела его в генерал-лейтенанты, и в марте 1942 года Власова направили под Ленинград помочь восстановить успехи недавно окруженной 2-й ударной армии. В последующей катастрофе, постигшей Советы,

Власов и армия, которую его послали спасти, были уничтожены — а Власов сдался в плен немцам, где и основал Русскую Освободительную Армию. Хотя мало кто из других последовал по пути Власова, все же верно, что и он сам, и его действия тоже были, по крайней мере частично, продуктом чисток.

Таким образом, накануне войны компетентные и некомпетентные командиры служили бок о бок, чистки и те, кто организовывал их, никуда не делись — и все, как опытные, так и неопытные, вместе с частично реформированной Красной Армией, столкнулись с суровым испытанием войны.