Гг.) ознаменовалась новой волной репрессий против крестьянства, квалифицированных сельскохозяйственных кадров

1934 гг.) ознаменовалась новой волной репрессий против крестьянства, квалифицированных сельскохозяйственных кадров.

По данным политотделов МТС 24 областей, краев и республик, в 1933 г. в результате чистки было снято с работы в колхозах: 14,2% председателей, 8,6% - бригадиров, 47,3% завхозов, 34,6% кладовщиков, 25% счетоводов, 23,7% учетчиков; в МТС: 45,6% заведующих производственными участками, 39,5% механиков и 27,1% бригадиров тракторных бригад, 30,6% агрономов, 36,8% работников бухгалтерии.

Многие политотделы ввели в повседневную практику приказные, командные методы руководства колхозами. Дело дошло до того, что, например, политотдел Вихляевской МТС регламентировал весь распорядок быта колхозников, а политотделы Самойловской (Н.Волга), Ореховской (Ср.Волга) МТС приказами снимали и назначали председателей колхозов.

Заместитель начальника политотдела по ОГПУ Туймазинской МТС (Башкирия) Салимгареев 23 июля 1933 г. в колхозе «Ик» арестовал председателя колхоза только за то, что тот был пьян. Когда председатель заявил, что «по рюмочке и т. Сталин пьет», он был посажен в баню. Впоследствии председателя осудили на 3 года.

В колхозе «Карлагаш-Куак» Салимгареев арестовал колхозника Шайахметова за то, что тот возразил ему во время беседы. Арест был произведен в присутствии колхозников. Судом арестованный был оправдан.

«С первого дня своей работы в политотделе, - писал начальник политотдела Кальчанской МТС Днепропетровской области, - мой зам. по ОГПУ т. Зайцев сводит свою роль исключительно к арестам, превратил политотдел в камеру следствия, угрожает арестами колхозникам и работникам МТС. Попытка исправить его со стороны политотдела ни к чему не привела».

«Наломав немало дров» в сельском хозяйстве, политотделы выполнили возложенную на них задачу. В конце 1934 г. Пленум ЦК ВКП(б) принимает решение об упразднении политотделов МТС. Пройдет немногим более двух лет и многие из тех, кто проводил чистку колхозов и МТС, сами подвергнутся чистке, пополнив число жертв «Большого террора» 1937 г.

«Большой террор» 1937 года.

Особенность сталинской репрессивной политики в деревне в 1935-1937 гг. заключалась в том, что она проводилась под аккомпанемент речей об укреплении колхозной и советской демократии. Это было связано с принятием Примерного Устава сельскохозяйственной артели (февраль 1935 г.) и Конституции СССР (декабрь 1936 г.). Оба эти документа декларировали основные демократические права колхозников и граждан страны.

Роковые последствия для советского общества имело выступление Сталина на февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б). Пленум, с одной стороны, принял решение, направленное на развертывание партийной демократии, осудив такие нарушения демократии как несоблюдение сроков выборов парторганов, практику кооптации и т.д. С другой стороны, он призвал к широкому развитию критики и самокритики, что в условиях того времени вылилось в массовое шельмование и избиение кадров. Для этого была дана новая идеологическая установка. Свою «теорию тихой сапы» 1933 г., предназначенную для колхозного употребления, Сталин поднял на более высокий уровень - «Об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму». Тем самым Сталин, в который уже раз, пытался свалить собственные провалы в хозяйственном строительстве на «вредителей» и заодно устранить своих политических противников, объявив их «шпионами» и «контрреволюционерами», «реставраторами капитализма». Под колеса сталинской репрессивной машины попали и «левые» (Зиновьев, Каменев и др.) и «правые» (Бухарин, Рыков и др.), а также множество партийных, советских, хозяйственных, военных кадров, интеллигенции, вполне лояльных к Сталину и проводимой им политике. Таким был общий фон, на котором разворачивались репрессии против крестьянства в 1935-1937 гг.

О том, что в колхозах сплошь нарушались элементарные права колхозников, свидетельствуют многочисленные факты.

В одном из колхозов Мегатнянской МТС (Днепропетровская область) пала лошадь. Правление колхоза обвинило колхозника Дрозда во вредительском уходе за лошадьми, постановило исключить из колхоза и отдать под суд. Ветфельдшер, пришедший вскрыть павшую лошадь, набросился на него с угрозой. Между тем вскрытие показало, что лошадь была больна и у нее болезнь совершенно разрушила легкие. Колхозник Дрозд покушался на самоубийство.

В колхозе «Коммунар» Гуляйпольской МТС (Днепропетровская область) лучшая колхозница комсомолка Тимофеева Нина была доведена до самоубийства бригадиром, который оштрафовал ее на 25 трудодней за то, что она всего два раза не вышла на работу по уважительной причине. Бригадир и председатель колхоза Чучко, которые были непосредственными виновниками самоубийства колхозницы были отданы под суд.

Факты грубейшего произвола и насилия над колхозниками, избиения, всякого рода издевательств, незаконных штрафов и исключений из колхозов были вскрыты в ряде районов Азово-Черноморского края (Лабинский, Северский, Ново-Черкасский, Крымский и др.).

Заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б) Я.А.Яковлев на собрании партактива Москвы и Ленинграда в марте 1935 г. говорил: «Факт, что за последние два года из колхозов исключены сотни тысяч колхозников».

Если к рядовым колхозникам произвол допускали председатели сельсоветов и колхозов, то к ним, в свою очередь, районное начальство. «Не секрет, - говорил Я.А.Яковлев, на том же активе, - что в ряде краев, областей и республик райкомы и райисполкомы снимают председателей колхозов без всякого спроса самих колхозников».

Взыскание налогов и обязательных поставок с единоличников и колхозников превращалось в бесконечную череду чрезвычайных мероприятий, «мобилизаций», «накачек», судов, конфискаций, штрафов, ссылок. Уполномоченный Комитета заготовок СНК СССР по ВосточноСибирскому краю Морецкий в письме от 16 октября 1935 г. сообщал председателю комитета И. Клейнеру: «На 10 октября колхозы зернопоставки выполнили (100,4%). За единоличниками осталось еще 200000 пудов, которые падают в основном на сбежавшие хозяйства. Продолжаем нажимать, штрафовать, но хлеба выжимаем мало. Единоличники продолжают разбегаться».

Мясопоставки государству достигали таких размеров, что многие единоличные хозяйства оставались без домашнего скота. В 1935 г. в Калининской области таких хозяйств было 44,4%, в Московской - 58,6, в Ивановской - 32,6, в Горьковском крае - 25,2%.

Доведенные до отчаяния крестьяне в ряде случаев прибегали к крайним мерам. П.А. Ступаченко (Темрюкский район Краснодарского края) вспоминает: «В 1936 году в двух населенных пунктах, соседних с нашим селом, было организовано какое-то восстание (если его можно назвать восстанием). Вооружившись вилами, косами, топорами, десятка два мужиков и полсотни женщин хотели ликвидировать колхозы, сельсоветы. Сообщили в округ, оттуда приехала команда комсомольцев, конный вооруженный отряд в количестве 15 человек. В селе Дорожанка был зарублен один человек, упорно бросавшийся на конника с вилами, а в селе Овсяники убили на колокольне церковного сторожа, звонившего тревогу. Кроме того, никаких политических выступлений и вредительств со стороны местного населения не было, все кричали: "Хай живе Сталин!".

Кажется, в том же году как "политически неблагонадежных" взяли тракториста, конюха, свинопаса неграмотного, учителя. Все погибли».

Подняться с вилами на вооруженный до зубов сталинский репрессивный режим могли решиться только доведенные до полного отчаяния люди. Таких случаев после проведения насильственной коллективизации было не так много. Зато получила широкое распространение такая скрытая форма сопротивления, как бегство мужика в город. Только в первые годы пятилетки в Москву и города Московской области переселилось из деревни 3,5 млн чел., в Ленинград и города области - 3,5 млн, в Горький и города области - 350 тыс. чел. и т.д. Значительное число сельского населения переехало в новые промышленные центры и города Урала, Сибири и Дальнего Востока. Бегство мужика из деревни приняло такие масштабы, что его смело можно назвать «великим сталинским переселением народов». Сам Сталин на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г. вопреки очевидным фактам утверждал, что в СССР после появления колхозов «крестьянин стал оседать в деревне и у нас не стало больше ни "бегства мужика из деревни в город", ни самотока рабочей силы». Но ни введение паспортной системы в городах, ни использование других административных мер не могли сдержать мужика, готового бежать «хоть к черту на рога». В период так называемой социалистической реконструкции народного хозяйства из деревни в город перешло 18,5 млн чел. Об этом красноречиво свидетельствуют данные переписей населения 1926 и 1939 гг. За время между переписями общая численность сельскохозяйственного населения уменьшилась, несмотря на естественный прирост, с 120,7 млн до 114,5 млн (5,4%), а численность населения, работающего в сельском хозяйстве, - с 71,7 млн до 35 млн, или более чем вдвое, причем это были преимущественно колхозники, работники МТС и совхозов.

Н.М.Цибин (Горьковская область) рассказывает о том времени: «Жить становилось все труднее и труднее. Как же многие крестьяне выходили из положения? К счастью, не отняли огороды. У кого была сила, держали корову, сами молоко не ели, продавали его на рынке, а в городе покупали буханку хлеба. Совсем худо приходилось немощной бедноте, но концы с концами кое-как сводили. Хоть и не давали крестьянам паспорта, но правдами и неправдами многие уходили в города (наши деревенские - в Богородск на кожевенные фабрики).

...Что же сталось с нашей деревней? Числится она за колхозом "Мир", но колхозников в ней нет, а живут в ней рабочие богородских фабрик и дачники из Горького. Земли вокруг 200 гектаров, вроде что-то на ней сеют».

Грянул страшный 1937 г. _- год сталинского «большого террора». А.С.Базаров (Беломорский район Карельской АССР) рассказывает: «В 1937 году в феврале месяце к нам в дом пришли три человека в милицейской форме и забрали отца... Да разве только нас постигла эта страшная беда? В зиму 1937 года у нас в Сумском Посаде были арестованы 20 мужчин и пятеро женщин, и никто из них не вернулся домой. Михаил Рохмистров, Василий Пипин, Андрей Ехменин, Николай Мартынов, Иван Софронов, Павел Истомин, Константин Черницын, Семен Ехменин, Павел Галкин, Павел Черницын, Иван Попов, Матвей Калистратов, Петр Шуттиев, Игнат Куриков, Александр Махильков и другие канули в неизвестность. А за что пострадали поморские женки Наталия Падерина, Настасья Клименталь, Екатерина Григоева, Варвара Дурова, Наталья Костина? За то, что слишком рьяно отстаивали от порухи церкви. Одну из них, деревянную, разобрали на дрова, а каменную по кирпичику вывозили на шоссейную дорогу».

О том, как репрессировали ни в чем не повинных крестьян, рассказывает Л. И.Рутковский (Изяславский район Хмельницкой области). Он в 1938 г. пожаловался председателю Президиума Верховного Совета СССР М. И.Калинину на притеснение местных властей. «Прошел почти месяц, приехали четыре человека из НКВД и начали вызывать наших односельчан, стали спрашивать про нашу семью. Вечером приехали на машине, забрали меня... Начали спрашивать, а я им сказал: "Ничего вам отвечать не буду, дайте мне ответ на мое письмо, которое я написал Калинину". Говорят: "Вы писали?". Я говорю: "Да, и вас не боюсь. У меня душа чиста". Тогда вынули лист бумаги, на котором было написано, что мои два брата, Иван и Казимир, занимались контрабандой в Польше. Иван родился в 1915 г., прожил восемь месяцев и умер, Казимир родился в 1917 г., прожил десять месяцев. Могли ли дети, которые еще не умели ходить, заниматься контрабандой? А эту ложь, между прочим, подписали три человека, в том числе председатель колхоза. Я думаю, наверное, их заставили. Были указания сверху, а на местах рады стараться и, чтобы самим не попасть под репрессии, писали всякую чепуху».

Сталинская репрессивная машина, набирая обороты, поглощала все новые жертвы, а нередко и их проводников. Часто тот, кто еще в 1933_-