Навигация
2. Сюжет и символы
Фильм "Броненосец "Потемкин" — глыба, скала, монумент. Он и сейчас поражает воображение, запоминается, оставляет сильное впечатление.
У фильма есть интересная и выдающаяся черта: он не воспринимается как художественный фильм. Конечно, внешность людей меняется, и сейчас уже нет таких типов лиц, которые в эпоху нэпа можно было увидеть на каждом шагу. Дело в самих актерах, которые играют так, будто неореализм проник в советский кинематограф еще в 25 году. Ярость, возмущение, страх, боль — всё отражено, ничего не упущено, потому что всё это было естественно. Дело также в масштабности съемок и тонком, наблюдательном взгляде режиссера, его умной рассчетливости. Фильм балансирует на очень тонкой грани кинохроники и игрового кино. Впрочем, "Броненосец "Потемкин" уже сам как бы является документом, характернейшим знаком молодого советского кино и предметом культа кино современного. По замыслу, по идее — это, конечно, идеологическая агитка, но сделанная гениально, то есть воспринимаемая как прямое историческое свидетельство, тем более сейчас, 80 лет спустя. Эйзенштейн плотно насыщает кадр захватывающими деталями и, нанизывая кадры один на другой, благодаря чему фильм пролетает в один момент.
Эйзенштейн не ошибся ни разу, а в некоторых эпизодах даже позволил себе изящно, хотя и по-черному пошутить: например, выпустить перед аккуратной беленькой дамочкой (весело и приветливо машущей рукой с одесской лестницы бунтующему броненосцу) грязного и безногого, но такого же радостного человека-обрубка. Такие юмористичные эпизоды всегда располагают зрителя к фильму. Как, впрочем, и жестокие эпизоды. А жестокости и даже почти что натуралистичности Эйзенштейн не гнушался (крайне жёсткой была сцена на знаменитой одесской лестнице, когда живому ребенку давили ногами спину и тяжелыми сапогами топтали нежную детскую ручку). Он говорит со зрителем не как с маленьким ребенком, а на равных, внешне просто, без изысков, без снисходительности и без многомудрой уклончивости, понятным и доступным киноязыком. Потому и стал возможен международный триумф фильма, и потому он и сейчас воспринимается свежо.
В двадцатые годы "Броненосец "Потемкин" являлся иконой нового времени, нового культа, нового строя. У Эйзенштейна в фильме вообще отсутствует главный герой. Представлен ряд ярких эпизодических персонажей, но центральной фигуры нет. В средоточии фильма находится коллектив, как и учила партия большевиков. Восстание творит коллективный разум, поглощённый светлой идеей, которая в своём становлении расставляет события по предопределённому плану. По той же причине фильм максимально однозначен. Он не ставит вопросы, не рассыпает многоточия, его задача — показать конкретные выходы из конкретных тупиков. Поэтому добро в нём однозначно доброе, а зло — без вариантов плохое, чтобы никто из зрителей не жалел кровопийц в аристократичных лайковых перчатках, травящих матросов словом божьим и гнилым мясом.
Сергей Эйзенштейн был первым режиссером, кто начал использовать в своих фильмах систему знаков и символов.
Знако-символьная система действует окольными путями, подходит к зрителю не напрямую, а как бы исподтишка, тем самым, заставляя его врасплох, не готовым воспринять сознательно образы, и они бесконтрольно проникают в подсознание зрителя, постепенно перенося его внутрь происходящего на экране. Так создается невиданная доселе глубина ощущения сопричастности зрителя к фильму.
После Эйзенштейна, кинематограф взял на вооружение знако-символьную систему, и начал широко применять ее. Но, знаки и символы, созданные Эйзенштейном в его фильмах, остаются непревзойденными. Мощь образов, пронзительные сопоставления, символы, попадающие в точку.
Эйзенштейн впервые применяет образы преувеличенного реализма - эпизод с гнилым мясом. Черви, копошащиеся в гниющей туше животного, вызывают физическое отвращение даже у зрителей, становятся образом угнетающего класса, паразитирующего на теле народа. Фраза матроса о червях, - "оно само же за борт ползет", - становится метафорической, когда взбунтовавшие матросы, скидывают своих угнетателей за борт.
Хлесткий и безошибочно точный удар Эйзенштейн наносит по Вере. Главный атрибут Христианства - крест в руках священника, становится в его картине орудием в руках палача. Эпизод построен так, что священник, ударяющий крестом по ладони, словно дает команду к расстрелу людей. Во время бунта, крест, выроненный из рук священника, вонзается в пол, как острие топора. И этот неявный образ, действует намного сильней, чем явный образ солдат с ружьями, ждущих приказа расстреливать.
Эйзенштейн так же использует мистические символы. Тело убитого матроса лежит на берегу моря, а над ним мерцает и переливается отраженное в воде солнце. Словно это душа - светлая и чистая вьется над погибшим моряком.
Самый сильный образ, ставший образцом в кинематографии, копируемый, подражаемый и пародируемый - эпизод со съезжающей по лестнице коляской с младенцем в ней. Шок и страх бегущих по лестнице людей, - мужчин и женщин, стариков и детей, гиперболически становится ничтожным, когда режиссер показывает несущуюся по лестнице коляску с кричащим от ужаса младенцем. Критический реализм, провозглашенный Эйзенштейном, доходит до апогея в этом эпизоде.
Фильмам Эйзенштейна очень подходит сравнение с музыкой Рахманинова,- и неудивительно, ведь музыкант и режиссер были современниками. Полные мистики, тайных знаков, затаенной тревоги, обнаженного реализма, их музыка и фильмы, хотя есть два разных вида искусства, создавали идентичные картины мира.
3. Музыкальное сопровождение
У фильма «Броненосец „Потёмкин“» было несколько музыкальных сопровождений. Наиболее удачные из них — музыка Эдмунда Майзеля и Дмитрия Шостаковича.
По воспоминаниям главного редактора «Киноведческих записок» Александра Степановича Трошина композитор Эдмунд Майзель, который первый сочинил музыку для «Броненосца «Потёмкина», тесно общался и советовался с Эйзенштейном во время свой работы над этим произведением. Причём сам Эйзенштейн очень любил и считал почти идеальным музыкальное сопровождение Майзеля. Это была не музыка в привычном смысле слова, так как в звуковом сопровождении Майзеля, кроме музыкальных инструментов, использовались самые разнообразные шумовые эффекты. Это создавало дополнительное эмоциональное воздействие на зрителей. Так А. С. Трошин вспоминает: «Когда я смотрел с этой музыкой, то вдруг возникало ощущение животного страха, например, на Одесской лестнице. Это написано так и так сделано, что тебя просто охватывает ужас, и ты не знаешь куда деться». К сожалению, это музыкальное сопровождение не сохранилось полностью, однако, в 2005 году юбилейный показ фильма в Берлине с музыкой Майзеля стал мировой сенсацией и произвёл фуррор в кинематографическом мире.
В то же время самое знаменитое музыкальное сопровождение связано с именем Дмитрия Шостаковича. Когда в 1976 году фильм был перенесён на более совершенную плёнку, то в качестве музыки к нему была использована симфония Дмитрия Шостаковича «Девятьсот пятый год». Она так гармонично подошла к изображению, что многие части музыки и фильма совпали практически один к одному.
Последней на данный момент работой над звуковой дорожкой к фильму является музыка, написанная в 2005 году британским поп-дуэтом Pet Shop Boys.
Использованная литература:
1. История советского кино, т.1 / под ред. И.Н. Владимирцевой, А.М. Сандлер. – «Искусство», М., 1969.
2. Электронная энциклопедия Кирилла и Мефодия, 2002.
Похожие работы
... живительным источником их произведений. Таковы первый из "блудных детей" — Мейерхольд, сын пензенского водочного фабриканта, Евгений Вах- тангов — сын табачного фабриканта из Владикавказа, Сергей Эйзенштейн. Известные слова Маркса о "могильщике капитализма" отнесем и к художникам, изменившим своей буржуазной среде и сделавшимся ее непримиримыми разоблачителями в советском искусстве. Это тоже знак ...
... . Так было и с фильмом. "Потемкин". К двадцатилетнему юбилею годовщины 1905 года была задумана Агаджановой-Шутко и мною большая эпопея "1905", куда эпизод восстания на броненосце "Потемкин" входил наравне с другими эпизодами, которыми был так богат этот год революционной борьбы. Начались "случайности". Подготовительные работы юбилейной комиссии затянулись. Наконец возникли осложнения со съемками ...
... , рефлексия как функция центростремления, заключает природу к организму. И если основание определения детерминировано, то основание на основе преднамеренности рефлексии – спонтанно. В контексте структурной киноэстетики Эйзенштейна структура кинофразы предстает как связь «органического целого» (значения) и элемента периферийной серии («цепочки») означающих в замыкании на центральном символе. В ...
... , и тем самым в глазах эмигрантов в синоним советской власти в целом. Так прекратилось одновременное существование двух параллельных национальных школ - уникальное явление в истории киноискусства. Советский кинематограф в период Великой Отечественной Войны и в борьбе с фашизмом Искусство, начиная с пения и танца древнейших времен, выражало стремление человека к гармонии и красоте, служило ему ...
0 комментариев