1.2 Миф о золотом веке на полотне немецкого художника
Художники эпохи Возрождения для создания шедевров часто обращались к мифологическим сюжетам.
Каждый народ, исходя из своих обычаев, мировосприятия, создает свои собственные мифы, которые являются важнейшим источником художественного творчества. Швейцарский психоаналитик Юнг писал, что миф обнаруживает внутреннюю сущность.[9] Мифы давали художникам сюжеты, в которых они могли выразить на полотне такие понятия, как истина, ужас или страх. Мифы использовались также для создания аллегорий, чтобы можно было рассказать о любви или раскрыть тему патриотизма. Обращаясь к сюжетам легенд и сказаний, художники с их помощью пытаются решить нравственные, этические и эстетические проблемы.
Источником западной культуры стала античная Греция, где мифы прочно вошли в жизнь ко времени Гомера (IX в. до н.э.). Греческую мифологию переняли и дополнили римляне. Классические мифы пережили раннее христианство и Средневековье и опять оказались широко востребованными в эпоху Возрождения. Заново открывшиеся произведения античной литературы Гомера, Виргилия, Апулея и, главным образом, Овидия рассказывали о богах и героях, их приключениях, подвигах, любви, преступлениях и наказании, жестокости и мстительности и в течение веков вдохновляли художников на создание прекрасных творений. За всю эпоху Возрождения на темы классических мифов были написаны многие шедевры европейского изобразительного искусства.[10] Античные легенды дали богатейшие сюжеты для картин С. Боттичелли, А. Мантеньи, Джорджоне, фресок Рафаэля. Большинство созданных по мифам произведений были насыщены сильными чувствами и предлагали волнующую альтернативу религиозной живописи, доминирующей в изобразительном искусстве. Новые темы помогали создать образ идеально прекрасного человека, современного физически и духовно.
Данная курсовая работа посвящена картине, которая написана по сюжету античного мифа о золотом веке. Этот миф встречается у многих народов и повествует о счастливом и безоблачном времени существования первобытного человечества. Легенда о золотом веке описана в трудах многих греческих и римских поэтов. Например, по Гесиоду первое поколение людей во времена правления Кроноса наслаждалось полным блаженством. Люди жили, не зная бед и печали, имея все необходимое для своего беззаботного существования. Легенда, изложенная Овидием, приводится в следующей главе.
К этому же сюжету обращался и немецкий художник XVI в., Лукас Кранах Старший. В его картине «Золотой век» (рис. 3) явно прослеживаются готические тенденции, свойственные немецкому Возрождению. Его манере характерны мягкость и лиризм. В картине прослеживается чувство природы, стремление воплотить ренессансную мечту об идеально прекрасном человеке. Лукас Кранах, как и Камбьязо Лука, изображает множество символов и животных. Но в изломе вытянутых фигур, в их подчеркнутой хрупкости уже намечаются черты маньеризма.
Картина «Золотой век» (рис.4) находится в коллекции Государственного музея искусств им. А. Кастеева. В 1958 г. была приобретена музеем у вдовы известного адвоката Порфировой Е.Ф. Картина написана на холсте масляными красками. Не имеет подписи. В середине 60-х годов была реставрирована. Размер полотна 122 × 147 см.
В основе сюжета лежит миф о золотом веке, о тех далеких временах, когда люди жили беззаботной жизнью в непосредственной близости с богами, в достатке и благополучии, не испытывая нужды ни в чем. В это блаженное время, еще до воцарения Зевса при Кроносе (рим. – Сатурн), люди не знали ни печалей, ни болезней, не было медленно подкрадывающейся старости. Смерть легкая, как сон, наступала после долгой, счастливой, полной земных благ жизни. Земля сама приносила все необходимое без всякой обработки, а на деревьях спели сочные плоды.[11] Поколение «золотого века» после своего исчезновения превратилось в «благостных демонов» и, обитая на островах блаженных, охраняет людей и почитается ими, как дарователи всяческих благ.[12]
Овидий изложил миф о «золотом веке» в своей поэме «Метаморфозы»:
«Не окружали еще отвесные рвы укреплений;
Не было шлемов, мечей; упражнений военных не зная,
Сладкий вкушали покой безопасно живущие люди.
Также, от дани вольна, не тронута острой мотыгой,
Плугом не ранена, все земля им сама приносила,
Пищей довольны вполне, получаемой без принужденья,
Рвали с деревьев плоды, земляничник нагорный сбирали.
Капал и мед золотой, сочась из зеленого дуба».[13]
Картина Камбьязо «Золотой век» разделена на два плана. Своих персонажей (беззаботную, счастливую семью) художник расположил на первом плане. Они и занимают большую часть полотна. В нижней части картины ближе всего к зрителю полулежит обнаженный мужчина, отец семейства. Он повернут спиной к нам, его ноги полусогнуты в коленях, правой рукой он опирается о землю, левую прижимает к груди. Его бедра опоясывает тонкая, как нить, ветка, похожая на ветвь винограда, с множеством зеленых листьев. Голова мужчины повернута влево и немного наклонена. Взгляд его направлен в сторону рядом сидящей женщины, кормящей грудью младенца. Художник пишет ее сидящей боком к зрителю и лицом к мужу. Своей правой рукой она опирается о землю, а левой заботливо придерживает младенца, который сидит у нее на коленях. Она кормит его грудью, ее трепетный взгляд, полный любви и нежности, направлен на беспечное дитя. Чуть правее Камбьязо изобразил еще одного младенца. Он сидит позади первого. Оба, подняв головы, внимательно смотрят на мать. За ее спиной художник пишет третьего младенца. Он изображает его играющим с веткой дерева. Ребенок стоит, подняв свои крохотные ручки вверх, и держит ветвь с тремя переливающимися золотом яблоками. На лицах детей и их матери выступает бодрый, здоровый румянец.
За действиями, происходящими на переднем плане, наблюдает белый баран с закрученными в спираль рогами. Его голову художник изобразил в правой части полотна. Мы не видим его туловища. Баран как бы выглядывает из того пространства, которое осталось за рамкой картины. Зритель не может видеть его полностью, но подразумевает и ощущает.
На заднем плане художник пишет пейзаж. Действия персонажей происходят на фоне хмурого неба, застланного темными плотными облаками, через которое кое-где проступают золотистые солнечные лучи. Линия горизонта расположена точно над головами описанных выше мужчины и женщины. Вдали над горизонтом возвышается одиноко стоящая гора.
В правой части картины Камбьязо расположил огромный дуб. Он соединяет передний и задний планы. Дерево имеет необъятный ствол и тонкие, покрытые листвой, ветки. Оно, так же как и баран, не водит полностью в пространство картины. Дуб немного наклонен влево. Его ветви склоняются в сторону веющего ветра. Русые волосы женщины тоже развеваются, повторяя их движение.
В тяжелых условиях блокадного Ленинграда картина хранилась без подрамника в свернутом виде под половицей в доме, случайно уцелевшем от бомбежек. В нижнем левом углу – прорыв 3×3 см., потемнение лака.
0 комментариев