Русалка в творчестве М.Ю. Лермонтова

4.2 Русалка в творчестве М.Ю. Лермонтова

Встречается русалка и в произведениях Лермонтова М.Ю.

Так в первой главе «Журнала Печорина» - «Тамань», герой, из-за своего любопытства, оказался втянут в опасное приключение.

Герой вмешался в простую жизнь "честных контрабандистов". Его привлекли загадочные ночные обстоятельства - слепой мальчик и девушка поджидали лодку с контрабандистом Янко. Печорину не терпелось узнать, что они делали ночью. Девушка, казалось, сама заинтересовалась Печориным и вела себя двусмысленно: "вертелась около моей квартиры: пенье и прыганье не прекращались ни на минуту". Печорин увидел "чудно нежный взгляд" и воспринял его как обычное женское кокетство ("он напомнил мне один из тех взглядов, которые в старые годы так самовластно играли моей жизнью"), то есть в его воображении взор "ундины" сопоставился со взором какой-нибудь светской красавицы, взволновавшей его чувства, и герой ощутил в себе прежние порывы страсти. В довершение всего последовали "влажный, огненный поцелуй", назначенное свидание и признание в любви. Герой почувствовал опасность, но все-таки был обманут: не любовь была причиной демонстративной нежности и пылкости, а угроза Печорина донести коменданту. Девушка была верна другому, Янко, и ее хитрость служила лишь поводом для расправы с Печориным. Отважная, наивно-коварная и ловкая, заманив Печорина в море, она едва не утопила его.

Романтический "русалочий" мотив трансформируется Лермонтовым, эпизод с "ундиной" обнаруживает внутреннюю слабость героя, чуждого естественному миру, его неспособность к простой, полной опасностей жизни. Интеллектуальный, цивилизованный герой вдруг теряет свои несомненные преимущества перед простыми людьми, не допускается в их среду. Он лишь может завидовать их отваге, ловкости.

Страсть Печорина к девушке из "естественной" среды здесь показана Лермонтовым в противоположном проявлении по сравнению с тем, что герой пережил с Бэлой. В "Бэле" герой играет душами простых людей, в "Тамани" он сам становится игрушкой в их руках. Контрабандистка, как и Бэла, цельная и сильная натура, от поцелуя которой у Печорина в глазах потемнело и голова закружилась, любя другого, дерзко посмеялась над его казалось бы подлинной страстью, чуть не утопив его. В столкновении с "ундиной" Печорин терпит поражение. Печорин не готов к столкновению со свободными и гордыми людьми на их "территории". Он обнаруживает свое интеллектуальное превосходство лишь в том случае, если "простой" человек оказывается в его руках.

Незаурядное воображение Печорина, его авантюризм восхищают читателя особенно потому, что эти качества не находят себе пространного описания в дневнике героя. Печорин, как будто избегая страстей, подчиняется только одной - не уклоняясь, испытывать себя. Герой охвачен сумасбродством, быстро пульсирующая кровь подсказывает просто невероятные для него слова: "обворожительно", "правильный нос свел меня с ума". Как поэтична природа Печорина, если моментально в разговоре с незнакомкой он подхватывает почти сказочный ее язык. Бесстрастие его покинуло. Романтическая фантазия играла героем в голове и в сердце. Как плоско, хотя и буднично, завершилось неожиданное приключение. Лишнее разочарование, жалость к слепому мальчику и досада на свою еще не изжитую молодость - вот и весь финал фантастического дня для Печорина.

Все эти жертвы Печорина в его неустанном стремлении любыми способами развеять скуку, по сути дела, пассивны, не оказывают должного сопротивления своему мучителю. Иначе обстоит дело с "водяным обществом": эти дамы и господа умеют плести интриги не хуже Печорина и в состоянии дать достойный отпор зарвавшемуся искателю приключений. Печорин оставляет мир "дикарок" и возвращается в гораздо более привычный и безопасный для него мир "знатных" барышень и барынь. Так совершается переход от "Тамани" к "Княжне Мери".

В июне 1841 года, за несколько месяцев до смерти, 27-летний Лермонтов пишет балладу "Морская царевна".

На первый взгляд, темой стихотворения может быть обозначена тема любви. ...

 

"Я царская дочь!

Хочешь провесть ты с царевною ночь?"

Синие очи любовью горят...

Но остальной текст опровергает первоначальное предположение. В словах царевича "Добро же! постой!" звучит скорее угроза, нежели нежность. Рука у царевича названа "боевой", сам он называет вытащенную на берег русалку "добычей". Таким образом перед нами разворачивается тема борьбы, противоборства, поединка, но никак не любви. Присмотримся повнимательнее, как представлены события в стихотворении.

В море царевич купает коня;

Слышит: "Царевич! Взгляни на меня!"

Где царевич купает коня? Очевидно, что на начало стихотворения герой находится на мелководье, где до него и доносится голос из воды. Вторая строфа гласит:

 

Фыркает конь и ушами прядет,

Брызжет и плещет и дале плывет.

Создается впечатление, что в тексте что-то пропущено. Царевич только что услыхал голос и сразу же бросился в воду, поплыл на звук. Мы знаем, что неподалеку от него, на берегу, находится его свита, товарищи, к которым он обратится, когда вернется с русалкой на берег. Что по идее должен делать царевич в таком случае: попытаться выяснить, определить источник звука, возможно, послать кого-либо из слуг на проверку, а уж потом решать, что делать дальше или же самому сразу бросаться в воду? Скорее первое. Как же можно объяснить его "странное поведение"? Нам представляется верным лишь один ответ на этот вопрос: царевич как будто знал о том, что голос раздастся, он, скорее, явился для него не неожиданностью, требующей выяснения, а известным событием, которое должно совершиться. Голос из воды был неким "сигналом" для него, по которому царевич бросается в воду. Назовем его гипотетически "вызовом на поединок".

 

Слышит царевич: "Я царская дочь!

Хочешь провесть ты с царевною ночь?"

Мы понимаем, что перед нами русалка, которая заманивает царевича, чтобы обольстить его, а затем умертвить. Это "приглашение на казнь" облечено в форму любовного зова, который должен обмануть царевича. Но как мы увидим по тексту, герой не поддается подобному обману, он знает, чем грозит ему подобный зов. Обратим внимание на изначально заданное равенство героев: стихотворение называется "Морская царевна", в самом тексте указывается на это: "Я царская дочь!/ Хочешь провесть ты с царевною ночь?", герой тоже обозначен достаточно однозначно: царевич. Персонажи поставлены в равное положение, и "поединок", на который "вызывает" царевича русалка, не предполагает однозначного исхода.

Интересным нам представляется также то, что лишь в третьей строфе царевич осознает, кто был на самом деле источником голоса: морская царевна, русалка. Только в третьей строфе она открывается герою, понимая, что для него это ничего не изменит, ибо он находится в ее стихии, а следовательно, в ее власти. Возникает вопрос: во 2-й строфе царевич прыгал в воду, не зная точно, кто его противник? Как это ни парадоксально звучит, но по тексту стихотворения мы должны ответить "да".

Четвертую, пятую и шестую строфы рассмотрим вместе, ибо они тематически сочленены:

Вот показалась рука из воды,

Ловит за кисти шелковой узды.

 

Вышла младая потом голова;

В косу вплелася морская трава.

 

Синие очи любовью горят;

Брызги на шее, как жемчуг, дрожат.

Интересно заметить, что, поняв, что перед ним русалка, грозящая уволочь его на морское дно, царевич тем не менее не поворачивает назад: он продолжает свой путь.

Процитированные три строфы отражают постепенное приближение царевича к источнику доносившегося голоса - сперва показывается рука, потом голова морской царевны, затем уже мы различаем синие очи. Обратим внимание на лексику, сопровождающую описание царевны. Она действительно красива: голова названа "младой", ее венчает коса с вплетенной травой, "синие очи" (архаичное, возвышенное описание) любовью "горят", брызги на шее сравниваются с драгоценным "жемчугом". Русалка находится в своей стихии, оттого она и прекрасна.

Но при этом мы замечаем глагол, которым обозначено действие царевны: "ловит". Он дисгармонирует с величаво-прекрасным обликом царевны, выдает ее настоящее стремление - она хватает поводья коня, чтобы увлечь его с седоком на дно. И царевич это замечает:

Мыслит царевич: "Добро же! постой!"

За косу ловко схватил он рукой.

Знаменательно, что царевич не высказывает свои эмоции вслух, он только "мыслит", дабы не спугнуть будущую добычу. Именно в этом месте тема противоборства окончательно оттесняет предполагавшуюся ранее любовную линию, становится доминирующей. (Интересно, что герой хватает царевну за косу, что несет в себе символический подтекст "полонения" (плененения) девушек, захваченных во времена войн, набегов.) В указанных словах царевича сквозит скрытая угроза, ожидание борьбы, он оказывается подготовлен к поединку, который и разворачивается в следующей строфе:

 

Держит, рука боевая сильна:

Плачет и молит и бьется она.

Перед нами даже не борьба, а недолговременное покорение морской царевны. Герою надо покорить русалку, сломить ее волю, чтобы в следующей строфе беспрепятственно плыть с ней к берегу.

К берегу витязь отважно плывет;

Выплыл; товарищей громко зовет.

"Отважно" плыть к берегу может только победитель, торжествующий от сознания своей победы. И ему необходимо признание окружающих - именно поэтому он зовет товарищей.

"Эй вы! сходитесь, лихие друзья!

Гляньте, как бьется добыча моя...

 

Что ж вы стоите смущенной толпой?

Али красы не видали такой?"

Герою важно показать вытащенное на берег "чудо морское", он горд своей победой. Обращают на себя внимание взаимоотношения между царевичем и его товарищами. Они не сводятся в формуле "господин-слуга", скорее, он воспринимает их как равных. И от этого его желание выглядеть первым среди равных становится значительнее, нежели в ситуации красующегося царевича. Легко объяснить смущение друзей - желая разделить радость победы героя, они не понимают причины торжества. Перед ними морское чудовище, которое видит и сам царевич, оборачиваясь:

Вот оглянулся царевич назад:

Ахнул! померк торжествующий взгляд.

 

Видит: лежит на песке золотом

Чудо морское с зеленым хвостом;

 

Хвост чушуею змеиной покрыт,

Весь замирая, свиваясь дрожит;

 

Пена струями сбегает с чела.

Очи одела смертельная мгла.

 

Бледные руки хватают песок;

Шепчут уста непонятный упрек...

Метаморфозу с морской царевной Лермонтов описывает поистине удивительно. Торжество царевича оборачивается ужасом при виде представшей перед ним картины. Его победа оказывается пирровой. Переход от одного состояния к другому происходит через оборот назад: "Вот оглянулся царевич назад". Семантика оборота, взгляда назад, сложившаяся в мировой культуре, обладает ярко выраженной отрицательной коннотацией (ср. миф об Орфее и Эвридике, о жене библейского Лота, о фольклорном оборотничестве и др.). Здесь оборот также не приносит ничего хорошего: царевич видит ужасную картину. Интересно вновь обратить внимание на лексику, описывающую царевну, но теперь в ином качестве. "Чудо морское с зеленым хвостом" невыгодно контрастирует с фоном, на котором оно представлено ("песок золотой") - что еще более подчеркивает его уродство. Само слово "чудо" означает что-то непонятное, неопределенное, незнаемое и, как следствие, чужое, враждебное (ср. "Чудо-юдо, рыба-кит..."). Хвост - непременный атрибут русалки, который, что примечательно, не акцентируется при первом описании, наводит на мысль о принадлежности чуда к нечистой силе. Разворачивающееся описание позволяет наделить "чудо" хтоническими признаками: "змеиная чешуя", хвост "свивается" подобно драконьему.

Чудовище умирает и очи, которые были синими и горели любовью, оказываются одеты в "смертельную мглу", "бледные руки" подчеркивают мертвенность существа. Какой непонятный упрек шепчут уста чудища? Ответ очевиден: это укор царевичу, выволокшему русалку на берег и обрекшему ее на погибель. В современном значении здесь слово "непонятный" означает скорее "неслышимый". Эта строфа примечательна с позиции синтаксиса - она оканчивается многоточием, что подчеркивает, с одной стороны, недоговоренность (чудище, умирая, не все успело сказать), с другой, - обрыв (в данном случае - жизни чудовища). Последняя строфа показывает на едущего прочь и задумавшегося царевича:

Едет царевич задумчиво прочь.

Будет он помнить царскую дочь.

 

Странный конец. Непонятный. На первый взгляд, финал четко определен: царевич победил, чудовище умерло, герой уезжает прочь. Но с другой стороны, остается ряд нерешенных вопросов. О чем недоговорила умирающая русалка? Почему царевич едет "задумчиво", о чем он думает? Как "будет он помнить царскую дочь": как результат победы, как увиденный ужас или станет размышлять о причинах случившегося преображения прекрасной девы в чудо морское? Вопросы как будто остаются без ответа, финал стихотворения как будто является открытым.

Лермонтовым так же была написана баллада «Русалка»(1832). Баллада очень лирична и сюжет в ней развивается по музыкальному и мелодичному принципу. Но в отличии от фольклорных сюжетов, где русалка заманивает и убивает человека, лермонтовская фантастика, в данной балладе, стремиться к романтизму. Русалка не имеет ни малейшего представления о смерти и для нее кажется, что витязь просто спит и не отвечает на ее ласки. В мире, где царит гармония и красота, витязь, со своей «статичностью» вносит разлад.

 

Русалка плыла по реке голубой,

Озаряема полной луной;

И старалась она доплеснуть до луны

Серебристую пену волны.

 

И шумя, и крутясь, колебала река

Отраженные в ней облака;

И пела русалка - и звук ее слов

Долетал до крутых берегов.

 

И пела русалка: "На дне у меня

Играет мерцание дня;

Там рыбок златые гуляют стада;

Там хрустальные есть города;

И там на подушке из ярких песков

Под тенью густых тростников

Спит витязь, добыча ревнивой волны,

Спит витязь чужой стороны.

 

Расчесывать кольца шелковых кудрей

Мы любим во мраке ночей,

И в чело и в уста мы в полуденный час

Целовали красавца не раз.

 

Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,

Остается он хладен и нем;

Он спит - и, склонившись на перси ко мне,

Он не дышит, не шепчет во сне!..."

 

Так пела русалка над синей рекой,

Полна непонятной тоской;

И шумно катясь, колебала река

Отраженные в ней облака.

 

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

 

1.  Благой Д.Д. «Социология творчества Пушкина». М., 1931 стр.:125, 183-184, 201-206.

2.  Вересаев В.В. «В двух планах: статьи о Пушкине». М., 1929 стр. 162- 163.

3.  Кичигин В. П. Народная культура Юга России: Белгородская обл. // Опыт систематизации этнофольклорного материала. – Белгород, 2000

4.  Крюкова Н. Русалка и другие мифологические образы в народном творчестве. Исследовательская работа. – Саров, 2006.

5.  Лермонтов М.Ю. Русалка //Лирика. – СПб, Сказ, 1999.

6.  Назарова Л.Н. «Лермонтовская энциклопедия». М., Большая Российская Энциклопедия 1999.

7.  Педчак Е.П. «Литература: Устный и письменный экзамены». Ростов-на-Дону, 2002.

8.  Русские предания. Фольклор. Электронная энциклопедия. – ООО «Сигма», 2003.

9.  Ходасевич В. «Поэтическое художество Пушкина». Л., 1924 стр. 145-151.

10.  Ресурсы Internet: http://ru.wikipedia.org/wiki/