Особенности сатиры и юмора М.Е. Салтыкова-Щедрина

 

ОСОБЕННОСТИ САТИРЫ И ЮМОРА М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Содержание

Введение

1. Салтыков-Щедрин как великий сатирик

1.1 История зарождения новой сатиры

1.2 Тематика и авторская идея Салтыкова-Щедрина

2. Особые художественные приемы в сатире Салтыкова-Щедрина

2.1 Устойчивые мотивы и ситуации. "Помпадуры и помпадурши"

2.2 Пародия как художественный прием

2.4 Фразеологизм как средство сатиры в сказках

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Общая характеристика работы. Курсовая работа посвящена изучению сатиры и юмора в творчестве писателя второй половины 19-го века Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина и особым приемам в структуре его произведений.

Актуальность исследования. Русская литература внесла значительный вклад в мировую литературу подарив ей таких великих писателей как Ф.М. Достоевский, А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой и многих других и

Наша задача состоит в том, чтобы выявить ключевые и знаковые моменты в сатире М.Е. Салтыкова-Щедрина. Увидеть главную структурную направленность и взаимосвязь устойчивых схем в его произведениях.

Также, нами будут рассмотрены приемы и методы применяемые писателем в написании своих творениях. Использование аллегории, гиперболы, гротеска и других литературных элементов.

Но когда в искусстве выходит на первый план политическое содержание произведения, когда обращают внимание прежде всего на идейность, соответствие определенной идеологии, забывая о художественности, искусство и литература начинают вырождаться. Не потому ли многие сегодня с неохотой читают "Что делать?" Н.Г. Чернышевского, произведения В.В. Маяковского, и уж совсем никто из молодых читателей не знает "идейные" романы 20-30 годов, скажем, "Цемент", "Соть" и прочие. Бытует мнение, что преувеличение роли литературы как трибуны и арены политической борьбы повредило и Салтыкову-Щедрину. Писатель был убежден, что "литература и пропаганда - одно и то же". Салтыков-Щедрин - продолжатель русской сатиры Д.И. Фонвизина, А.Н. Радищева, А.С. Грибоедова, Н.В. Гоголя и других. Но усилил это художественное средство, придав ему характер политического оружия. От этого его книги были острыми и злободневными. Однако сегодня они, пожалуй, менее популярны, чем произведения Гоголя. Не потому ли, что в них меньше художественности? И все же трудно представить нашу классическую литературу без Салтыкова-Щедрина. Это во многом совершенно своеобразный писатель. "Диагност наших общественных зол и недугов" - так отзывались о нем современники.

Конечно, не все в творчестве Щедрина интересно нам сегодня. Но по-прежнему дорог нам писатель своей любовью к народу, честностью, желанием сделать жизнь лучше, верностью идеалам. И многие его образы как бы ожили, стали близкими. Ведь разве не звучат и ныне горькой правдой слова из сказки "Дурак" о герое ее, что "совсем он не дурак, а только подлых мыслей у него нет - от этого он и к жизни приспособиться не может?"

Актуальность темы обусловлена тем, что необходимо выявить способы выражения авторских идей и художественных задумок, навеянных сложной социальной обстановкой времени.

Наша задача состоит в том, чтобы проанализировать и провести свои исследования сатирических сочинений и вычленить ключевые элементы в трудах М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Объектом данного исследования являются сатира и юмор в творчестве Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина.

Предметом являются художественные приемы, устойчивые мотивы и ситуации, средства сатиры в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Источники исследования. Основной базой нашей работы стали произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина, критические статьи современников писателя и научные книги. Большую помощь в поисках актуальной информации оказала глобальная сеть Интернет.

Теоретическая значимость. Исследование вносит вклад в изучение явления сатиры и юмора в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Практическая значимость. Научные результаты, материал курсовой работы могут быть использованы при чтении вузовских курсов по русской литературе. Также при самостоятельном изучении студентами материала о творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Объем и структура работы. Данная работа содержит введение, два аналитических раздела, заключение и список использованных источников. Курсовая работа изложена на 38 страницах.

1. Салтыков-Щедрин как великий сатирик

Так начнем повесть сию...

М.Е. Салтыков-Щедрин

 

1.1 История зарождения новой сатиры

Михаил Евграфович Салтыков - Щедрин, которому предстояло в будущем стать великим русским писателем, родился 27 (15) января 1826 года в селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии в семье зажиточных помещиков Салтыковых. Детские его годы прошли в родовом имении отца в "... годы... самого разгара крепостного права", в одном из глухих углов "Пошехонья". Наблюдения за этой жизнью найдут впоследствии отражение в книгах писателя. Получив хорошее домашнее образование, Салтыков в 10 лет был принят пансионером в Московский дворянский институт, где провел два года, затем в 1838 переведен в Царскосельский лицей. Здесь начинает писать стихи, испытывает большое влияние статей В. Белинского и А. Герцена, произведений Н. Гоголя. В 1844 после окончания лицея служил чиновником в канцелярии Военного министерства. "... Везде долг, везде принуждение, везде скука и ложь... ", такую характеристику дал он бюрократическому Петербургу. Другая жизнь более привлекала Салтыкова: общение с литераторами, посещение "пятниц" Петрашевского, где собирались философы, ученые, литераторы, военные, объединенные антикрепостническими настроениями, поисками идеалов справедливого общества. Первые повести Салтыкова "Противоречия" (1847), "Запутанное дело" (1848) своей острой социальной проблематикой обратили на себя внимание властей, напуганных французской революцией 1848. Писатель был выслан в Вятку за "... вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, протрясших уже всю Западную Европу... ". В течение восьми лет живет в Вятке, где в 1850 был назначен на должность советника в губернском правлении. Это дало возможность часто бывать в командировках и наблюдать чиновный мир и крестьянскую жизнь. Впечатления этих лет окажут влияние на сатирическое направление творчества писателя. В конце 1855 после смерти Николая 1, получив право "проживать где пожелает", возвращается в Петербург и возобновляет литературную работу. В 1856 - 57 были написаны "Губернские очерки", изданные от имени "надворного советника Н. Щедрина", ставшего известным всей читающей России, назвавшей его наследником Гоголя. В это время женится на 17-летней дочери вятского вице-губернатора, Е. Болтиной. Салтыков стремился сочетать труд писателя с государственной службой. В 1856 - 58 был чиновником особых поручений в Министерстве внутренних дел, где были сосредоточены работы по подготовке крестьянской реформы. В 1858 - 62 служил вице-губернатором в Рязани, затем в Твери. Всегда стремился окружать себя на месте своей службы людьми честными, молодыми и образованными, увольняя взяточников и воров. В эти годы пишет рассказы и очерки ("Невинные рассказы", 1857 - 63; "Сатиры в прозе", 1859 - 62), а также статьи по крестьянскому вопросу. В 1862 выходит в отставку, переезжает в Петербург и по приглашению Некрасова входит в редакцию журнала "Современник", который в это время испытывает огромные трудности (Добролюбов скончался, Чернышевский заключен в Петропавловскую крепость). Салтыков берет на себя огромную писательскую и редакторскую работу. Но главное внимание отдает ежемесячному обозрению "Наша общественная жизнь", которое стало памятником русской публицистики эпохи 1860-х. В 1864 Салтыков выходит из редакции "Современника", причиной послужили внутрижурнальные разногласия по вопросам тактики общественной борьбы в новых условиях. Возвращается на государственную службу. В 1865 - 68 возглавлял Казенные палаты в Пензе, Туле, Рязани; наблюдения за жизнью этих городов легли в основу "Писем о провинции" (1869). Частая смена мест службы объясняется конфликтами с начальниками губерний, над которыми писатель "смеялся" в памфлетах-гротесках. После жалобы рязанского губернатора Салтыков в 1868 был отправлен в отставку в чине действительного статского советника. Переезжает в Петербург, принимает приглашение Н. Некрасова стать соредактором журнала "Отечественные записки", где работает в 1868 - 84. Салтыков теперь целиком отдается литературной деятельности. В 1869 - 70 пишет "Историю одного города", вершину своего сатирического искусства. В 1875 - 76 лечился за границей, посещал страны Западной Европы в разные годы жизни. В Париже встречался с Тургеневым, Флобером, Золя. В 1880-е сатира Салтыкова достигает кульминации в своем гневе и гротеске: "Современные идиллии" (1877 - 83); "Господа Головлевы" (1880); "Пошехонские рассказы" (1883 - 84). В 1884 журнал "Отечественные записки" был закрыт, после чего Салтыков вынужден был печататься в журнале "Вестник Европы". В последние годы жизни создал свои шедевры: "Сказки" (1882 - 86); "Мелочи жизни" (1886 - 87); "Пошехонская старина" (1887 - 89). За несколько дней до смерти он написал первые страницы нового произведения "Забытые слова", где хотел напомнить "пестрым людям" 1880-х об утраченных ими словах: "совесть, отечество, человечество... другие там еще... ". Умер М. Салтыков-Щедрин 28 апреля (10 мая н. с) 1889 в Петербурге.

Чаще всего М.Е. Салтыкова-Щедрина воспринимают только как сурового сатирика, который боролся, обличал, клеймил, высмеивал… Но все эти привычные характеристики вольно или невольно связывают творчество Салтыкова-Щедрина преимущественно с его исторической эпохой. А между тем это действительно великий писатель, художественные прозрения которого непреходящи и в наше время поражают свежестью, глубиной и силой мысли, предостерегают, заставляют задуматься.

Продолжив и углубив традиции гоголевской сатиры, Щедрин создал высокохудожественные сатирические хроники и романы, в которых подверг уничтожающей критике не только государственное устройство России второй половины 19 века, но и основы эксплуататорского общества в целом. Ни один писатель России и Западной Европы не рисовал таких страшных картин крепостнического и буржуазного хищничества, как Салтыков - Щедрин.

Велико значение Щедрина и для развития демократической литературы 70-80-х годов 19 века. Это отмечали и современники великого сатирика. "Знаете, что мне иногда кажется: что на его плечах вся наша литература теперь лежит. Конечно, есть и кроме него хорошие, даровитые люди, но держит литературу он", - писал И.С. Тургенев.

 

1.2 Тематика и авторская идея Салтыкова-Щедрина

"Он знает всю страну, лучше, чем кто-либо из современников". (И.С. Тургенев). Творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина чрезвычайно многообразно. Среди огромного наследия сатирика едва ли не наибольшею популярностью пользуются его сказки. Они привлекают читателя своей жизненной правдой, лукавым юмором, осуждением зла, несправедливости, тупости, предательства, трусости, лени, прославлением добра, благородства, ума, верности, мужества, трудолюбия, злой насмешкой над угнетателями, сочувствием и любовью к угнетённым. Большая группа сказок великого писателя посвящена теме: народ и господствующие классы. Трагическое положение закабалённого, ограбленного и бесправного мужика показано Щедриным в сказке "Коняга". Главный герой произведения - Коняга, "обыкновенный мужичий живот, замученный, побитый", который "день-деньской… из хомута не выходит". Благодаря ему растёт хлеб на необъятных полях Росси, но сам он не имеет права есть этот хлеб. Его удел - вечный каторжный труд. "Нет конца работе! Работой исчерпывается весь смысл его существования…" - восклицает сатирик. Писатель говорит о народе с горечью и любовью: "Ходит Коняга от зари до зари, а впереди его идёт колышущееся чёрное пятно и тянет, и тянет за собой. Вот теперь оно колышется перед ним, и теперь ему, сквозь дремоту, слышится окрик: "Ну, милый! Ну, каторжный! Ну!" Сказка ставит вопрос: почему бездельники в роскоши, а труженики никак из нужды не выбьются? С ненавистью и презрением нарисованы Щедриным образы "пустоплясов" - врагов тружеников, с горячим сочувствием и любовью - образы мужика и Коняги. Со страстной тоской писатель призывал то время, когда народ освободит себя и свою родину. Вера в силы народа, в свободное будущее своей родины ни на миг не покидала писателя. "Из века в век цепенеет грозная, неподвижная громада полей, словно силу сказочную в плену у себя сторожит. Кто освободит эту силу их плена? Кто вызовет её на свет? Двум существам выпала на долю эта задача: мужику да Коняге", - писал Щедрин. Идейная близость сатирика к народу проявилась не только в том, что он в своём творчестве защищал интересы народа, но и в том, что автор щедро пользовался богатствами устно-поэтического народного творчества в своих произведениях. В сказках Щедрина мы встречаем традиционные сказочные образы зверей, птиц и рыб. В духе народных сказок писатель прибегал к аллегориям: в образах льва и орла он рисовал царей; в образах медведей, волков, коршунов, ястребов, щук - представителей высшей царской администрации; в образах зайцев и пескарей - трусливых обывателей. Образ Коняги в одноимённой сказке - символ порабощенной родины и истерзанного угнетателями народа. "Целая масса живёт в нём, неумирающая, нерасчленимая и неистребимая". Жизнь народа - непрерывный изнуряющий труд. Бремя невыносимой подневольной работы превращает труд в проклятие, в "ноющую боль", лишает жизнь радости. "Для всех поле - раздолье, поэзия, простор; для Коняги оно - кабала… Для всех природа - мать, для него одного она - бич и истязание". Трудом Коняги живут "пустоплясы". Им нет никакого дела до народа, им нужен лишь его труд, нужна его жизнь, "способная выносить иго работы". "Пустоплясы" могут только вести праздную болтовню о причинах несокрушимости и бессмертия Коняги. Живучесть труженика они объясняют смирением и покорностью. Несокрушимость тем, что "он в себе жизнь духа и дух жизни носит!" Причину неуязвимости Коняги видят в том, "что он "настоящий труд" для себя нашёл". Четвёртый же "пустопляс" говорит: "Оттого нельзя Конягу догонять", что он "к своей юдоли привычен и нуждается только в том, чтобы его постоянно взбадривали кнутом". Часто писатель пользовался народными сказочными зачинами: "Жил-был пескарь"; "В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик". Не отступил он от своего правила и в этом произведении: "Жил во времена оны старый конь, и было у него два сына: Коняга и Пустопляс". Нередко сатирик прибегал к традиционным формулам, как: "по щучьему велению, по моему хотению"; "ни в сказке сказать, ни пером описать". В "Коняге" мы встречаем такие выражения, как: "мужичий живот", "день-деньской", "с утра до вечера землю работает", "на веки вечные", "худое Конягино житьё". В творениях Салтыкова-Щедрина рассыпано множество "крупиц из копилки народной мудрости": "бабушка надвое сказала", "стыд глаза не выест", "живёт богато, со двора покато: чего ни хвались, за всем в люди покатись". В анализируемой сказке иногда одним только подбором пословиц и поговорок писатель характеризует своих героев: "Коняге - солома, Пустоплясу - овёс", "Дело мастера боится", "Плетью обуха не перешибёшь", "Словно у Христа за пазушкой". Щедринская сказка, богатая фольклорными элементами, в целом не похожа на народную, потому что сатирик свободно творил на её основе и в её духе, совершенствуя её в идейном и художественном значении. Опираясь на богатейшую образность сатирической народной сказки, писатель в своих произведениях уделил большое внимание эпитетам ("зияющая бездна полей", "худое житьё"), метафорам ("белый саван" (снег), "огненный шар" (солнце), "громада полей… силу сказочную в плену у себя сторожит", "поле… орошает своею кровью"), сравнениями ("губа отвисла, как блин"; "поле, как головоног, присосалось к нему бесчисленными щупальцами и не спускает его с урочной полосы"). Щедрин был взыскательным художником, в совершенстве владевшим всеми изобразительными средствами общенародного русского языка. В его творчестве просматривается сближение фантастического элемента с фантастикой народных сказок. К этому приёму автор прибегал, когда испытывал цензурные затруднения. Одним из способов преобразования явлений жизни служит живоописание обыденных отрицательных, пошлых сторон при помощи приёмов гиперболы и фантастики. Показывая каторжную жизнь трудящихся, писатель скорбит о покорности народа, о смирении перед угнетателями. "Бьют его чем ни попадя, а он живёт, кормят его соломою, а он живёт. Хоть целое дерево об него обломай, а он всё жив", - говорит Сатирик о долготерпении Коняги. Они являются средством эмоционального воздействия на читателя, вызывают чувство негодования по поводу изображаемых явлений действительности. "Совсем было позабыл Пустопляс, что у него братец на свете живёт, да вдруг с чего-то загрустил и вспомнил… Смотрит - ан братец-то у него бессмертный!" Всему творчеству Щедрина присущи элементы гиперболизма. Язык героев сказки прекрасно дополняет их характеристики. Пустопорожнее "каляканье" слышится в речах "пустоплясов". В пустословии коней-интеллигентов выражено их духовное убожество и низменные интересы. Тусклой, "нудной" речи "пустоплясов" ("В нём от постоянной работы здравого смысла много накопилось… Здравый смысл - это нечто обыденное, до пошлости ясное, напоминающее математическую формулу") Щедрин противопоставляет красочную, меткую, бойкую, полную мысли и чувства речь людей из народа ("Ну, милый, упирайся! Ну милый, вывози!" - подбадривает мужик Конягу). В авторском слове сатирика, то суровом и гневном, исполненном ненависти и презрения к угнетателям народа, то полной любви, тоски и горечи, когда он говорил о человеке-труженике, выражено огромное богатство идей и чувств великого революционно-демократического писателя. По манере повествования "Коняга" представляет собою как бы лирический монолог. Первая философская часть - тревожные раздумья о будущем народа. Заключительные страницы сказки - гневная сатира на идеологов социального неравенства, на всех "пустоплясов", которые пытались разными теориями оправдать и увековечить подневольное положение Коняги. В сказке ставится вопрос: где выход? - и даётся ответ: в самом народе. Окружающие его пустоплясы-интеллигенты могут сколько угодно спорить о его мудрости, трудолюбии, здравом смысле, но споры их прекратятся, когда они проголодаются и начнут кричать дружным хором: "Н-но, каторжный, н-но!" Замысел "Коняги" состоит в том, чтобы призвать народ к коренному изменению несправедливого социального строя, основанного на эксплуатации. В своих произведениях сатирик выступал как суровый судья, каравший оружием смеха "дирижирующие классы", как писатель, страстно любивший народ и родину.

История мировой литературы свидетельствует о том, что смех, а с ним и сатира, юмор особенно бурно расцветают в такие периоды, когда отживающая общественная формация и её герои становятся анахронизмом, безобразием, комедийно-вопиющим противоречием общенародным идеалам новых веяний общества.

Сатирические жанры всегда были неотъемлемой частью фольклора.

Русская сатирическая литература восходит к творчеству Антиоха, Кантемира, Новикова, Фонвизина, Крылова, Грибоедова, Гоголя.

Сатира и юмор-это острая критика в художественной форме недостатков, пороков, которые стали нормой.

Сатира Салтыкова-Щедрина родилась во второй половине Х1Х века. В этот период страна в борениях и муках сбрасывала с себя иго крепостного права, а новые буржуазно-капиталистические отношения только ещё формировались. Сама жизнь предопределила спрос на сатирические произведения.

2. Особые художественные приемы в сатире Салтыкова-Щедрина 2.1 Устойчивые мотивы и ситуации. "Помпадуры и помпадурши"

Ниже будут приведены термины, которые использованы в практической части нашей работы:

Словарь терминов.

Аллегория - изображение отвлечённого понятия или явления через конкретный образ. Так, в сказках под видом животных аллегорически изображаются определённые лица или социальные явления.

Афоризм - изречение, выражающее с предельной лаконичностью какую-либо оригинальную мысль.

Гипербола - преувеличение, используется в целях усиления художественного впечатления.

Гротеск - в литературе и искусстве одна из разновидностей комического, сочетающая в комической форме ужасное и смешное, безобразное и возвышенное.

Иносказание - см. Аллегория.

Просторечие - слова, выражения, обороты, формы словоизменения, не входящие в норму литературной речи; часто допускаются в литературных произведениях и разговорной речи для создания определённого колорита.

Сатира - специфичная форма художественного отображения действительности, посредством которой обличаются и выслеживаются отрицательные явления.

Сравнение - форма поэтической речи, основанная на сопоставлении одного явления или предмета с другим.

Уподобление - стилистический оборот на основе развёрнутого сравнения.

Фольклор - вид словесного искусства народной мудрости.

Фразеологизм - это устойчивое сочетание слов, используемое для показывания отдельных предметов, признаков, действий.

Эзопов язык - иносказательный замаскированный.

Юмор - наиболее жизнеутверждающая и сложная форма комического

Юмор отличен от сатиры. Юмор прощает грешникам и дает им возможность поднять голову, сатирик - бичует их. Он открывает все раны, где бы их ни заметил; он громит проклятиями и осуждениями, не указывая никаких средств для спасения и исцеления. Но громит он во имя высшей идеи о человеческом достоинстве, которую, однако, не высказывает; она только чувствуется за его отрицанием, между тем как юморист ее не скрывает; по самой сущности юмора, его идея, форма и сущность нераздельны; но если в сатире и не высказывается прямо руководящая идея, то о ней всегда можно составить себе понятие по отрицательным образам сатиры. Чем больше сатира обращает внимание на ничтожные мелочи, тем мельче и идея, воодушевляющая сатирика. Это так ясно, что распространяться об этом - значит напрасно терять слова. Одним словом, сатирическое произведение всегда даст масштаб для определения нравственной высоты той идеи, которою вдохновляется сатирик. Из всего сказанного, по-видимому, следует, что сатирик и юморист противоположны друг другу: юморист копается в мелочах жизни с смеющимся лицом и охотно останавливается в вертепах порока, чтоб и тут отыскать человеческие черты, тогда как сатирик имеет право отвернуться от этого и послать туда проклятия. Все это так только в теории, но в действительности, по закону противоположностей, они постоянно соприкасаются, и юмор с такой же неуловимой быстротой переходит в сатиру, как сатира в юмор: они ежеминутно сменяют друг друга, так что критике очень трудно иногда отличить юмор от сатиры и сатиру от юмора. Это легко объясняется как самыми многообразными свойствами человеческого духа, так и сложностью явлений действительности. Юмористу, при всем его старании, при высочайшем проникновении руководящею им гуманною идеей, не удается иногда осветить этою последнею безобразные и наглые явления действительности; он слишком часто наталкивается на бессовестнейшую эксплуатацию, и его смех, карикатура, ирония заменяются серьезным, лирическим настроением сатирика. С своей стороны, сатирик не может, по самому свойству человеческого духа, совершенно устранить от себя великодушие, доброту, сострадание; он не может, по справедливости, совершенно выделять и себя самого из окружающей его действительности, которой он есть часть, и это еще более смягчает его, и сатира его переходит в юмор. Но и сатира и юмор исчезают, и остается голая проза, безжизненное переливание из пустого в порожнее, смех ради смеха, как скоро сатирика и юмориста оставляет высокая идея служения добру и истине.

Сатирические циклы-обозрения занимают в творчестве Щедрина особое место как свободные рассказы, фиксирующие непосредственные наблюдения сатирика. Главный интерес писателя сосредоточен в них на раскрытии явлений политической и социальной действительности, составляющей ту атмосферу бытования людей, которая у Щедрина условно названа "положением вещей", "силою вещей", "порядкам вещей", "положением минуты". В результате писатель вскрывает определенные закономерности, какой-то комплекс общественных признаков данного социального строя, находит и определяет характерные его свойства.

В таком случае сатирик постоянно всматривается в события каждого дня. События эти, кажется, проходят в общем, нерасчлененным потоке, но писатель улавливает и выделяет те устойчивые признаки, которые составляют сущность данного строя. В этом случае он тяготеет к парадоксальным аналогиям.

Щедрин полагал, что общая драма жизни заключается в общей людской неустроенности, в заведенном порядке вещей, бытующем из поколения в поколение. Что же касается человека, то он представляет собою существо чрезвычайно подвижное по отношению к "злобе дня" и в то же время повторяющее своих предшественников. В этом и заключается, по мысли сатирика, трагикомедия человеческого существования, об этом он и рассказывает в циклах-обозрениях.

Рассказывая о том. Как умеет газетчик Подхалимов "прилепляться" к духу времени и по обстоятельствам менять свои убеждения, если это ему удобно, Щедрин соответственно рисует и его портрет: "Наружность у него была тоже не самостоятельная: сейчас - брюнет, сейчас - блондин. Отсвечивает. Голова - сквозная; даже в бурю слышно, как одна отметка за другую цепляется. В глазах - ландшафт, изображающий Палкин трактир. Язычина - точно та бесконечная лента, которую в старину фокусники из горла у себя выматывали".

Другой герой, тайный советник Грызунов, отличается "живучим желанием пристроиться" и потому находится в постоянном, странно выжидательном состоянии. Природа даровала ему для этого "железную поясницу и чугунное при ней днище, и он с признательностью пользовался этим даром. Сядет, посидит, и сколько посидит, столько напишет".

На первом плане в щедринском персонаже выступает его социальная мимикрия, инстинктивная борьба за существование, отзывчивость на потребность минуты в целях приспособления и приспособленчества. Отсюда - сходные признаки и качества, повторяемость этих признаков. Щедрин следит за человеческим характером в условиях повседневной политической сутолоки, изучает природу и сущность человеческого поведения, выступая как художник - философ, политик, социолог, моралист. Он описывает действительность в характерных повседневных проявлениях и героев, олицетворяющих, персонифицирующих эти явления. Он следит за этой жизнью, за всеми ее изменениями и перипетиями, замечая при этом, как устойчивы, живучи отдельные явления.

Часто Салтыков-Щедрин рисует различные "союзы", имея в виду какие-либо партии и группы, служителей и пособников самодержавно-полицейской реакции. Они повторяют друг друга в разные времена. Во многих его циклах развертывается мотив "годить", вариации на одну и ту же тему, характерно оттеняющие его героев.

Иногда разные образы варьируют сходные признаки одного социального качества, но рассмотренные во времени, в относительном развитии. В "Благонамеренных речах" выведен помещик - генерал на покое, который после "катастрофы" (реформы) писал свой проект "но ежели". Он надеялся, что его "призовут". В "Дневнике провинциала" князь Оболдуй-Тараканов составляет обширную записку, требуя, чтобы к реформам поставили "тире". Он также считает, что план его еще выплывет в истории. В "Современной идиллии" помещик Рукосуй-Пошехонский писал сочинение о необходимости учреждения " Общества странствующих дворян", возлагая на него обязанность возрождения докрепостнических порядков. Недаром околоточный надзиратель Терпекин называл Рукосуя "папенькой". Салтыков предвидел уже тогда возрождение вотчинно-полицейской власти помещиков, неизбежное повторение старых времен. Предводитель Стрелов составляет проект " Время не терпит!! Проект обновления", предлагая упразднить суды, земство, крестьянское самоуправление. ("Пестрые письма"). Недалеко было до введения земских начальников - и старые времена повторились.

Соответственно тому повторение сюжетных схем и ситуаций входит в авторское задание раскрытия "положения минуты". Сатирик рассчитывает при этом на сообразительность, ориентируется на думающего читателя, обращая его внимание на такие явления жизни, которые пробудили бы у него сознание и необходимость протеста.

В этой связи он и обращается к парадоксальным аналогиям, обыгрывая сходные признаки разных персонажей в " Помпадурах и Помпадуршах", "Господах ташкентцах", развертывая панораму движения событий, и в этих условиях разные и в то же время сходные признаки разных глуповцев, умновцев - помпадуров, ташкентцев и т.п. Чем отдаленнее параллели, тем значительнее, острее и содержательнее щедринские сближения.

Глубокий смысл " Помпадур и Помпадурш" в том, что жизнь, в которой они господствуют, не только не меняется, а кружится на одном месте. Помпадуры, в том числе и цивилизаторы-помпадуры, как будто бы что-то делают, на что-то претендуют, а на самом деле, бессмысленно суетятся, "толкутся, дерутся, рвут друг у друга куски… сами не знают, зачем рвут".

История смены помпадуров - это в аллегорическом плане повторяющаяся история угнетения народа в разных вариантах такого угнетения. Все помпадуры, несмотря на разницу "административных мероприятий", сведены к одному типу. "Среди всеобщего гвалта, среди этого ливня мероприятий" действуют помпадуры либеральные и консервативные, ловкие дипломаты и "мыслящие" мужи, хозяйственные и распорядительные, простодушные и злые. С приходом нового помпадура радуются сердца, появляются надежды, но новый только меняет одежду, так что один помпадур являет "фалды сокращенные", другой - "фалды удлиненные", а обыватели испытывались в одном - в терпении.

Консерваторы говорят: "Шествуй вперед, но по временам мужайся и отдыхай!" "Красные" возражают: "Отдыхай, но по времени мужайся и шествуй вперед!" Разногласия, как видно, никакого нет.

В " Помпадурах и Помпадуршах" развенчаны все виды либерального реформаторства, в том числе и его практики экономического и культурного обновления народной жизни. Настоящая практика - в коренном изменении всей общественной системы, и поэтому сатирик ставит своего благодушного прожектера в один ряд с помпадурами - прием, освещающий смысл всего произведения. Рассказчик "решился разъяснить хотя те основные пункты помпадурской деятельности, которые настолько необходимы для начинающего помпадура, чтобы он, приезжая на место, являлся не с пустыми руками" ("От автора"). Но он запутывается в своих советах и, предпринимая "попытку пролить некоторый свет в эту своеобразную сферу жизненной деятельности, в которой до сих пор все было так темно и неопределенно", невольно выдает самого себя, рассказывая об абсолютной неисправимости помпадуров.

Истинная ценность этой сатирической прозы в том, что она не перестает быть актуальной и до сих пор, освещает стороны "верховенствующей" жизни, и, не смотря на изменения общественных устоев, новых веяний, развития той или иной области жизни заставляет волей-неволей "примерять" созданные сатириком образы на существующие реалии.

Безусловно, каждый из нас читая про "мыслящих" мужей начинает удивляться тому, как точно и ловко писатель вычленяет неисправимость и никчемность людей, которые зачастую играют не последнюю роль в социальной иерархии.

2.2 Пародия как художественный прием

"…я совсем не историю предаю осмеянию, а известный порядок вещей." Сатирика Салтыкова-Щедрина занимает одно из первых мест в мировой литературе. “История одного города” - “странная и замечательная книга", в которой писатель обратился к историческому прошлому России, чтобы с большей силой и гневом обличить современный ему государственный строй, рождающий Угрюм-Бурчеевых, Брудастых, Прыщей, Грустиловых, Перехват-Залихватских. Это сатира, бичующая народную пассивность и долготерпение, призывающая к активному действию. Произведение Салтыкова-Щедрина наполнено подлинными фактами и событиями русской жизни, поднятыми на уровень грандиозного обобщения. В “Истории одного города” можно разглядеть две силы, действующие одновременно: власть и терпеливо выносящий свою борьбу город Глупов. В романе, написанном как бы в форме хроники, речь идет о конкретном городе, со сказочной историей, а с другой стороны мы можем наблюдать, что все герои и происходящее города напоминают нам историю страны. “Опись градоначальникам” представляет собой краткие биографические справки с описанием “подвигов" двадцати двух правителей города Глупова. “Перехват - Залихватский, Архистратиг Стратилатович, майор. О сем умолчу. Въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки". В России к тысяча восемьсот семидесятому году сменилось как раз такое же число царей. И поэтому я считаю, что “История одного города” задумана и исполнена как карикатура на историю России вплоть до начала Х1Х века, как пародия на труды русских историков. Это естественное первое мое впечатление, восприятие. Даже Тургенев, высоко оценивший произведение, писал: “Это в сущности сатирическая история русского общества во второй половине прошлого и начале нынешнего столетия". “Мрачные идиоты” и “прохвосты”, правившие городом Глуповым, - правдивое воплощение деспотизма, произвола в царской России. Именно поэтому картина, созданная Салтыковым-Щедриным, отображала не только русскую действительность, но и современную писателю жизнь западноевропейских государств Франции, Германии. “История одного города создана писателем, горячо любящим народ, страстно ненавидящим угнетение и произвол. Суровыми, горькими, полными осуждения словами, порицал Щедрин благодушие, смирение и пассивность народа, “выносящего на своих плечах Бородавкиных, Угрюм-Бурчеевых" и им подобных. Он твердо верил, что народ проложит себе дорогу. Сатира Щедрина и ставила своей целью приближение того дня, когда народ положит конец существованию царских властей, она не только не убивала веры и в возможность его освобождения, но и звала к борьбе и протесту. “…ежели мое дело справедливое, так ссылай ты меня хоть на край света, - мне и там с правдой будет хорошо!" Писатель знал, что только борьбой может быть завоевана свободная и счастливая жизнь. “Из города Глупова в Умнов дорога лежит через манную кашу, - утверждал сатирик. Салтыков-Щедрин - великий мастер художественного преувеличения, заострения образов, фантастики и, в частности, сатирического гротеска, показывающего, явления реальной жизни в причудливой, невероятной форме, что позволяет ярче раскрыть их сущность. Брудастый-Органчик “тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков". “И остался бы” он “на многие годы пастырем", если бы однажды утром в его кабинете не увидели необычное зрелище “градоначальниково тело… сидело за письменным столом, а перед ним… лежала… совершенно пустая градоначальникова голова”. Еще более жестоким представителем глуповских властей был Угрюм-Бурчеев - самая зловещая фигура во всей галерее градоначальников. Народная молва присвоила ему звание “сатаны". “Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир, и притом с таким непременным расчетом, чтоб нельзя было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо, ни налево”. Приказ Угрюм-Бурчеева о назначении шпионов по всем поселенным единицам был “каплей, переполнившей чашу”. Произошел разрыв долго сдерживаемого негодования против самодержавного деспотизма. Но действительно ли повесть Щедрина - только пародия на Россию второй половины восемнадцатого - начала девятнадцатого века, карикатура на реальные государственные события? С одной стороны, кажется, что думать так есть основания, так как автор в произведении упоминает и Сперанского, и Карамзина, и других лиц той эпохи. К тому же сквозь них можно просмотреть их же прототипы: в образе Угрюм-Бурчеева, Грустилова, Негодяева, Перехват-Залихватского. И поэтому я думаю, что Салтыков-Щедрин, создавая “Историю одного города”, опирался на русскую действительность, события. Но все же сатира писателя состоит не только в осмеянии прошлого России, но и в предостережении о будущих опасностях общественного развития, в важнейших проблемах современности. Он сам так об этом и говорил: “Мне нет никакого дела до истории, и я имею в виду лишь настоящее. И еще: “…я совсем не историю предаю осмеянию, а известный порядок вещей". С этой точки зрения, фантастика, гротеск, ограниченность пространства - все это средства художественного обобщения, создающего картины - варианты государственного устройства. Повторяя историю, Щедрин показывает, что его произведение в момент своего появления, в последующие времена зазвучат в высшей степени актуально. Она раскроет окно в мир не только в прошлое, но и в настоящее и в будущее России. Реальная действительность сливается с сатирикой писателя. Она как бы стремиться догнать ее и даже превзойти. Сатира настолько глубока и остроумна, что сейчас, я думаю, воспринимается чем - то злободневным. Салтыков-Щедрин использует и все средства и способы обличения, чтобы вызвать чувство отвращения к деятелям самодержавия, что достается уже в “Описи градоначальникам". За этой краткой главой следует развернутая сатирическая картина деятельности наиболее “отличившихся" правителей города Глупова. Их свирепость, бездушие и тупоумие заклеймены сатириком в образах Прыща, Негодяева, Брудастого. Наряду с этим нетрудно было бы проследить, как в разных произведениях одного времени сатирик то в большей, то в меньшей мере прибегал к гиперболе. Она служит к наиболее яркому раскрытию самых реакционных сторон политики самодержавия, и выражению вызываемых ими негодования и насмешки сатирика, и, наконец, в сочетании с фантастикой, служит средством эзоповского языка. Фантастика Салтыкова-Щедрина - фантастика, которая не уводит от действительности, а только служит средством идейно - художественного познания и сатирического разоблачения отрицательных явлений общественной жизни. “История одного города” является популярным произведением и в сегодняшнее время. Автор продолжает свой путь, свою борьбу там, где существует самовластие, осмеивая и копируя прошлое России, предостерегая ее от ошибок в будущем.

Объясняя “Историю одного города”, Салтыков-Щедрин утверждал, что это книга о современности. В современности он видел свое место и никогда не считал, что созданные им тексты будут волновать его далеких потомков. Однако обнаруживается достаточное количество причин, благодаря которым его книга остается предметом и поводом для объяснения событий современной читателю действительности.

Одной из таковых причин, несомненно, является прием литературного пародирования, который активно использует автор. Особенно это заметно в его “Обращении к читателю", которое написано от лица последнего архивариуса-летописца, а также в главах “О корени происхождения глуповцев" и в “Описи градоначальников".

Объектом пародирования здесь являются тексты древнерусской литературы, и в частности “Слово о полку Игореве”, “Повесть временных лет" и “Слово о погибели земли Русской”. Все три текста были каноническими для современного писателю литературоведения, и необходимо было проявить особую эстетическую смелость и художественный такт, для того чтобы избежать вульгарного их искажения. Пародия - особый литературный жанр, и Щедрин выказывает себя в нем истинным художником. То, что он делает, - он делает тонко, умно, изящно и смешно.

“Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, сизым орлом ширять под облака, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и преподобный тот корень, от которого знаменитое сие древо произошло и ветвями своими всю землю покрыло". Так начинается глуповская летопись. Величественный текст “Слова..." писатель организует совершенно по-другому, поменяв ритмический и смысловой рисунок. Салтыков-Щедрин, используя современные ему канцеляризмы (в чем, несомненно, сказалось то, что он исправлял в г. Вятке должность правителя губернской канцелярии), вводит в текст имена историков Костомарова и Соловьева, не забыв при этом и своего приятеля - литературоведа Пыпина. Таким образом, пародируемый текст придает всей глуповской летописи некое достоверное псевдоисторическое звучание, одновременно указывая на современную, почти фельетонную трактовку истории.

А для того чтобы окончательно “ущекотать” читателя, чуть ниже Щедрин создает густой и сложный пассаж по мотивам “Повести временных лет”. Вспомним щедринских головотяпов, которые “обо все головами тяпают”, гущеедов, долбежников, рукосуев, куралесов и сопоставим с полянами, “живущими сами по себе”, с радимичами, дулебами, древлянами, “живущими по-скотски", звериным обычаем и кривичами.

Историческая серьезность и драматизм решения о призыве князей: “Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”, - становится у Щедрина исторической несерьезностью. Ибо мир глуповцев - это мир перевернутый, зазеркальный. И история их зазеркальная, и законы ее зазеркальные, действуют по методу “от противного". Князья не идут владеть глуповцами. А тот, кто наконец соглашается, ставит над ними своего же глуповского “вора-новатора”.

И строится “преестественно украшенный” город Глупов на болоте в унылом до слез пейзаже. “О, светло светлая и прекрасно украшенная, земля Русская! ” - возвышенно восклицает романтический автор “Слова о погибели земли Русской".

История города Глупова - это противоистория. Она смешанная, гротескная и пародийная оппозиция действительной жизни, опосредованно через летописи высмеивающая саму историю. И здесь чувство меры не изменяет автору никогда. Ведь пародия, как литературный прием, позволяет, исказив и перевернув реальность, увидеть ее смешные и юмористические стороны. Но никогда Щедрин не забывает, что предметом его пародий является серьезное. Не удивительно, что в наше время сама “История одного города” становится объектом пародирования, как литературного, так и кинематографического. В кино Владимир Овчаров снял длинную и достаточно унылую ленту “Оно". В современной литературе В. Пьецух осуществляет стилевой эксперимент под названием “История одного города в новейшие времена”, пытаясь проявить идеи градоправительства в советские времена. Однако эти попытки перевести Щедрина на другой язык, закончились ничем и были благополучно забыты, что свидетельствует о том, что уникальная смысловая и стилевая ткань “Истории... ” может быть перепародирована сатирическим талантом если не большим, то равным таланту Салтыкова-Щедрина.

По-видимому, нет ничего легче, как дать себе отчет о произведении писателя, талант которого окреп и вполне определился, и имя пользуется известностью наравне с лучшими именами нашей литературы. Но последнее произведение Салтыкова-Щедрина в читателе внимательном порождает некоторые недоумения, разрешить которые не совсем легко. "История одного города", по замыслу, есть нечто новое, есть попытка на новом поприще, на которое Салтыков-Щедрин еще не выходил: он пробует свои силы, если можно так выразиться, в исторической сатире, то есть ищет для себя образов в прошлом, не особенно далеком, что не лишает его произведение некоторого современного значения, потому что, несмотря на несомненный прогресс в нашей жизни, и более отдаленное прошлое в некоторых чертах сохраняет еще для нас интерес современности: достаточно указать на сочинение Флетчера "О Государстве Русском", явившееся в XVI столетии; оно так глубоко указало на причины наших недугов, что некоторые страницы его смело могут быть вставлены в современную публицистическую статью, и ни одному читателю не придет в голову, что это не мысли современного автора, а голос просвещенного, дальновидного политика-англичанина, умершего двести шестьдесят лет тому назад. Салтыков-Щедрин берет своих героев из второй половины прошлого века и первой четверти настоящего; естественно, что в этом пределе он мог выбрать весьма рельефных героев, которыми, вообще, так богат был XVIII век; если б какому-нибудь из наших теперешних талантливых поэтов пришла охота перевести сатиры Кантемира звучными ямбами, то можно поручиться, что они возбудили бы живой интерес, потому что содержание их далеко не вымерло; но современный сатирик, который решился бы добросовестно изучить эпоху, непосредственно следовавшую за Кантемиром, во всех ее подробностях, и изобразить ее в ярких картинах, был бы, конечно, в положении гораздо лучшем, чем "переводчик" Кантемира; сообразив все это, Салтыков-Щедрин, конечно, принял во внимание и большую свободу творчества, предоставляемую условиями нашей печати для писателей, уходящих, так сказать, в глубь веков. Таковы были выгоды положения сатирика.

Если бы он приступил к своему предмету прямо, никаких недоумений, о которых мы упомянули, могло бы и не существовать; но ему захотелось почему-то усложнить свою задачу и выразить в предисловии те цели, которые имел он в виду. Одна из них - историческая сатира, как мы уже сказали, заключенная, однако, в довольно узкие рамки, ибо автор желает только "уловить физиономию города (Глупова) и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах". Другая цель, как-то можно судить по некоторым прозрачным намекам того же предисловия, - сатира на метод историографии, которого придерживаются гг. Шубинский, Мельников и др.: имена эти Салтыков-Щедрин приводит. По-видимому, с этою целью он рекомендует себя только издателем "Глуповского Летописца", заключающегося в большой связке тетрадей, найденной им в глуповском городском архиве. "Летописец" веден четырьмя архивариусами с 1731 года по 1825 г., и содержание его "почти исключительно исчерпывается биографиями градоначальников, в течение почти целого столетия владевших судьбами города Глупова, и описанием замечательных их действий, как-то: скорой езды на почтовых, энергического взыскания недоимок, походов против обывателей, устройства и расстройства мостовых, обложения данями откупщиков" и т.п. Для большей ясности своей цели автор прибавляет, что он "только исправил тяжелый и устарелый слог" "Летописца" и имел надлежащей надзор за орфографией, нимало не касаясь самого содержания летописи. С первой минуты до последней, издателя не покидал грозный образ Михаила Петровича Погодина3, и это уже одно может служить ручательством, с каким почтительным трепетом он относился к своей задаче".

Прочитав одно предисловие и не приступая еще к самой книге, можно подумать, что это - просто шутка, смех для смеха, потому что странно было бы писать целую книгу с той, между прочим, целью, чтоб осмеять разных невинных компиляторов, которые, в конце концов, все-таки приносят свою долю пользы. Но познакомившись с содержанием целой книги, по временам видишь, что Щедрин как будто и в самом деле не упускает из виду пародии, и, вследствие того, становится трудно отделять те взгляды, которые сатирик может считать своими, в качестве бытописателя, от взглядов мнимых его архивариусов. Правда, тон пародии нигде не выдержан, "грозный образ М.П. Погодина" нимало не преследует сатирика, и он является самим собой, со своею манерой, со своим давно известным юмором, со своим остроумием, со всеми своими достоинствами и недостатками. Вообще, в "изложении", в художественных приемах нет и запаху каких-нибудь архивариусов, но в "воззрении" на некоторые исторические явления и на главнейший фактор их - народ - слышатся иногда архивариусы, преисполненные бюрократического достоинства и чиновничьего миросозерцания. Так и думаешь, что это пародия, и ждешь подтверждения своей догадки, но сатирик спешит вас разочаровать и повергнуть в новое недоумение. Написав половину книги, он заметил, что архивариусы уж слишком выступают вперед и заслоняют собою просвещенные понятия и дальновидную историографическую зрелость невыдуманного автора, а потому он счел нужным оговориться; но вы ошибаетесь, если подумаете, что он, в качестве историка-сатирика, чувствующего себя стоящим неизмеримо выше гг. Шубинских и компании, подвергнет критике мнимого "Летописца", укажет ему надлежащие границы и, осудив его узкую мерку, которою он мерит события, воспользуется этим, чтобы, высказать свой собственный, просвещенный и современный взгляд; совсем напротив: сатирик берет под свою защиту архивариусов и с свойственным ему остроумием доказывает, что сама правда говорит устами.

С журналистом и автором познавательных статей из истории русского быта XVIII века Сергеем Николаевичем Шубинским (1834-1913) Салтыков был мало знаком (см.: Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч.: В 20 т.Т. 20.М., 1977. С.315), но резко отрицательно относился к его работам; в частности, в упомянутом письме к Пыпину он говорит: "Шубинский - это человек, роющийся в говне и серьезно принимающий его за золото". В главе "От издателя" "Истории одного города" Салтыков критически пишет о "неминуемой любознательности" Шубинского, Мельникова и Мордовцева. Их писатель считал "фельетонистами-историками". В "Отечественных записках" (1868, Июнь, С. 203) беллетризованная биография П.И. Мельникова (Андрея Печерского) "Княжна Тараканова и принцесса Владимирская" была отнесена к той "якобы исторической литературе, в которой история граничит с фельетонами и скандальными изобличениями мелких газет их, как ни грустна начертанная ими картина, что глуповцы иными и не были и быть не могли, в силу исторических обстоятельств, как такими, какими изобразили их архивариусы, особенно если принять во внимание, что "Летописец преимущественно ведет речь о так называемой черни"; но несколько страниц далее мы видим, что архивариус ничуть не лучше трактует и об интеллигенции... Стало быть, это не пародия; стало быть, сатирик готов подписаться под взглядами архивариусов, или он опять шутит, беззаботно смеется и над архивариусами, и над читателем, и над господами Шубинскими? Читаете дальше, и перед вами возникает новый вопрос: не захотел ли г. Салтыков насмеяться и над самим собою? Подобное самоотвержение редко посещает авторов, но все-таки бывает...

Вот те недоумения, которые порождает в нас книга Салтыкова-Щедрина; явились ли они в ней, вследствие неудачного литературного приема и двойственности цели или неясности для самого сатирика причин исторических явлений? Так как эти недоумения преследуют читателя через всю книгу, то это мешает ее цельности, ее впечатлению на читателя, путает его относительно воззрений автора на события и лица и смешивает его личность с изобретенными им архивариусами. Путанице этой способствует поверхностное знакомство автора с историей XVIII века и, вообще, с историей русского народа. Для того, чтоб изобразить эту историю хотя бы в узкой рамке одного города Глупова, для того, чтобы глубоко верно и метко представить отношение глуповцев к власти, и, наоборот, для того, чтобы понять характер народа в связи с его историей, надобно или обладать гениальным талантом, который многое отгадывает чутьем, или, имея талант далеко не великий, долго и прилежно сидеть над писаниями, положим, тех же архивариусов, Иначе, без изучения, можно впасть в ту же грубую ошибку, в какую впадали некоторые иностранцы, посещавшие Русь в XVI веке и говорившие, что "русским народом можно управлять, только запустив в их кровь по локоть руки". М.Е. Салтыков-Щедрин, конечно, не говорит ничего подобного и ничего подобного и в намерении иметь не может, но его глуповцы так глупы, так легкомысленны, так идиотичны и ничтожны, что самый глупый и ничтожный начальник их является существом высшим, равного которому из среды себя глуповцы не могли бы представить. В читателе естественно рождается мысль, что глуповцы должны благодарить Бога и за таких начальников... Хотел ли это сказать Салтыков-Щедрин, или это вышло против его воли, или все это он шутит, все беззаботно хохочет, желая во что бы то ни стало потешить просвещенных соотечественников и насчет начальства и насчет его подчиненных, так, чтобы не было обидно ни тем ни другим?. Вопрос любопытный для характеристики нашего сатирика, но решение его затруднительно.

Мы уже сказали, что невозможно ясно разграничить мнения сатирика от мнений архивариусов, и если взяться за этот труд, то он уже потому окажется бесплодным, что иногда речи, вложенные сатириком в уста архивариусов, отличаются и метким остроумием и даже глубиною, тогда как мнения, принадлежащие, по-видимому, самому сатирику, не отличаются ни тем ни другим. Прочтите, напр., следующее, принадлежащее архивариусу, сравнение истории Глупова с историей Рима: "В Риме сияло нечестие, а у нас - благочестие; Рим заражало буйство, а нас - кротость; в Риме бушевала подлая чернь, а у нас - начальники". Очевидно, что тут даровитый сатирик сидит в архивариусе, тогда как в других - архивариус влезает, неизвестно зачем, в сатирика. Наконец, есть и такие места, где нет ни сатирика, ни архивариуса, ни историка, а есть просто человек, старающийся вас позабавить во что бы то ни стало и являющийся перед вами без всякой руководящей идеи. Что делать критике при этой путанице? Писать ли комментарии к "Истории одного города", прозревать ли в ней то, чего нет, отделять ли личность сатирика от личности архивариуса, или принять, что перед вами цельное лицо автора, в котором все эти противоречия слились в силу каких-либо исключительных законов гармонии?

Мы избираем средний путь и прежде всего проследим в "Истории одного города" действия градоначальников и подданных и посмотрим, кто кого лучше. Нас не задержит это долго, потому что от подобного разбора избавляет нас предисловие, где в сжатых, остроумных выражениях резюмируется большая часть книги и главнейшая ее сущность. Читатели не забыли, что "Летописец" почти исключительно исчерпывается биографиями градоначальников; эти чиновники были таковы: "Градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен Потемкина - распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского - неизвестным происхождением и рыцарскою отвагою.

Все они секут обывателей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтобы обыватели во всем положились на их отвагу. Такое разнообразие мероприятий, конечно, не могло не воздействовать и на самый внутренний склад обывательской жизни: в первом случае обыватели трепетали бессознательно; во втором - трепетали с сознанием собственной пользы; в третьем - возвышались до трепета, исполненного доверия. Даже энергическая езда на почтовых и та неизбежно должна была оказывать известную долю влияния, укрепляя обывательский дух примерами лошадиной бодрости и неистомчивости". Итак, главные, если не единственные занятия градоначальников - сечение и взыскание недоимок; традиция эта унаследована ими от самых древнейших времен, со времени призвания глуповцами к себе князей, что сатирик рассказывает в особом очерке "О корени происхождения глуповцев". Здесь автор рассчитывает на читательский смех, наполняя свое сказание смешными словами, вроде "моржееды, лукоеды, гущееды, вертячие бобы, лягушечники, губошлепы, кособрюхие, рукосуи" и проч. - так именуются независимые племена, жившие в соседстве с глуповцами или "головотяпами", как они первоначально назывались; назывались же они так потому, что "имели привычку тяпать головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадается - об стену тяпают; Богу молиться начнут - об пол тяпают". Это "тяпанье" уже достаточно говорит о душевных, прирожденных качествах головотяпов, развившихся в них независимо от князей, а, так сказать, на общинной воле, на вечах; неизвестно, почему идут глуповцы искать себе князя глупого, но нечаянно наталкиваются на умного, который переименовал их в глуповцев и при первом бунте, который они устраивают, выведенные из терпения притеснениями наместника, является к ним собственною персоной и кричит: "Запорю!" "С этим словом, - замечает сатирик, - начались исторические времена".

Таким образом, первое и последнее слово в истории Глупова - сеченье, предпринимаемое, в особенности, для сбора недоимок. Градоначальники, с этой целью, устраивают целые походы: - один из них так поусердствовал, что "спалил тридцать три деревни и, с помощью сих мер, взыскал недоимок два рубля с полтиною"; другой "стал сечь неплательщика, думая преследовать в этом случае лишь воспитательную цель, и совершенно неожиданно открыл, что в стене у секомого зарыт клад. Реальность этого факта подтверждается тем, что с тех пор сечение было признано лучшим способом для взыскания недоимок". Все это и остроумно и метко бьет.

Творчество великого русского сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова - Щедрина - явление знаменательное, порожденное особыми историческими условиями в России 50 - 60 годов 19 века. Писатель, революционный демократ, Щедрин яркий представитель социологического течения в русском реализме и вместе с тем глубокий психолог, по характеру своего творческого метода отличный от современных ему великих писателей - психологов. Но в тоже время, Щедрин является одним из тех непревзойденных писателей, кто сохранил в своих творениях народную искру, зародыш фольклорного наследия русского народа. Мотивы народности пронизывают почти все произведения великого сатирика, мы слышим их и в "Господах Головлевых", и в "Благонамеренных речах", и в "Господах ташкентцах". Эти далекие мотивы манят своей самобытностью, русской печкой, самоваром, запахом борща, ну и, конечно же, неизменно степенной, обычно произносимой устами мудрого старца необычной сказкой. И мы затаив дыхание, с трепетом внимаем таким близким сердцу и духу словам: " жили - были…". Поэтому Михаил Евграфович не мог пройти мимо такого сокровища как сказка.