Галерея героев "времени смены эпох" в романе В.С. Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени"

3.2 Галерея героев "времени смены эпох" в романе В.С. Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени".

Сюжет романа составляют сцены из жизни "российской общаги" и портреты ее социальных типов. Следует отметить, что жанр портрета современника (заявленный уже в названии) является характерной особенностью творчества писателя, который рисует широкую галерею образов людей конца 90-х годов XX века глазами своего главного героя. О.В.С. Маканине., как создателе целой галереи типов говорил еще критик Л. Аннинский, уточняя, что в творчестве писателя мы имеем дело с "чередой быстро сменяющихся штриховых силуэтов" [6; с.6]. Это высказывание весьма точно обрисовывает и систему персонажей романа. Всех персонажей можно разделить на две группы. Одна из них - это представители андеграунда, вторая - общажные жители. Среди "агэшников" можно выделить брата главного героя, Венедикта Петровича, писателей Вик Викыча и Михаила, стукача Чубисова, они не раз появляются в тексте, участвуют в развитии сюжета. Среди общажников трудно выделить кого-то отдельно, так как все жители принципиально похожи друг от друга. Так, общажная подруга Петровича, Зинаида практически ничем не отличается от бывшего боевого офицера Акулова: оба они не способны понять героя, но жаждут при этом понимания и любви. Отличаются они лишь степенью агрессивности. На первый взгляд, эти группы персонажей находятся в отношениях жесткого противопоставления, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что оба эти пространства выстроены по одним и тем же законам: это замкнутые, коммунальные сообщества, в которых есть четкое деление на своих и чужих. Представители обеих групп - маргиналы, находящиеся на периферии культуры и социума. Все персонажи романа распределены по ячейкам "общаги". "Общага", в представлении Петровича, является своеобразной метафорой всего российского мира, как бесконечное пространство (нескончаемые коридоры) бездуховности, обезличенности, существования по устоявшемуся шаблону, по зову простейших инстинктов. Это бедный, близкий к казарменному быт, общий ритм жизни, исключительная поглощенность людей материальными заботами, отсутствие духовных интересов. Примечательна картина начала трудового дня у общажников: "Невыспавшиеся (я вижу), торопятся на работу женщины <…> мужики, что с ними рядом, серые, нечесаные, припухшие и без желания жизни. Мелкие, угрюмые люди, не способные сейчас шевельнуть ни рукой, ни мозгами <…> люди, как оболочки, пусты и продуваемы и, чтобы хоть сколько, то помнить себя <…> они должны беспрерывно и молча курить, курить, курить<…> им невыносимо <…> работать трудно; жить трудно; курить трудно..." [1; с. 195-196].

Перед нами проходят истории инженера Курнеева, ревнивца, пришедшего к Петровичу посетовать на жену-изменницу и спросить совета, как сохранить семью, "маленького человека" Тетелина, неожиданно скончавшемуся, когда почти осуществилась мечта его жизни - он приобрел в торговой палатке кавказцев твидовые брюки. В сознании Петровича сложилась мысль о делении людей на обыкновенных и исключительных, о том, что "агэшники" - гении ("Пушкин и Петрович - гении братья... [1; с.65]), а они, "общажники", "совки", оставшиеся совками и с наступлением социальной "Нови". "Общажники в большинстве своем уже дома, вернулись с работы - и сейчас же за стол к тарелке, к супу с мяском; или к телевизору. Их кисловатый жилой дух, заполнивший жилье (я его чую), густ, смачен, напирает и уже выступил наружу в коридор на внешней стороне дверей, узнаваемый, как варфоломеевский крест. Им не до бытия: им надо подкормиться. (Новости ТВ - та же подкормка. Им бросают, как сено коровам)" [1; с.55].

В представлении Петровича это духовное нищенство, мелюзга, способная вызвать жалость, а не сочувствие. Мир всех этих героев ограничен. Ограничен стенами общежития, его коридорами. И дар повествователя ограничивается только тем, чтобы "слышать, как через двери пахнут (сочатся) теплые, духовитые квадратные метры жилья и как слабо, увы, припахивает на них недолговечная, лет на семьдесят, человеческая субстанция" [1; с.24]. Каждое отдельное "Я" в этом общежитии растворяется в "Мы", приобретая собирательный образ людей, не имеющих уже никакого представления о морали. Но нигилизм Петровича глубже просто неприязни к обывателю. Традиционная классическая литература противопоставляла социальной неурядице и грязи миру вечных ценностей: святость высокой любви, семьи, святость авторитета личности, способной жить по высшей норме, знающей, а иногда и воплощающей собой идеал. Ничего подобного не представляет Петрович. Никаких священных правил, вечных истин он не исповедует. Примечателен в этом аспекте первый же эпизод романа. Пришедший к нему Курнеев исповедует трепетное отношение к браку: "Семью люди обязаны беречь. Просто и честно. Обязаны…" [1; с.5]. Но именно этот призыв вызывает внутреннее возмущение у Петровича: "Неужели я похож на человека, который бережет семьи? Обидно." [1; с.6]. В суждениях такого рода Петрович не сознает никакого цинизма, потому что распад семьи для него - явление естественное.

И жители "общаги" внутренне чувствуют, что Петрович для них чужой, человек отличающийся от них внутренне.

Другие типажи героев того времени нарисованные В.С. Маканиным это образы современных ему демократов первого и их "антагонистов", "средненьких бонз партийцев". Первые представлены в главе "Новь. Первый призыв", вторые Лесей Дмитриевной Воиновой и ее окружением в главе "Я встретил вас". Ирония Петровича по отношению к современным демократам связана с тем, что он понимает их роковое заблуждение. Так ничему и не научившись на опыте прошлого, они наивно ищут источник зла только в социальном и политическом неблагополучии жизни, совершенно игнорируя проблему "неустроенности бытия" в целом. Они служат идее, в то время как Петрович служить идее не может, осознавая невероятную узость этой "идейности". Отсюда иронический характер приобретает перекличка названия главы с названием тургеневского романа о революционерах-демократах - "Новь. Первый призыв". Отсюда и эволюция отношений героя с Вероничкой - хрупкой и тонкой беззащитной поэтессой, подругой Петровича, которая, будучи "демократкой", после "победы демократии" стала чиновницей и вместе с тем потеряла свою любовь к Петровичу и Петровича к ней. А для главного героя она теперь стала просто Вероникой. Теперь Петрович общался с Вероникой только через экран телевизора и видит в ее судьбе весь обездушенный механизм современной жизни и власти: "Едва демократы, первый призыв, стали слабеть, под Вероничку, под ее скромный насест, уже подкапывались. Как ни мало, как ни крохотно было ее начальственное место, а люди рвались его занять. Люди как люди. Ее уже сталкивали, спихивали (была уязвима; и сама понимала)" [1; с.50]. Петрович видит чем закончится "хождение во власть этих людей. Вот идет описание будущего Дворикова, демократа, московского депутата, как его характеризует автор " …. чуткий, и вдумчивый. И людей любящий. Но ко всему этому у Павла Андреевича Дворикова было еще одно качество, которое Вероника не назвала (а может быть, не знала, не разглядела) - он был глуп. ". [1; с.30]. На смену ему идут друзья Леси Дмитриевной из числа "бывших". А что ждет Дворикова? "Ничего не успевший, оболганный со стороны, а еще больше своими же шустрыми людишками, он будет оправдываться, как ребенок не старше десяти. Ославят. Обвинят еще и во взятках, после чего господин Двориков оскорбится, утратит свое депутатство и, человечеству ненужный, уйдет в никуда. Финиш. Забьется в социальную щель честнейшего пенсионера. И до конца дней больше не высунется. По вечерам Павел Андреевич Двориков будет смотреть программу "Время", комментируя для жены и страстно ей втолковывая, что правильно для демократии и что нет. Будут жить с женой на две свои пенсии, сводя концы с концами. (Надеюсь, хоть пенсию себе он сообразит сделать не нищенскую. Мудак." [1; с.33].

И третий ряд героев нового времени, увиденных Петровичем, это люди идущие завоевывать новый мир, как когда - то в шестидесятые шли по улицам Москвы молодые литераторы, те с кем начинал Петрович. Только литераторов заменили бизнесмены. Дуловы и Ловянниковы, герои нового XXI века. "…. по этим же российским улицам и улочкам идет поколение бизнесменов... Ловянников настаивал: именно бизнесмены, к чертям грубомордых политиков и сладкомордых тележурналистов - пена! (Мыльная, мол, пена первой, то есть самой начальной и грязной стирки) Идут в костюмах, при галстуке, с попискивающими в карманах радиотелефонами, и ведь тоже о своем сокровенном - о бизнесе, о черном нале (наличности), о биржевом курсе и сдавивших горло налогах. У троицы тоже вполне пророческий вид и легкая поступь. А один из молодых бизнесменов (волнение, не хватает слов) размахивает руками. На улицах и улочках Москвы, Питера, Нижнего Новгорода, Ростова, Челябинска... ")" [1; с.233]. Вот человек нового мира, герой будущего мира. Плохо это или нет, такой вопрос не ставит и не решает Петрович, а вместе с ним В.С. Маканин. "Впереди, в ХХI, уже маячил будущий бизнесмен Ловянников, богатенький сладкоголосый говорун, - втихомолку, быть может, мучающийся своими делами и жертвующий, бросающий мятые рублики на культуру. Но за будущее не винят. Такой или не такой, а человек будущего, притом талантливый, - чего я, собственно, к нему вяжусь?" [1; с.231]. Он говорит нам о данной реальности, в которой предстоит жить "героям прошедшего века".

Особняком стоят портреты "людей государства", которое предстает перед нами в описании врачей - психиатров. Психиатрическая больница, в романе В. С Маканина, это как бы часть государства как учреждение, призванное подавить своемыслие и своеволие инокомыслящих-диссидентов, агэшников. И тут рассказывает нам Петрович, об особом типе людей, считающих что они стоят как бы над другими - главврачом Иваном Емельяновичем, завотделением Холиным Волиным и персонале больницы. Это находит свое выражение в словах главного врача Ивана Емельяновича: " Вы никакой не больной. Вы - никто. С точки зрения психиатра, вы - бесформенная амебная человеческая каша, которую теперь я вытряхну таки и выверну (вы меня заставили) наизнанку." [1; с.169]. Так проявляется скрытая от глаз функция психиатрических клиник, и то, что совершается в этой среде, представляет ужасающий механизм уничтожения личности (не просто насилия над ней), превращения человека в амебу.

Так видит Петрович, а вместе с ним и В. С Маканин людей времени 90-х годов.

Глава IV. Роман В.С. Маканина - продолжение традиций русской классической литературы

Литература для русских - это еще и огромное самовнушение. Литература - как внушение. Как великий вирус. (Та литература все еще трудится внутри нас) Читать - да, читать было лестно, сладко. Забирало душу. (Напоминало то высокое умиление, что испытывает, возможно, суровая блядь, слушая девственницу) Но, умиляясь и восторгаясь, я верил этим словам только как словам. Мало ли я читал (и когда то писал сам) убедительных слов, отлично зная, что стоит начать размышлять вне текста - мир иной.

Не страшный, нет, но иной...

Владимир Семенович Маканин, "Андеграунд, или Герой нашего времени".

Рассмотрим положение курсовой работы о связи романа В. С Маканина с произведениями русской классической литературы, в частности с произведениями М.Ю. Лермонтова, Ф.М. Достоевского, Н.В. Гоголя.

4.1 Связь современной русской литературы с традициями русской классики

Исследователями современной русской литературы неоднократно отмечалось, что одной из определяющих особенностей русской литературы конца XX века является опора на культурные тексты русской классики с одной стороны и создание своей художественной модели, которая отличается от классических эстетических форм литературы с другой. Постмодернизм современной российской литературы включает в себя процесс осмысления, возвращения к тому, что уже "наработано" мировой художественной практикой.

Проблема традиций и новаторства приобретает особую остроту на переломном этапе развития искусства, каковым явился период 1980-1990-х годов XX века.

Поэтому, в творчестве современных писателей, в частности В. С Маканина, происходит возврат к традициям гуманистического искусства, утверждение нравственных основ, и в этом немалую помощь писателю оказывает обращение к русской классике. Исследователь А.М. Марченко, обращая внимание на концепцию личности в произведениях Маканина, отмечает важный для понимания творчества писателя момент, а именно на связь героев Маканина с историей, с классической литературой, писатель "умеет видеть коренное, вечное под обманчивым обличьем сиюминутного" [4;]. Это сближает прозу Маканина с творчеством классиков русской литературы - Ф.М. Достоевского, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя. Считая роман В.С. Маканина классическим образцом русского постмодернизма, исследователь К.А. Степанян в то же время уточняет, что постмодернистским делает это произведение не обилие скрытых явных цитат из русской и мировой литературы последних двух столетий, не широкое использование иронии, игры с авторским "я", а переосмысливание героем мысли Достоевского о том, что "если нет Бога и бессмертия человека, то все позволено", которая в творчестве Маканина получает иное значение. Герой приходит к обратному заключению: "Если есть Бог, то все позволено". "Петрович не материалист, он признает существование Бога, - пишет исследователь. - Но Бог для него где-то там, под закрытыми Небесами, непонятная, загадочная и страшная сила... Петрович специально подчеркивает, что не верит ни в какой "отчет", - тогда подсознательная уверенность в вечном существовании означает полную вседозволенность: все позволено в бесконечном перемещении по пространству-времени". [7; с. 206]

4.2 Роман "Андеграунд, или Герой нашего времени" - продолжение русской классической литературы

Владимир Маканин в романе "Андеграунд, или Герой нашего времени" поднимает вечные философские вопросы о трагедии творческого человека, не находящего себя в современном мире, о его свободном осознанном выборе и ответственности за этот выбор. Сам роман во многом перекликается с сюжетными мотивами и образами русской классической литературы XIX века.

Одно только название романа заставляет читателей обратиться сразу к произведениям великих русских писателей: к роману М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" и к романам Ф.М. Достоевского.

Так же как и Федор Михайлович Достоевский, В.С. Маканин изображает человека "подполья". Повествование ведет человек, у которого нет своего дома: он живет в комнатах общежития тех людей, которые просто просят его присмотреть за этими комнатками. Вот это и есть современный тип "лишнего человека" русской классики - Петрович, герой-повествователь, - сторож "общаги".

Однако в этом чувствуется еще больший трагизм, чем в романах Ф.М. Достоевского, заключающийся в самообмане людей, в их неверном представлении уже о том, что есть зло, а что добро, что есть нравственно, а что нет. Ужасающе звучат слова Петровича о том, что "ничего высоконравственного в нашем не убий не было. И даже просто нравственного - не было" [1; с.156].

Представленный Владимиром Семеновичем Маканиным монолог повествователя в главе "Кавказский след" отсылает читателя не просто к роману Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание", но и к библейским заповедям. В его понимании "литература - это великий вирус", на страницах которого "не убий еще не есть не убий на снегу" [1; с.156]. Вот она и проступает, мораль современного человека: в книгах могут написать самое разное, писатели лишь предупреждают читателей о подлинной нравственности, сами не давая себе ясного представления о том, что это такое. Писатели убеждают людей в необходимости нравственного становления человека лишь на страницах своих книг, но не внутри каждого из них, и не внутри "я" того же Петровича. Его жизненный выбор выглядит очень простым: убил - и нет в твоем сердце теперь места для покаяния. Да и зачем? "Время целить в лбешник и время стоять на перекрестке на покаянных коленях. Мы, дорогой (говорил я ему-себе), скорее в первом времени, чем во втором" [1; с.157]. У Ф.М. Достоевского "подполье - изнанка человеческой души, те потаенные желания, в которых он стыдится признаться самому себе. Петрович близок Раскольникову тем, что разработал оригинальную жизненную философию - философию удара - права на преступление. Философия эта возникла как средство самозащиты от властей, постоянно подавляющих волю самостоятельно мыслящего человека, от КГБ и послушных ему издательств и психиатрических больниц. Вот что по этому вопросу пишет Р. С.И. Семыкина в статье "Локусы подполья в романе В. Маканина" "Андеграунд, или Герой нашего времени" [10; с.87]: "В формуле своей эта философия не агрессивна, не опасна, в интровертном значении это напряжение и прорыв паутины обволакивающих человека чужих рутинных "режимных мыслей", духовное пробуждение, прозрение и достигнутая свобода от всех догм; внешне это похоже на аналогичную философию Ивана Карамазова: жить по принципу "все позволено", т.е. независимо от обветшалых традиций, от "несостоятельной" веры. В повседневной житейской практике философия удара оборачивается рукосуйством, иногда примитивным (как удар в челюсть милиционеру отделении), а в другой раз и прямо убийственным: двух человек убивает Петрович, вдохновленный этой философией."

Разумеется, Петрович помнит о заповеди "не убий", но, в отличие от Раскольникова, он житель XX века воспринимает ее как социальную, а не религиозную заповедь. Современный человек, по его мысли, давно не руководствуется Словом Божиим, и он в этом отношении - как все.

В современном обществе, полагает он, право на убийство - привилегия немногих. Но эти немногие не одаренные благодетели человечества, а те, кто узурпировал власть: "… убийство было и есть всецело в их компетенции. Они (государство, власть, КГБ) могли уничтожать миллионами <…> Мне важны не столько они, сколько отдельный человек - не они, а я. Не они, а я, ты и он. <…> Размышлял о не убий. Конечно, литература нашего обманутого века в этом разделительном смысле не подскажет, одни жертвы. Зато ХІХ век… и предупреждение литературы (литературой) … и сам Федор Михайлович. Как же без него?!. Но ведь только оттуда и тянуло ветерком подлинной нравственности. А его мысль о саморазрушении убийством осталась почти как безусловная" [1. с156]. Не случайно после второго убийства в Петровиче наконец пробудилась совесть. Его все больше угнетает, обессиливает мысль, "что, убив человека, ты не только в нем, ты в себе рушишь" [1. с 254]. Новое отношение к нему общежитских сожителей - вытеснение из общаги, вызванное боязнью его претензий на квадратные метры, сам Петрович склонен объяснять тем, что "эта нынешняя и всеобщая ко мне перемена (общажников, их жен, женщин), их вспыхнувшая нелюбовь инстинктивно связана у людей как раз с тем, что я сам собой выпал из их общинного гнезда. Сказать проще - я опасен, чинил самосуд, зарезал человека, оставил детей без отца" [1. с.250-251]. Словом, Петрович начал, наконец, чувствовать то же, что испытал Раскольников после убийства старухи-процентщицы - свою разобщенность с людьми. Его терзает невозможность рассказать другому о своем преступлении (не встречает он человека, который мог бы выслушать его исповедь с сочувствием, оттого он захвачен психическим приступом, заставившим его кричать и метаться самым бесноватым образом и в итоге оказаться в той самой психушке, где уже много лет пребывает его несчастный брат. Петрович не раз потом думает о том, что если бы ему удалось выговориться, пусть даже перед ничего не понимающей флейтисткой Натой, не было бы этого срыва, не было бы психушки.

Глава, посвященная Зыкову, называется "Двойник", что является прямой отсылкой к одноименной петербургской поэме Ф.М. Достоевского. Зыков по отношению к Петровичу - классический вариант Другого. В этом смысле его жизнь можно рассматривать как некий вариант жизни самого Петровича.

Писатель Зыков, преуспевает в этой жизни: он богат, успешен, знаменит. И здесь возникает вопрос: а может ли быть такой вариант судьбы у "подпольного человека" Достоевского? Но вопрос этот остается в романе без ответа. Писатель избегает окончательных решений, ставит многоточие.

Глава "Маленький человек Тетелин" ориентирует нас на гоголевскую традицию описания маленького человека в русской литературе. Образ маканинского Тетелина - это образ Акакия Акакиевича Башмачкина, героя "Шинели" Н.В. Гоголя. Можно говорить о том, что введение в повествование такого персонажа, как Тетелин, и ориентация на гоголевскую традицию дополняет образ главного героя Петровича и время, в котором он живет. Время маканинского романа по сравнению с воспроизведенным в гоголевской повести гораздо более цинично и жестоко: смерть жалкого, всеми забитого существа уже почти не вызывает сочувствия. Да и само это существо значительно изменилось. Через отношение к Тетелину определяется во многом и отношение Петровича к классической литературе. Сожалея о маленьком человеке, он понимает, что литература не сделала его ни лучше, ни сильнее. Потому и у "героя нашего времени" Петровича маленький человек способен вызвать лишь брезгливую жалость и презрение: "Этот маленький умудрялся своей липкой духовной нищетой испортить жизнь себе - заодно мне" [1; с.63].

"Как тип Акакий для нас лишь предтип и классики в ХIХ рановато поставили на человечке точку, не угадав динамики его подражательного развития - не увидев (за петербургским туманом) столь скороспелый тщеславный изгибец. Мелкость желаний обернулась на историческом выходе мелкостью души. Недосмотрели маленького." [1; с.64].

Не менее сложная система ассоциаций возникает и при сравнении романа Владимира Маканина с романом М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". Проблематика лермонтовского романа, сам тип героя имеют прямое отношение к маканинскому тексту. У Маканина "я"-повествователь, Петрович, то же, что "я"-повествователь, Печорин, в "Тамани", "Княжне Мери" и "Фаталисте".

Главный герой романа, как и Печорин, человек внутренней жизни, мучительной рефлексии, сознательно отказывающийся от участия в социальной жизни. Но в отличие от Печорина, он теряет смысл своего существования, когда лишается любви и приязни "своей общаги".

Использованный В.С. Маканиным в качестве эпиграфа к своему роману отрывок из произведения М.Ю. Лермонтова: "Герой... портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии." [1; с.2], связывает два этих произведения. Вставив цитату из лермонтовского текста, автор дает понять, что для него важен показ "героя нашего времени" как некий обобщенный образ человека, обладающего чертами, характерными для людей определённой эпохи.

Пороки всего лермонтовского поколения составляли сущность человека как во времена М.Ю. Лермонтова, и до сегодняшних дней они сосуществуют в людях с добродетелью, проявляясь только в некоторых ситуациях.

Для Печорина вся жизнь - это эксперимент. Эксперимент с чувствами людей ради неосознанного выявления собственных пороков и слабостей. Драма Печорина не только в том, что царский режим не давал выхода его активности, а в том, что герой стремится творить самого себя, владеть внутренней свободой, сознавать свою полную раскрепощенность, а зависимость - только от собственной воли, ответственности перед самим собой.

Основным различием героев произведений М. Ю Лермонтова и В.С. Маканина, становится их отношение к смерти. Персонаж Лермонтова умирает, так и не найдя своего место в мире. Для маканинского Петровича смерть принципиально не существует.

Перед читателями Печорин предстает как человек, в душе которого борются силы добра и зла. Как сам он признается, с течением времени он "стал злопамятен", "сделался завистлив", "выучился ненавидеть", "начал обманывать". Но вместе с тем мы сочувствуем этому герою, глубоко переживаем за него, так как немало видим в нем и добрых человеческих качеств, видим его стремление к настоящей и искренней любви. Второй "живой половинки души" Печорина нет ни у кого из персонажей "Андеграунда", потому что все их души уже давно мертвы нравственно.

Пороки и слабости людей - это вполне закономерная вещь. Но закономерной ее можно считать, например, в рамках романа М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" (хотя и так эти слабости приобретают "нелицеприятные" формы). Но в произведении Владимира Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени" все пороки и слабости человечества представлены с еще большей силой и мощью, они доведены до предела, до грани, что порой кажутся фантастическими и вместе с тем вполне реальными. В.С. Маканин смотрит на реальный мир глазами Петровича и реальность эта печальна.

4.3 Человек андеграунда - "подпольщик", или Герой нашего времени?

Так кто же такой Петрович, "подпольщик" агешник, неудачник или герой нашего времени. В рецензиях и откликах на роман было немало интересных предложений. И вопрос о герое нередко переводился в план обсуждения тех преступлений, не просто преступлений - убийств, которые он совершил. Наше нравственное чувство в этих ситуациях восстает и выносит неизбежный суровый приговор, отторгая героя от людского сообщества. И в самом романе есть этот сюжетный ход: уже первое убийство героем кавказца обозначило пропасть между общежитием и Петровичем, его перестали любить, изгнали и даже не пускали в бесконечные и столь любимые им коридоры общаги. Никто ничего не знал, но отчуждение произошло.

Об истинном смысла этих кульминационных событий исследователь А. Немзер высказал такую точку зрения: "Петрович - голос общаги, чужие и часто отталкивающе низменные, примитивные чувства, страдания, помыслы, грезы становятся его собственными, "мычание" социума (недаром писателю ходят исповедоваться) превращается в его "речь". Потому невозможна исповедь Петровича Нате... Его покаяние - весь роман, как его грехи - общие грехи "нашего времени"... Нам предъявлен не журнал (исповедь для себя) и не стороннее - с позиции всеведущего автора - свидетельство о преступлении и наказании, но книга (рассказ от первого лица в отчетливой литературной форме - с эпиграфами, названиями глав, композиционно-хронологической игрой). Чтобы осознать такую книгу, должно осознать свое то зло, что было уделом низменной толпы или одинокого больного героя" [5; с.210].

Посмотрим на двойника Петровича - писателя Зыкова, который всплыл на поверхность из подполья андеграунда. А почему не захотел всплывать Петрович? В отличие, например, от преуспевающего Зыкова, недоумевающего по поводу того, как может человек, одаренный даром писателя, отказаться от этого дара своей волей.

И тут мы понимаем, что главный фактор, побуждающий Петровича остаться в андеграунде, - его собственная воля. Высшей человеческой ценностью Петрович полагает свободную волю, личностное самоутверждение, стремление сберечь сохранить свое "Я" и ради этого "Я" готов на любые жертвы, готов отказаться от благоденствия богатства, покоя ради сохранения своего "Я". Сопротивление Петровича, таким образом, - мощное духовное напряжение человека, не желающего жить под гнетом дискредитирующего строя, вне зависимости от его природы, тоталитарный социализм это или "дикий капитализм". Для него главное сберечь свою личность, свой свободный дух.

Зыков скорее приспособленец, пассивный борец. Петрович из другого "подполья" андеграунда, которое жило по иным принципам: никакого заигрывания с властью, бескорыстное служение искусству. Для них очень важно было сохранить свою индивидуальность, свой внутренний мир. Остальные ценности общества для них были ложны, иллюзорны. Петрович противопоставляет себя прежним и новым "товарищам" и "господам", сумевшим приспособиться к общему строю. Он гордится тем, что его не меняют времена, потому что он сам себя делает: "Сторож, приживал общажник, никакой не учитель с уроками (Зыков знал, знал!), никакой уже не писатель, никто, ноль, бомж, но... но не отдавший свое "я". Не отдавший, вот что его царапало." [1; с.244]. Главный фактор, побуждающий его остаться в андеграунде, не явления общественного быта, не слабость российской демократии, не бедность и одичание масс, а его собственная воля

Вот слова В.С. Маканина о своем герое: "В моем романе мелькнул образ юродивого на паперти. Этот образ соответствует тому андеграунду, который меня интересовал. Юродивые в России могли пророчествовать, кликушествовать, одеваться в лохмотья, но ни при каких условиях они не могли стать священниками, официальными служителями Бога. У большинства из настоящего андеграунда жизнь не удалась: кто спился, кто сгинул в психушках, кто покончил с собой. А те, кто вышел из подполья на поверхность во времена перестройки, вдруг стали удивительно неинтересны. Их жизнь имела значение только в советском силовом поле: когда напряжение исчезло, они погасли." [11]

Как и Ф.М. Достоевский, В.С. Маканин обратил внимание на сложность человеческой личности, содержащей две "бездны", которые поглощают человека с одинаковой силой и одинаковой страстью. С одной стороны это стремление человека любить ближнего как самого себя и жертвовать собою для другого, а с другой стороны, неистребимое стремление человека к преступлению, к восстанию против святынь. Воля человека становится подлинно свободной, когда она проявляет себя в служении другому, но та же свободная воля может сказаться в нарушении высшей абсолютной духовности, и тогда она становится индивидуалистическим произволом.

4.4 Особенности языка романа В.С. Маканина

Язык произведения В. С Маканина, смелое соединение реалистических принципов изображения жизненной реальности с постмодернистскими приемами смещения времени, интертекстуальности, что делает роман "Андеграунд, или Герой нашего времени" ярким явлением современного литературного процесса. При прочтении романа, благодаря стилю и хлёсткому языку, которым он написан, практически размывается различие между жизнью и художественной литературой. Начиная с заглавия, он полон литературных, живописных, музыкальных цитат, бытовых подробностей. Таким образом, текст Маканина сориентирован на узнавание читателем примет реальности.

Повествование героя насыщено различного рода цитатами из литературных текстов, рассуждениями о литературе, сравнениями событий собственной жизни с сюжетами литературных произведений. При создании образ Петровича писатель использует повествовательные ремарки, помогающие взглянуть на мир и различные ситуации в нем глазами героя-повествователя. В.С. Маканин необычайным образом вплетает их в узор всего произведения, акцентируя внимания, как на мелкие детали различных предметов, так и на внутренние переживания персонажей.

В романе "Андеграунд, или Герой нашего времени" встречаются ремарки самых различных видов. Самым распространенным видом ремарок являются описательно-предметные, позволяющие читателю более глубоко проникнуть в атмосферу происходящих событий. В романе они представлены в большом количестве, особенно при описании комнат общежития, квартир, где каждая деталь и каждый предмет может охарактеризовать человека, который в ней проживает, с совершенно разных позиций: например, с позиций социального положения ("... я оставляю на минуту стакан и режу вареную колбасу (деликатесов не держим)... ", "Никогда бы не подумала, что в гадюшнике (в крыле "К") такое со мной может быть!", "приехали в Вероникину квартирку (двухкомнатную, классический совмещенный санузел)... "), с позиций образа жизни ("... я прошагал к шкафу и вынул початую бутылку водки (в шкафу ее и держу), два стакана (два и держу)... "), профессии ("Перебиваемый медикаментами, в моих ноздрях все еще плыл пряных запах сонной и томной фельдшерицы", "Вероника читает вслух неизданное. (У нее все неизданное. Ни строки)) и так далее.

В романе мы находим и ремарки, указывающие на место действия, время этого действия, причинно-следственные связи, на неоднократность повторения какого-либо действия и так далее. Например, "... Вероника и эти люди, что с ней, опять хотели (уже в который раз) переделать мир", "Помню один из плакатов, призывающий за нее голосовать (в новом районе Москвы)... ", "Разлюбив ее, я тотчас перестал давать ей мои слова, мое сущее меня самого, а она (именно что в ответ) перестала давать мне... ", "Тот же типичный, знаковый андеграунд. (Подполье, шагнувшее наверх) и другие.

Но самым важны и главным видом ремарок в данном романе являются такие ремарки, которые указывают, прежде всего, на духовный облик персонажей, на их поведение, качества характера, оттенки чувств, о взаимоотношениях между людьми: "Плохо помню, меняю слова, но дорого само присутствие ее интонации - ее непосредственное участие в моем сегодняшнем чувстве... ", "Страдающая - значит, и мучающаяся сама собой (скрытно; или пусть даже шумно, истерично)", "Я смолчал (она мне давно нравилась, я ей нет - интеллигентный, а все же бомж)".

Особую роль играют ремарки, раскрывающие читателю образ повествователя, как в оценках других персонажей, так и в своих собственных. Нередко даже встречаются обращения героя-повествователя к самому себе. Примерами таких ремарок могут быть следующие: "Сторож не официальный, по договоренности и за малые деньги. Я никто. Но им спокойней", "... мое "я" (самолет, теряющий в воздухе горючее) требует, чтобы я действовал уже напрямую", "... у Соболевых замечательная квартира в четыре комнаты, с большой ванной и с гигантским телевизором (я, правда, не люблю ни ТВ, ни полудрему в теплой воде)", "Комната двадцатых годов. Как заготовка. Видок на будущее: можешь малевать... (Рисуй, но не говори себе и другим, что начинаешь заново)", "девчушка (как же ее звали?) шла по улице... ") и другие.

Таким образом, Владимир Маканин, как будто играя словами, все время заставляет читателя обратиться к этим маленьким деталям человеческой души, собирать по этим кусочкам целостную картину каждой из представленных личностей, обратить внимание на их поведение, образ жизни и вообще увидеть тот ужасный мир лжи, преступлений, неверности, в котором мы живет. В этом контексте каждую из ремарок можно рассматривать не просто как необходимое уточнение или дополнение, а как некую философско-нравственную категорию, помогающую понять истинные чувства и переживания героев в данный момент, в данной ситуации.

В связи с вкраплением Владимиром Маканиным в текст романа драматических элементов, саму композицию произведения можно рассмотреть и как полноценный драматический текст. Интересным представляется то, что формально "Андеграунд" делится на пять частей, каждая из которых имеет в своем составе несколько глав. То есть в романе читатель сталкивается с игрой автора в классическую пятиактовую драматургию. При этом каждая из частей вполне может выступать как самостоятельное, вполне завершенное произведение. И лишь метод монтажа, заимствованный и использованный Маканиным, позволяет соединить все эти пять частей воедино под общим началом как произведение эпического и драматического жанра.

Заключение

"Оглянулся. Венедикт Петрович оглянулся, чтобы увидеть меня с расстояния. (Понимал, что я тоже вижу его). Оттолкнул их. И тихо санитарам, им обоим как бы напоследок: не толкайтесь, я сам. И даже распрямился, гордый, на один этот миг российский гений, забит, унижен, затолкан, в говне, а вот ведь не толкайте, дойду, я сам!"

Владимир Семенович Маканин, "Андеграунд, или Герой нашего времени".

Проза Владимира Семеновича Маканина привлекает многих читателей, что связано с темами и проблемами, которые поднимает в произведениях писатель, так актуальными в современном мире. Маканин очень удивительным образом показал глазами героя-повествователя пороки и слабости людей, переходящие из сферы личного и индивидуального в сферу всеобщного и вечного. Но вместе с тем писатель служит не просто обличителем пороков всего общества, а, прежде всего, показывает высокую цель искусства, большое значение в жизни любого человека настоящей любви, дружбы и высоких нравственных ценностей, всегда показывающим нам правильный путь.

В своей работе я стремилась показать, как менялся главный герой в произведениях В.С. Маканина с течением времени в зависимости от происходящих изменений в обществе. А так же обосновать связь романа "Андеграунд или герой нашего времени" с русской классический литературой.

Критик и писатель Татьяна Никитична Толстая выразила мысль о том, что " особенность Маканина выражается в его любви, жалости и понимании любого человека: и нелепого, и несчастного, он любит, потому что страдает, потому что никогда не безнадежен... В этом смысле Маканин именно очень русский и глубоко традиционный писатель. Его пристальный взгляд, ирония, насмешка, не помехи для главного чувства, главной ценности - любви". [8; с.101]. Выбранный метод исследования данного вопроса - анализ текста романа "Андеграунд, или Герой нашего времени", а так же обзор критических работ, посвященных данному произведению позволил решить задачу, стоящую в курсовой работе - на примере романа В.С. Маканина показать один из взглядов современной литературы на образ своего современника.

Сделаем выводы по данной работе:

1. В.С. Маканин поднимает вопросы, которые существуют в любой стране, в любом государстве, у любого народа. Но вопросы эти окрашены глубокой философией русского человека, переживаниями за тех людей, которые находятся с тобой рядом. Возвышая отдельную личность, осознавая ценности отдельной человеческой жизни, Владимир Семенович Маканин повествует о возрождении нашей Родины и невозможности угасания всех ее красот и ценностей.

2. Роман "Андеграунд, или Герой нашего времени", можно поставить рядом с лучшими образцами русской классической литературы.

3. В романе предстает реалистическая галерея наших современников, их бытописание.

4. Язык произведения ярок, жизненно достоверен.

Список использованной литературы

1. Маканин, В.С. Андеграунд, или Герой нашего времени. / М.: Вагриус, 2003.

2. Маканин, В.С. Ключарев и Алимушкин. /Роман, рассказы. М., 1979.

3. Амусин, М.Ф. Не-юбилейное. К 70-летию Владимира Маканина. М.Ф. Амусин, // Звезда. - 2007. №3.

4. Марченко, А.М. Владимир Семенович Маканин. Запах своей тропы.

5. Маканин В.С. Отставший. Повести и рассказы/ Художественная литература; М., 1988

6. Немзер, А.С. Замечательное десятилетие. О русской прозе 90-х годов. А.С. Немзер // Новый Мир. - 2000. №1.

7. Аннинский, Л.А. Структура лабиринта: Владимир Маканин и литература "серединного" человека. Маканин В.С. Избранное/. М.: Советский писатель. 1987. с.6)

8. Степанян, К.А. Голос, летящий в купол (о прозе Маканина). К.А. Степанян // Вопросы литературы - 1988, № 2 с. 206).

8. Сушилина И.К. Современный литературный процесс в России: Учебное пособие И.К. Сушилина. - М, 2001

9. Юркин Л.А. Введение в литературоведение: Учебное пособие Л.А. Юркин. - М, 2000.

10. Семыкина, Р.С. И. Локусы подполья в романе В. Маканина. Р.С. И Семыкина // Проблемы филологии, культурологии и искусствоведения 2008 - №4.

11. Токмаков, В. Н.В.С. Маканин: Писатели рано или поздно станут одиночками. В.Н. Токмаков, интернет журнал Ликбез (http://www.lik-bez.ru/) – 2009.