Творчество Михаила Лермонтова

Поэт и время

 

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Великого героя, и понять

Я не могу, что значит отдыхать.

Всегда кипит и зреет что-нибудь

В моём уме.

М.Ю. Лермонтов «1831-го июня 11 дня»

Более ста шестидесяти лет прошло со дня рождения великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Давно умерли его современники, и даже внуки и правнуки тех, кто с ним встречался, кто его знал лично. В далёкое прошлое отошла крепостническая Россия. Неузнаваемо изменился облик этой страны и жизнь её народов. Однако наследие Лермонтова, как и всё лучшее, что создано гениальными художниками и мыслителями прошлого, живёт в нашем сознании, входит в нашу социалистическую культуру.

Мы ценим в творчестве Лермонтова мужественную веру в лучшее будущее, горячую любовь к народам и природе родной страны, убеждение в том, что люди должны жить в мире и взаимном уважении друг к другу. Нас восхищает не только сила протеста поэта против всякого застоя, самодовольства и пошлости, но и требование, чтобы человек был свободен и счастлив на прекрасной земле. Для Лермонтова смысл жизни заключался в борьбе за лучшее будущее человечества. Всем этим он близок и дорог нам.

В истории русской литературы Лермонтов продолжил дело Пушкина, создателя нового русского литературного языка и основоположника нашей классической литературы. Вот почему его имя по праву поставлено Белинским непосредственно после имени Пушкина и рядом с именем Гоголя.

Вместе с тем в статье 1840 года «Стихотворения М. Лермонтова» Белинский убедительно показал, что Пушкин и Лермонтов отразили в своих произведениях два различных периода в истории русского общественного развития: «В первых своих лирических произведениях Пушкин явился провозвестникам человечности, пророком высоких идей общественных; но эти лирические стихотворения были столько же волны светлых надежд, предчувствия торжества, сколько силы и энергии. В первых лирических произведениях Лермонтова, разумеется, тех, в которых он особенно является русским и современным поэтом, также виден избыток несокрушимой силы духа и богатырской силы в выражении; но в них уже нет надежды, они поражают душу читателя безотрадностию, безверием в жизнь и чувства человеческие, про жажде жизни и избытке чувства… Нигде нет пушкинского разгула на пиру жизни; но везде вопросы, которые мрачат душу, леденят сердце… Да, очевидно, что Лермонтов поэт совсем другой эпохи и что его поэзия – совсем новое звено в цепи исторического развития нашего общества».

Лермонтов страдал, когда видел, как попусту растрачиваются силы лучших людей его поколения, обреченных на вынужденное бездействие. Осознать эту трагедию своего времени и смело высказать её мог только мужественный поэт, мыслитель и гражданин.

К проблеме народа молодой Лермонтов подошёл ещё при жизни Пушкина и почти одновременно с ним сначала в юношеских драмах, в лирике, в первом историческом романе из эпохи Пугачёвского восстания, а затем и в творчестве зрелых лет.

Скитальческая полная суровых испытаний жизнь поэта мало благоприятствовала усидчивому литературному труду, но сближала его с народом, постоянно ставила его лицом к лицу с русскими крестьянами, солдатами, с их повседневным трудовым бытом. Пафос самодержавной государственности николаевской России был чужд Лермонтову, но он любил сыновней любовью народ и родную русскую землю. Как хорошо сказал он об этой любви в одном из лучших стихотворений «Родина»!

Но я люблю – за что, не знаю сам –

Её степей холодное молчанье,

Её лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек её, подобные морям;

Просёлочным путём люблю скакать в телеге

И, взором медленно пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень.

Люблю дымок спалённой жнивы,

В степи ночующий обоз

И на холме средь желтой нивы

Чету белеющих берёз.

С отрадой многим незнакомой

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

И в праздник, вечером росистым,

Смотреть до полночи готов

На пляску с топаньем и свистом

Под говор пьяных мужичков (ІІ, 177).

В жизни и гибели Лермонтова много неясного и даже загадочного. Но то, что мы знаем об этом глубоком и сильном человеке, помогает лучше понять его литературное наследие и историческое значение его творчества. Сама жизненная трагедия поэта есть одно из проявлений истории его времени и интересна и поучительна не только в плане личном, но и в общественно-историческом.

Наследие Лермонтова стало достоянием широких народных масс, оно живёт в сознании не только русского народа, но и в культуре братских народов многонациональной нашей Родины. Поэт вышел за пределы своего времени. Его слово «звучит как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных». Тем самым он – соучастник наших замыслов, наших дел, наших свершений.

 

Детские годы

 

Он не имел ни брата, ни сестры,

И тайных мук его никто не ведал.

До времени отвыкнув от игры,

Он жадному сомненью сердце предал

И, презрев детства милые дары,

Он начал думать, строить мир воздушный,

И в нём терялся мыслию послушной.

М.Ю. Лермонтов «Сашка»

Вскоре после победного окончания Отечественной войны, летом 1814 года, приехал в Москву капитан в отставке Юрий Петрович Лермонтов и поселился вместе с молодой женой Марией Михайловной у своей тёщи Елизаветы Алексеевны Арсеньевой в большом каменном доме генерал-майора Ф.Н. Толя против Красных ворот.

Теперь Красных ворот нет. Не сохранился и дом Толя. На его месте на Лермонтовскую площадь выходит одно из высотных зданий столицы. А когда-то здесь была окраина Москвы. Построенные в 1756 году триумфальные Красные ворота открывали въезд в город. Из подмосковных и дальних деревень тянулись запыленные обозы со всякой живностью, кулями муки и круп, с гончарными изделиями, холстами, паклей, лесом, салом, мёдом. Гремели бубенцами почтовые тройки, скакали гонцы, шли солдаты, нищие, бродяги, богомольцы. На старинной гравюре изображены Красные ворота, за ними – церковь, пожарная каланча, приземистые домики, вокруг сады, огороды… Неподалёку отсюда в предпоследний год XVII века – 1799-й – на Немецкой улице (ныне Баумановская) в семье майора Сергея Львовича Пушкина родился сын Александр.

В дни сентябрьского пожара 1812 года почти вся деревянная Москва выгорела. Бесконечное пожарище расстилалось вокруг. Обгорелые каменные дома, кое-как прикрытые старым железом, окна. Заделанные досками с нарисованными на них рамами и стёклами, пустыри с фундаментами и печами, заросшие густою травою, - всё напоминало о недавнем вражеском нашествии. Но там и тут уже начинали возводить новые здания.

В этой разорённой, но быстро возрождающейся Москве в ночь со 2 на 3 октября (14 на 15 октября по новому стилю) 1814 года у Марии Михайловны Лермонтовой родился мальчик. В роду Лермонтовых из поколения в поколение чередовались имена Пётр и Юрий, но Елизавета Алексеевна настояла, чтобы внук был наречён Михаилом, в память покойного деда по материнской линии Михаила Васильевича Арсеньева.

Как только установился санный путь, Е.А. Арсеньева с дочерью, зятем и внуком переехала в Пензенскую губернию в свое небольшое имение Тарханы, расположенное неподалёку от уездного городка Чембара (ныне г. Белинский). Здесь и протекали детские годы поэта.

Семейная жизнь родителей сложилась несчастливо. Нелады между супругами обострялись постоянным вмешательством властолюбивой Елизаветы Алексеевны.

Ей было в это время немногим более сорока лет (она родилась в 1773 году). Это была умная, красивая женщина, в расцвете сил, привыкшая, чтобы все вокруг ей повиновались.

Юрий Петрович Лермонтов принадлежал к старинному, но обедневшему мелкопоместному роду. Он любил рассказывать о том, что его предки происходили от испанского герцога Лермы, который во время борьбы с маврами (XI – XIV вв.) вынужден был бежать из Испании в Шотландию. Действительно, в древних шотландских хрониках упоминается некто Лермонт, бывший участником событий, воссозданных Шекспиром в трагедии «Макбет». Этот Лермонт был приверженцем Малькольма, сына Дункана, и бился под его знаменами против узурпатора Макбета. В начале XVII века, во время смут в Шотландии, один из Лермонтов, Георг, покинул родину. Сначала он отправился в Польше, а затем, в 1613 году, после взятия русскими крепости Белой, перешёл в числе шестидесяти шотландцев и ирландцев служить к московскому царю. Вскоре Георг Лермонт, как служилый человек, «верстанный поместьями и денежными окладами», получил девять деревень с пустошами в Галицком уезде. От него и пошла русская ветвь Лермонтовых.

Можно представить, с каким интересом юный Лермонтов читал трагедию Шиллера «Дон Карлос», в которой среди действующих лиц он встретил имя графа Лермы, а также балладу Вальтера Скотта «Фома Рифмач» о легендарном шотландском барде XIII века Фоме Лермонте.

Юрий Петрович семнадцати лет окончил Первый кадетский корпус в Петербурге и вышел из него прапорщиком в Кексгольмский пехотный полк, но через год, в 1805 году, был определён в чине подпоручика состоять при кадетском корпусе. Служил он недолго; осенью 1811 года Ю.П. Лермонтов, «за болезнию уволенный от службы капитаном и с мундиром», поселился вместе с сёстрами в небольшом поместьице Кропотово, Ефремовского уезда, Тульской губернии. Тут и познакомился он с Марией Михайловной, которая гостила в имении Васильевском у соседей Арсеньевых.

Неизвестно, когда состоялась свадьба Юрия Петровича и Марии Михайловны. Известно только, что Елизавета Алексеевна не такого зятя хотела бы видеть в своём доме. Старшая дочь влиятельного откупщика Алексея Емельяновича Столыпина, разбогатевшего при Екатерине II, Елизавета Алексеевна унаследовала от отца сильный, независимый характер. Если бы мечтательная и болезненная Мария Михайловна нашла в Юрии Петровиче внимательного, любящего мужа, Елизавета Алексеевна, может быть, и примирилась бы с ним. Но вспыльчивый, увлекающийся, бесхарактерный Юрий Петрович не сумел расположить к себе требовательную тещу. К тому же вскоре он совсем охладел к жене. Невесело стало в барском тарханском доме.

Семейные неурядицы окончательно подорвали слабое здоровье Марии Михайловны. Врачи объявили, что у неё чахотка. Всю свою любовь больная отдавала малютке сыну. Она часто играла ему на фортепьяно и тихим голосом пела свои любимые песни…

Мария Михайловна умерла в Тарханах 24 февраля 1817 года. Весь смысл жизни для Арсеньевой сосредоточился не её единственном внуке, которому шёл третий год. Но Юрий Петрович потребовал у бабки, чтобы мальчик был отдан ему на воспитание. Началась глухая, ожесточённая борьба.

Длившаяся годы семейная распря оставила глубокий след в душе впечатлительного ребёнка и сказалась на формировании его характера. От природы общительный и доверчивый, мальчик замкнулся в себе, и вскоре настороженная подозрительность стала всё чаще проявляться в его отношении к окружающим. Впоследствии в одном из юношеских стихотворений Лермонтов писал:

Любил с начала жизни я

Угрюмое уединенье,

Где укрывался весь в себя,

Бояся, грусть не утая,

Будить людское сожаленье… (I,78)

Но было в детстве Лермонтова немало и таких впечатлений, которые благотворно влияли на него и способствовали раскрытию его поэтического дарования. Он рос в самом сердце России, среди бесконечных полей, пересечённых оврагами, изредка затенённых дубовыми рощицами; он наблюдал круговорот времён года, всматриваясь в жизнь барской усадьбы и крепостной деревни. Примерно таковы были впечатления детства у Тургенева, Некрасова, Льва Толстого.

У тарханских крестьян учился Лермонтов русской народной речи, слушая песни и предания об Иване Грозном, о разине, о Пугачёве, рассказы «про день Бородина».

Он рос болезненным и чутким ребенком. Елизавета Алексеевна не отходила от внука. Арсеньева не была богата. Ее правильнее назвать помещицей средней руки. Но даже более состоятельные дворяне редко тратили на своих детей столько, сколько тратила Арсеньева на воспитание внука. Чуть ли не с самого рождения к мальчику была приставлена старушка немка Христина Осиповна Ремер. Кроме неё пригласила гувернёра Капэ. Поблизости в Чембарском уезде не было хорошего лекаря, и Арсеньева поселила в Тарханах домашнего врача, выходца из Франции, Ансельма Леви. Чтобы Миша не скучал, бабушка взяла в барский дом несколько мальчиков – детей соседних помещиков. Они вместе учились, рисовали, занимались гимнастикой, ездили верхом, ходили на охоту. В барскую усадьбу из деревни, что была рядом, за прудом, приходили крестьянские дети играть в войну. От крестьянских ребят Лермонтов узнавал о тарханских бескормицах, недородах, о рекрутчине, о беспросветной нужде их отцов и дедов.

Тарханская жизнь наводила мальчика на горькие раздумья об участи народа. Он знал, что Тарханы не исключение: во многих окрестных поместьях и деревнях крестьянам жилось значительно хуже.

Наблюдения над жизнью в Тарханах и окрестных поместьях, где Лермонтов бывал вместе с бабушкой, дали ему богатый материал для художественных обобщений в антикрепостнических сценах юношеских драм «Люди и страсти» и «Странный человек», а затем в историческом романе «Вадим». Детские впечатления Лермонтова не ограничивались средней полосой России. Чтобы укрепить здоровье внука, Арсеньева трижды возила его к Кавказским минеральным водам в Горячеводск, впоследствии переименованный в Пятигорск. Это было летом 1818, 1820 и 1825 годов.

В 1825 году Лермонтову было десять лет, и третья поездка на Кавказ запомнилась ему особенно хорошо. Вся Россия прошла перед глазами мальчика. За Окой уже веяло южным теплом. Берёзовые рощи сменялись дубовыми, по оврагам начинали встречаться груши, яблони, вишни. Всё в цвету. Вместо чёрных бревенчатых изб, вытянутых вдоль грязного просёлка, всё чаще попадались белые мазанки, живописно разбросанные за плетнями. Тополя уходили высоко в небо, на котором по вечерам загорались низкие, крупные звёзды. Чем ближе к Кавказской линии, тем чаще встречались казачьи сторожевые вышки с пикетами.

На Кавказе Лермонтов познакомился с горскими легендами и песнями. Позднее, следя за журналами, в которых довольно часто публиковались всевозможные сведения о быте, верованиях и мифологии горских народов, Лермонтов ещё глубже узнал кавказский фольклор. Так с детских лет в сознание поэта вошли образы Азраила, злого духа Шайтана, кавказского Прометея Амирана (Амрана) и др.

Вскоре знакомство с «восточными» поэмами Байрона («Гяур», «Абидосская невеста», «Корсар», «Лара») окончательно определило жанр и стиль юношеских поэм Лермонтова – поэм не столько повествовательных, сколько лирических, малых по объему, с небольшим числом действующих лиц и с мятежным героем противостояния окружающей среде.

«Синие горы Кавказа, приветствую вас! – писал впоследствии Лермонтов. – Вы взлелеяли детство моё; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры всё мечтаю об вас да о небе».

Тем же летом 1825 года Лермонтов пережил первую детскую влюблённость. Он сам рассказал об этом в записи, датированной 8 июля 1830 года: «Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея 10 лет от роду? Мы были большим семейством на водах Кавказских; бабушка, тётушки, кузины. – К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет 9. Я её видел там. Я не помню, хороша собою была она или нет. Но её образ и теперь ещё хранится в голове моей; он мне любезен, сам не знаю почему. – Один раз, я помню, я вбежал в комнату: она была тут и играла с кузиною в куклы: моё сердце затрепетало, ноги подкосились. – Я тогда ни об чём ещё не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя ребяческая: это была истинная любовь: с тех пор я еще не любил так. О! сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум! – И так рано!.. Надо мной смеялись и дразнили, ибо примечали волнение в лице. Я плакал потихоньку без причины, желал её видеть; а когда она приходила, я не хотел или стыдился войти в комнату. – Я не хотел говорить об ней и убегал, слыша её названье (теперь я забыл его), как бы страшась, чтоб биение сердца и дрожащий голос не объяснили другим тайну, непонятную для меня самого. – Я не знаю, кто была она, откуда, и поныне, мне неловко как-то спросить об этом: может быть, спросят и меня, как я помню, когда они позабыли; или тогда эти люди, внимая мой рассказ, подумают, что я брежу; не поверят её существованью – это было бы мне больно!.. Белокурые волосы, голубые глаза, быстрые, непринуждённые или это мне кажется, потому что я никогда так не любил, как в тот раз. Горы кавказские для меня священны… И так рано! в 10 лет… о эта загадка, этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум!.. иногда мне странно, и я готов смеяться над этой страстию! – но чаще плакать».

О своём первом детском увлечении и о любви к Кавказу Лермонтов говорит также в стихотворении 1830 года «Кавказ»:

Хотя я судьбой на заре моих дней,

О южные горы, отторгнут от вас,

Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз.

Как сладкую песню отчизны моей,

Люблю я Кавказ.

В младенческих летах я мать потерял.

Но мнилось, что в розовый вечера час

Та степь повторяла мне памятный глас.

Люблю я Кавказ.

Я счастлив был с вами, ущелия гор;

Пять лет принеслось: всё тоскую по вас.

Там видел я пару божественных глаз;

И сердце лепечет, вспомня тот взор:

Люблю я Кавказ!..

Осенью 1825 года Арсеньева с внуком возвратилась в Тарханы. Она уговорила племянницу Марью Акимовну Шан-Гирей, дочь Екатерины Алексеевны, переехать с мужем и детьми в Пензенскую губернию и взяла к себе на воспитание маленького Акима Шан-Гирея. Много лет спустя А.П. Шан-Гирей вспоминал о годах (1825 – 1827), проведённых в Тарханах.

Весной 1827 года Е.А. Арсеньева решила переехать из Тархан в Москву, чтобы там с помощью лучших учителей подготовить внука к поступлению в Московский университетский благородный пансион.

В Московском университете пансионе

И я к высокому, в порыве дум живых,

И я душой летел во дни былые;

Но мне милей страдания земные:

Я к ним привык и не оставлю их…

М.Ю. Лермонтов «К другу»

Московский университетский благородный пансион, основанный в конце XVIII века, был одним из лучших учебных заведений в России. Он помещался в большом просторном здании на Тверской (ныне улица Горького, на месте Центрального телеграфа).

Елизавете Алексеевне Арсеньевой Университетский пансион был хорошо знаком. Её покойный брат Дмитрий Столыпин окончил пансион с золотой медалью, и его имя было означено золотыми буквами на мраморной доске в актовом зале.

Лермонтов поступил в пансион.1 сентября 1828 года. Он был настолько хорошо подготовлен, что его зачислили полупансионером прямо в четвертый класс. Круг предметов, преподававшихся в пансионе, был широк, но особое внимание уделялось истории, литературе, языкам и искусствам. Личные склонности воспитанников принимались во внимание. Сравнительно свободный режим не очень их стеснял, и каждый мог заняться интересующими его предметами. При пансионе была превосходная библиотека. Здесь, в одном из куполов старинного здания, по субботам собиралось литературное Общество любителей словесности, руководимое преподавателем пансиона, известным поэтом и переводчиком С.Е. Раичем. Участники Общества, воспитанники пансиона, читали свои произведения в прозе и в стихах, а также переводы из иностранных авторов, горячо обсуждали прочитанное. Лермонтов принимал в этих собраниях самое деятельное участие.

Пансионеры увлекались собственными рукописными журналами. В 1829 – 1830 годах в пансионе издавалось, по крайней мере, четыре рукописных журнала: «Арион», «Улей», «Пчёлка» и «Маяк». Лермонтов участвовал в этих журналах, а в 1828 году издавал и свой домашний рукописный журнал «Утренняя заря» совместно с приехавшими из Чембарского уезда приятелями А.П. Шан-Гиреем и Н.Г. Давыдовым. В этом издании была помещена известная нам только по заглавию его поэма «Индианка».

В годы учения в пансионе ещё более ярко определились разносторонняя одарённость Лермонтова. Он продолжал заниматься музыкой и рисованием. Особенно привязался юноша к домашнему учителю рисования А.С. Солоницкому и даже подарил ему тщательно переписанную тетрадь со своими стихами. За годы пребывания в пансионе Лермонтов написал более 60 стихотворений, несколько поэм и начал поэму «Демон». Требовательный к себе, юный поэт не спешил начать ученические опыты. Но замыслы некоторых произведений были дороги ему. Позднее, в годы поэтической зрелости, Лермонтов нередко возвращался к ним, перерабатывал их, по-новому выражал то, что волновало его ещё раньше. Так, поэма «Исповедь» легла в основу «Боярина Орши», а затем поэмы «Мцыри».

В пансионской лирике Лермонтова большое место занимает тема дружбы и дружеской верности. Отдельные заметки на полях тетрадей энного поэта свидетельствуют, как горько воспринимал он всякое непонимание или неискренность со стороны своих друзей. Среди стихотворений, посвящённых дружбе, очень характерно послание к одному из воспитанников пансиона Д. Дурнову:

Я пробегал страны России,

Как бедный странник меж людей;

Везде шипят коварства змии;

Я думал: в свете нет друзей!

Нет дружбы нежно-постоянной,

И бескорыстной, и простой;

Но ты явился, гость незваный,

И вновь мне возвратил покой!

С тобою чувствами сливаюсь,

В речах весёлых счастье пью;

Но дев коварных не терплю, -

И больше им не доверяюсь!..

Отмечалось сходство этого во многом наивного, детского стихотворения с посвящением к поэме Рылеева «Войнаровский», обращённым к А.А. Бестужеву. Стремление к большой идейной дружбе восходит к культу дружбы в поэзии декабристов. Стихотворение Лермонтова, конечно, не поднимается до высокого гражданского пафоса послания молодого Пушкина «К Чаадаеву», но оно продолжает традицию дружеских посланий декабристской поэзии, и этим обусловлено его внешнее сходство со стихами поэта-декабриста Рылеева.

Память о декабристах была жива в Университетском пансионе. Несколько декабристов учились в этом учебном заведении.

Н.П. Огарёв в стихотворении «Памяти Рылеева» впоследствии вспоминал, какое влияние оказали декабристы на новое поколение:

Везде шепталися. Тетради

Ходили в списках по рукам;

Мы, дети, с робостью во взгляде,

Звучащий стих свободы ради,

Таясь, твердили по ночам.

Бунт, вспыхнув, замер. Казнь проснулась.

Вот пять повешенных людей…

В нас молча сердце содрогнулось,

Но мысль живая встрепенулась

И путь означен жизни всей.

Рылеев мне был первым светом…

Отец! По духу мне родной –

Твоё названье в мире этом

Мне стало доблестным заветом

И путеводною звездой.

Лермонтову и его ближайшим друзьям по Университетскому пансиону были дороги «доблестные заветы» декабристов; «путеводная звезда» поэзии Рылеева, так же как Герцену и Огарёву, светила им во всёсгущающемся мраке николаевской реакции. Именно в эти годы в кругах, близких к Московскому университету, среди разночинной молодёжи возникают тайные кружки.

В условиях глухого, затаённого брожения четырнадцати-пятнадцатилетний Лермонтов был готов отдать свою жизнь борьбе с тиранией, борьбе за счастье народа. В одном из ранних стихотворений «Жалобы турка» (1829) он следует распространенному в декабристской поэзии приёму иносказания. В форме письма к другу-иностранцу поэт говорит, конечно, не о Турции, а о крепостнической России:

Там рано жизнь тяжка бывает для людей,

Там за утехами несётся укоризна,

Там стонет человек от рабства и цепей!..

Друг! этот край… моя отчизна!

Отроческие юношеские стихотворения Лермонтова свидетельствуют о поразительной силе духа, и стремлении к борьбе за грядущее освобождение. В эти же годы в его лирике возникает образ поэта-гражданина, поэта-пророка:

Изгнаньем из страны родной

Хвались повсюду как свободой;

Высокой мыслью и душой

Ты рано одарён природой;

Ты видел зло и перед злом

Ты гордым не поник челом.

Ты пел о вольности, когда

Тиран гремел, грозили казни;

Боясь лишь вечного суда

И чуждый на земле боязни,

Ты пел, и в этом есть краю

Один, кто понял песнь твою.

Вольнолюбивая семья Московского университетского пансиона способствовала быстрому формированию общественно-политических взглядов и поэтического дарования Лермонтова.

Николай I и его жандармы подозрительно относились к пансиону. В марте 1830 года Николай I неожиданно приехал в пансион.

Николай I остался крайне недоволен независимостью воспитанников и чрезмерной гуманностью педагогов. 29 марта 1830 года последовал «высочайший указ» о преобразовании пансиона в казённую гимназию. Лермонтов, как и ряд воспитанников старшего класса, не захотел продолжать обучение в гимназии и был уволен из пансиона со свидетельством о том, что «обучался в старшем отделении высшего класса разным языкам, искусствам и преподаваемым в оном нравственным, математическим и словесным наукам, с отличным прилежанием, похвальным поведением и с весьма хорошими успехами».

Зашла речь о продолжении образования за границей, но затем Лермонтов решил готовиться к поступлению в Московский университет. В 1829, 1830,1831 и 1832 годах каждое лето Лермонтов вместе с Е.А. Арсеньевой проводил в Середникове, живописном и отлично устроенном подмосковном имении Екатерины Аркадьевны, вдовы Дмитрия Алексеевича Столыпина. В Середникове Лермонтов продолжал переводить баллады и лирические стихотворения Шиллера. Большое впечатление на него произвели трагедии великого немецкого поэта, с которыми он познакомился в подлиннике и которые оказались созвучны его юношеским мятежным романтическим драмам «Испанцы», «Люди и страсти» и «Странный человек».

В Московском университете

…Опальный университет рос влиянием, в него,

как в общий резервуар, вливались юные силы

России со всех сторон, из всех слоёв; в его залах

они очищались от предрассудков, захваченных у

домашнего очага, приходили к одному уровню,

братались между собой и снова разливались во все

стороны России, во все слои её.

А.И. Герцен «Былое и думы»

Летом 1830 года Лермонтов обдумывал новые творческие замыслы, много писал, готовился к вступительным экзаменам в Московский университет. В августе Е.А. Арсеньева с внуком перебралась из Середникова в Москву. Экзамены он сдал без затруднений. 1 сентября 1830 года Лермонтова зачислили на первый курс нравственно-политического отделения.

Но вскоре, в начале сентября, в Москву проникла эпидемия холеры, шедшая с востока, с Поволжья. Университетское начальство вынуждено было прекратить только что начавшиеся занятия. Многие, кто успел, бежали в Смоленск, в Петербург. Москву оцепили военными кордонами, окружили карантинами. Город опустел. Оставшиеся заперлись в своих домах. Это страшное время Лермонтов пережил в Москве. В его лирике все чаще идёт речь о смерти, о народных бедствиях, о холере, чуме… Однако это дань традиционной романтической тематике, это прямое, правдивое отражение тревожной русской действительности.

Только 12 января 1831 года в Московском университете возобновились занятия, но лекции читались нерегулярно, и студенты часто их пропускали. В это время преподавание в университете было поставлено хуже, чем в предыдущие и в последующие годы. Малоподготовленные и большей частью реакционно-настроенные профессора не могли удовлетворить Лермонтова. Зато общение с передовой студенческой молодёжью в аудиториях и коридорах имело для формирования его общественно-философских воззрений очень большое значение. Одновременно с Лермонтовым учились Белинский, Герцен, Огарев, Гончаров… Университетская молодёжь с увлечением обсуждала политические события, спорила, пытаясь разобраться в окружающей жизни и в последних достижениях науки.

Во время пребывания в университете Лермонтов не был Близко знаком ни с Белинским, ни с Герценом, но он жил теми же интересами, общался с той же студенческой средой.

У Лермонтова был свой тесный кружок друзей: А.Д. Закревский, В.П. Гагарин, Н.С. Шеншин, все трое – студенты университета, и Н.И. Поливанов с В.А. Шеншиным, не учившиеся в университете. Молодые люди не только постоянно являлись вместе на всевозможные московские гулянья, вечера и маскарады, но и часто собирались друг у друга, проводя время в горячих спорах о политике, театре, литературе.

Лермонтов принимал участие в демонстрации против невежественного и реакционного профессора М.Я. Малова, которого в марте 1831 года студенты выгнали из аудитории. Однажды в конце 1831 года, когда профессора проверяли знания студентов, Лермонтова вызвал профессор П.В. Победоносцев, читавший курс «изящной словесности». Лермонтов отвечал уверенно и с увлечением. Победоносцев сначала слушал его, но потом остановил и сказал: «Я вам этого не читал; я желал бы, чтобы вы мне отвечали именно то, что я проходил. Откуда могли вы почерпнуть эти знания?» - «Это правда, господин профессор, - отвечал Лермонтов, - того, что я сейчас говорил, вы нам не читали и не могли передавать, потому что это слишком ново и до вас ещё не дошло. Я пользуюсь источниками из своей собственной библиотеки, снабжённой всем современным».

Этот дерзкий ответ по существу был справедлив. Почти такой же разговор произошел между Лермонтовым и адъюнкт-профессором М.С. Гастевым, читавшим геральдику и нумизматику. Весной 1832 года Лермонтов посещал университет совсем редко, в это время он с увлечением писал поэму «Измаил-Бей». Дерзкие ответы реакционным профессорам восстановили против него университетское начальство. Вскоре Лермонтову посоветовали подать заявление об увольнении.

От университетских занятий в 1831 году Лермонтова сильно отвлекала обострившаяся распря между отцом и бабушкой. Вскоре, после того как Лермонтову исполнилось 16 лет, Юрий Петрович снова предъявил отцовские права, и Е.А. Арсеньевой с трудом удалось удержать около себя любимого внука. 1 октября 1831 года Юрий Петрович умер от чахотки в свом Кропотове.

Стихотворные и прозаические записи в тетрадях Лермонтова, относящиеся к лету и осени 1831 года, а также автобиографические намёки в драме «Странный человек» дают возможность в какой-то мере угадать и предположительно воссоздать напряжённую, полную волнений и тревог, душевную жизнь поэта в это время. В начале июня Лермонтов несколько дней гостил под Москвой семье покойного драматурга Ф.Ф. Иванова, в дочь которого Наталью, девушку удивительной красоты, был без памяти влюблён. Восторженное обожание, стихотворные признания юного поэта льстили самолюбию избалованной успехом девушки, и сначала она благосклонно относилась к нему. Но в этот приезд к Ивановым, в усадьбу на берегах Клязьмы, Лермонтов убедился, что Наталья Фёдоровна предпочитает ему одного из его друзей.

Через несколько дней Лермонтов писал своему другу Н.И. Поливанову: «Нет, друг мой! мы с тобой не для света созданы; - я не могу тебе много писать: болен, расстроен, глаза каждую минуту мокры… Много со мной было…»

А к Н.Ф. Ивановой поэт обратился с одним из лучших своих юношеских стихотворений:

Я не достоин, может быть,

Твоей любви: не мне судить;

Но ты обманом наградила

Мои надежды и мечты,

И я всегда скажу, что ты

Несправедливо поступила.

Обида, нанесённая непостоянной девушкой, не только больно ранила впечатлительного юношу, но и разрушила в нём возвышенное, благоговейное отношение к любви:

Отныне стану наслаждаться

И в страсти стану клясться всем:

Со всеми буду я смеяться,

А плакать не хочу ни с кем;

Начну обманывать безбожно,

Чтоб не любить, как я любил;

Иль женщин уважать возможно.

Когда мне ангел изменил?

Восемнадцатилетний Лермонтов со своими приятелями начинает охотно посещать всевозможные московские гулянья, балы, маскарады. Он старается забыть о своём горе, предаётся напускному, показному веселью, но в сущности ему одиноко и грустно. Находясь именно в таком ожесточённом состоянии, Лермонтов встретился в В.А. Лопухиной.

Лопухины жили неподалёку от Малой Молчановки, куда весной 1830 года Е.А. Арсеньева переселилась с внуком. Лопухины были в дальнем родстве с хозяйкой Середникова Е.А. Столыпиной, и между ними и домом Арсеньевой очень естественно сложились родственные отношения. Лермонтов бывал у Лопухиных чуть ли не ежедневно и сдружился с сыном Александра Николаевича и Екатерины Алексеевны, который был всего только на год старше, а также с его сестрой Марией Александровной. Младшая, Варенька, воспитывалась в деревне, и, когда её привозили в Москву четырнадцати-пятнадцатилетней девочкой, Лермонтов не обращал на неё внимания. Зимой 1830 – 1831 годов, когда Варваре Александровне минуло шестнадцать лет, она осталась в Москве и стала выезжать на вечера и балы. Она не утратила ещё сельской свежести и простоты. По словам А.П. Шан-Гирея, «милая, умная, как день, и в полном смысле восхитительная, В.А. Лопухина была натура пылкая, восторженная, поэтическая».

Прелесть и духовная глубина Вареньки открылись Лермонтову весной 1832 года во время одной из загородных прогулок.

В начале лета Столыпина пригласила Лопухиных в Середниково. Сюда же приехала и Арсеньева с внуком. Уединённые прогулки ещё больше сблизили молодых людей. Но лето 1832 года подходило к концу. Предстояла неизбежная разлука с Варенькой. Вынужденный уход из Московского университета поставил вопрос о необходимости переехать в Петербург и попытаться поступить в Петербургский университет.

В конце июля – начале августа 1832 года вместе с бабушкой, которая ни за что не хотела отпустить внука без себя, Лермонтов отправился в Петербург.

 

Молодость в Петербурге

В судьбе Петербурга есть что-то трагическое, мрачное и величественное… Небо Петербурга вечно серо; солнце, светящее на добрых и злых, не светит на один Петербург, болотистая почва испаряет влагу; сырой ветер приморский свищет по улицам…

А.И. Герцен «Москва и Петербург»

По приезде в Петербург Е.А. Арсеньева поселилась с внуком на набережной Мойки у Синего моста в доме графа Ланского. Первые дни прошил в посещениях многочисленных родственников, во всевозможных визитах и представлениях. Однако, разъезжая по незнакомому городу, посещая его окрестности, Лермонтов постоянно возвращался в своих мыслях к Москве, вспоминал друзей, Вареньку Лопухину.

Обманчив вид стройного, строгого города, закованного в гранит и чугун. И не удивительно, что перед Лермонтовым постепенно открылись его духовные богатства. Случилось так, что талантливейший ученик и продолжатель Пушкина и В.Ф. Одоевского, встречавшимися в гостеприимных домах А.Н. Оленина и Карамзиных. Сближению с литературным Петербургом значительно помешала военная служба, которую Лермонтов неожиданно предпочел университетскому образованию. Эта роковая ошибка коренным образом изменила всю дальнейшую судьбу поэта.

В Петербургском университете отказались зачесть два курса, пройденные в Москве. К тому же прибавили ещё один год обучения. Начинать всё заново, казалось, нет смысла, и по совету своего родственника А.Г. Столыпина, всеми уважаемого штаб-ротмистра лейб-гвардии Гусарского полка, Лермонтов поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Так начитанный, независимый молодой человек, привыкший к заботливому женскому окружению, очутился в настоящей николаевской казарме, далёкой от каких бы то ни было культурных интересов. Впоследствии об этих двух годах жизни в Петербурге, после переезда из Москвы, Лермонтов говорил как о двух страшных, двух ужасных годах.

Каждый день начинался барабанным боем и проходил в маршировках, верховой езде, военных парадах и караульной службе. Однажды в конце ноября 1832 года, будучи ещё новичком, чтобы показать старшим свою ловкость и смелость, Лермонтов в манеже сел на молодую, невыезженную лошадь. Дело кончилось плохо. Одна из лошадей, на которую налетел неопытный кавалерист, расшибла ему правую ногу до кости. Без чувств вынесли Лермонтова из манежа, он долго лежал в госпитале и потом всю жизнь прихрамывал.

Несмотря на неблагоприятные условия, Лермонтов продолжал работать над поэмой «Демон», а также написал ещё одну романтическую поэму, «Хаджи Абрек», фабулу которой он почерпнул из рассказа какого-то горца

Тайком от начальства, уединяясь по вечерам в отдалённые пустые классы, Лермонтов работал над романом, который увидел свет лишь в 1873 году под условным редакторским названием «Вадим».

Лермонтов создал образ Вадима в духе школы «неистового романтизма». Это гордый мститель, святой злодей. Его пылкий характер лишён конкретных исторических черт.

В отличие от Пушкина, Лермонтов не имел доступа к архивным материалам, но ему удалось верно воссоздать события крестьянской войны по рассказам старших современников. Это время не ощущалось в 30-х годах XIX веке как далёкое прошлое. По-прежнему была тяжёла жизнь русских крестьян. Народные восстания второй половины 20-х начала 30-х годов свидетельствовали о том, что крестьянский вопрос оставался самым жгучим вопросом в русской жизни.

Лермонтов понимал, что жестокость помещиков довела крестьян до отчаяния и вызвала стихийный протест. Однако в своём неоконченном романе, показав социальные причины восстания, Лермонтов уделил особое внимание моральным, этическим вопросам.

… 22 ноября 1834 года Лермонтов был произведён в офицеры и выпущен в лейб-гвардии Гусарский полк, который стоял в Царском Селе. Но молодой офицер ездил туда только на дежурства, ученья и парады, а большую часть времени проводил в столице.

Первая ссылка на Кавказ

Пистолетный выстрел, убивший Пушкина, пробудил душу Лермонтова. Он написал энергическую оду, в которой заклеймил низкие интриги, предшествовавшие дуэли, - интриги, затеянные министрами-литераторами и журналистами-шпионами…

А.И. Герцен «О развитии революционных событий в России»

Возвратившись из поездки, в Тарханы, весной 1836 года Лермонтов снял для бабушки квартиру. Елизавета Алексеевна убедилась, что жить в разлуке со своим Мишенькой не может; она привела в порядок несколько пошатнувшиеся было хозяйственный дела в Тарханах, и вслед за внуком приехала в Петербург. Также Арсеньева пригласила поселиться у неё своего крёстника Святослава Афанасьевича Раевского, сына учителя Пензенской гимназии. Лермонтов крепко сдружился с Раевским. Молодые люди часто проводили вечера дома, играли в шахматы, музицировали, обсуждали прочитанное. По праздникам к Лермонтову и Раевскому присоединялся Аким Шан-Гирей.

… Вечером 27 января 1837 года по Петербургу разнеслась весть: Пушкин смертельно ранен Дантесом на дуэли. В это время Лермонтов был болен и его лечил доктор Н.Ф. Арендт, навещавший умирающего Пушкина. От Арендта Лермонтов узнал о предсмертных страданиях Пушкина, о том, что надежды на спасение быть не может. 29 января в 2 часа 45 минут пополудни Пушкин умер. Трагическая смерть Пушкина пробудила Петербург от апатии, весь город всполошился. Там сделалось необыкновенное движение, возле дома Пушкина нельзя было пройти.

Под впечатлением разноречивых толков и споров о дуэли и гибели Пушкина, Лермонтов написал стихотворение «Смерть поэта». Эти стихи Лермонтова распространились в двух редакциях. Сначала в них не находили ничего недопустимого, но в середине февраля до Бенкендорфа дошёл полный текст стихотворения «с прибавлением». Вследствие, арестованный Лермонтов содержался в одной из комнат верхнего этажа здания Главного штаба. Несмотря на запреты писать стихи и др., Лермонтов всё же нашёл способ, как писать стихотворения и передавать их наружу, своим друзьям.

25 февраля 1837 года военный министр А.И. Чернышёв сообщил шефу жандармов Бенкендорфу «высочайшее повеление»: «Лейб-гвардии Гусарского полка корнета Лермонтова за сочинение известных вашему сиятельству стихов перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк; а губернского секретаря Раевского за распространение стихов, и в особенности за намерение тайно доставить сведение корнету Лермонтову о сделанном им показании, выдержать под арестом в течение одного месяца, а потом отправить в Олонецкую губернию для употребления на службу по усмотрению тамошнего гражданского губернатора». Нижегородский драгунский полк более тридцати лет находился в Закавказье и почти непрерывно принимал участие в войне с горцами. Перевод Лермонтова в этот полк означал отправку опального поэта в действующую армию, где он мог быть убит в одном из походов или умереть от свирепствовавшей там лихорадки. Но в этой ссылке всё же есть хорошие моменты: кавказские впечатления имели для творчества Лермонтова очень большое значение. Возмужавший гражданин и зрелый поэт знакомился с людьми и природой богатого, величественного края. Древние памятники архитектуры, сказания и песни народов Кавказа и Закавказья, горные пейзажи – всё это отразилось в новых редакциях «Демона» и в поэме «Мцыри», а также в повести «Бэла». Лермонтов начал изучать азербайджанский язык. Он по прежнему занимается живописью, но не так, как поэзией.