Бузник В.В. Введение//История русской советской поэзии. 1917-1941. – Л., Наука, 1983.-Т.1.С.3-12;

2. Бузник В.В. Введение//История русской советской поэзии. 1917-1941. – Л., Наука, 1983.-Т.1.С.3-12;

3. Мелетинский Е. Возникновение и ранние формы словесного искусства//ИВЛ: В 9тт. Т.1. С.23-52;

Лотман Ю.М. Клио на распутье// Наше наследие. 1988.5.С.1-4;

Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.,1992.

Практические занятия №1,2,3,6,7,14.

Бурова С. Литература первых лет Октября: Методические рекомендации по курсу «История русской советской литературы». Тюмень, 1995.

Бурова С. Поэма А.Блока «Двенадцать» в прочтении «следующего поколения»//Бурова С. Советская классика в новом прочтении. Тюмень, 1997.С.8-23 [Более доступен первый вариант этой статьи: Бурова С. Категория «Другого» в поэме А.Блока «Двенадцать»//Русская литература и философская мысль 19-20 вв. Тюмень, 1993.С.124-135].

А. Литература первых лет Октября (крайняя эпоха). Общая характеристика

До конца 80-х годов ХХ века период «Литература первых лет Октября» рассматривался как далеко не самый интересный и небогатый литературными шедеврами, но очень значимый, с точки зрения политических преобразований, отрезок истории. Справедливости ради, следует сказать, что новый взгляд на этот период формируется ещё до волны литературных возвращений. В.В.Бузник в самом начале 80-х высказывает чрезвычайно интересную мысль о способности искусства в определённые периоды за короткий период в сжатом виде повторять основные этапы долгой истории развития художественной мысли: от устной стадии к письменной. Отчасти версия эта позволяла объяснить сравнительно небольшой объём дошедших до нас текстов.

В последствии выяснилось, что текстов этого времени сохранилось совсем не так уж и мало.

В 80-е появляется и ещё одна замечательная версия об этой эпохе. Кстати, у В.В.Бузник она тоже просматривается: версия о переходном характере литературы первых лет Октября. С большой настойчивостью эту мысль будет отстаивать Н.Е.Васильева.

Говорить об этом сегодня особенно необходимо, слишком уж охотно и стремительно мы в очередной раз «отрекаемся от старого мира».

«Апокалиптический синкретизм» литературы первых лет Октября

Литература первых лет Октября – это последний период Серебряного века накануне его «разветвления» на две самостоятельно развивающиеся «линии» ( в границах Зарубежья и советской культуры). Период литературы Октября – это литература в «точке б и ф у р к а ц и и» (Ю.М.Лотман-И.Пригожин). Б и ф у р к а ц и я – раздвоение, ослабление внутрилитературных связей и одновременное их с о с у щ е с т в о в а н и е до момента ф л у к т а ц и и - «случайного», т.е. не литературного отклонения величин (художников) от «серединного» значения, привычного, «нормального». Основная характеристика литературы первых лет Октября обусловлена, с одной стороны, наличием генетической связи с Серебряным веком, пропитанным мистицизмом, предчувствиями и особым художественно-ритуальным экстазом. С другой стороны, на характеристику литературы первых лет Октября повлияли внешние обстоятельства, социально-политический сдвиг, воспринятый подавляющим большинством его свидетелей как самое сильное доказательство справедливости предчувствий и пророчеств (М.Волошин. Пророки и мстители, 1906) Система поэтических признаков, воплотившая в литературе первых лет Октября это мистическое восприятие действительности, получила определение апокалиптического синкретизма.

Он предполагает такую модель мира, в которой хронотоп «сжимается» до предела, исключающего возможность историзма, психологизма, пространственного моделирования действительности, т.к. основным событием произведения становится не история а судьба, сущность человечества, мира… Сущность поглощает выраженность. Открывающийся душевному о к у смысл ПУТИ не нуждается в модели мира, требующей пространственно-временной протяжённости.

В «апокалиптической» модели действительности размываются границы индивидуальной участи и судьбы человечества, голоса исповедующегося и голоса Того, кто отпускает грехи и назначает наказание…

Основным приёмом в произведениях, построенных по принципам «апокалиптического синкретизма» становятся видение, о т к р о в е н и е, т.н. «вспышка сознания» и соответствующие этому превращения, метаморфозы, обнажающие сущность. Отсюда и возможность постановки вопросов об э з о т е р и з м е (мистичность, таинственность) в литературе первых лет Октября (М.Волошин, А.Блок…) и роли библейских образов в ней.

Х р и с т о с и А н т и х р и с т в литературе первых лет Октября. (Практические занятия № 1,2,3,4)

Серебряный век по версии Н.А. Бердяева был, как известно, назван р е н е с с а н с о м (См.: Н.Бердяев. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989). По определению Г.Федотова этот период с не меньшим основанием именовался как период крайнего духовного распада, сопровождающегося ослаблением религиозности. «Человек, потерявший Бога, в искусстве ищет разгадки всех проклятых вопросов…» (Г.Федотов. Борьба за искусство// Вопросы литературы. 1990. 2. С.214). Вот где «раздолье вере» (Б.Пастернак) как принципиальной позиции духовно зрелой личности!

Так называемые мистические настроения никогда не остаются только настроениями. В этом принципиальное отличие религиозного уровня мышления от не религиозных уровней. Религиозное мышление не нуждается в т.н. исторических и социальных поправках. Ибо не существует – по самому определению – п о п р а в о к, которые корректировали бы ( с изменениями или без) сущность Антихриста. _ Его воплощение осуществляется по упоминанию его. Вот потому и подведёт страшный итог своей жизни М.А.Алданов в романе «Самоубийство». Джамбул и Таня спорят о поэме А.Блока «Двенадцать». Чем талантливее произведение художника, тем больше вероятности, что упомянутым в нём событиям будет суждено бессмертие и «возвращение».

1. Демифологизация Антихриста в прозе Л.Андреева (Дневник Сатаны).

2. Романтизация Антихриста в произведениях Горького. Метафизика Горьковской утопии.

3. Мифологизация Антихриста в произведениях А.Блока. История создания поэмы «Двенадцать» - история деформации еретической версии Христа в антихристианскую.

История этих художественных экспериментов восходит к литературе 19 века: к опыту Лермонтовского демонизма и его поисков нравственного объяснения высокомерного богоборчества сильной личности. Опыт этот окажется чрезвычайно созвучным Серебряному веку. В первую очередь его ощутит на себе великий Врубель ( См. об этом подробнее: П.К.Суздалев. Врубель и Лермонтов. М.: Изобразительное искусство, 1991) и, конечно, Л.Андреев и А.Блок.

Но впервые обнаружит тесную связь между идеологией социализма и антихристианством и со всей сокрушительной убедительностью воплотит её в своих произведениях, безусловно, Ф.М.Достоевский. Его Раскольников, его Инквизитор и особенно молчаливый Христос окажут на русскую философию Серебряного века буквально завораживающее влияние. И не случайно именно под пером Вл.Соловьёва возникнет повесть, предопределившая и открывшая собою одну из наиболее популярных в русском андеграунде импровизаций: мотив об Инквизиторе и Христе ( Л.Андреев, И.Эренбург, С.Кржижановский, Б.Пильняк, М.Булгаков, Я.Голосовкер…)

1/ Последнее произведение Л.Андреева было завершением исследования психологической природы зла.

Объяснимо зло уже в рассказе Андреева «Иуда Искариот», где известное библейское событие исследуется художником тщательно и объективно.

Первые беспощадные для России предсказания будущего, неизбежного и связанного с грядущей победой большевизма – «Veny creator!»- были по существу возвращением к образу Иуды. Серый человек в автомобиле, презирающий свой народ, тот самый народ, который охотно верит в тех, кто его презирает, - гордец Иуда, презирающий опасность смерти губернатор («Губернатор»). Поэтому и появится под пером Андреева «SOS!» - обращение к международной общественности с предупреждением об эпидемии большевизма.

Но в «Дневнике Сатаны» Фома Магнус – не только «приговаривает» большевизм, но и объясняет его как последнюю стадию отчаяния оскорблённой любви к недостойному любви человечеству.

Библейский образ предателя и злодея в произведениях Андреева оказывается «формулой» человеческого опыта любви, страдания и – той степени отчаяния, которая толкает сильную личность на так называемый «подвиг греха», знакомый читателю по произведениям Ф.М.Достоевского.

2/ Романтизация зла в произведениях Горького была закономерным следствием:

а). разрыва глубоко религиозного по природе своей художника с традиционной верой и

б). возведения в статус религии тех ценностей, которые не являлись безупречными с интеллектуальной и моральной точек зрения.

Увлечённость сильной личностью проявляется уже в ранних произведениях писателя, его курьёзной притче «Хан и его сын». Подобно Раскольникову, Горький, утратив веру в Бога, «ставит» на т.н. сильную личность, не замечая её неотвратимой метаморфозы, её превращения в Антихриста. В романе «Мать», в повести «Лето» Горький будет искать способы «очищения» героя от налёта антихристианских примет. Нелюбовь Горького к Достоевскому - это прямое следствие поражения художника эпохи революции в споре с его великим предшественником.

Признать правоту Достоевского Горький не решится никогда. В этом случае «очищение» героя от антихристианского достигалось лукавством, компромиссом, «слепотой»… Этот путь писателя виден уже в «Несвоевременных мыслях» и, конечно, в «Климе Самгине» мотив «спасительной» слепоты займёт самое заметное место, как и мотив неминуемой расплаты (за предательство человеческого – «чертовщиной»).

Мифологизация Антихриста в произведениях А.Блока.

Первое, что следует иметь в виду, когда мы приступаем к рассмотрению наследия пореволюционного периода творчества А.Блока, это выделить те значения, которые обусловлены принадлежностью художника к такому явлению, как РУССКИЙ СИМВОЛИЗМ. В этом контексте следует, во-первых, всегда иметь в виду идею ЖИЗНЕТВОРЧЕСТВА, заявленную символизмом и весьма органичную для Блока. Однако не политические лозунги следует искать в произведениях художника, который, подобно М.Волошину, считал политическую активность скорее лукавством, чем выражением зрелой гражданской позиции. Жизнетворчество у Блока чуждо публицистических призывов, оно, скорее, исповедь, покаяние и выражение готовности принесения жертвы.

Второе «во-первых» - это понимание структуры символа символистов. В отличие от символа у предшественников, символ у символистов строится на взаимоисключающих, парадоксальных значениях, что отчасти сближает его с формулой «единства и борьбы противоположностей».

Б. Серединная эпоха Революционно-романтическая поэзия, проза и драматургия

Основные направления в романтической поэзии. Школы и поколения