Хозяйка медной горы

7. Хозяйка медной горы

 

Хозяйка Медной горы – владелица земных богатств, демоническое создание; в любом контакте с ней содержится потенциальная опасность: «Хозяйка эта – Малахитница-то – любит над человеком мудровать»[15]; «Худому с ней встретиться – горе, и доброму – радости мало»[16]. В то же время очевидна женская природа Хозяйки, этим объясняется поведение мужчин: «Парень испужался, конечно, а виду не оказывает. Крепится. Хоть она и тайна сила, а все ж таки девка. Ну, а он парень – ему, значит, и стыдно перед девкой оробеть»[17].

Малахитница ищет себе жениха, поэтому часто заманивает в свои владения молодых мастеров и испытывает их. В сказе «Травяная западенка», основанном на пародировании кладоискательских тайн, подчеркивается, что Хозяйка Медной горы «женатым не пособляет»[18]. В своих поисках жениха Хозяйка использует различные мотивы, в том числе и жажду познания человеком тайны прекрасного. Малахитница испытывает мастеров – Степана, Андрюху Соленого, Данилу – на смелость («Мне как раз такого и надо, который никого не боится»[19]; «Видно, Хозяйка горы смелость мою пытает. Это, говорят, у ней первое дело»[20], некорыстливость («…не обзарился ты на мои богатства…» [I, 56], верность («…не променял свою Настеньку на каменну девку…»[21]. Самым трудным испытанием оказывается испытание памятью: «Все будет устроено, и от приказчика тебя вызволю, и жить безбедно будешь со своей молодой женой, только вот тебе мой сказ – обо мне, чур, потом не вспоминай. Это третье мое тебе испытание будет»[22]. Степан не может забыть слез «каменной девки», как не может изменить слову, данному Настеньке. Он «принимает смерть» с этими слезами, оказавшимися «редкостным камнем», – медным изумрудом – на Красногорском руднике, где встретил Малахитницу в первый раз.

Последствия контакта с Хозяйкой Медной горы проявляются в дальнейшем в жизни и смерти мастеров. Степан находит «малахитовую глыбу во сто пуд», поскольку «он все нутро горы вызнал и сама Хозяйка ему пособляла»[23]. Данилу все называют «горным мастером. Против него никто не мог сделать»[24].

Печать «потусторонности» лежит на детях мастеров – Танюшке и Митюньке. Танюшка «на заводских девчонок будто и вовсе не походит». Степан сравнивает зеленые глазки дочери с малахитом, черные волосы – с землей и зовет девочку Памяткой. Только ей впору украшения из малахитовой шкатулки, подаренной Хозяйкой Медной горы Настасье. Она, неласковая даже к членам своей семьи, «льнет» к малознакомой страннице; та называет ее «доченькой да дитятком», ни разу не поминая «крещеное имечко». Настасья же на вопрос, кем ей приходится Танюшка, отвечает: «Дочерью люди зовут». Ненароком, будто бы случайно Настасья определяет истинную – сверхъестественную, инфернальную – сущность Танюшки. Все выявленные маркеры «инаковости» позволяют предположить, что Танюшка – дочь Степана и Хозяйки. Вероятно, Малахитница подменила ребенка, что проговаривается и самой Настасьей: «Красота-то красота, да не наша. Ровно бы кто мне подменил девчонку»

 

8. Образы животных

 

Образ Великого Полоза

Центральным животным персонажем ряда сказов выступает Великий Полоз. В мировом рабочем фольклоре встречается множество его аналогов: дракон, змея, змей, царь (цариица) ужей, ящерица. «Будучи связанными с подземным мраком, они воплощают в себе хтоническое начало».[25] Их отличительным свойством выступает тесный контакт с землей (способ передвижения, место обитания) и миром мертвых (посредническая функция). В устной поэзии горняков сохраняется отличие змеи от змея, хотя оба эти персонажа рабочим известны. Змей соотносится преимущественно с водой, огнем, ветром; змея – с нижним миром. Лингвисты считают понятия «змея» и «земля» этимологически родственными. Еще И.И. Срезневский отмечал переосмысление семантики словоформы «змея» под влиянием словоформы «земля» в Остромировом Евангелии XI века, где зафиксирована форма «змлия».[26] «Змея» – буквально «земляная, ползающая по земле»[27] В отличие от сказочного родственника, она немногоголова, не жжет людей огнем, не топит в воде, не поглощает, не похищает, не сражается с героем.

Образ Полоза выписан П.П. Бажовым в полном соответствии с фольклорной традицией, подтверждением чему является не только широкое бытование представления о гигантском змее в горняцкой среде Среднего Урала, Башкирии и Алтая, но и наличие типологически сходных персонажей в поэтическом творчестве горнорабочих Западной Европы. Полоз властен над всем золотом, может опоясать его, притянуть к себе: «Где он пройдет – туда оно и подбежит»[28]. Недаром дочь Полоза носит имя Золотой Волос – золотые прожилки в породе ассоциируются у старателей с ее прядями – «Коса у ней золотая и длиной десять сажен. Речка от этой косы горит, что глаза не терпят»[29]. Традиционный облик Полоза – огромная змея, хотя он способен «оборачиваться», трансформироваться. «И вот видят ребята – человека того уже нет. Которое место до пояса – все это голова стала, а от пояса шея. Голова точь-в-точь как была: только большая, глаза ровно по гусиному яйцу стали, а шея змеиная. И вот из-под земли стало выкатываться тулово преогромного змея»[30]. Мужская ипостась змея проявляется в сказе «Про Великого Полоза». «Незнакомый какой-то и одет не по-нашински. Кафтан это на нем, штаны – все желтое, из золотой, слышь-ко, поповской парчи, а поверх кафтана широкий пояс с узорами и кистями, тоже из парчи, только с зеленью. Шапка желтая, а справа и слева по ней красные зазорины, и сапожки тоже красные. Лицо желтое, в окладистой бороде, а борода вся в тугие кольца завилась. Только глаза зеленые и светят, как у кошки. Мужик… грузный. На котором месте встал, под ногами у него земля вдавилась»[31] Цвет одежды в данном случае символизирует золотые залежи, ведь желтый и красный – функциональные эквиваленты огня, второй ипостаси золота. Огненная сущность проявляется также в том, что Полоз оставляет после себя участки выжженной земли. Избыточный вес персонажа объясняется тяжестью драгоценного металла. Яркое свечение глаз и желтый отлив кожи – телесные аномалии, выдающие сверхъестественную суть. Вычурность и богатство одежды характеризует ее носителя как «чужака».

От Полоза исходит блеск камня: «свет не такой, как от солнышка, а какой-то другой, и холодом потянуло»[32]. Обитает змей в пещерах и старых штольнях (земном нутре), горах, лесах, болотах – на территориях, потенциально опасных для человека. «А ходить он может и по земле, и под землей, как ему надо, и места может окружить, сколько хочет»[33]. Обычно люди всячески стремятся избегать встречи с этим существом, поскольку оно достаточно агрессивно настроено. Лишь маргиналы типа одинокого отставного солдата Семеныча без опаски подходят на близкое расстояние. Наиболее активен змей на закате и восходе солнца, в полночь, в полдень, «в экое время, ночь уж совсем…»[34]. Встреча с ним регулируется рядом «табу» ритуально-этического характера. Запрещено, к примеру, рассказывать о столкновении с фантастическим существом – «Молчок про эти дела, а то все испортите»[35]. Не допускаются ссоры из-за добычи, не следует лгать, проявлять алчность, жестокость, во всем необходимо соблюдать справедливость.

В сказе «Золотой волос» башкирский охотник Айлып три раза пытается украсть у Полоза дочь. Аналогичный мотив символического союза духа и человека весьма распространен в фольклорной традиции. С точки зрения горняков, подобный брак гарантирует удачу в профессиональном деле, богатство и достаток в доме.

К образу Великого Полоза примыкают образы голубой змейки, медянки, различных ящериц, также созданных Бажовым в духе народно-поэтической традиции.

Уральская голубая змейка

Уральская голубая змейка «ростом не больше четверти, и до того легонькая, будто в ней вовсе никакого весу нет» [36]. В горняцкой среде существует негласный запрет на упоминание имени голубой змейки всуе, чтобы не накликать беду. Увидеть ее в одиночку – к нахождению золотой жилы, с товарищами – к ссоре, вражде. Качественно определяющим признаком персонажа становится способ передвижения. «Змейка эта не ползает, как другие, а свернется колечком, головенку выставит, а хвостиком упирается и подскакивает, да так бойко, что не догонишь ее. Когда она этак бежит, вправо от нее золотая струя сыплется, а влево черная-пречерная» [37]. Перед нами символическое выражение близости к земле и золотым пластам. Других следов это инфернальное животное не оставляет. «По траве идет, так ни одна былинка не погнется»[38]. Как и Великий Полоз, голубая змейка обладает так называемым обратным изоморфизмом – принимает облик женщины. «Сказывают, будто голубая змейка иной раз человеком прикидывается, только узнать ее все-таки можно. Как идет, так даже на самом мелком песке следов не оставляет. Трава и та под ней не гнется. Это первая примета, а вторая такая: из правого рукава золотая струя бежит, из левого – черная пыль сыплется»[39].

Отчасти голубая змейка напоминает веретеницу – особый вид гадюки или безногой ящерицы, которая не ползает, а катится на брюхе. Нередко веретеница смешивается с медянкой, в сознании крестьян – кладохранительницей. Змея-медянка отливает зеленью меди, а зеленый цвет трактуется двояко: это и символ роста (жизни), и символ смерти (камня) [40]. На Среднем Урале змейки-медяницы являются слугами (в трактовке самого Бажова – дочерьми) Полоза, которые помогают ему проводить золото через камень и спускать его по рекам. «В камне оказалось золото – Змеевка прошла, след оставила»[41]. Клубок медянок считается знаком близости пласта, но эти змеи достаточно опасны для человека. М.Д. Чулков так характеризует их: «Сей род гадов почитают весьма вредным… Они получают зрение один раз в году, в Ивановскую ночь. Тогда они, увидев человека или другое животное, бросаются стрелком и пробивают насквозь наподобие стрелы»[42].

Серебряное Копытце

Весьма примечателен персонаж по имени Серебряное Копытце. «Тот козел особенный. У него на правой передней ноге серебряное копытце. В каком месте топнет этим копытцем – там и появится дорогой камень. Раз топнет – один камень, два топнет – два камня, а где ножкой бить станет – там груда дорогих камней» [43]. Если у змея Дайко это золотые кольца, у Полоза и голубой змейки – золотой след, то у Серебряного Копытца – серебряная конечность. Кроме копытца есть еще ряд внешних признаков, выделяющих животное из разряда обычных: «Рожки у него отменные. У простых козлов на две веточки, а у него на пять веток. Простые зимой безрогие ходят, а этот всегда с рожками, хоть летом, хоть зимой»[44]. Данный персонаж умеет подражать звукам, издаваемым человеком: в ответ на домашний призыв Даренки «мека-мека» козел смеется и убегает. В описании Серебряного Копытца особо акцентируется момент отсутствия запаха («козел лесной, лесом и пахнет»).

Земляная кошка с огненными ушами.

Функцию пособника в разведке полезных ископаемых приобретает также кошка. Крестьянская фольклорная традиция приписывает ей роль «чертовой свиты, злонамеренного существа, обладающего сверхъестественной силой»[45]. У Бажова встречается земляная кошка с огненными ушами, олицетворяющая собой выход сернистого газа на поверхность. «Два синеньких огня вспыхнуло. Ни дать ни взять – кошачьи уши, а между ними горка маленькая, вроде кошачьей головы… От Гальяна до самой Думной горы по пескам, где медь с золотыми крапинками, уши люди много раз видали, а кошку никому не доводилось. Под землей она ходит»[46]. Интересен также образ Муренки из сказа «Серебряное копытце». Внешний вид ее ужасен: «Маленькая, бурая и до того худая да ободранная, что редко кто такую в избу пустит»[47]. Общается Муренка почти по-человечески: «мурлычет очень звонко: «Пр-равильно придумал, пр-равильно»[48]. Трудно сказать, к какому пространству она принадлежит. Подбирает Даренка эту кошку «где-то», бегает Муренка исключительно «по краю лыжни», именно по ее звуку исчезает Серебряное Копытце. Перед нами персонаж-маргинал, осуществляющий посредническо-связующую функцию между «тем» и «этим» мирами.

Образ Филина

Традиционное мифопоэтическое сознание связывает с золотом и образы некоторых птиц. На Урале это в первую очередь филин. Он широко известен своими необычными свойствами: бодрствует только ночью, является посвященным в тайны, скрытые для смертных. Данная птица выполняет в основном маркирующие функции. В горняцком фольклоре она сопровождает девку Азовку, у Бажова – Огневушку-Поскакушку. Появление филина должно свидетельствовать о наличии поблизости сверхъестественных сил или подземных богатств. В крестьянской демонологии птицы из семейства совиных общепринято наделяются зловещими признаками: их крики сравниваются с язвительным смехом, жалобным хныканьем, стоном, вытьем, голошением, которые сулят несчастье и смерть[49]. «Эх, она [о Поскакушке] нам счастье открыла бы, кабы не филин. Он наше счастье обухал да обхохотал»[50]. В сказах Бажова филин действует против Полоза. «Филин Полозу вредил. Сел на озерный камень и заладил одно: «Фубу! Фубу! Фубу!»» Прокричит этак три раза, огненные кольца и потускнеют маленько, вроде остывать станут. А как загорятся снова да золотые искры шибко по воде побегут, филин опять закричит»[51].

Функции филина в европейском рабочем фольклоре выполняет пестрая птичка. Смешанный цветовой окрас лишь подчеркивает связь данного персонажа с хтоническими силами и создает предпосылки для соотнесения с различными типами руды.

Заключение

Таким образом, можно сделать вывод, о том, сказы Бажова представляют интересный материал для исследователей русской литературы и связи её с фольклором. Безусловно, сказовое творчество Бажова интересно как детям, так и взрослым, тем более что Бажов не ограничивал возрастные рамки читателя. Нам известно, что Бажову пришлось испытать на себе множество страданий, чтобы проложить себе дорогу в литературу.

В настоящее время действует премия Бажова, которая вручается каждый год на его день рождения. Значение личности и творчества Павла Петровича Бажова для уральской культуры и самосознания уральцев беспримерно. Писатель вырос на почве уральской истории, уральской культуры, уральских традиций, уральского народного быта; он больше, чем любой другой мастер слова, когда-либо живший на Урале, воплотил в своих произведениях душу и дух этой земли; Урал увидел себя, как в зеркале, в сказах Бажова; через творчество Бажова образ Урала раскрывается для жителя любого уголка России.

Сказы Бажова лаконичны, их легко читать. Они универсальны, поскольку свободно воспринимаются детьми и взрослыми, а создаваемая в них система этических принципов легко переносится на жизнь при любом режиме и пригодна для любой профессии.

Литература

1.  Батин М. Народное по содержанию и форме. // Урал, 1959, №1. с. 174. УС. И. Бернштейна: Русский язык в школе 1939, №2.

2.  Бажов П.П. Сочинения. Т. 3.

3.  Перцов В. Подвиг и герой. – М.: СП, 1946,

4.  Николаев С.М. Камни: мифы, легенды, суеверия. Новосибирск, 1995.

5.  Тресиддер Д. Словарь символов. М., 1999.

6.  Жердев Д.В. Поэтика сказов П.П. Бажова: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Екатеринбург, 1997. С. 8

7.  Бажов П.П. Публицистика. Письма. Дневники. Свердловск, 1955.

8.  Батин М.А.П. Бажов. Жизнь и творчество. М., 1963

9.  Скорино Л.И. Павел Петрович Бажов. М., 1947.

10.  Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997

11.  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Т. 2. М., 1986.

12.  Шанский Н.М. Этимологический словарь русского языка. Т. 2, вып. 6, М., 1975.

13.  Бажов П.П. Уральские сказы. М., 1979.

14.  Бажов П.П. Сказы. Свердловск, 1988.

15.  Бажов П.П. Сказы. Свердловск, 1988.

16.  Словарь символов / Сост. Керлот Х.‑Э. М., 1994

17.  Козлова Н.К. Восточнославянские былички о змее и змеях. Мифический любовник: Указатель сюжетов и тексты // Альманах «Рутения» [электрон. ресурс]. Режим доступа: www. ruthenia. ru.

18.  Мифология. Большой энциклопедический словарь. М., 1998. С. 180

19.  Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 569

20.  Кладезь, альманах кладоискателя, выпуск 1.

[1] Старатели – «искатели» ищущие в одиночку или коллективно (артельно), вручную добывающие, как правило кустарным методом промывки драгоценные металлы и камни./ Искатели сокровищ, кто они? Что такое клад, и кто такие кладоискатели.// Кладезь, альманах кладоискателя, выпуск 1. Стр.3.

[2] Батин М. Народное по содержанию и форме. // Урал, 1959, № 1. с.174. УС. И. Бернштейна: Русский язык в школе 1939, № 2. С.203 — 210

[3] Бажов П. П. Сочинения. Т. 3. С. 338-339.

[4] Перцов В. Подвиг и герой. — М.: СП, 1946, С.199.

[5] Бажов П. П. Сочинения. Т. 3. С.337-338

[6] Бажов П. П. Сочинения. Т. 3. С. 338

[7] Николаев С. М. Камни: мифы, легенды, суеверия. Новосибирск, 1995. С. 199.

[8] Тресиддер Д. Словарь символов. М., 1999. С. 420.

[9] Жердев Д.В. Поэтика сказов П. П. Бажова: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Екатеринбург, 1997. С.8

[10] Бажов П.П. Публицистика. Письма. Дневники. Свердловск, 1955. С. 116

[11] Батин М.А. П. Бажов. Жизнь и творчество. М., 1963 С.315

[12] Бажов П.П. Сочинения в 3-х томах. Т. 3. М., 1976. С. 97

[13] Бажов П.П. Сочинения в 3-х томах. Т. 3. М., 1976. С. 107

[14] . Скорино Л.И. Павел Петрович Бажов. М., 1947.

[15] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1, С. 52

[16] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1, С. 58

[17] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1 С.52

[18] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1 С.175

[19] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1 С.53

[20] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1 С .143

[21] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1 С.56

[22] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1 С.56

[23] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1 С.58

[24] Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1976. Т.1 С. 114

[25] Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997.с 287

[26] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Т. 2. М., 1986.с. 100.

[27] Шанский Н. М. Этимологический словарь русского языка. Т. 2, вып. 6, М., 1975.с.99.

[28] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.167.

[29] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.218

[30] Бажов П. П. Сказы. Свердловск, 1988. С.48

[31] Бажов П. П. Сказы. Свердловск, 1988. С.48

[32] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.166.

[33] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.167.

[34] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.167.

[35] Бажов П. П. Сказы. Свердловск, 1988. С.50

[36] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.186

[37] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.186

[38] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.186

[39] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.186

[40] Словарь символов / Сост. Керлот Х.-Э. М., 1994. С. 555

[41] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.186

[42] Козлова Н. К. Восточнославянские былички о змее и змеях. Мифический любовник: Указатель сюжетов и тексты // Альманах «Рутения» [электрон. ресурс]. Режим доступа: www. ruthenia. ru.

[43] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.211

[44] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.211

[45] Мифология. Большой энциклопедический словарь. М., 1998.С.180

[46] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.155

[47] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.210

[48] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.211

[49] Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997.С.569

[50] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.175

[51] Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.226