Военно-политическое сотрудничество США со странами Центральной Азии

2.2 Военно-политическое сотрудничество США со странами Центральной Азии

Появление американских войск в Центральной Азии началось ещё задолго до 11 сентября 2001 года. Программа НАТО «Партнерство ради мира» (ПРМ), открытая в 1994 г., предоставляла присоединившимся к ней государствам возможность участия в многостороннем военно-политическом сотрудничестве под эгидой Североатлантического альянса. Все страны Центральной Азии, кроме Таджикистана, подписали рамочный документ ПРМ уже весной – летом 1994 г. В августе 1995 г. узбекские и киргизские подразделения впервые участвовали в военных учениях в рамках ПРМ, проводившихся в штате Луизиана. В 1996 г. Казахстан, Кыргызстан и Узбекистан были представлены на учениях в Северной Каролине. В последующие годы участие этих трех стран в учениях ПРМ стало регулярным.

Соединенные Штаты поддержали единственную совместную инициативу в военной сфере, предпринятую Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном после получения независимости, – создание Центрально-азиатского батальона. Центразбат, предназначенный для участия в операциях ООН по поддержанию мира, был создан весной 1996 г. по решению президентов трех центрально-азиатских государств в составе 535 военнослужащих. В сентябре 1997 г. в Казахстане и Узбекистане состоялись масштабные военные учения «Центразбат-97», в которых приняли участие около 500 американских солдат и офицеров из 82-й воздушно-десантной дивизии США. Американские десантники прибыли с базы Форт-Брэгг (Северная Каролина), совершив беспрецедентный в истории воздушно-десантных войск 17-часовой беспосадочный перелет. В учениях участвовали также турецкие и российские подразделения; показательно, однако, что присоединение России к учениям первоначально не предусматривалось и явилось «политической поправкой», внесенной по настоянию Москвы[142].

В ходе учений командующий Атлантическим командованием вооруженных сил США генерал Дж. Шиэн заявил о готовности Соединенных Штатов принять участие в миротворческой операции в Центральной Азии в случае, если бы такая операция была санкционирована ООН. Шихан стал первым американским официальным лицом, заявившим о принципиальной возможности отправки вооруженных сил США в регион. Кроме того, американский генерал заключил на основании успешно проведенной десантной операции, что «в мире нет страны, куда мы [Соединенные Штаты] не могли бы добраться»[143]. В условиях, когда политического решения о формате участия США в обеспечении безопасности в Центральной Азии в Вашингтоне принято не было, заявления Шихана вызвали в целом негативный отклик среди специалистов по региональной проблематике. Так, С. Блэнк охарактеризовал их как «провокационные» и не учитывающие «непреодолимых... стратегических и политических трудностей», которые бы возникли в случае военного вмешательства Соединенных Штатов в Центральной Азии[144].

В последующем учения Центрально-азиатского батальона с участием американских солдат и офицеров стали проводиться ежегодно (в 1998 г. – в Узбекистане и Кыргызстане, в 1999 г. – во Флориде, в 2000 г. – в Казахстане). Центразбат, однако, остался малочисленным формированием с неясными задачами, «бездейственным и показательным»[145]. Осложнение отношений между Узбекистаном и другими государствами региона и неудача попыток центрально-азиатской интеграции в экономической и политической сферах не позволили Центразбату стать реальным инструментом поддержания стабильности в Центральной Азии. Участие в ПРМ, не предоставляющее гарантий безопасности, также не могло явиться для стран региона альтернативой военно-политическим структурам СНГ и Договора о коллективной безопасности. К тому же НАТО передало основную ответственность за обеспечение своих интересов в Центральной Азии Турции, где был открыт региональный центр ПРМ по подготовке военных кадров[146], тогда как сами новые независимые государства Центральной Азии не принимали притязаний Анкары на лидерство в регионе.

Сотрудничество США со странами Центральной Азии в рамках ПРМ и участие американских военных в учениях Центразбата имели, безусловно, определенное положительное значение для реализации стратегических интересов Соединенных Штатов в регионе. По оценке британского исследователя Р. Эллисона, оно способствовало «размыванию режимов обучения и проведения военных учений, развивавшихся в рамках российских или советских военных программ» и этим косвенно ослабляло военно-политическую зависимость стран Центральной Азии от России[147]. Однако оно осталось лишь дополнением к военно-политическому сотрудничеству Вашингтона со странами региона на двусторонней основе и не привело к созданию в Центральной Азии институтов, которые поддерживали бы безопасность и стабильность в региональном масштабе.

Во второй половине 1990-х годов сотрудничество в политической и военной сферах между Соединенными Штатами и новыми независимыми государствами Центральной Азии продолжало развиваться. Оно осуществлялось преимущественно на двусторонней основе и было в первую очередь направлено на противодействие политике России в регионе. США оказывали поддержку внешнеполитическим акциям центрально-азиатских государств, идущим вразрез с курсом Москвы, и формированию в странах региона национальных вооруженных сил[148].

Первостепенное значение Вашингтон по-прежнему придавал военно-политическому взаимодействию с Узбекистаном. В июне 1997 г. было принято решение о создании американо-узбекской совместной комиссии под председательством специального советника госсекретаря США по новым независимым государствам и министра иностранных дел Узбекистана. В ее рамках были образованы четыре комитета: политический, военный, по торговле, инвестициям и энергетике и по экономическим реформам и помощи. На первой сессии комиссии, состоявшейся в феврале 1998 г. в Вашингтоне, был принят план двустороннего сотрудничества в сфере обороны, который предусматривал, в частности, подготовку узбекских офицеров в американских военных академиях и обучение подразделений узбекского спецназа[149]. Для внешней политики Узбекистана характерными оставались неприятие российских инициатив, направленных на углубление военно-политической и экономической интеграции в рамках СНГ, и поддержка глобальной и региональной политики Вашингтона, в том числе антииранских санкций и проекта трубопровода Баку-Джейхан. Со своей стороны Соединенные Штаты позитивно восприняли выдвинутое Ташкентом в августе 1997 г. предложение создать под эгидой ООН контактную группу по урегулированию в Афганистане (группа «6 + 2») и вошли в число ее участников[150].

Во второй половине 1990-х годов развитием военно-политического сотрудничества были отмечены и американо-казахстанские отношения. Казахстан проявил стремление к сокращению зависимости от России в сфере безопасности, приняв на своей территории учения «Центразбат-97». Казахстанские официальные лица заявляли о необходимости «большего соучастия США в государственном строительстве» и выражали готовность к развитию сотрудничества с Соединенными Штатами и Североатлантическим альянсом, указывая на вынужденный характер опоры на Москву как гаранта безопасности[151]. В отличие от России, Казахстан не видел для себя в расширении НАТО «каких-либо негативных последствий».

Важное значение для Казахстана имела поддержка Соединенными Штатами его линии по проблеме статуса Каспийского моря. Астана выступала за секторальный раздел дна и недр Каспия, что прямо противоречило позиции России. США твердо поддержали Казахстан: в ходе визита Н. Назарбаева в Вашингтон в ноябре 1997 г. президент Клинтон заявил, что «позиция Казахстана по статусу Каспийского моря – это наша позиция»[152]. Тогда же Казахстаном и консорциумом западных нефтяных компаний были подписаны соглашения по освоению прикаспийских нефтегазовых месторождений республики, в том числе шельфовых. При отсутствии не только многосторонних, но и двусторонних казахстано-российских договоренностей о разделе Каспийского моря подписание этих соглашений, рассматриваемое казахстанским руководством в первую очередь в качестве «политико-стратегической» задачи, должно было оказать давление на Россию, способствуя ее большей уступчивости в каспийском вопросе.

Руководство Казахстана особо подчеркивало, что визит Назарбаева в США в ноябре 1997 г. был ознаменован приобретением Казахстаном статуса «стратегического партнера» Соединенных Штатов. Цитируя президента Клинтона, Назарбаев отметил, что «Вашингтон рассматривает Казахстан как оплот стабильности и безопасности в Центральной Азии, как ключевого партнера в регионе»[153].

Казахстан и Узбекистан пытались использовать достигнутый уровень взаимодействия с Соединенными Штатами для обоснования собственных притязаний на политическое доминирование в Центральной Азии. Астана и Ташкент ссылались на зачастую противоречащие друг другу заявления американских официальных лиц. Политика Узбекистана в отношении российского присутствия в регионе в большей степени соответствовала целям Вашингтона, тогда как Казахстан вынужден был учитывать разнонаправленные интересы России, США и Китая. Соответственно, военно-политические контакты Соединенных Штатов с Узбекистаном приобрели более широкие масштабы, Казахстан же рассматривался, особенно в военном ведомстве США, как «крайне зависимое от России» государство и менее перспективный партнер. В условиях неразвитости в Центральной Азии общерегиональных институтов американская политика в области военно-политического сотрудничества с Узбекистаном и Казахстаном способствовала дальнейшему усугублению противоречий между этими странами.

В середине 1990-х гг. американской дипломатии удалось закрепить антироссийский крен в политике ряда государств СНГ и, что более важно, кристаллизовать эти государства в более или менее единую группу. Все это и привело к объединению в 1997 г. Грузии, Украины, Азербайджана и Молдавии в блок ГУАМ, ставший, пожалуй, самым серьезным вызовом российским национальным интересам в СНГ за все время существования Содружества. В апреле 1999 г. в ходе Вашингтонского саммита НАТО к этому блоку присоединился Узбекистан, и аббревиатура ГУАМ была заменена на более непроизносимую ГУУАМ[154]. Что характерно, имена американских дипломатов Р. Морнингстара, советника президента и госсекретаря по каспийской нефти, и С. Сестановича, нового помощника госсекретаря США по ННГ, регулярно озвучивались в СМИ в связи с мероприятиями по созданию и укреплению ГУАМ. Без американского «стимула» к объединению не обошлось и здесь.

Первоначально главной целью ГУАМ называлось исключительно развитие транспортной и нефтепроводной инфраструктуры (проекты «нового шелкового пути» через коридор TRACECA и транспортировки каспийской нефти по маршруту Баку – Супса – Одесса – Броды), но постепенно все более значимым становилось и военное измерение ГУАМ. Это выразилось в намерении создания совместных миротворческих контингентов, в планах совместной борьбы с «агрессивным сепаратизмом» – идеях, встречавших поддержку и помощь со стороны США, которые таким образом получали новые возможности для своего военного присутствия на южном фланге СНГ[155].

Еще одним важным шагом в этом направлении, который в значительной степени изменил стратегическую картину в регионе, стало объявление США в 1999 г. о включении южного фланга СНГ в «зону ответственности» командования Центральной группировки вооруженных сил США (CENTCOM), которое осуществляет американские военные акции на Среднем Востоке. Таким образом, и суверенитет, и границы центрально-азиатских ННГ уже не рассматривались как препятствия на пути реализации военных операций США. При этом крайне важно подчеркнуть, что командующий CENTCOM генерал Т. Фрэнкс открыто заявил, что действия его группировки в постсоветской Центральной Азии будут определяться не столько талибской угрозой, сколько тем, какую политику эти страны проводят в отношении России[156]. Недвусмысленный угрожающий тон этого заявления весьма показателен.

В конце 1990-х годов развитие событий в Центральной Азии поставило Соединенные Штаты перед необходимостью корректировки политики в регионе. Под влиянием новых военных успехов талибов, которые в августе 1998 г. взяли под контроль населенные узбеками провинции Афганистана и вышли к афгано-узбекской границе, и возрастающей активности в регионе радикальных исламских организаций во внешней политике стран Центральной Азии обозначилась неблагоприятная для Вашингтона тенденция к углублению военно-политического сотрудничества с Россией и Китаем как государствами, непосредственно заинтересованными в поддержании стабильности и безопасности в Центрально-азиатском регионе.

В марте 2002 г. была подписана Декларация о стратегическом партнерстве между Соединенными Штатами и Узбекистаном. Это событие не только подтвердило правоту З. Бжезинского, прогнозировавшего установление геополитического плюрализма в heartland («хартленд», центр Евразии)[157], но и свидетельствовало о ключевой роли постсоветского Узбекистана в центральноазиатской политике Вашингтона.

В подписанном документе оговариваются, как обязательства Ташкента осуществлять демократические и рыночные реформы, так и обязательства США оказывать содействие в этом процессе.

Отношения стратегического партнерства между Узбекистаном и Россией определены Договором о стратегическом партнерстве, подписанном в ходе визита президента РФ Владимира Путина в Ташкент в июне 2004 года[158].

Этот договор заметно отличается от Декларации о стратегическом партнерстве между Узбекистаном и США. Она представляет собой системный и всеобъемлющий документ и имеет скорее договорный характер, в то время как российско-узбекский документ, наоборот, – декларативный. Наконец, в нем не зафиксирована проблема демократизации как составной части стратегического партнерства.

Если стратегическое партнерство Узбекистана с Соединенными Штатами выразилось, в частности, в размещении американского контингента на авиабазе «Ханабад», то узбекско-российское стратегическое партнерство проявилось, например, во вступлении РФ в Организацию центральноазиатского сотрудничества (ОЦАС), слившуюся в 2005 г. с Евразийским экономическим сообществом (ЕврАзЭС).

2.3 Военные базы США в Центральной Азии

Качественно новый этап в американской политике в Центральной Азии наступил после событий 11 сентября 2001 г. Планируя свою ответную акцию по Афганистану, США поставили на повестку дня вопрос о предоставлении им как воздушного пространства СНГ для боевых вылетов, так и военно-воздушных баз и аэродромов на территории постсоветских центрально-азиатских республик. Таким образом, американцы заявили о своем намерении перейти еще через одну из пресловутых «красных линий» в постсоветской политике – добиться своего постоянного военного присутствия в ННГ (ранее войска США привлекались на южный фланг СНГ лишь для проведения учений) и, что еще более важно, свободы вести боевые действия с баз на территории СНГ[159].

Российское руководство в условиях курса на военно-политическое сотрудничество с США в Афганистане не стало противодействовать этим планам. 7 октября 2001 г. (по иронии судьбы, в День Конституции СССР) американские войска начали закрепляться в Узбекистане. Им был предоставлен бывший советский военный аэропорт Карши (в западных источниках чаще именуемый как Ханабад). Еще одну базу США получили в Киргизии – в аэропорту Манас близ столицы страны. В 2002 году число американских военных в Узбекистане, по заявлению И. Каримова, составляло 2 тыс. чел.[160] В Киргизии американцев и их натовских союзников было немного меньше – 1,8 тыс. чел.

Конец 2001 и начало 2002 г. прошли в дискуссиях, как долго американцы намерены использовать эти базы. Несмотря на периодически озвучивавшиеся обещания, что США не намерены создавать постоянного военного присутствия в Центральной Азии и готовы вывести свои войска после завершения активной фазы боев в Афганистане, общая тенденция развития ситуации была прямо противоположной. В частности, командующий CENTCOM генерал Т. Фрэнкс прямо заявил, что американцы будут находиться в Центральной Азии «столько, сколько нужно»[161]. Не пугает американцев и то, что, по исследованиям, проведенным госдепартаментом в апреле 2002 г., большинство населения этих двух стран Центральной Азии негативно оценивает появление американских войск на своей территории. В докладе делается предупреждение, что «если США злоупотребят гостеприимством в данном регионе, это может оттолкнуть ключевых союзников в войне против терроризма»[162]. Но при этом никаких предложений по выводу американских войск из Киргизии и Узбекистана не дается.

В то же время следует отметить как весьма симптоматичный момент весьма сдержанную реакцию США на попытки Ташкента обратить американскую мощь на борьбу с оппозиционными экстремистами из Исламского движения Узбекистана (ИДУ). Военные и дипломатические представители США старались по этому вопросу использовать как можно более обтекаемые формулировки как до 11 сентября, так и после. В частности, откровенное нежелание США предпринимать оперативные действия по выяснению судьбы то ли убитого в Афганистане, то ли «воскресшего» лидера ИДУ Ходжаева (известного как Джума Намангани) было весьма недвусмысленно доведено до узбекских властей. Госдепартамент США ограничился лишь тем, что порекомендовал в июле 2002 г. американским гражданам не ездить в Узбекистан из-за возможных терактов, а вокруг американского посольства в Ташкенте начали возводить дополнительный бетонный забор.

В этой связи становится более вероятным сценарий, что США намерены использовать свое военное присутствие в постсоветской Центральной Азии только для стратегических геополитических целей и вряд ли решат вмешаться во внутриполитические проблемы региона, создаваемые местными исламистами.

Более того, в августе 2002 г. стало ясно, что США предпочли совсем иную стратегию действий в Центральной Азии, о которой ранее большинство экспертов даже не упоминало. 20 августа 2002 г. госдепартамент США выпустил специальный информационный доклад, в котором содержались сведения о качественном изменении политики США по отношению к Узбекистану и Киргизии – двум центрально-азиатским государствам, которые приняли военные контингенты США после 11 сентября 2001 г.[163] Главное состояло в том, что Киргизия и Узбекистан становились объектом первоочередного внимания бюро по вопросам демократии, прав человека и труда госдепартамента США. Это подразделение госдепартамента обязывалось в кратчайший срок организовать работу по достижению следующих целей:

- способствовать становлению политических партий в Узбекистане и Киргизии путем предоставления грантов на формирование и развитие политических партий демократической ориентации;

- способствовать созданию типографских возможностей в этих странах, которые обеспечили бы доступ к свободным и независимым источникам информации;

- поддержать программу укрепления «ответственной журналистики» в этих странах.

Никакое другое государство постсоветской Центральной Азии в таком контексте в этом докладе не упоминалось.

В связи с этим становится вполне очевидно, что выпестованная таким образом «демократическая оппозиция» при поддержке «ответственных СМИ» должна будет рано или поздно начать серьезную борьбу за власть в обоих государствах, где США разместили свои воинские контингенты. Таким образом, ясно, что власти США сделали четкий акцент в своей среднесрочной политике в Центральной Азии по замене режимов Каримова и Акаева на полностью подконтрольную им проамериканскую клиентелу, действующую под патронажем соответствующих посольств США. Нет нужды упоминать, что такой вариант в случае его реализации будет способен в корне изменить геополитический расклад сил в постсоветской Центральной Азии. Не исключено, что такие марионеточные проамериканские правительства Узбекистана и Киргизии в случае их прихода к власти могут поставить вопрос о выходе из СНГ, ШОС, а в киргизском варианте – и из Договора о коллективной безопасности. В результате в Центральной Азии может сложиться новый проамериканский альянс, который, по всей видимости, будет гораздо более антироссийски настроенным, чем ГУУАМ. Соответственно, продекларированная осенью 2002 г. политика США по отношению к Узбекистану и Киргизии является серьезным вызовом российским национальным интересам и может привести к новому противостоянию России и США, теперь уже на южном фланге СНГ[164].

Обозначенные в вышеупомянутом докладе госдепартамента США цели по формированию оппозиции властям в Киргизии и Узбекистане не остались пустыми декларациями. Соответствующие посольства США начали предпринимать активные мероприятия в данном направлении.

В частности, американское посольство в Киргизии открыто поддержало оппозиционные выступления против президента А. Акаева и правительства страны, которые прошли в марте – мае 2002 г. Один из арестованных лидеров оппозиции, депутат местного парламента, был в конечном итоге освобожден властями, в том числе по требованию посла США Дж. О'Кифи[165]. Далее, после того как в конце мая 2002 г. правительство Киргизии под давлением оппозиции было отправлено в отставку, госдепартамент США распространил следующее заявление: «Мы удовлетворены тем, что киргизские власти предприняли ряд шагов к восстановлению доверия со стороны общественности, однако публичные протесты продолжаются и люди требуют от властей большей подотчетности и прозрачности. Мы готовы помочь киргизскому правительству в принятии еще более конкретных мер к расширению диалога с гражданским обществом в целях устранения накопившихся противоречий»[166]. А заместитель помощника госсекретаря по делам Европы и Евразии Б. Линн Паско на слушаниях в сенате США в июне 2002 г. без обиняков заявил следующее: «Киргизия, которая отошла от своих первых обещаний, в этом году достигла критической точки. Кое-кто утверждал, что правительство могло счесть, будто имеет карт-бланш на ограничение прав человека, поскольку разрешило коалиции использовать свою военную базу в аэропорту Манас. Мы, разумеется, не отступили»[167].

Результатом этой политики в Киргизии явилось свержение в 2005 году в ходе государственного переворота президента страны А. Акаева.

Что касается Узбекистана, то здесь американские власти также решили вновь сделать акцент на проблематике прав человека и таким образом возвратились к теме, которую они сами же фактически «закрыли» в середине 1990-х гг., когда Узбекистан начал проводить клиентелистскую политику в отношении США. В июне 2002 г. на слушаниях в сенате США по американской политике в Центральной Азии помощник госсекретаря и начальник вышеупомянутого бюро госдепартамента по вопросам демократии, прав человека и труда Л. Крейнер сделал весьма примечательное заявление: «У нас нет иллюзий относительно того, что нарушения прав человека в Узбекистане прекратились. Нам известно о существовании около 7000 политзаключенных, и мы намерены и дальше требовать от правительства их освобождения. Несмотря на то, что число арестов заметно сократилось, мы знаем, что они продолжаются... В этой связи мы существенным образом расширяем нашу поддержку правозащитных групп за счет предоставления им помещений и ресурсов, которые остро необходимы им для продолжения своей важной работы. Вместе с нашим партнером организацией "Freedom House" мое бюро намерено создать ресурсные центры для правозащитных неправительственных организаций, где они могли бы собираться, пользоваться возможностями Интернет, получать доступ к независимым газетам и другим СМИ»[168].

На узбекском примере можно проследить последовательные стадии политики США по отношению к ННГ. Сначала, когда то или иное государство занимает нейтрально-осторожную позицию в отношении США, американские власти делают главный акцент в своей дипломатии и внешнеполитической пропаганде на нарушениях прав человека в этой стране (как было в Узбекистане в первой половине 1990-х гг.). Затем, если это государство заявляет о смене своего внешнеполитического курса и о намерении проводить исключительно проамериканскую линию, то и риторика США также меняется. Обвинения в нарушениях прав человека на официальном уровне прекращаются, и начинают делаться заявления о том, что ситуация в данной сфере в этой стране «улучшается» (Узбекистан во второй половине 1990-х гг.). Третий этап наступает, когда США разворачивают свое военное присутствие в этой стране и убеждаются, что у властей данного государства не хватает политической воли и ресурсов для того, чтобы выдавить американцев назад. В этом случае США становятся заинтересованными уже не просто в лояльном клиентелистском режиме в этой стране, а в своих прямых ставленниках во власти. В связи с этим вновь появляются обвинения в нарушении прав человека, а посольство США приступает к работе по формированию «демократической оппозиции» (Узбекистан и Киргизия в 2002 г.). Схема действий, как видно, достаточно показательна.

Следует отметить также, что проблематика прав человека используется американцами лишь как инструмент не только в политических, но и в экономических целях. На южном фланге СНГ наиболее характерный пример в этом отношении в последние годы представляет Казахстан. В течение 2001 г. американцы активно обвиняли власти этой страны в коррупции и нарушении прав человека. Но после того как президент Н. Назарбаев в ходе своего визита в Вашингтон в декабре 2001 г. принял решение отказаться от планов строительства трубопроводов для прокачки казахской нефти в Иран и замкнуть ее потоки на нефтепровод Баку – Джейхан, позиция США разительным образом изменилась. В 2002 г. официальные сентенции Вашингтона по внутренней политике Казахстана приобрели нейтральный характер. Таким образом, США в этом вопросе действовали с Казахстаном по той же логике, что и с Узбекистаном в середине 1990-х гг., только предметом обсуждения были не политические, а ресурсно-экономические вопросы[169].

Следует отметить то, что нефтяной фактор оказывает серьезнейшее воздействие и на выработку общей политики США в регионе. Это проявляется и в кадровых назначениях. К примеру, после боев в Афганистане спецпредставителем США в этой стране был назначен З. Халилзад, который до этого был советником крупной нефтяной компании «Unocal». А в первые годы существования талибского режима в Кабуле именно «Unocal» пыталась вести с «Талибаном» переговоры о строительстве нефте- и газопроводов из Туркмении через Афганистан и Пакистан к побережью Индийского океана. Есть сведения, что именно З. Халилзад и занимался в «Unocal» этим проектом. Таким образом, его выход на политическую арену Афганистана и Центральной Азии имеет и свою нефтяную подоплеку[170].

В последнее время остро встал вопрос о целесообразности нахождения военных баз США и НАТО в Центральной Азии. Импульсом к этому послужил прошедший в 2002 г. саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).

Основные вопросы, которые вызывает присутствие войск США в этом регионе, это их фактическая неспособность обеспечить безопасность в Афганистане, вялотекущая борьба с терроризмом, отсутствие каких-либо усилий по перекрытию наркотрафика в регионе. К этому добавились и обвинения, подтвержденные фактами, в участии США в так называемых "цветных революциях" и событиях в Андижанской области Узбекистана.

5 июля 2005 г. в Астане состоялось знаковое заседание глав государств-членов ШОС. Во-первых, юбилейная, десятая по счету встреча глав государств – членов ШОС, состоявшаяся в Астане под председательством Нурсултана Назарбаева, ознаменовалась весьма важным событием: статус наблюдателей в организации получили по их просьбе Индия, Иран и Пакистан[171].

Во-вторых, лидеры Казахстана, Киргизии, Китая, России, Таджикистана и Узбекистана по итогам саммита ШОС приняли декларацию, в которой содержится требование к НАТО и США определиться со сроком вывода своих контингентов:

«Мы поддерживаем и будем впредь поддерживать усилия международной коалиции, проводящей антитеррористическую операцию в Афганистане. Сегодня мы отмечаем позитивную динамику стабилизации внутриполитической ситуации в Афганистане. Ряд стран ШОС предоставил свою наземную инфраструктуру для временного размещения военных контингентов государств – участников коалиции, а также свою территорию и воздушное пространство для военного транзита в интересах антитеррористической операции.

Учитывая завершение активной военной фазы антитеррористической операции в Афганистане, государства – члены Шанхайской организации сотрудничества считают необходимым, чтобы соответствующие участники антитеррористической коалиции определились с конечными сроками временного использования упомянутых объектов инфраструктуры и пребывания военных контингентов на территориях стран – членов ШОС»[172].

Очевидные итоги саммита в Астане, на которые трудно не обратить внимания, – это геополитические сдвиги в регионе, которые лидеры ШОС хотели бы подтолкнуть уже в ближайшее время. Под этими сдвигами понимается прекращение доминирования "внерегиональных сил", как здесь деликатно обозначается военное присутствие США, утвердившегося с началом контртеррористической операции международной коалиции в Афганистане.

В итоговой декларации саммита неожиданно для многих, с одной стороны, отмечается "позитивная динамика стабилизации внутриполитической ситуации в Афганистане". С другой стороны, члены ШОС «считают необходимым, учитывая завершение активной фазы антитеррористической операции в Афганистане, чтобы соответствующие участники коалиции определились с конечными сроками временного использования объектов инфраструктуры и пребывания военных контингентов на территориях стран – членов ШОС»[173]. Если называть вещи своим именами, то "шанхайцы" посылают недвусмысленный сигнал Вашингтону: мол, пора определиться со своими базами в Узбекистане и Киргизии.

«Мы никого не торопим в конце концов, – заметил "Времени новостей" один из членов российской делегации. – Россия тоже участник антитеррористической коалиции, и американские базы были развернуты в регионе с нашего согласия, но раз операция в Афганистане подходит к концу, то надо сказать, сколько времени конкретно понадобится для ее полного завершения»[174]. А глава МИД России Сергей Лавров сказал, что «задачи по локализации и обезвреживанию тех остатков экстремистов, которые проникают в регион из Афганистана, способны решить теперь соответствующие структуры ОДКБ и ШОС»[175].

Любопытно, в публичных заявлениях никто на эту тему не обмолвился ни словом. А вопросы на итоговой пресс-конференции лидерам стран ШОС задавать не разрешили. О ситуации в Афганистане упомянул только президент Узбекистана Ислам Каримов: «Рост наркоторговли там вырос неизмеримо, а деятельность международной коалиции не сказалась позитивным образом, чтобы помешать этому»[176]. Из того, что говорил г-н Каримов о последних событиях в регионе, "свидетельствующих о выходе на поверхность только отдельных проявлений далеко идущих геополитических планов, конечной целью которых является изменение баланса сил и доминирование в Центрально-Азиатском регионе"[177], становится очевидным, кто мог оказаться инициатором напоминания Вашингтону, что американцы "засиделись" в регионе.

Однако закономерный вопрос, поставленный главами стран-участниц ШОС, вызвал раздражение в Вашингтоне. В этот же день официальный представитель госдепартамента США заявил о продолжении американского военного присутствия в Центральной Азии.

«Использование баз в этом регионе определено двусторонними соглашениями и является частью усилий по оказанию помощи афганскому народу в строительстве демократии и процветании», – подчеркнул представитель Госдепа Шон Маккормак[178].

Посольство США в Таджикистане заявило: «Американские военные базы будут продолжать действовать на территории стран-участниц Шанхайской организации сотрудничества»[179]. Они останутся в странах до тех пор, пока те будут рассматривать базы, как основу своей национальной безопасности, считают американцы.

В заявлении подчеркивается, что военные базы, дислоцированные в среднеазиатском регионе, продолжают оказывать активную поддержку продолжающейся операции коалиционных сил в Афганистане. Американцы утверждают, что несмотря на то, что в этой стране уже действует демократическое правительство, США еще необходимо сделать многое для того, чтобы установить в ней стабильность.

«Кроме того, базы созданы только с четко выраженного согласия правительств принимающих государств, и будут действовать до тех пор, пока каждая страна будет рассматривать базу, как основу ее национальной безопасности», – говорится в заявлении[180].

Вопросы военного присутствия США в странах Средней Азии будут решаться на двусторонних переговорах. С таким заявлением выступил посол США в РФ Александр Вершбоу.

«В любом случае наше присутствие в Центрально-Азиатских странах основано на двусторонних договоренностях с каждой конкретной страной. До сих пор мы были согласны в том, что есть взаимная выгода от продолжения нашего присутствия в регионе», – сказал Вершбоу[181].

Глава Объединенного комитета начальников штабов генерал Ричард Майерс обвинил Россию и Китай в давлении на среднеазиатские государства, в которых расположены военные базы США. Отвечая на вопрос о декларации Шанхайской организации сотрудничества с требованием вывести американские базы из Узбекистана и Киргизии, Майерс заявил: «Нет, я не думаю, что шанхайский меморандум, или коммюнике, или что у них там вышло будет особенно полезно. Мне кажется, что две очень большие страны пытаются надавить на маленькие страны. Я это вижу так». «Безопасность и стабильность в Средней Азии – важная идея, и те, кто может обеспечить безопасность и стабильность, должны быть там желанными гостями", – объяснил генерал[182].

Майерс также сообщил, что базы США находятся в Узбекистане и Киргизии «не только из-за операции в Афганистане», так как этот регион важен для США «во многих аспектах». В качестве примера генерал напомнил, что Узбекистан «столкнулся с терроризмом, исходящим от Исламского движения Узбекистана», и США должны помогать этой стране[183].

Между тем представитель Пентагона рассказал, что после принятия декларации ШОС министр обороны США Доналд Рамсфелд не обсуждал вопрос о выводе баз из Средней Азии. Однако пресс-секретарь подчеркнул, что «нигде в мире нет американских военных объектов, без которых бы США не могли бы обойтись»[184].

После заявления, принятого на саммите ШОС, уже две среднеазиатских страны заявили о том, что американцы должны покинуть их территорию.

Так, Министерство иностранных дел Узбекистана распространило заявление, в котором говорилось, что военный аэродром "Ханабад" был предоставлен американцам лишь на время боевых действий против движения "Талибан", а дальнейшее его использование не предусматривалось никакими соглашениями. «Предоставление территории аэродрома "Ханабад" в пользование военно-воздушным силам США... всегда рассматривалось и обуславливалось в прямой связи с проведением военной операции на севере Афганистана», – говориться в этом заявлении[185]. Узбекистан попросил американцев поскорее определиться со сроками своего пребывания в стране[186].

А посол Киргизии в РФ Апас Джумагулов заявил, что американская военная база в аэропорту "Манас" будет постепенно выводиться, а российская, которая расположена в Канте – останется[187].

Вопрос об американском присутствие в Узбекистане был поставлен после андижанских событий 12 – 13 мая 2005 года. В этот день вооружённые люди напали на ряд армейских казарм и правительственных зданий в городе Андижане. Они взяли штурмом городскую тюрьму, освободив сотни содержавшихся в ней осуждённых и подследственных. Затем группа вооружённых людей заняла Хокимиат – здание местной администрации на центральной площади города. Ранним утром 13 мая тысячи людей – по большей части невооружённых, среди которых были и некоторые бежавшие из тюрьмы заключённые – собрались на центральной площади. Многие взывали к справедливости и требовали покончить с бедностью. По рассказам очевидцев, на протяжении дня сотрудники правоохранительных органов несколько раз открывали неизбирательный огонь по толпе, убивая и раня демонстрантов. Ряд людей оказались в заложниках, будучи захваченными гражданскими лицами. Как сообщается, некоторые из заложников подверглись жестокому обращению со стороны гражданских лиц, а впоследствии были использованы в качестве живого щита. С наступлением вечера силовые структуры окружили демонстрантов и открыли беспорядочный огонь по собравшейся на площади толпе, стреляли по убегающим людям. Погибли сотни человек. В последующие дни сотни мужчин, женщин и детей бежали в сопредельный Кыргызстан, где обратились с просьбой о предоставлении убежища[188].

Как известно, Соединенные Штаты и другие западные государства, а также ряд международных организаций расценили действия узбекских властей по подавлению террористического мятежа как «неразборчивое применение силы», повлекшее многочисленные жертвы среди мирного населения[189]. Запад потребовал проведения международного расследования этих событий. Ташкент ответил отказом, ссылаясь на то, что речь идет о внутреннем деле суверенного государства. В результате санкций со стороны Запада Узбекистан оказался в полуизоляции на международной арене, а его отношения с США резко ухудшились.

В ответ на это в июле 2005 года Ташкент потребовал немедленного вывода США своей авиабазы «Карши-Ханабад». Свои требования Ташкент официально объяснил тем, что активная часть антитеррористической операции в Афганистане, на период которой якобы по договоренности сторон и выделялся аэродром под базу, закончена, значит и базу пора выводить.

«Узбекское правительство ясно дало понять, что нам необходимо оставить базу, и мы намерены покинуть ее без дальнейших обсуждений этого вопроса», – заявил помощник госсекретаря США Даниэль Фрайед после встречи с президентом Узбекистана Исламом Каримовым[190]. По словам американских представителей, Пентагону дали 180 дней на то, чтобы эвакуировать с базы самолеты, военнослужащих и все военное имущество[191].

Washington Post отмечала, что потеря базы в Узбекистане создаст существенные трудности для продолжения операции в Афганистане. Американские военные активно используют "Карши-Ханабад" для дозаправки самолетов и доставки грузов по автомобильным дорогам в труднодоступные районы на севере Афганистана[192].

Всем понятно, впрочем, что решение Каримова стало его ответной реакцией на позицию Вашингтона по поводу событий в Андижане. В частности, Ташкент видит неискренность в американском требовании о проведении международного расследования этих событий. Ташкент дал понять, что у него имеется информация о причастности сотрудников американского посольства к организации андижанских событий, в ходе которых власти Узбекистана были вынуждены применить оружие[193].

Позиция Вашингтона не изменилась и сегодня: требование о проведении международного расследования сохраняет силу. К настоящему времени в республике прекратили деятельность практически все американские неправительственные организации.

Судя по всему, отношения останутся замороженными в нынешнем состоянии до тех пор, пока не изменится курс Ташкента. Иными словами, нормализация отношений будет во многом зависеть от тех субъективных факторов, что обусловили их ухудшение, а именно от того, как руководство страны воспринимает стратегию США в Центральной Азии, а также сущность и характер геополитической трансформации этого региона.

Вместе с тем, несмотря на падение статуса узбекско-американских отношений до уровня обычного сотрудничества, ни одна из сторон не денонсировала Декларацию о стратегическом партнерстве. Это позволяет надеяться, что объективные процессы возобладают над субъективными.

По мнению многих экспертов, Ташкент руководствовался принципом «базы в обмен на помощь», с ним же связано и разочарование Узбекистана в результатах сотрудничества (слишком мало помощи, слишком много критики). Но это очень упрощенное понимание. Стремление получить выгоды, выходящие за рамки собственно борьбы с терроризмом, приведет к коммерциализации данной сферы международной безопасности. Ташкент, кажется, сам способствовал именно коммерческому взгляду на участие в кампании антитеррора. Заметим, что предоставление воздушного пространства и военной базы силам международной антитеррористической коалиции является конкретным вкладом Узбекистана на отдельно взятом – афганском – фронте войны с террором. Кроме того, Ташкенту важно и выгодно использование коалицией его территории и баз. Это – своеобразная помощь в укреплении национальной и региональной безопасности. Но, к сожалению, такая форма участия Узбекистана в международной антитеррористической коалиции прервалась[194].

Придерживаясь такой точки зрения, следовало бы отделить вопрос о предоставлении Америкой экономической помощи Узбекистану от проблемы совместной борьбы с терроризмом. Не следует также противопоставлять друг другу стратегическое партнерство Ташкента с Соединенными Штатами, с одной стороны, и с Россией – с другой. Каждое из этих направлений внешней политики имеет свою значимость и свои перспективы, и жертвовать одним ради другого означало бы совершить стратегическую ошибку. Но, так или иначе, отныне Узбекистан одновременно является стратегическим партнером бывших геополитических соперников – США и РФ. Так, 14 ноября 2005 г. Узбекистан подписал двусторонний договор о военном сотрудничестве в области обороны с Российской Федерацией, что позволило России использовать военные объекты на территории Узбекистана[195].

Найдут ли США и возглавляемая ими коалиция полноценную замену ханабадской базе? Сомнительно. Прежде всего, оставшейся единственной американской базе в Центральной Азии, которая дислоцируется в Киргизии, вблизи столичного международного аэропорта Манас, явно будет не по силам выполнять в одиночку функции «аэродрома подскока» – то есть транзита, промежуточной базы. Аэродром в Манасе уже перегружен американскими самолетами. По словам жителей близлежащих к нему поселков Раздольное, Мраморное, Васильевка и др. из-за несмолкающего гула самолетов «в домах одновременно и спать, и не спать невозможно». Не случайно эту базу уже взяли «на заметку» местные «зеленые» – с окружающей средой она явно не в ладах.

Вряд ли найдется полноценная замена и на территории Афганистана. По мнению представителей военных и политических афганских кругов, единственная база в Афганистане, которая бы могла стать полноценной заменой «ханабадской» – это аэродром в Шинданде. Однако аэродром этот расположен в районе «военной нестабильности», и сами США, хотя уже и провели его тщательный осмотр, к его использованию относятся с настороженностью. По тем же соображениям не подходит и аэропорт в Кандагаре. К оставшимся двум другим аэропортам в Мазари-Шарифе и Герате сами американцы относятся скептически в силу различных факторов. В Герате – по причине близости к Ирану и проиранских симпатий населения. В Мазари-Шариф – в силу ограниченных возможностей аэропорта. И потом, нельзя сбрасывать со счетов традиционно дружественных связей этой северной провинции Афганистана с Узбекистаном[196].

При этом, госсекретарь США Кондолиза Райс на встрече с президентом России Владимиром Путиным в октябре 2005 года подтвердила, что США не собираются создавать новых баз в Центральной Азии.

«Она очень четко подтвердила, что никаких новых баз, кроме базы в Манасе (Киргизия), США не собираются создавать», – сказал Лавров после встречи президента России и госсекретаря США[197].

Таким образом, неблагоприятные для американской политики тенденции явились следствием неготовности администрации США довести военно-политическое взаимодействие со странами Центральной Азии до уровня, соответствующего потребностям правящих элит новых независимых государств региона. Несмотря на активное развитие военно-политического сотрудничества со странами региона, Соединенные Штаты не были намерены брать на себя обязательства гарантировать «выживание режимов и сохранение регионального статус-кво»[198]. Расширение американского присутствия в Центральной Азии, порождая у руководства государств региона необоснованные надежды на прямое американское участие в решении проблем центрально-азиатской безопасности и вызывая обеспокоенность Москвы и Пекина, не сопровождалось принятием в Вашингтоне принципиального решения о допустимых пределах вовлеченности в обеспечение региональной безопасности.

3 Реакция на военное присутствие США в Центральной Азии 3.1 Позиция центральноазиатских стран

Лидеры государств, принявших войска США, поначалу не стеснялись в эпитетах, описывая американских солдат как «спасителей». В ряде случаев не обходилось и без параллельных антироссийских сентенций. В частности, президент Узбекистана И. Каримов заявил в апреле 2002 г. следующее: «Решающую роль в снятии напряженности и опасности на южных рубежах Узбекистана сыграли исключительно США, их решимость и хорошо подготовленные вооруженные силы, а не участники Договора о коллективной безопасности в рамках СНГ»[199].

В принципе, несмотря на появление привлекательной американской альтернативы в военной и экономической области, центрально-азиатские страны вряд ли полагали, что изменение конфигурации военно-политических региональных отношений вообще выведет их из сферы российского влияния. Напротив, именно появление мощного игрока в лице США и, частично, западноевропейских акторов потребовало от большинства центрально-азиатских государств с большим вниманием отнестись к необходимости сохранения определенного баланса между американскими и российскими интересами. Так, в своем интервью во время визита в Москву президент А. Акаев заявил, что Киргизия будет продолжать развивать отношения с США, но не в ущерб своим отношениям с Россией[200]. Принимая в декабре 2001 г. госсекретаря К. Пауэлла, президент Казахстана Н. Назарбаев специально подчеркнул, что любая политика по исключению России из процесса решения международных проблем будет недальновидной и неверной. Для Казахстана, связанного с Россией сильнее, чем остальные республики (самая протяженная граница, особенности этнического состава населения и проч.), выбор между ней и США невозможен[201].

В то же время даже в Казахстане начали обозначаться тенденции, которые некоторые российские специалисты связывают с попытками дистанцироваться от России. Комментируя формирование нового кабинета министров, директор Института стран СНГ К.Ф. Затулин отметил: «По моему предварительному впечатлению, те люди, которые сегодня входят во власть в Казахстане, менее склонны учитывать интересы России»[202]. Затулин связывает это обстоятельство прежде всего с внутренними процессами, идущими в Казахстане, где молодые, более националистически настроенные политики начинают постепенно теснить Н. Назарбаева. Вместе с тем, определенную роль играет и внешний фактор – появившаяся возможность балансировать между Россией и США.

В принципе, ни одно центрально-азиатское государство не располагает сколько-нибудь серьезными побудительными мотивами к изоляции от России. Однако признание этого факта не исключает попыток немедленно извлечь из американского присутствия дивиденды, не обращая большого внимания на то, как они отразятся на интересах развития сотрудничества с Москвой. Американское присутствие не только стимулирует активность антироссийских сил, претендующих на доступ к власти, но и побуждает сами правящие режимы переходить на более жесткий язык общения с Москвой.

У Таджикистана, например, возникло желание получить с России за пребывание ее вооруженных сил на таджикской территории (ради защиты Таджикистана) суммы, эквивалентные американским выплатам.

Поспешность, с которой даже зависимые от России режимы пытаются в максимальной степени использовать все преимущества ориентации на США, вряд ли могла породить у Москвы разочарование в отношении ее региональных союзников. Однако слишком резкий поворот, граничащий с демонстративной переориентацией на США, мог бы стать важным фактором, способным усилить настороженность России в отношении американских намерений.

Между тем, новая геостратегическая обстановка выявила глубокий кризис ДКБ, этого краеугольного камня российской политики в области региональной безопасности. По словам российского обозревателя, «американский блицкриг в Афганистане, в одночасье повлекший за собой исчезновение "Талибана" как организованной политической и военной силы, поставил государства ДКБ в весьма щекотливую ситуацию. Предпринимаемые ими все последние годы усилия по консолидации ДКБ исключительно в расчете на угрозу со стороны погрязшего во внутренних смутах Афганистана оказались невостребованными и, более того, ненужными в принципе. Кроме того, низкая эффективность ДКБ была давно очевидна всем участникам блока»[203].

Судя по всему, американское военное базирование в регионе, даже весьма ограниченное по масштабам, будет объективно способствовать размыванию тех организаций и военно-политических союзов, которые были созданы в регионе ранее при активном участии России и Китая[204]. В этих условиях перспектива участия России в обеспечении региональной безопасности содержит значительный элемент неопределенности, однако Москву вряд ли устроил бы вариант создания новой структуры безопасности под эгидой США/НАТО. И дело здесь, прежде всего, не в идеологическом неприятии такого «расширения НАТО на Юг» (хотя для значительной масти российского общества и элиты и это немаловажно), сколько в сомнительной целесообразности такого подхода. Как отмечает российский ученый А.Ю. Умнов, «проблема заключается не в связях Южного Кавказа и Центральной Азии с НАТО, а в том, способна ли эта организация на постсоветском пространстве действовать столь же эффективно и не так конфронтационно, как в Европе. Ведь здесь НАТО придется иметь дело не с европейской, а принципиально иной пробуждающейся после долгой спячки цивилизацией с особыми законами, социальными структурами и представлениями о справедливости»[205].

Узбекистан стремится занять свою позицию между Россией и США. Во-первых, исходя из сбалансированного внешнеполитического курса, Узбекистан рассчитывает на поддержание баланса между великими державами в Центральной Азии. Одностороннее усиление позиций любого государства в регионе приведет к нарушению баланса сил, что принесет Узбекистану больше проблем, чем выгод. С другой стороны, Узбекистан сознает, что, несмотря на то, что Америка обеспечивает его внешнюю безопасность и оказывает экономическую поддержку, ее присутствие таит скрытую угрозу его суверенитету. После «революции роз», которая произошла в Грузии в 2003 г. при поддержке США, Узбекистан не мог игнорировать эту угрозу[206].

Во-вторых, российско-узбекское сотрудничество в области энергоносителей, а также в военно-технической области, несомненно, является существенным подспороьем для экономики Узбекистана. Природные ресурсы – главная продукция республики. Предприятия военной промышленности Узбекистана представляют собой часть системы военно-промышленного комплекса бывшего Советского Союза. Без участия России цепочка производства и реализации военно-технической продукции Узбекистана будет разорвана. Ожидается, что военно-техническое сотрудничество двух стран позволит восстановить работу военной промышленности Узбекистана.

В-третьих, после некоторого затишья в Узбекистане стал поднимать голову терроризм. В марте – апреле 2004 г. в Ташкенте и Бухаре впервые после 11 сентября прогремели два взрыва. Это означает, что террористическая угроза для Узбекистана вновь возросла. В июле 2004 г. в Ташкенте вновь были совершены три террористических акта. Узбекистану для обеспечения государственной безопасности необходимо сотрудничество с великими державами, особенно с находящимися в Центральной Азии.

И, в-четвертых, Узбекистан – самый активный стимулятор Центральноазиатской организации сотрудничества, целью которой является объединение всего региона в рамках единой системы интеграции. Участие России в этой организации в определенном смысле также демонстрирует взаимное понимание и поддержку между Россией и Узбекистаном.

Бывший же министр иностранных дел Киргизии Абдуразаков полагает, что обеспечение безопасности в Центральной Азии складывается в настоящее время из четырех основных факторов: антитеррористического союза, возглавляемого США, программы НАТО «Партнерство во имя мира», Договора о коллективной безопасности стран СНГ и ШОС. Такая структура обеспечения безопасности полностью соответствует интересам среднеазиатских государств[207].

Президент Киргизии на саммите ШОС в Астане в 2005 г. пообещал союзникам добиться того, чтобы американцы назвали конкретную дату вывода своей авиабазы, располагающейся в столичном аэропорту "Манас" (авиабаза Ганси). Сразу после этого в Киргизию прилетел глава Пентагона Дональд Рамсфельд, и по итогам его визита база была оставлена "до полной стабилизации ситуации в Афганистане"[208]. При этом Бишкек выторговал себе неплохой "приварок" к бюджету: США согласились существенно увеличить арендную плату за базу, с $2 млн. до $150 млн. плюс еще $15 млн. за пребывание американских военных. Официальный Бишкек тогда называл цифру в $207 млн., но американцам цену удалось сбить[209].

На сей раз тревожный звонок для американцев прозвучал уже из самой Киргизии. Сразу пять комитетов парламента рекомендовали денонсировать соглашение с США о размещении военной базы. Вице-спикер парламента Кубанычбек Исабеков тут же заявил о необходимости внесения в постановление пункта с требованием к США покинуть территорию Киргизии[210].

Ответом стало выступление премьер-министра Алмазбека Атамбаева, который заявил, что это практически невозможно, поскольку соглашение очень хитрое. При этом премьер не упомянул, что соседний Узбекистан после андижанских событий 2005 года в одностороннем порядке расторг соглашение и заставил американские войска покинуть базу "Карши-Ханабад", оставив единственную базу США в Центральной Азии лишь в Киргизии. Соратник Атамбаева по тюльпановой революции, экс-министр иностранных дел Роза Отунбаева отметила, что Россия и США не должны ломать копья на территории Киргизии, а в ответ на добрую волю и согласие на расположение двух военных баз быстро и эффективно помочь Киргизии выйти из затянувшегося экономического и долгового кризиса[211].

Но проблема не только в политике. Дело в том, что поведение американских военнослужащих в Киргизии уже вызвало несколько скандалов, а последней каплей стало убийство киргизского гражданина Александра Иванова. Его во время исполнения служебных обязанностей застрелил американский солдат. Жизнь Иванов США "оценили" в... $1 тыс., предложив выплатить именно такую компенсацию. Впрочем, после протестов общественности американцы увеличили сумму до $55 тыс.[212]

После этой истории президент Киргизии поставил перед правительством задачу лишить американских военнослужащих статуса дипломатической неприкосновенности, который не раз спасал их от неприятностей, в которые они не раз попадали по собственной "инициативе".

Так, в марте 2002 года офицер службы безопасности авиабазы Дэниэл Марион, управляя джипом, сбил в Бишкеке двух женщин. Обе были доставлены в больницу: одна с переломами конечностей, другой пришлось удалять селезенку и часть печени. Проверить офицера на наличие в его крови спиртного правоохранительные органы Киргизии не смогли из-за его дипломатического статуса. США выразили сожаление и выплатили пострадавшим компенсацию – в $700 и $300 соответственно. На счету американских солдат в Киргизии – драки и ДТП. Жители ряда районов, находящихся рядом с авиабазой, постоянно жалуются на то, что американские самолеты сбрасывают тонны авиакеросина перед посадкой (это техническая процедура)[213].

А 26 сентября 2006 г. на авиабазе произошел инцидент, отчасти связанный с президентом Киргизии. Тогда киргизский самолет Ту-154М (он обслуживает президента страны), совершавший рейс Бишкек – Ош – Москва с 52-мя пассажирами и 9-ю пилотами на борту, не сумел избежать столкновения с топливозаправщиком КС-135 Stratotanker. Американские пилоты не предупредили киргизских диспетчеров о том, что оставили самолет на пути у пассажирского транспорта. Правительственная комиссия пришла к выводу, что вина в инциденте с самолетами лежит на экипаже американского самолета[214].

Но в ответ на все претензии киргизской стороны Баучер, прилетевший в Киргизию на следующий день после визита Роберта Гейтса, заявил, что США не намерены лишать дипломатического иммунитета своих военнослужащих на базе "Манас". Это заявление стало повтором январского заявления Баучера[215].

Итогом визита Гейтса стала гарантия президента Курманбека Бакиева, что Киргизия будет твердо придерживаться принятых на себя обязательств в рамках усилий международной антитеррористической коалиции. Гейтс отметил, что США с пониманием относятся к позиции республики по всем имевшим место инцидентам, связанным с пребыванием американской базы, и приложат все усилия для скорейшего их разрешения и недопущения подобного в будущем.

Закрепить успех главы Пентагона был призван визит Ричарда Баучера, который сразу же отметил, что у России нет причин добиваться вывода американской базы из Киргизии. Отвечая на вопрос о возможном давлении Москвы на Бишкек по авиабазе в аэропорту "Манас", Баучер отметил: «Это нужно спросить, в первую очередь, у российской стороны. Мы же постоянно ведем диалог с российской стороной относительно необходимости сотрудничества, приложения усилий для того, чтобы добиться стабильности в регионе, и в Афганистане, в частности. Они вновь и вновь повторяют, что Россия хочет стабильности в Афганистане. Поэтому я не вижу ни одной причины, чтобы Россия пыталась остановить нашу деятельность в Киргизии или других странах»[216].

О чем говорили американские и киргизстанские чиновники на переговорах судить сложно, поскольку все они проходили за закрытыми для прессы дверьми. Лишь после них делались официальные заявления. Но не секрет, что финансовый аспект занимал далеко не последнее место.

После встречи с президентом страны обе стороны выразили уверенность, что имеются все возможности для обеспечения более высокого уровня киргизско-американских отношений, а Баучер сообщил, что Киргизия могла бы стать образовательным центром всего центрально-азиатского региона.

Стоит сказать, что после встреч Баучера с премьером Алмазом Атамбаевым и министром иностранных дел Эднаном Карабаевым киргизская сторона попросила правительство США пойти навстречу в вопросе включения страны в программу "Счет вызовов тысячелетия". При этом премьер выразил заинтересованность в участии в работах по восстановлению Афганистана и поддержке правительства США в поиске инвесторов для строительства электростанций, чтобы экспортировать избыток электроэнергии в Афганистан.

На это Баучер ответил: «Мы детально поговорим об увеличении производства и экспорта электроэнергии Киргизии. Кыргызстану будет нецелесообразно отдавать предпочтение какой-либо одной стране, одному партнеру или какому-то одному направлению торгового сотрудничества. Потому что независимость Киргизии заключается в том, чтобы использовать все эти возможности и не допустить превосходство над собой той или иной одной страны, торгового партнера, или других внешних факторов». Он заявил, что США поддержат проводимые в Киргизии реформы, но вопрос о включении Киргизии в программу помощи "Счет вызовов тысячелетия", по которой странам предоставляется финансовая помощь, останется открытым до конца августа[217].

МИД Киргизии считает недопустимым использование расположенной на территории столичного аэропорта Манас авиабазы сил международной коалиции вне рамок операции "Несокрушимая свобода". Об этом говорится в распространенном 22 мая 2007 года официальном сообщении киргизского внешнеполитического ведомства.

«Любое использование авиабазы в целях, выходящих за рамки операции "Несокрушимая свобода" на территории Афганистана, будет рассматриваться как нарушение заключенных соглашений», – говорится в сообщении. В документе также отмечается, что в соответствии с подписанным с США межправительственным соглашением бишкекская авиабаза предназначена исключительно «для использования в осуществлении членами международной антитеррористической коалиции гуманитарной помощи, боевых действий и их поддержки в рамках операции "Несокрушимая свобода"»[218].

На днях же в Киргизии появилось движение за вывод американской базы с территории страны.

Идея попросить американцев принадлежит партии коммунистов, они же обещают заручится поддержкой других политических сил. Новый виток антиамериканских настроений наблюдается на фоне слухов о вероятном использовании базы в Киргизии для возможного нападения на Иран. Другие аналитики видят в этом попытку торга и желание Бишкека снова пересмотреть арендную плату, в прошлом она неоднократно повышалась.

Таким образом, решение по финансированию Киргизии будет принято лишь после бишкекского саммита ШОС, который состоится в середине августа. И США получает возможность понаблюдать за поведением своего партнера, а только потом решать – дать Киргизии финансирование или нет. Пока же ясно одно – что база Ганси в Киргизии остается до "полной стабилизации ситуации в Афганистане".

Когда же наступит устраивающая заокеанских воинов стабилизация, не известно даже им самим.