2. Состояние и перспективы развития узбекско-турецких отношений
Важной особенностью узбекско-турецких отношений в 90-е годы по признанию обеих сторон являлся их весьма нестабильный характер. Как известно, на первом этапе независимого существования Узбекистана его политическое руководство и на уровне деклараций, и на уровне реальной стратегии делало ставку на одновременное использование элементов китайской и турецкой моделей развития. Необходимо подчеркнуть, что использование элементов турецкой модели, по крайней мере в период 1991–1993 годов, до некоторой степени совпало и с политической ориентацией на Турецкую Республику. Впрочем, подобное обстоятельство, прежде всего, подпитывалось высокими ожиданиями крупномасштабной финансово-экономической помощи и соответствующих инвестиций, которые должны были поступать как из самой Турции, так и через нее из стран Запада. Бесконечные рассуждения и заявления на эту тему всевозможных западных и турецких политиков первоначально обнадежили, а впоследствии, оказавшись неадекватными, тем сильнее раздражили руководство РУ. Запоздалое осознание этого обстоятельства Анкарой, продолжавшей по инерции указывать на свою посредническую роль между Европой (а также США) и Центральной Азией, послужило дополнительной причиной охлаждения в узбекско-турецких отношениях в 1993–1995 гг.
Что касается узбекского руководства, то по его расчетам, Турция должна была сыграть роль более или менее эффективного политико-экономического противовеса России. Ожидания эти, как известно, не оправдались. Неизменный же менторский тон турецкой стороны на фоне ее недостаточной политической и экономической активности вызывал постоянно растущее недовольство Ташкента. Давно вызревавшие элементы напряженности вышли на поверхность уже в 1994 г. Серьезный кризис в двусторонних отношениях порождают низкие объемы реальной экономической помощи, непрекращающиеся попытки прямой и косвенной вербовки обучающихся в Турции узбекских военнослужащих и студентов и, наконец, публичные антикаримовские выступления узбекских оппозиционных сил, в первую очередь лидера партии «Эрк» М. Салиха, прибывшего в Турцию еще в июне 1993 г. В мае 1994 г. в Ташкент был отозван обвиненный в «связях с М. Салихом» узбекский посол У. Абдураззаков. Не способствовало снятию напряженности и крайне двойственное заявление представителя МИД Турции: «Турция не позволит каких-либо действий, направленных против братского Узбекистана. Вместе с тем она является правовым государством и те, кто не нарушает турецкие законы, может оставаться на ее территории столько, сколько захочет». Положение отчасти нормализовалось лишь после отъезда М. Салиха из Турции в ФРГ осенью 1994 г. Возникшее охлаждение в двусторонних отношениях удалось отчасти преодолеть в ходе июльского (1995 г.) визита в Узбекистан премьер-министра Турции Т. Чиллер. Итоги же майского (1996 г.) визита президента Турции С. Демиреля позволили некоторым наблюдателям даже заговорить о намерениях сторон поднять отношения до уровня стратегического партнерства. В пользу последнего говорило и подписание беспрецедентного по форме Договора о вечной дружбе и сотрудничестве. Впрочем, уже в июле того же 1996 г. приход к власти в Турции коалиционного правительства во главе с лидером исламской Партии благоденствия Н. Эрбаканом оборачивается очередным охлаждением в отношениях между Ташкентом и Анкарой. В руководстве РУ, похоже, более чем всерьез восприняли некоторые панисламистские лозунги Эрбакана, усмотрев в них угрозу возможного турецкого вмешательства в столь болезненную для Узбекистана внутреннюю исламскую сферу. Следует отметить, что плохо скрываемая подозрительность узбекского руководства не изжита и по сей день; постепенная же нормализация двусторонних политических отношений происходит практически исключительно по инициативе Анкары. Наиболее важными событиями в этом плане становятся официальный визит И. Каримова в Турцию в ноябре 1997 г., ответный приезд в РУ премьер-министра Турции М. Йылмаза в апреле 1998 г. и, наконец, участие (29 октября 1998 г.) президента Узбекистана в юбилейных мероприятиях по случаю 75-летия провозглашения Турецкой Республики. Немаловажно, впрочем, что в ходе этих встреч основное внимание уделялось вопросам сотрудничества в области экономики и культуры. Собственно политическая составляющая двусторонних отношений до недавнего времени либо отсутствовала вовсе, либо отличалась малозначимой декларативностью. Своего рода сигналом к преодолению затянувшегося охлаждения становятся две последовательные встречи президентов И. Каримова и А. Сезера в сентябре-октябре 2000 г., на которых речь шла преимущественно о тесном взаимодействии на антитеррористическом направлении. Впрочем, уже 26–27 апреля 2001 г. демонстративное отсутствие И. Каримова на очередном (седьмом) саммите тюркоязычных стран стало свидетельством недолговечности очередного потепления в двусторонних отношениях.
Узбекско-турецкие торгово-экономические отношения взяли достаточно быстрый старт в 1992 году. Ташкенту по линии «Эксимбанка» был предоставлен кредит на сумму 250 млн. долл. (125 млн. долл. для закупки турецких товаров и столько же под долгосрочные проекты: строительство сахарного завода в Хорезме, завода по производству холодильников в Самарканде, торгового центра в Ташкенте). На тот момент эта была вторая по величине кредитная линия «Эксимбанка», предоставленная тюркским республикам бывшего Союза (280 млн. долл. было выделено Азербайджану). Позиции Узбекистана укрепились лишь в 1993 году, когда из общей суммы помощи Турции тюркским республикам в 960 млн. долл. на долю Узбекистана пришлось 595 млн. или 62%. По сравнению с 1992 годом товарооборот между двумя странами вырос почти в 3,5 раза и составил 245,5 млн. долл. Существенное сокращение товарооборота в 1994 году (142 млн. долл.) явилось следствием как глубоких политических разногласий, так и неполного использования кредитной линии к концу 1994 года.
После 1994 г. вновь обозначился рост товарооборота между двумя странами: 1995 г. – 199 млн., 1996 г. – 286 млн., 1997 г. – 400 млн. Последовавшее с конца 1997 года более чем двухгодичное охлаждение в политических отношениях Ташкента и Анкары вновь привело к существенному падению товарооборота сначала до 285 млн. (в 1998 г.), а затем и до 150 млн. долл. (в 1999 г.). Разумеется, сказался и затяжной экономический кризис, переживаемый как Узбекистаном, так и Турцией.
Следует особо отметить, что в последние годы происходит рост лишь показателей узбекского импорта из Турции (на сегодня свыше 85% в общей структуре товарооборота), объем же узбекского экспорта не выходит за рамки 40–60 млн. долл. Последнее обстоятельство связано прежде всего с ежегодным уменьшением сбора хлопка, удельный вес которого в виде сырца и хлопко-волокна составляет свыше 90% узбекского экспорта. Судя по всему, очевидная нереалистичность задачи достижения продовольственного и товарного самообеспечения будет и далее поддерживать повышенный интерес руководства РУ к поставкам дешевых турецких продуктов питания (более 35% узбекского импорта из Турции) и товаров народного потребления (около 30%).
Проблемы с конвертацией и в целом ухудшение экономической ситуации в Узбекистане, похоже, не подорвали здесь позиции турецкого бизнеса, опору которого составляет пользующаяся благосклонностью властей РУ строительная индустрия. Вновь заручившись личной поддержкой И. Каримова, существенно укрепила свое положение в Узбекистане и промышленно-финансовая компания «Коч холдинг», которая уже в 1998 г. завершила строительство в Самарканде завода по сборке миниавтобусов и минигрузовиков.
Несмотря ни на что, обе стороны в целом дают сходные позитивные оценки итогов торгово-экономического сотрудничества в 90-е годы. Небезынтересно и то, что в отличие от других государств «южного пояса» (равно как и западников) в Турции, похоже, по-прежнему рассматривают Узбекистан в качестве приоритетного партнера в Центральной Азии, подчеркивая его особое географическое положение, относительно развитую инфраструктуру и устойчивые возможности для взаимовыгодного взаимодействия в сфере традиционных для Турции отраслей промышленности: текстильной и пищевой.
В первой половине 1990-х годов особое место в рамках двусторонних отношений занимала сфера культуры и образования. Уже летом 1992 года в Стамбуле состоялась встреча министров культуры Турции, Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Азербайджана и самопровозглашенной Турецкой Республики Северного Кипра. Главным в повестке дня встречи был вопрос о формировании единого языкового и культурного пространства. Именно в рамках этой встречи было принято принципиальное решение о выделении стипендий для представителей «тюркских государств» в учебных заведениях Турции, в том числе и военных. В 1992–1993 гг. в Турцию выехало около 2000 узбекских студентов, значительная часть которых спустя 2–3 месяца либо вернулась обратно, либо занялась бизнесом; многие приехали не на полный курс обучения, а лишь по краткосрочным программам обмена. Сказалось и недовольство узбекской стороны невысоким уровнем преподавания, неприязненным отношением к выходцам из Узбекистана и в особенности усилением влияния в их среде узбекских оппозиционеров, находящихся в Турции, и случаями вербовки. Кроме того, до 1995 г. практически не производился предварительный отбор студентов. В июле 1995 г. по итогам предварительного экзамена было отобрано 148 студентов; в 1996 г. это число уменьшилось и составило 100 человек, однако после укрепления позиций исламистов в Турции власти РУ незамедлительно заблокировали приезд даже этой небольшой группы учащихся. В дальнейшем обмены были фактически свернуты и, несмотря на настойчивость турецкой стороны, не возобновлены до сегодняшнего дня.
Важным направлением деятельности Турции в сфере образования служит также создание и обеспечение работы в Узбекистане турецких, а точнее узбекско-турецких школ и лицеев. Число их за последние годы несколько сократилось, что явилось результатом, с одной стороны, некоторого недовольства узбекской стороны подспудной политизированностью лицеев, а с другой, уменьшением турецкого бюджетного финансирования подобной активности. По состоянию на начало 1994 года в Узбекистане имелось 27 лицеев, из которых на сегодня функционируют 22. При этом лишь 6 из них (в Ташкенте, Намангане, Андижане, Самарканде, Навои и Карши) являются относительно крупными и значимыми учебными заведениями.
Не получило особого развития и сотрудничество в военной сфере. В период с 1992 по 1994 год в турецких военных училищах прошли обучение 50 курсантов из Узбекистана; еще 20 сотрудников МВД РУ получили годичную стажировку в полицейской академии в Анкаре. После 1994 года, по имеющимся сведениям, военнослужащие Узбекистана на обучение и стажировку в Турцию более не направлялись. Турецкая сторона неоднократно пыталась также поднимать вопрос о возможных поставках некоторых (в основном устаревших) видов турецкой бронетанковой техники. Так, в частности, во время майского (1996 года) визита Сулеймана Демиреля находившийся в составе его делегации начальник генерального штаба ВС Турции в ходе переговоров предложил даже наладить в Узбекистане производство турецких БТРов, с тем чтобы первоначально укомплектовать ими формировавшийся Центразбат. Как и во всех предыдущих случаях, турецкие предложения о сотрудничестве в военной области были мягко отклонены узбекской стороной. Объясняется подобная позиция не столько даже обозначенными выше политическими причинами (включая и небеспочвенные опасения возможной вербовки), сколько низким качеством турецкой техники, существенно уступающей и западным, и российским аналогам. Что касается расчетов турецкой стороны, то следует признать, что они изначально носили не столько военно-экономический, сколько рекламно-пропагандистский характер, хотя решение даже этой задачи Анкаре дается не без труда. В январе 1998 г. турецкая сторона смогла реанимировать межведомственные контакты по линии министерств обороны, подписав с Узбекистаном достаточно декларативный План двустороннего военного сотрудничества на 1998 г. Впрочем, и в 1998 г. узбеки, как и ранее, отказались как от предусмотренного Планом приобретения турецкой техники (БТРы типа «Кобра»), так и от направления узбекских офицеров на переподготовку в Турцию. В результате свое присутствие в Узбекистане турецким военным удалось на сегодня фактически обозначить лишь дважды: за счет участия взвода турецкой армии в многонациональных учениях Центразбат-97 и Центразбат-98. В 2000 г. стороны пошли на подписание Межправительственного Соглашения о сотрудничестве в военной и военно-технической областях, а в ходе предшествовавших этому переговоров по линии МВД и Генштаба согласовали возможность оказания Турцией помощи РУ в борьбе с международным терроризмом, а также подготовки в Турции сил узбекского спецназа. Тем не менее есть все основания прогнозировать, что и данные соглашения останутся преимущественно на бумаге.
Многообещающий старт узбекско-турецких отношений в 1991–1993 гг. уступил место двум сменившим друг друга периодам охлаждения (в 1994–1995 гг. и в 1996–1997 гг.), которое не вполне преодолено и до сих пор. Как известно, руководство Турции поспешило занести Узбекистан в список тюркоязычных государств, которому уже в силу преобладающей этнокультурной и религиозной традиции как бы предопределено находиться в сфере турецкого влияния, что не позволило политикам вовремя увидеть временный и условный характер протурецкой ориентации Узбекистана, равно как и предотвратить весьма серьезный всплеск раздражения со стороны Ташкента.
В первой половине 90-х годов двусторонние узбекско-турецкие отношения отличались достаточно сбалансированным соотношением их экономической, культурной и политической составляющих. Впоследствии собственно политические контакты во многом потеряли и былую доверительность, и прежнюю эффективность. Существенно сократились связи в гуманитарной сфере. В результате на переднем плане остались торгово-экономические отношения.
Можно констатировать, что в 90-е годы Турция оставалась для Узбекистана одним из основных торговых партнеров. Что касается Анкары, то говорить об экономической приоритетности узбекского направления, разумеется, не приходится. Речь идет, скорее, о заинтересованности руководства Турции в сохранении за собой на долгосрочную перспективу центрально-азиатского экономического плацдарма в целом, что представляется проблематичным без закрепления необходимых позиций в Узбекистане.
Обращает на себя внимание также следующее обстоятельство. Если в период 1992–1994 годов именно Узбекистан всячески добивался благосклонности Турции, руководство которой в свою очередь время от времени позволяло себе жесткие интонации в отношении Узбекистана, то в последующем ситуация меняется едва ли не на противоположную. Уже Турция пытается (как в 1996 г.) подыгрывать антироссийским и антиинтеграционным настроениям узбекского руководства, поддерживать узбекские региональные амбиции или международные инициативы Ташкента (типа введения эмбарго на поставки оружия в Афганистан). Думается, что подобная корректировка турецкой позиции по большей части объясняется запоздалым осознанием ограниченности собственных экономических и политических ресурсов. На сегодня бросается в глаза едва ли не подчеркнутая пассивность Ташкента, которого Анкаре приходится постоянно настойчиво уговаривать идти на поддержание регулярных двусторонних контактов.
Заключение
Можно констатировать, что приоритетными партнерами друг для друга Турция и Иран, с одной стороны, и государства Центральной Азии (в частности Узбекистан), с другой, не стали и, по меньшей мере, в среднесрочной перспективе не станут. Последнее обусловлено прежде всего объективными экономическими причинами. Речь идет о долгосрочной инерционности прежних советских народно-хозяйственных механизмов, отсутствии в Центральной Азии благоприятного инвестиционного климата, относительной неразвитости транспортных и трубопроводных систем региона, равно как и технико-политических сложностях в их переориентации с традиционного северного на иные направления.
Немаловажно и то, что ресурсный потенциал региона в целом (и Узбекистана в частности) оказался неадекватным как первоначальным завышенным оценкам, так и реальным возможностям введения собственных сырьевых запасов в мировой оборот. Существенным обстоятельством является и невысокий донорский инвестиционный потенциал как Ирана, так и Турции, как известно, не столько размещающих, сколько привлекающих инвестиции.
Следует также учитывать готовность Тегерана (наиболее четко обозначившуюся к середине 90-х годов), в меньшей степени Анкары, рассматривать Центральную Азию в качестве зоны преимущественного влияния и ответственности России и в целом учитывать российские интересы, избегая прямой конфронтации с Москвой. Отсюда и преобладающая установка – не столько на вытеснение России, сколько на взаимодействие с ней на новых условиях.
Кроме того, несмотря на то, что в отличие, скажем, от американцев руководство Ирана или Турции в своих контактах с Узбекистаном ни разу не поднимало малоприятную для Ташкента тему прав человека, на практике, тем не менее, южные соседи РУ неоднократно демонстрировали готовность поддержать либо националистическую (Турция), либо исламскую (Иран) оппозицию. Во всяком случае, предоставление политического убежища лидеру «Эрка» М. Салиху в свое время серьезно осложнило двусторонние отношения с Турцией; аналогичный эффект имело и краткосрочное пребывание лидеров ИДУ на территории Ирана.
Немаловажно и то, что и внешняя политика самого Узбекистана на южном направлении пока еще не приобрела законченных очертаний, подчас отличается непоследовательностью и определенной непредсказуемостью. Отсутствие наглядного проработанного стратегического курса приводит подчас к тому, что не до конца осознанные собственные национальные интересы приносятся в жертву различным сиюминутным тактическим построениям. Впрочем, по крайней мере, в среднесрочной перспективе ожидать здесь каких-либо кардинальных изменений не приходится в силу ограниченности имеющихся у Ташкента ресурсов и невозможности сконцентрировать их на этом направлении.
Список литературы
1. Кит М.Т. Внешняя политика ИРИ // «Вестник Евразии». – М., 2005. – №1.
2. Киреев Т.Д. Внешняя политика Турецкой Республики на современном этапе. – М., 2009.
3. Леонов К.И. Страны Ближнего Востока. – М., 2001.
4. Жданов Н.В. Исламская концепция миропорядка. – М., 1991.
5. Востоковедный сборник. – М., 2002.
6. Востоковедный сборник. – М., 2003.
7. Востоковедный сборник. – М., 2007.
8. Ахмедов А. Социальная доктрина ислама. – М., 1982.
9. Мировая экономика и международные отношения. – 2001. – №1.
... этих карточек каждый прибывающий в Казахстан гражданин из этих республик должен будет декларировать цель своего приезда в нашу страну. Глава III. Политические аспекты казахстанско-турецких отношений на современном этапе 3.1. Сотрудничество Казахстан – Турция как составная часть интеграционных процессов Мировое сообщество с удовлетворением отмечает, что Казахстан и Турция, являясь ...
... культурно-исторической общности евразийских народов». В предлагаемой статье будет сделана попытка лишь выборочно, кратко – из-за обширности темы – оценить тенденции развития российско-турецких отношений в контексте общерегиональных евразийских процессов, которые в их созидательном варианте призваны обеспечивать каждому субъекту системы евразийского взаимодействия мирное независимое развитие, рост ...
... в вопросе урегулирования карабахского конфликта и т.д. В июле 1992 г. состоялась первая встреча президента Тер-Петросяна с премьер-министром Турции Сулейманом Демирелем. Тема урегулирования карабахского конфликта на этой встрече стала основной. Турецкая сторона выдвинула требование оставить города Шуши и Лачин, занятые армянскими силами, а также отметила особую важность Нахичевани для Турции. В ...
... отличие от конституций союзных республик, Основной закон Союза включил специальную, хотя и маленькую, главу об органах государственной безопасности - об Объединенном государственном политическом управлении. Конституция 1924 года просуществовала с точки зрения исторической весьма не долго - каких-то 12-13 лет. Но это были сложные и ответственные годы строительства социализма, победа которого была ...
0 комментариев