Жак Луи Давид

2. Жак Луи Давид

Эстетические воззрения Наполеона при всей его решительности и непоколебимости не отличались постоянством. Иногда он требовал откровенной идеализации. Иногда же, особенно когда речь шла о батальных картинах, требовал справедливости деталей. Но как бы там ни было, художники могли показывать правду лишь до тех пор, пока она не противоречила желаниям Наполеона. Легче всего представить себе официальный заказной портрет конца XVIII — начала XIX века, обратившись к портретам самого Бонапарта. Прижизненная иконография Наполеона огромна. В ее создании приняли участие почти все сколько-нибудь значительные живописцы и скульпторы того времени. Понравившиеся Наполеону портреты размножались как создававшими их художниками, так и их помощниками. Популярный в начале XIX столетия Робер Лефевр, например, тридцать семь раз повторил написанный им в 1806 году «Портрет Наполеона-императора».[14]

Из всего многообразия репродукций с изображением Наполеона сузим круг до работ, написанных при его жизни и наиболее выдающимися художниками того периода. Каждый из живописцев изображал Бонапарта в различные периоды его жизни, поэтому жесткую хронологию по двум параметрам: художник и период карьеры, составить не удастся. Следовательно, можно рассмотреть образ Наполеона по репродукциям отдельно взятых мастеров.

И начать стоит с художника наиболее приближенного во временном отрезке к Бонапарту.

Жак Луи Давид родился в 1784 году . Один из наиболее известных живописцев конца 18 начала 19 веков. Он был лидером «неоклассицизма» и кумиром начинающих художников того времени. С 1804 года был «первым художником» Наполеона. Так же как и в портретах многих других живописцев, в работах Давида всегда можно с большой точностью определить отношение автора к изображаемому герою. В заказанных Наполеоном холодно-эффектных, пёстрых по цвету и перегруженных по композиции картинах ощутимо равнодушие художника к изображаемым событиям, однако он стремится к выразительной характеристике отдельных персонажей. [10]

Говоря о знаменитой картине «Бонапарт на привале Сен-Бернар», написанной в 1801 году, стоит заметить, что до него Давидом в 1797 г. был начат другой портрет, отличающийся большей жизненностью и драматической выразительностью (портрет остался незаконченным). Чтобы получить наиболее полное представление о том, как складывались отношения Наполеона и Давида, стоит отдельно остановиться на истории создания этого наброска. Живописец просил генерала подарить ему хотя бы одни сеанс, он должен написать портрет. Как скучала кисть Давида по возвышенному и героическому! «Сабинянки» не могли насытить его искусство, давно и накрепко сросшееся с реальной действительностью. Бонапарт согласился, хотя без особой радости. Обещал приехать в мастерскую в ближайшие дин. Давид вернулся к себе, воодушевленный мыслью о будущем портрете. Назавтра ученики по указанию Давида соорудили помост в ателье. Бонапарт, однако, не являлся. Художник послал ему несколько записок. Выяснилось, что генерал попросту забыл о данном обещании.

В конце концов он вес же приехал, вызвав в Лувре чудовищный переполох: из всех мастерских выскочили художники, провожая глазами знаменитого гостя. Дюсеи, ученик Давида, вбежал и ателье, дрожа "от восторга, и провозгласил, словно актер, играющий трибуна во французском театре: «Вот он — генерал Бонапарт!»

Бонапарт вошел, не обратив внимания на всеобщее смятение, два офицера его сопровождали. Генерал был одет просто, как для обычной верховой прогулки: синий редингот поверх белого колета, высокий черный галстук. Пудреные волосы оттеняли загорелое лицо. Он бросил треуголку в кресло, раскланялся с Давидом. Пока Давид приготавливал краски и обсуждал с адъютантом детали костюма, в котором собирался писать генерала, Бонапарт внимательно разглядывал «Брута». Лицо его при этом оставалось совершенно бесстрастным. Потом он надел мундир и занял место на помосте.

Давил принялся за работу. Композиция портрета была готова в его воображении, он даже успел набросать ее на холсте. Художник решил изобразить генерала без шляпы, с развевающимися волосами, держащим в руке мирный договор с Австрией. Сделав быстрый рисунок, Давид начал писать. Проложил топ мундира, воротника, каштановых волос, на которых тускло серебрилась пудра, смуглого лица. Сходство появилось сразу: воспоминания о первом впечатлении в Люксембургском дворце, сделанный там набросок, размышления минувших дней помогли Давилу. С едва тронутого красками холста смотрело сухое властное лицо с презрительным ртом и острым, выступающим подбородком. Глаза внимательно вглядывались в даль, словно озирая позиции неприятеля.

Сеанс продолжался около трех часов. Бонапарт. прервал его вежливо, но решительно. Почти не взглянув на холст, он стал прощаться с Давидом.

— Напрасно вы не согласились приехать о мою армию, – сказал он. — следует ли избегать живописцу современности? Ваш ученик Гро стал настоящим солдатом и видел войну. Быть может, меня ждут еще более чудесные места, Поедемте. Я отправляюсь в страну, которая славится своим чудесным небом и ценнейшими памятниками древности,

Давид ответил ни к чему не обязывающей фразой, он не понял, о какой стране идет речь, и не стал расспрашивать. Быть может, знай он, о чем говорит Бонапарт, он согласился бы ехать. Неведомо для самого себя Давид одним из первых во Франции услышал о намерении Бонапарта отправиться в Египет. [1]

Совсем в ином плане написан конный портрет знаменитого полководца на привале Сен-Бернар. В это время Давид видел в Наполеоне только героя-победителя и принял заказ изобразить его спокойным на вздыбленном коне. Однако позировать Бонапарт отказался, мотивируя это тем, что мало кого интересует реальное сходство, достаточно выразить суть гения. Сходство Давид сохранил. У него остались наброски, да и без них он помнил генерала. Для фигуры позировали старший сын и художник Жерар. Портрет понравился зрителям, восхищаясь Бонапартом, восхищались Давидом. Труднее всего упрекнуть живописца за холодность, тем более, когда она скрыта блеском кисти лучшего мастера Франции. Давид выполнил пожелание и создал произведение, похожее в большей степени на памятник, а не на портрет полководца. [2] Давид представил серую в яблоках лошадь. Подобно изваянию высится она на фоне холодного серо-голубого неба и заснеженных гор. Движение ее кажется заторможенным, раз навсегда остановившимся. Образ Наполеона решен в героико-приподнятом плане. В картине нет благородной естественности. Давид сознательно «сгущает краски»: плечи Наполеона окутывает красный плащ и ветер поднимает его край, отчего плащ становится похожим на крыло огромной птицы. Рука театральным жестом направлена в небо, колени судорожно прижаты к коню. Из-под надвинутой на лоб треуголки смотрят горящие глаза, пряди волос падают на бледное лицо, губы плотно сжаты. Перед зрителем поистине байронический герой. Созданный Давидом образ Наполеона предвосхищает те образы императора, которые будут варьировать на все лады художники романтической поры — авторы живописной и графической «наполеоновской эпопеи». Как и в ряде других, более ранних портретов, Давид вводит в композицию надписи, только здесь это не распоряжения о благе народа или решения, свидетельствующие о борьбе с монархией, а сопоставление имени Наполеона с начертанными на камне именами Ганнибала и Карла Великого. Не только трактовкой образа, которую можно уподобить конному памятнику, но и надписью Давид вносит имя своего героя в историю. Показателен и такой композиционный прием, как сопоставление величественной фигуры полководца на коне с маленькими фигурками солдат, бредущих вдали. Первый консул был весьма удовлетворен портретом и сразу же заказал несколько повторений. [1]

После того, как Давид стал живописцем Наполеона, тот в свою очередь изъявил желание, чтобы в произведении искусства было, прежде всего, отражено восхваление империи, и тогда Давид по его заказам написал две крупные композиции: «Коронование императора и императрицы» (1806-1807) и «Присяга армии Наполеону после раздачи орлов на Марсовом поле в декабре 1804 г.» (1810). Получить заказ на такую большую и сложную работу было счастьем и честью для Давида. Он даже написал Наполеону письмо, которое начиналось с благодарственных строк: «Государь!

С тех пор пан пито количество мне оказало честь избрать меня для написания картин, посвященных церемонии коропояпппи, я намеревался отдать свою кисть всецело на службу вашему величеству и сделать свою семью счастливой тем, что принесет мне мое работа.» [7 с.240]

 На первом полотне художник стремился представить коронацию так, как она происходила в действительности, с максимальной объективностью. Каждое лицо изображено с большей экспрессией и психологичностью; идеализированы только образы Наполеона и Жозефины, выделенные светом. И по просьбе императора в композицию была добавлена, на самом деле отказавшаяся присутствовать на коронации, мать Наполеона. «Коронование…» характеризуется новой, более яркой цветовой гаммой ( здесь присутствуют черные, белые, зеленые, красные и золотистые тона), в которой угадывается стремление живописца передать краски такими, какие они есть на самом деле, и несоответствием между реалистическим портретом и театрально напыщенной и вялой композицией.[2] Приступая к основной работе, Давиду пришлось убедиться, что работа предстоит еше более запутанная, чем можно было предположить. Чуть ли не все участники церемонии претендовали быть изображенными в картине не на том месте, где они действительно стояли, а в соответствии с иерархией чинов и званий. Обидам, уговорам, прямым приказаниям не было конца, композицию то и дело приходилось менять. Где тут думать о прекрасном беспорядке красочных нитей, непосредственности движений. Мелкие уколы самолюбия чередовались с прямыми унижениями. Пий VII категорически отказался позировать Давиду. «Праведное небо! Наместник бога на земле станет позировать богоотступнику и цареубийце, кровожадному монтаньяру. Да и вообще писать папу римского великая честь.» [5 с.64] Но в итоге Папа Римский позировал Давиду. Потом шли десятки других портретов: члены императорской фамилии, высшие сановники, маршалы, фрейлины, иностранные послы. Турецкого посла тоже пришлось уговаривать, чтобы он согласился позировать. — коран запрещает изображение людей.

Картина была настолько велика, что не помещалась в ателье. Давиду предоставили часовню, кое-как оборудованную под мастерскую, С помощью своего ученика Руже Давид начал работать. Перспективное построение архитектурной части чертил декоратор Даготти — оно оказалось настолько сложным, что при всей своей опытности Давид боялся ошибиться. Приказания и исправления продолжали тревожить Давида. [5] Почти каждый раз, бывая в Париже, Наполеон находил время встретиться с Давидом и дать ему несколько советов относительно его работы над картиной. Если и в бытность свою консулом Бонапарт не стеснялся судить об искусстве без всякого смущения, то теперь и подавно он не стеснялся ничего. Впрочем, происходило это не потому, что Наполеон почитал себя знатоком живописи, просто он видел в картинах только удобное средство собственного возвеличивания и решительно ничем, кроме этого, не хотел интересоваться.

Наполеон остался недоволен, что Давид изобразил Пия VII сидящим со сложенными на коленях руками. «Я не для того пригласил его сюда, чтобы он ничего не делал», — сказал император, и Давиду пришлось переписать фигуру папы: теперь, подняв руку, он благословлял императорскую чету. Кажется, Давиду было труднее кончить «Коронацию», чем Наполеону покорить Пирону. Во всяком случае, он писал картину медленнее, чем император вел войны.

Только через три года после коронации, в 1807 году, окончил Давид полотно, равного которому по размеру не писал никогда. Он мог гордиться: груд, завершенный им, был велик, и ожидавшие почести тоже, вероятно, будут велики, но радости он не испытал. [5]

Стоит отметить, что данное событие в ту пору вызвало очень много негодования и разногласий, ведь до Наполеона титул императора был получен впервые Карлом Великим после коронации его в 800 году. И в самый ответственный момент церемонии, когда Папа Римский Пий VII вознёс в руках корону над головой будущего императора, Наполеон выхватил её и собственноручно водрузил на свою голову, а затем взял вторую корону и короновал свою жену Жозефину. Это был очень символичный момент. Наполеон не хотел, чтобы папскому жесту было преданно уж очень большое значение в данном событии. Он не пожелал принимать корону из чьи-либо рук, кроме своих. Этот знаменательный момент и изобразил Давид на своём знаменитом полотне.

В работе «Наполеон в рабочем кабинете», написанной в 1812 году, Давид отходит от идеализации образа Бонапарта и изображает реального человека. По свидетельствам современников именно на этом полотне передан самый правдивый образ Наполеона. Он изображен в скромном синем костюме полковника гренадеров гвардейской пехоты, стоящим у позолоченных массивных стола и кресла, на фоне свитков и фолиантов, часов, показывающих раннее время, когда начинается работа императора французов. Давид не польстил модели: хотя образ выглядит эффектным, но художник подчеркнул маленький рост Бонапарта, редкие волосы, обрюзгшее лицо. [10] Правы те исследователи, которые не отождествляют эту приземленность с ординарностью. Как никогда раньше, Давид передает в портрете напряженную работу мысли, ум Наполеона. В портрете «Наполеон в рабочем кабинете» Давид завершает традицию, сложившуюся во французском искусстве еще во времена Возрождения, когда в официальном портрете внешняя репрезентативность, представительность сочетались с правдивостью. [14]

Подытоживая, можно сказать, что в работах Давида видны профессионализм и отношение к Наполеону как к мировой личности. Какими бы сложными не были их отношения, в своих картинах Давид показывает только то, что хочет император, но при этом в его работах мы не видим сухого подчинения приказам и безжизненного исполнение заказа. Мы видим исторические события и конкретные сцены такими, какими их видел Наполеон, что важнее, чем просто хладнокровная констатация фактов.