1.  Источник производительности и роста находится в знании, распространяемом на все области экономической деятельности, через обработку информации.

2.  Экономическая деятельность смещается от производства товаров к предоставлению услуг. За сокращением сельскохозяйственной занятости следует необратимое сокращение рабочих мест в промышленном производстве в пользу рабочих мест в сфере услуг, которые, в конечном счёте, должны сформировать подавляющую долю занятости. Чем более развитой является экономика, тем больше занятость и производство должны быть сосредоточены в сфере услуг.

3.  В новой экономике будет расти значение профессий, связанных с высокой насыщенностью их представителей информацией и знаниями. Занятость в менеджменте, потребность в профессионалах и техниках будет расти быстрее, чем в любых других занятиях, и составит ядро новой социальной структуры.

Наибольший интерес для данного исследования представляет второе утверждение, что в постиндустриальном обществе экономическая деятельность сдвигается в сторону сферы услуг. Для нас это особенно интересно вследствие того, что туристская деятельность является ярким проявлением данной сферы, совокупностью различных услуг (транспортных, размещения, питания, экскурсионных).

Одной из важнейших, для данного исследования, чертой постиндустриального общества является высвобождение свободного времени. Данная тенденция информационного общества, коим является общество пост-индустриальное, описана в уже упомянутом ранее труде М.Кастельса. В четвёртой главе труда «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» он прослеживает трансформацию занятости населения на примере стран «большой семёрки». Данная работа М.Кастельсом была написана в 1995 г., когда Российская Федерация не входила в состав на настоящее время «большой восьмёрки», но, по нашему мнению, последующее принятие России в эту организацию свидетельствует о возможности приложения идей М.Кастельса к современному российскому обществу.

М.Кастельс отмечает факт того, что процесс труда располагается в сердцевине социальной структуры. «Технологическая и управленческая трансформация труда и производственных отношений в возникающем сетевом предприятии и вокруг него есть главный рычаг, посредством которого информациональная парадигма и процесс глобализации воздействуют на общество в целом».

Далее он выделяет применение теории постиндустриализма и информационализма в качестве важнейшего практического доказательства трансформации исторического развития и появления на свет новой социальной структуры. Характеристики этой структуры проявляются в сдвиге от товаров к услугам, увеличении рабочих мест для менеджеров и профессионалов, сокращении рабочих мест в сельском хозяйстве и промышленном производстве и растущим информационным содержанием труда в наиболее развитых экономиках.

Особо в исследовании М.Кастельса выделяется положение о том, что «в целом, традиционная форма работы, основанная на занятости в течение полного рабочего дня, чётко очерченных профессиональных позиций и модели продвижения по ступеням карьеры на протяжении жизненного цикла медленно, но верно размывается» [34].

Продолжение размышлений об изменение трудовой деятельности и свободного времени мы находит в седьмой главе книги М.Кастельса. В пятом пункте данной главы он исследует сжатие и искривление рабочего времени. М. Кастельс говорит о том, что работа ещё долго будет находиться ядром человеческой жизни. По его мнению, в современных обществах оплачиваемое рабочее время структурирует социальное время. Ссылаясь на исследование Мэдисона автор показывает, что за последние 100 лет рабочее время подверглось сокращению. Это произошло в количестве часов, отработанных человеком за год.

Далее М.Кастельс выделяет факт того, что «количество рабочих часов и их распределение на протяжении жизни человека, а также в годовых, месячных и недельных циклах жизни людей служат главным признаком того, как они себя чувствуют, наслаждаются или страдают.

Но произошло это в виде различных комбинаций растущего количества работы в течение неполного рабочего дня, сокращающей число и оговоренных в соглашении, и действительно отработанных часов в неделе, месяце, году и на протяжении всей жизни. Однако, анализируя этот основной тренд, нетрудно увидеть несколько явных тенденций увеличения числа отработанных часов, по крайней мере, в некоторых странах и для некоторых групп рабочих в различных странах. Эти тенденции могут свидетельствовать о возрастающей дифференциации продолжительности рабочего времени между странами и внутри них, происходящей после долгого периода стандартизации и гармонизации рабочего времени» [34].

В отношении более короткого рабочего времени и нетипичных графиков, М.Кастельс отмечает то, что «они связаны с неполным рабочим днём и временной работой и являются уделом в основном женщин и молодёжи. Так, в этих новых условиях рабочее время может потерять своё традиционное центральное место в жизненном цикле» [34].

Вместе с М.Кастельсом утверждая, что в современном мире жизненный цикл базируется не на основании биологических посылок, а на основе социальных категорий. Рабочее время было одной из центральных среди категорий. Но в то же время у М.Кастельса есть высказывание, согласно которому «лучшее время – моё время». М.Кастельс в заключение своего размышления делает следующий вывод: «Таким образом, реальный вызов, брошенный нам новым взаимоотношением между работой и технологией, имеет отношение не к массовой безработице, что я попытался доказать в главе четыре, а к совокупному сокращению рабочего времени жизни значительной части населения». И следствие того, что сейчас происходит сокращение рабочего времени, большинство людей имеют возможность иметь «своё время». Эту категорию своего времени они с наибольшей вероятностью будут использовать для своих потребностей. Чаще всего в настоящее время люди проявляют склонность к отдыху. Соответственно, своё время люди могут посвятить туризму. Кроме того, сокращение рабочего времени освобождает место в жизненном цикле. Естественно предположить, что это место в жизненном цикле будет чем-то занято. По нашему мнению, туристская деятельность может явиться той социальной категорией, которая заменит категорию рабочего времени.

«Это происходит, с одной стороны, из-за того, что возраст вступления в ряды рабочей силы становится всё выше и выше, так как всё большая часть населения учится в университетах: тенденция, являющаяся результатом культурных ожиданий, сужения рынков труда, требований о предоставлении свидетельства о высшем образовании, всё чаще предъявляемых рабочей силе нанимателями» [34].

В русле теории М.Кастельса понимание времени представлено в работе ЭлвинаТоффлера «Шок будущего». В данной работе написано, что «у каждого общества существует собственная специфическая установка по отношению к прошлому, настоящему и будущему, препятствующая адекватному восприятию времени, – своего рода предрассудок. Эта субъективная парадигма времени, сформировавшаяся как реакция на скорость происходящих перемен, и является одним из наименее заметных, но наиболее мощных решающих факторов социального поведения, что чётко отражается в способе подготовки обществом своей молодёжи к взрослой жизни». Э.Тоффлер выводит из своего рассмотрения времени следующее утверждение: «Развивающаяся промышленность потребовала от человека нового чувства времени» [81, с. 432].

Следовательно, на основании всего вышесказанного, по нашему мнению, можно говорить о том, что сокращение рабочего времени жизни значительной части населения ведёт к тому, что освободившееся свободное время человечеству будет необходимо чем-то занимать. Одним из способов реализации свободного времени населения может выступить туризм, как средство совокупности из организации времени и отдыха.

В.Иноземцев пишет, что современного человека отличает «новый характер мотивов и стимулов, определяющих его каждодневную деятельность: во всё большей мере они трансформируются из внешних, задаваемых стремлением к росту материального благосостояния, во внутренние, порождаемые жаждой самореализации и личностного роста. По мере того как основным источником прогресса западных обществ становится развитие составляющих их личностей, лучшим видом инвестиций оказывается потребление» [31].

Герберт Маркузе в работе «Одномерный человек: исследование идеологии развитого индустриального общества» пишет, что именно технический базис «сделал возможным удовлетворение потребностей и сокращение тяжёлого труда – и остаётся базисом ни больше ни меньше как всех форм человеческой свободы. В его реконструкции – т.е. в его развитии с точки зрения различных целей – и состоит, по-видимому, качественное изменение.

Автор подчеркнул, что это не означает возрождения духовных или иных «ценностей», которые должны дополнять научную и технологическую трансформацию человека и природы. Напротив, историческое достижение науки и техники сделало возможным перевод ценностей в технические задачи – материализацию ценностей. Следовательно, на карту поставлено переопределение ценностей в технических терминах как элементов технологического процесса [51, с. 490-491].

Развивая идею Г. Маркузе о переопределении ценностей, по нашему мнению, целесообразно привести далее цитаты из работы Алена Турена «Возвращение человека действующего». В части второй данной книги в главе «Восемь способов избавиться от социологии действия» в пункте пятом «Говорить о ценностях» А.Турен пишет, что «социология общественного порядка утверждает, что ценности представляют собой общие культурные ориентации общества и что они управляют коллективной жизнью, превращаясь в социальные нормы, которые в свою очередь преобразуются в организационные формы и роли».

Далее он отмечает, что «когда функционалистская социология упоминает о ценностях как принципах социальной интеграции, она справедливо подвергается политической критике, упрекающей её в единении с точкой зрения руководителей».

Позднее на основании этих двух определений автор делает следующий вывод: «понятие ценности выполняет функцию маскировки разрыва между культурными ставками и общественными интересами, маскировки классовых конфликтов». Продолжение этой мысли мы находим в утверждении, что «всякое общество замкнуто между культурными ориентациями и ценностями, между инструментами производства обществом самого себя и идеологическими инструментами воспроизводства неравенств и привилегий» [82, с. 72, 73]. По факту последнего утверждения А.Турена следует сказать следующее: туризм служит одним из средств для ознакомления человечества с культурным наследием цивилизации посредством познавательного туризма. Но культурное наследие цивилизации расположено по всему земному шару, а туризм пока что не является самой общедоступной практикой потребления, и соответственно не является доступным для всех слоёв населения Земли. Отсюда и следует, что общество даже при помощи туризма способно воспроизводить неравенство и привилегии.

Проблему ценностей в современном постиндустриальном обществе не обошел своим вниманием и Э.Тоффлер. У этого автора проблема ценностей описана в русле представленных выше работ Г. Маркузе и А. Турена. В первую очередь следует отметить важный факт выделяемый Э. Тоффлером: «Развивающаяся промышленность ускорила переворот в системе ценностей» [81, с. 432]. Данное высказывание полностью соответствует мыслям Г. Маркузе в отношении ценностей. В работе Э. Тоффлера «Шок будущего» написано, что «во всех технологически развитых обществах царит путаница при определении ценностей. Крах ценностей прошлого вряд ли прошёл незамеченным. Но большинство дискуссий об изменении ценностей бесплодны, так как в них отсутствуют два основных пункта. Первый из них – это ускорение.

«Оборот» ценностей сейчас происходит быстрее, чем когда-либо в истории. В прежние времена человек, выросший в каком-либо обществе, мог ожидать, что общественная система ценностей останется в основном неизменной в течение его жизни; гарантировать такое утверждение сейчас нельзя, разве что в самых изолированных дотехнологических сообществах.

Это подразумевает временный характер структуры как общих, так и личностных ценностных систем. Каково бы ни было содержание ценностей, которые возникают взамен ценностей индустриальной эры, они будут менее долговечны, чем ценности прошлых времён. Нет никаких доказательств того, что ценностные системы высокоразвитых технологических обществ могут вернуться к «устойчивому» состоянию. Если говорить о предвидимом будущем, следует предполагать ещё более быструю смену ценностей.

В этом контексте, однако, раскрывается другое мощное направление. Ведь фрагментация общества приносит с собой многообразие ценностей. Мы становимся свидетелями раскола консенсуса.

Большинство предшествующих обществ имело обширный основной набор общепринятых ценностей. Теперь этот набор сократился, и мало оснований предполагать, что формирование нового широкого консенсуса случится в грядущие десятилетия. Здесь действуют центробежные силы, а не центростремительные силы, направленные к многообразию, а не к единству» [81, с. 329–331]. В подтверждение своих слов Э. Тоффлер приводит ряд исследований, который говорит о том, что сейчас рекламируются различные наборы ценностей в зависимости от того, кто их пропагандирует; нет в обществах стандартов поведения, языка или манер; появлением «карманного набора» ценностей.

По нашему мнению, большое значение для данного исследования имеет следующий аспект проблемы ценностей в современном мире, представленный Э. Тоффлером. Он пишет: «По мере углубления проблемы сверхвыбора человек, у которого отсутствует чёткое представление о собственных ценностях (не имеет значения, какими они могут быть), постепенно впадает в угнетённое состояние. Преподаватели супериндустриальной эпохи не должны даже и пытаться навязывать учащемуся жёсткий ценностный комплекс, однако они обязаны систематически проводить официальные и неофициальные мероприятия, чтобы помочь учащимся определить, развить и проверить свои ценностные ориентации, каковы бы они ни были» [81, с. 451–454]. Мы выделили данный аспект проблемы ценностей вследствие того, что нам представляется возможным использовать туризм в качестве средства, способствующего определению, развитию и проверке ценностных ориентаций личности. Данные ориентации личности проходят своё становление и проверку в процессе социализации, одним из инструментов которой и является туризм.

Следует выделить факт того, что «люди станут “потреблять” стили жизни примерно так, как люди прошлого, менее богатого выбором, потребляли обыкновенные продукты» [81, с. 321–331].

По мнению Г. Маркузе, в отношении потребностей индивидов можно отметить, что «интенсивность, способ удовлетворения и даже характер небиологических человеческих потребностей всегда были результатом преформирования (в оригинале используется понятие preconditioning или being preconditioned, что в английском языке имеет техническое значение – «предварительная обработка». Автор, употребляя свой термин, имеет в виду то, что индустриальное общество формирует индивидуальные влечения, потребности и устремления в предварительно заданном, нужном ему направлении). Возможность делать или не делать, наслаждаться или разрушать, иметь или отбросить становится или не становится потребностью в зависимости от того, является ли она желательной и необходимой для господствующих общественных институтов и интересов или нет. В этом смысле человеческие потребности историчны, и в той степени, в какой общество обусловливает репрессивное развитие индивида, потребности и притязания последнего на их удовлетворение подпадают под действие доминирующих критических норм» [51, с. 266-267].

Подтверждение мыслей Г. Маркузе мы находим в работе Э. Тоффлера «Шок будущего». В данной работе он пишет, что «с появлением изобилия человеческие потребности перестают быть непосредственно связанными с биологическим выживанием и всё более индивидуализируются. Кроме того, в обществе, переживающем сложные, быстрые перемены, потребности человека, возникающие от его взаимодействия с окружающей средой, также преобразуются относительно быстро. Чем скорее в обществе осуществляются перемены, тем более временными становятся потребности. При всеобщем изобилии в новом обществе оно может обеспечить удовлетворение большинства этих краткосрочных потребностей. Часто, даже не имея чёткого представления о том, какие потребности он хотел бы удовлетворить, потребитель испытывает смутное желание перемен» [81, с. 80-81]. Именно эта тенденция временности потребностей представляет определённый интерес для нашего исследования по двум причинам. Первой причиной является то, что временность потребностей подтверждает теорию Г. Маркузе о ложных потребностях, которая будет рассмотрена нами далее. Вторая причина – это то, что временные потребности способствуют путешествиям человека, т.е. туризму. Это можно объяснить тем, что туристский продукт в большинстве случаев человеком выбирается на уровне внутренних желаний и внешних впечатлений.

Среди всей массы потребностей Г. Маркузе выделяет истинные и ложные потребности. По его мнению, «ложными» потребностями являются те, которые навязываются индивиду особыми социальными интересами в процессе его подавления: это потребности, закрепляющие тягостный труд, агрессивность, нищету и несправедливость. Утоляя их, индивид может чувствовать значительное удовлетворение, но это не то счастье, которое следует оберегать и защищать, поскольку оно (и у данного, и у других индивидов) сковывает развитие способности распознавать недуг целого и находить пути к его излечению. Результат – эйфория в условиях несчастья. Большинство преобладающих потребностей (расслабляться, развлекаться, потреблять и вести себя в соответствии с рекламными образцами, любить и ненавидеть то, что любят и ненавидят другие) принадлежат именно к этой категории ложных потребностей.

Такие потребности имеют общественное содержание и функции и определяются внешними силами, контроль над которыми индивиду недоступен; при этом развитие и способы удовлетворения этих потребностей гетерономны. Независимо от того, насколько воспроизводство и усиление таких потребностей условиями существования индивида способствуют их присвоению последним, независимо от того, насколько он отождествляет себя с ними и находит себя в их удовлетворении, они остаются тем, чем были с самого начала, – продуктами общества, господствующие интересы которого требуют репрессии.

Преобладание репрессивных потребностей – свершившийся факт, принятый в неведении и отчаянии; но это факт, с которым нельзя мириться как в интересах довольного своим положением индивида, так и всех тех, чья нищета является платой за его довольство. Безоговорочное право на удовлетворение имеют только первостепенные потребности: питание, одежда, жильё в соответствии с достигнутым уровнем культуры. Их удовлетворение является предпосылкой удовлетворения всех потребностей, как несублимированных, так и сублимированных.

Оценка потребностей и способов их удовлетворения при данных условиях, – по мнению Г. Маркузе, – предполагает нормы приоритетности – нормы, подразумевающие оптимальное развитие индивида, т.е. всех индивидов при оптимальном использовании материальных и интеллектуальных ресурсов, которыми располагает человек. Ресурсы вполне поддаются исчислению. «Истинность» и «ложность» потребностей же обозначают объективные условия в той мере, в которой универсальное удовлетворение первостепенных потребностей и, сверх того, прогрессирующее облегчение тяжёлого труда и бедности являются всеобще значимыми нормами [51, с. 267-268].

Подводя итог выделения истинных и ложных потребностей, Г. Маркузе пишет, что «право на окончательный ответ в вопросе, какие потребности истинны и какие ложны, принадлежит самим индивидам – но только на окончательный, т.е. в том случае и тогда, когда они свободны настолько, чтобы дать собственный ответ».

Г. Маркузе отмечает, что «перевод ценностей в потребности есть двоякий процесс: (1) материального удовлетворения (материализации свободы) и (2) свободного развития потребностей на основе удовлетворения (нерепрессивной сублимации). В этом процессе отношение между материальными и интеллектуальными потребностями претерпевает фундаментальное изменение. Свободная игра мысли и воображения предполагает рациональную и направляющую функцию в реализации умиротворённой жизни человека и природы. И тогда идеи справедливости, свободы и человечности обретают свою истинность и становятся совместимыми с чистой совестью на единственной почве, где это когда-либо было для них возможно, – в удовлетворении материальных потребностей человека и рациональной организации царства необходимости» [51, с. 493].

Далее автор выделяет факт того, что в сверхразвитых странах всё большая часть населения превращается в одну огромную толпу пленников, пленённых не тоталитарным режимом, а вольностями гражданского общества, чьи средства развлечения и создания душевного подъёма принуждают другого разделять их звуки, внешний вид и запахи.

Таким образом, была представлена проблема потребностей и ценностей человека в индустриальном обществе, представленная в труде Г. Мар-кузе, написанном в 1964 г.

В современном постиндустриальном обществе представленные подходы не сколько изменились. По нашему мнению, отражением современных подходов к вопросу потребностей может служить концепция постмодернити, уходящая терминами к культурологии. Согласно В.Иноземцеву, постмодернизм заявил о себе в 30-е гг. в первую очередь в сфере искусства (работами Л. Фидлера, И. Хассана и Ч. Дженкса), в 60-е гг. – в области философии и культурологии (на примере работ французских интеллектуалов, чьё мировоззрение формировалось под воздействием событий 1968 г.), а в 70-е и 80-е гг. – и в социологии (в этом случае следует отметить труды Т.Адорно и представителей так называемой франкфуртской школы, а также работы Ж.-Ф. Лиотара и Ж. Бодрийяра). Далее автор пишет, что пост-модернити определяется как эпоха, характеризующаяся ростом культурного и социального многообразия и отходом как от ранее господствовавшей унифицированности, так в ряде случаев и от принципов чистой экономической целесообразности.

В соответствие с исследованием В.Иноземцева, особого внимания заслуживают выводы теоретиков постмодернизма о снижении возможностей прогнозировать развитие как отдельных личностей, так и социума в целом, о неопределённости направлений общественного прогресса, о разделённости социума и активного субъекта. Вместе с тем постмодернисты считают, что в эпоху постмодернити преодолевается феномен отчуждения, трансформируются мотивы и стимулы деятельности человека, возникают новые ценностные ориентиры и нормы поведения.

Констатируя возросшую комплексность социального организма и связывая её с резко повысившейся ролью индивидуального сознания и поведения, постмодернисты переносят акцент с понятия «мы», определяющего черты индустриального общества (при всём присущем ему индивидуализме), на понятие «я». Как следствие, теория постмодернизма убеди-тельно обосновывает расширение рамок общественного производства и неизбежное в будущем устранение границ между производством и потреблением. В рамках этого подхода предлагаются всё более широкие трактовки как производства, в которое включаются все стороны жизни человека, так и потребления. При этом анализируются не столько сами факты потребления материальных благ и услуг, сколько статусные аспекты и культурные формы этого процесса.

С позиций постмодернизма переосмысливаются роль и значение потребительной стоимости и полезности, времени и пространства как культурных форм и в то же время факторов производства. Деятельность, объ-единяющая в себе черты как производства, так и потребления и создающая вещные и нематериальные блага лишь в той мере, в какой они обеспечивают самосовершенствование личности, не создаёт, с точки зрения постмодернизма, продукты как такие потребительные стоимости (use-values), другой стороной которых неизбежно выступает меновая стоимость (exchange-value). С переходом к эпохе постмодернити подлинное содержание полезности заключается не столько в универсальной потребительной стоимости продукта, сколько в его высокоиндивидуализированной знаковой ценности (sign-value). Изменяется и сам характер потребления, которое Ж.Бодрийяр называет consumation в отличие от традиционного consummation.

Исследуя хозяйственные процессы с точки зрения их субъекта, пост-модернисты обнаружили феномен симулированных потребностей, разграничили понятия потребностей (needs) и предпочтений (wants). Первые означают потребности, уже прошедшие социализацию; они заставляют рассматривать потребительское поведение как общественное явление; вторые основаны на субъективных устремлениях личности к самовыражению в потреблении. Называя инициированные подобным образом сущности символическими ценностями, постмодернисты отмечают их относительную несравнимость друг с другом, невозможность исчисления стоимости подобных объектов в квантифицируемых единицах цены или общей полезности.

Будучи изначально ориентированной не только и не столько на исследование объективных характеристик современного общества, сколько на изучение места и роли человека в нём, а в последнее время – также на изменения отношения личности к институтам и формам этого общества, теория постмодернизма глубже, чем иные направления социологии, проникла в суть явлений, происходящих на социопсихологическом уровне [31].

Несмотря на верность всех представленных выше положений, следует отметить, что теория постмодернити в настоящее время находится в очевидном кризисе. Этот кризис явился следствием крайне неудачного решения в рамках данной теории вопроса о терминологическом обозначении современной реальности. Но, несмотря на то, что доктрина постмодернити очень аморфна и не является в настоящее время серьёзной социологической теорией, тезисы, выдвинутые в её рамках, вполне могут быть использованы в постиндустриальной теории, так как они ей не противоречат.

Значение для нашего исследования также представляет работе Жана Бодрийяра «Система вещей». В данном труде автор в заключении приходит к определению понятия «потребление». Это понятие имеет для нас значение вследствие того, что туристская деятельность индивидов всегда связана с процессом потребления. Ж. Бодрийяр пишет, что «потребление – это не пассивное состояние поглощения и присвоения, которое противопоставляют активному состоянию производства, чтобы уравновесить, таким образом, две наивных схемы человеческого поведения (и отчуждения). Следует с самого начала заявить, что потребление есть активный модус отношения – не только к вещам, но и к коллективу и ко всему миру, – что в нём осуществляется систематическая деятельность и универсальный отклик на внешние воздействия, что на нём зиждется вся система нашей культуры.

Следует недвусмысленно заявить, что объект потребления составляют не вещи, не материальные товары; они образуют лишь объект потребностей и их удовлетворения. Ни объём материальных благ, ни удовлетворяемость потребностей сами по себе ещё не достаточны для того, чтобы определить понятие потребления; они образуют лишь его предварительное условие.

Потребление – это не материальная практика и не феноменология «изобилия», оно не определяется ни пищей, которую человек ест, ни одеждой, которую носит, ни машиной, в которой ездит, ни речевым или визуальным содержанием образов или сообщений, но лишь тем, как всё это организуется в знаковую субстанцию: это виртуальная целостность всех вещей и сообщении, составляющих отныне более или менее связный дискурс. Потребление, в той мере, в какой это слово вообще имеет смысл, есть деятельность систематического манипулирования знаками» [13, с. 212-213]. Туризм является подтверждением потребления, как деятельности систематического манипулирования знаками, так так туризм – это нематериальная и неосязаемая туристская услуга.

Далее автор переходит к описанию объекта потребления. Для этого он делает следующее замечание: «Чтобы стать объектом потребления, вещь должна сделаться знаком, т.е. чем-то внеположным тому отношению, которое она отныне лишь обозначает, – а стало быть, произвольным, не образующим связной системы с данным конкретным отношением, но обретающим связность, т.е. смысл, в своей абстрактно-систематической соотнесённости со всеми другими вещами-знаками. Именно тогда она на-чинает «персонализироваться», включаться в серию и т.д. – т.е. потреб-ляться – не в материальности своей, а в своём отличии.

Из такого преображения вещи, получающей систематический статус знака, вытекает и одновременное изменение человеческих отношений, которые оказываются отношениями потребления, т.е. имеют тенденцию «потребляться» (в обоих смыслах глагола se consommer — «осуществляться» и «уничтожаться») в вещах и через вещи; последние становятся их обязательным опосредованием, а очень скоро и заменяющим их знаком – алиби.

Как мы видим, потребляются не сами вещи, а именно отношения – обозначаемые и отсутствующие, включённые и исключённые одновременно; потребляется идея отношения через серию вещей, которая её проявляет». В отношении приведённой выше цитаты хотелось бы отметить следующее: туризм очень хорошо подходит под определение вещи-знака. Этот вид деятельности наиболее ярко представляется нам в виде персонализированной вещи. В случае туризма даже стандартный туристский продукт не будет являться массовым вследствие того, что у каждого потребителя этого продукта есть возможность варьировать окончательный состав продукта посредством приобретения либо только стандартного набора экскурсий, входимых в туристский продукт, либо приобретением ещё и дополнительных. При этом это потребитель может сделать как в туристской фирме, так и уже в месте прибытия.

Следующий вывод Ж. Бодрийяра следует отметить особо. Он пишет, что «Перед нами – мир потребления». Вслед за Ж. Бодрийяром и мы можем говорить, что мы сейчас живём в мире потребления. Сам автор является представителем концепции постмодернити и рассматриваемая книга была написана в 1968 г. т.е. в период становления постиндустриального общества, в котором мы сейчас проживаем. Позднее автор отмечает, что у потребления нет пределов. «Потребление именно потому столь неистребимо, что это тотально идеалистическая практика, которая за известным порогом уже не имеет более ничего общего с удовлетворением потребностей или же с принципом реальности» [13, с. 214–218]. Опять же соотнося туризм с последней цитатой Ж. Бодрийяра можно отметить верность данного утверждения вследствие того, что туризм является практикой потребления, но потребность в туризме не является основополагающей в жизни человека. Однако весь мир интересуется туристскими услугами и активно их потребляет.

В конце своей работы Ж. Бодрийяр выделяет факт того, что «Собственно говоря, потребление неистребимо именно потому, что основывается на некотором дефиците» [13, с. 218]. В отношении последнего факта мы можем сказать следующее: потребление туризма ярко отражает дефицитность потребления. В условиях современного российского общества туристская услуга пока что доступна не всем слоям населения. Но рассмотрим туристскую услугу под несколько иным ракурсом. Если туристская услуга в реальной действительности России является дефицитной, т.е. доступной не всем слоям населения, то почему бы в век высоких технологий не обратиться к новому виду туризма – виртуальному туризму. На территории страны с каждым годом увеличивается число пользователей компьютера, а вместе с этим и посетителей Интернета. Этот вид туризма нам представля-ется весьма перспективной формой для формирования личности современ-ных молодых людей. Кроме того, основу этой идеи мы находим у Э. Тоффлера в работе «Шок будущего». В разделе индустрия развлечений он пишет, что в перспективе возможно развитие новой индустрии. В этой индустрии продукцией будут не товары и обслуживание, а запрограммированные «ощущения». Эта индустрия станет основой грядущего супериндустриализма.

Тоффлер пишет, что «по мере того как рост благосостояния и ускорение темпа жизни безжалостно подрубают древнее стремление к собственности, потребители начинают столь же сознательно и страстно собирать ощущения, как некогда собирали материальные предметы. …В будущем, однако, всё больше и больше ощущений станет продаваться в собственном своём качестве, точно так же, как вещи. ….Именно такой процесс начинается уже сегодня. Он становится всё более заметным в некоторых областях индустрии, которые всегда – хотя бы отчасти – занимались производством ощущений». В данном случае Э. Тоффлер говорит о том, что индустрия ощущений распространяется на отдых и массовые развлечения. Потребителей данной индустрии притягивают именно переживания.

Ещё одна особенность индустрии ощущений состоит в том, что «важной разновидностью продукции ощущений будут имитированные «мирки», где потребитель без риска для жизни или репутации ощутит вкус приключений, опасности» [81, с. 250-251].

Как мы видим, из всего вышесказанного следует, что виртуальный туризм уже сейчас можно отнести к индустрии ощущений.

Таким образом, на стадии постиндустриального общества происходит сдвиг экономической деятельности к сфере услуг, высвобождается свободное время. У людей появляется категория «своего времени», которую они могут использовать для удовлетворения своей потребности в отдыхе, через форму туристских путешествий. В обществе появляется новое чувство времени. Материализация ценностей даёт возможность туризму проявляться в качестве средства, способствующего определённому развитию и проверке ценностных ориентаций личности.

Временность потребления в постиндустриальных обществах зарождает категорию человека путешествующего, кроме того, потребление в данном типе общества это, прежде всего деятельность системы манипулирования знаками, где туризм – это нематериальная и неосязаемая услуга. Что в ещё большей степени способствует популяризации в обществах виртуального туризма как новой категории в жизни обществ – «индустрии ощущений».

 


Информация о работе «Ценностное содержание туризма в представлениях российской студенческой молодежи»
Раздел: Физкультура и спорт
Количество знаков с пробелами: 215295
Количество таблиц: 29
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
364011
22
0

... — практической специализации, в процессе которой студенчество получает профессиональное образование, ибо оно послужит ему в дальнейшем в деле адаптации и социализации. 2. Особенности формирования ценностных ориентаций студенчества в КНР и России: сравнительный анализ 2.1 Содержание реформ: политические, экономические и социальные изменения в России и КНР 2.1.1 Содержание и итоги реформ ...

Скачать
148796
0
6

... крайне гетерогенна, политические субкультуры с совершенно различными , если не диаметрально противоположными ценностными ориентациями , отношения между которыми складываются конфронтационно , а подчас и антагонистично . § 2 Особенности молодежной политической культуры постсоветского периода В любом обществе наряду с политической культурой существуют различные политические субкультуры. ...

Скачать
128269
7
0

... определенная нормативно-правовая база социальной работы с данной категорией населения. Правовой основой социальной работы с молодежью являются федеральные законы, нормативные акты иного уровня, подкрепленные Конституцией РФ. [59]. Сегодня социальная поддержка молодежи, осуществляемая в рамках государственной молодежной политики, претерпевает существенные изменения. В зависимости от признания ...

Скачать
102188
0
0

... : - усилить взаимодействие с управленческими структуры системы дополнительного образования Ставропольского края, со специализированными образовательными учреждениями; - определить конкретные меры по активизации работы с одаренной молодежью через олимпиады различного уровня, конкурсы профессионального мастерства, научные конференции; ежегодно проводить виртуальный аукцион «Алло! Мы ищем таланты ...

0 комментариев


Наверх